Текст книги "Улыбка на тропе"

«Ош-билетчивание»

Процесс обретения обратных билетов от Оша до Ташкента, и далее – до Москвы и Ленинграда поначалу шел с немалыми затруднениями в те августовские дни 1980-го, после памирского похода по Заалаю.

Первая, прямая атака на кассу аэропорта, не внушала особых надежд на успех. Одному из наших, Володе, надо было вернуться домой по служебным делам очень срочно, и на коллективном совете его решили отправить андижанским поездом до Ташкента. Думали, что «в ночку, в одиночку» он сумеет пробиться быстрее…

На вокзале Володю тепло проводили, а сами уселись посовещаться о дальнейших действиях. Каково же было общее удивление, когда минут через пятнадцать Володя вернулся в наш дружный коллектив! Бывают же такие радостные встречи! Володю неверно проинформировали, и он сел не в тот поезд. И эта ситуация вызвала у всей группы приступ феерического веселья. Это же какой повод появился для новой серии шуток, подкалываний и коллективных издевательств над обстоятельствами, в которых мы оказались. Интересно: прощание с товарищем вызвало немалую грусть, а его возвращение явилось как-бы нежданным подарком судьбы. Надо уметь посмеяться над негативными обстоятельствами, и тогда они сразу изменятся. Сначала в душе, а потом и в делах.

С новым задором атакуем кассу аэропорта. Не прямо «в лоб», а слегка обходными путями, с коллективной заявкой. Пошло в ход все: бумага об участии в чемпионате СССР, красная книжечка Лени Кренгауза «Мастер спорта СССР», конфетки, цветочки и рассказы о крутости памирских перевалов для девушек-кассирш. Скоро нас там уже знали хорошо и, видимо, им стало ясно, что эту группу праздно шатающихся оборванцев хочешь-не-хочешь, а придется «сплавить» в Ташкент одним из ближайших рейсов на Як-40. Да и оформить коллективный билет на «10 душ» куда легче, чем 10 отдельных билетов.

Номер прошел! В кассу явилась строгая начальница, и приказала: «Этой группе продать билеты согласно распоряжению номер пять!» Конечно, мы и понятия не имели, что это за распоряжение и кого оно касается, но свято уверовали в силу таинственной инструкции… «Да, а согласно распоряжению номер четыре нас, наверно, вообще должны провезти бесплатно! Только неясно, как „особ приближенных“, или как „особо опасных…“

В Ташкенте «затарились» дынями. На «пятом» распоряжении проехать не удалось, но из-за большей вместительности самолетов вскоре прорвались на Москву. Ледорубы взяли с собой в салон, чтобы они не порвали рюкзаки и не помяли дыни при перегрузке. Это обстоятельство вызвало страшные подозрения одного из пассажиров, бывшего «опера». Он заподозрил, что мы – террористы, и хотим захватить самолет. Сначала он попытался отобрать ледоруб у Гены, а когда это не удалось, стал жаловаться экипажу. Вероятно, он бы пришел в ужас, узнав, что у троих билеты на первые места, у самой кабины пилотов. Потому к нам подошел стюард, и вкрадчиво попросил успокоить не в меру бдительного пассажира, отдать ледорубы на хранение на время рейса. Конечно, мы на это сразу согласились, на чем «ария опера» завершилась. Не знаю, быть может, он продолжал «бдеть» нас до самой Москвы.

Утроба Домодедова долго выпихивала тушки дынь ташкентского рейса, жирные и круглые, как поросята, удивляя нас грузоподъемными возможностями ТУ-154. Наши рюкзаки тоже отяжелели до предпоходной массивности и душисто благоухали дынями.

В Ленинград домчались на «железке», на ночном сидячем. Остался позади первый в жизни памирский поход. Поход не без неудач, но и не без многих находок…

 
Не сразу дается ответ
Дыханием звездных минут,
Не сразу получишь билет
На самый высокий маршрут…
 

Подрюкзачная этика

В спешке, при переходе в зале самаркандского аэропорта дядечка Гарик слегка задел рюкзачком своего племянника Вовочку. Конечно, неумышленно. А Вовочка, недолго думая, в отместку умышленно и фамильярно толкнул дядечку рукой. В голове моей промелькнул комплекс интересных вопросов: «Неужто дядечка спустит? Постоит ли он чем-то за свой авторитет идейного вождя и руководителя, или спишет все на „родственную теплоту отношений?..“ Ответ был получен моментально. Дядечка выдал его носком своего кеда племянничку чуть пониже рюкзака… „Руководящее указание“ было воспринято Вовочкой спокойно, а окружающими участниками группы с улыбкой восторга и гордости за своего руководителя. Да, дисциплина и авторитет руководителя в походе значат очень много! А вот вежливость и ее воспитание, – вещи очень взаимосвязанные, но в этических проявлениях немножечко разные. Особенно при наличии нежно-родственных отношений, имеющих свою „святую простоту“.

Контроль удалось пройти быстро и удачно, – за наши явно перегруженные дынями рюкзаки с нас ничего не взяли. Хвала ленивым контролерам! После этого мы, правда, несколько опасались реакции грузчиков, – не начнут ли они «возникать» из-за «тяжелоподъемности» наших рюкзаков, и не обратят ли на это внимание. Опасение быстро развеялось, когда крепкий парнишка-грузчик резво подтащил к тележке сразу два наших рюкзака. Он был, правда, то ли смущен, то ли удивлен нашим чрезмерным вниманием к процессу погрузки и беспричинно шкодливыми выражениями на лицах «этих пыльненьких». Он, видимо, подумал, что мы за ним наблюдаем, боясь, что он станет небрежно работать и как попало кидать наши рюкзаки. Он их клал аккуратно, а мы мысленно ему аплодировали, и веселились по поводу удачной посадки на ИЛ-18.

В Ташкенте задержались недолго: Гарик быстро оформил билеты на ленинградский рейс, на который уже шла посадка. Хватаем рюкзаки и бежим сначала по залу аэропорта, а потом по пустому коридору к самолету. Этот сюжет позже навеял строки стихотворения «ВОКЗАЛ», приведенного дальше в «стихотропных картинках.

ИЛ-62 летел, как ракета, проходя за 4 секунды более километра, и за пять часов донес нас из Ташкента в родной Ленинград. Скорость особенно почувствовалась, когда сбоку, на расстоянии в 3–4 км быстро прошел встречный самолет. Под крыльями в просветах облаков проплыли пески Азии, Аральское море, Приволжские степи, леса и поля средней России…

В связи же с описанным в начале рассказа пикантным «инцидентом» вспоминается еще одна история, рассказанная знакомым сослуживцем. Это случилось в начале его службы офицером военно-морского флота. Пьяный боцман, вместо того, чтобы встать навытяжку перед молодым лейтенантом, мазнул ему по лицу кулаком. В ответ офицер, взяв боцмана «за шкирку», поставил «на четыре лапы» и, ухватив за шиворот и задницу штанов, спустил с железного трапа вниз, в кубрик. Пересчитав все ступеньки, боцман ударился лицом о стенку, разбил в кровь губу и нос, но тут же, широко улыбаясь окровавленной, беззубой физиономией, с восторгом показал матросам кулак с большим пальцем: «Ребята! У нас лейтенант – ВО!!!» И лейтенант, и боцман, каждый по-своему, сумели постоять за свой авторитет! Их авторитеты укрепились!..

Бесцеремонное поведение вызывает «бесцеремонтную» реакцию!

24.04.2001 г.

Жор!

Походная «голодушка» из-за ограниченности питания и больших физнагрузок вызывает после похода состояние безобразно-неумеренного аппетита, – так называемый «жор», или «обжор», или «обжорик», – есть разные вариации этого термина в туристском жаргоне. Это одна из «прелестей» туризма, мало доступная для понимания тех, кто через нее не прошел. Причем наслаждение это достаточно специфичное для такого вида спорта, как туризм. Альпинистам это состояние, если и известно, но не в такой степени, как туристам, которые обычно сильнее оторваны от баз снабжения.

Походная диета, конечно, не слишком обильная, вкусная и разнообразная. Организм после нее просит чего-то острого, вкусненького и… никак не может насытиться! Чувство голода хроническое.

Кроме того, спустившись вниз, группа туристов сталкивается не только с изобилием «жрачки», но и с соблазнами вкуса особого рода, в виде местных экзотических блюд: шашлыков, люля-кебабов, чанахи, харчо, купатов, шурпы, самсы, лагманов и бешбармаков, мантов, хинкали и хачапури… И, конечно, с великим изобилием фруктов и овощей южных базаров! И начинается «блуд от блюд» в режиме пищевой и общей реакклиматизации, перехода к обычным, «внепоходным» условиям жизни. «Соблазн велик, чуть „перебрал“ – и сник!» «Чахохбили нас побили…»

При этом тренированные организмы туристов подвергаются мощным пищевым ударам. Дело здесь не только в такого рода нагрузках, но и в особом режиме адаптации организма к новым условиям среды, а также в проблемах совместимости различных продуктов, поглощаемых зачастую в неумеренных количествах без разбора и должного порядка. Несовместимые лакомства вызывают повышенные нагрузки на пищеварительные тракты, аптечки и ближайшие санузлы… Вызывают они и моральные «страдания» тех «обездоленных», которые уже не могут принять участие в общих пиршенствах, тоскливо наблюдая за ними со стороны. Обычно под снисходительными насмешками товарищей.

К примеру, попытки совместить дыню с молоком или мороженым обычно заканчиваются тем, что клиента выворачивает «без проволочек, как наволочку».

Случаются и вещи, вначале не слишком понятные. В то августовское утро лета 1983-го, я проснулся со странным ощущением, что со мной что-то случилось. Но что, вначале никак не мог понять. Все вроде в порядке, но… какой-то туман во взоре и… чего-то не хватает, что-то потеряно. И вдруг понимаю: аппетита нет. Что-то обрезало его напрочь! Пошли с группой гулять по Фергане. Те, естественно, поначалу за завтрак, к чайхане. Плов, чай, дыня… Меня же подташнивало от самого вида пищи. Пришлось покинуть коллектив на курс лечебного голодания. Чуть позже понял, что случилось. Просто накануне очень хорошо «посидели» в кафе, съел жирную мясную «солянку» (есть там такое блюдо), а затем «добавил» баночку каймака. Это нечто вроде местной сметаны очень высокой жирности. Вот утром печень мне и сказала: «Привет, приятель! Извини, „прием“ закончен! Перерыв на переучет по случаю жирной диеты! Поумерь-ка аппетит, а то получишь еще кое-что похуже, чем его потеря!»

Пришлось смириться! Команды внутренних органов, – это не шуточки! Их надо как боевые приказы выполнять, иначе «не поздоровится» в самом непосредственном смысле. Я кротко дождался, когда печень «дожует» роковой каймак, вернет мне аппетит, и к концу злополучного дня был почти «в порядке». И хорошо прочувствовал угрозу со стороны каймака и всего не в меру жирненького!

 
После похода есть – стремись,
Но в «пропиташке» не зарвись,
Почти за долг свой и за честь
Безаварийненько поесть!
 

Сборник «Крутые повороты»

«Гражданская война» на Танымасе

Та переправа через реку Танымас на Памире (в 1976 году) запомнилась нам, ее участникам, с некими ассоциациями «гражданской войны», поскольку была она делом крайне «мокрым» и опасным.

И еще потому, что с другой стороны, нам навстречу, переправлялась группа Буденного из Тирасполя. Сам Буденный был ростом чуть более полутора метров и шел с планшетом через одно плечо и биноклем через другое, без всякого «намека» на рюкзак. За ним шествовала могучая «конница» из парней ростом под 2 метра с рюкзаками «шифоньерных» габаритов. Когда позже мы спросили у них, почему руководитель шествует налегке, один из его «амбалов» объяснил: «Мы его бережем! Он мужик – ВО!» И показал огромный кулачище с большим пальцем!

Буденному удалось перейти через один рукав реки, при этом вся группа его вымокла капитально, насквозь, вместе с рюкзаками. Через второй рукав они перейти не смогли, и не смогли вернуться назад из-за увеличения стока в середине дня. Они так и заночевали на острове посреди реки в ожидании ночного уменьшения стока воды.

Наша группа переходила немного ниже. Первой, самой «массивной» тройке удалось перейти, но вот вторую, менее тяжелую, смыло потоком, и их пришлось вытаскивать, «мокреньких». Все помогали, но «этот гад Захарченко» засел на берегу с фотоаппаратом (как тот «беляк» за пулеметом, в «Чапаеве») и спокойненько снимал все это «мокрое дело». К его окончанию сухих штанов, ботинок и рюкзаков почти ни у кого не осталось!

После того, как всех вытащили, естественно, стали разбираться, кто в чем, как и почему виноват!

– Зри в Корень! То есть в реку! – А ты – в Проблему!

Было высказано много интересных слов, выражений и эпитетов, понятно, что и выражения лиц были тоже весьма, весьма «впечатлительными» и впечатляющими.

Позиции «Носатого» и «Усатого» существенно разошлись…

Наверно, такими же, как и при споре Чапаева с комбригом Еланем, когда они чуть не пострелялись из наганов, но передумали и решили, что лучше «выпить за дружбу» (в фильме «Чапаев» этот эпизод «мягко» обыгран в сцене спора Чапаева и Фурманова).

– Стоять надо так!.. – А идти?.. (Цивилев, лежащий на заднем плане, разумно не «встревал» в «битву корифеев», а Крылов ходил вокруг в раздумье и в триконях…))

Новый вариант картины «Охотники на привале»…

А «этот гад Захарченко» продолжал вовсю работать фотоаппаратом, как пулеметом!

Сближение позиций! Кое в чем по тактическим мелочам удалось договориться! Например, насчет возмутительного поведения Захарченко…

В результате получились такие замечательные снимки, что по ним и без подписей ясно, что за разговоры, что за выражения применялись после той памятной переправы.

Остались при своих… Сомнениях! В том, что они были неправы! (а Цивилев продолжал лежать, а Крылов ходил вокруг в раздумье и в триконях…)

За эту благодать все возблагодарили «гада Захарченко», как «молодца Захарченко» за находчивость и выдержку. А переправа та в памяти осталась, как «бой местного значения»!

По воспоминаниям участников переправы, мастеров спорта по туризму В.Сергеева, И.Благово («Носатого»), В.Захарченко, И.Остроухова («Усатого», – любезно предоставившего данные «компромотирующие снимки»), Б.Самодельникова на юбилее 70-летия И.Остроухова, март 2002 г. Литературное переложение Е.Буянова.

Е.В. Буянов, Ю.А. Кузнецов
Мягкий рывок

Спрашиваешь, срывался ли на маршрутах?

Два раза было и всё по легкомыслию участников и самоуверенности руководителя. Первый раз в Безенги, на траверсе Урала, в 70-м. Потерял один из нас пару ледовых крючьев, а руководитель решил по наглому спуститься с перемычки по ледосбросу. Без кошек, – их у нас не было. Две веревки-«сороковки» связали, закрепили на ледорубе, забитом в фирн и вдвоем спустились. Внизу еле-еле забили ледорубы в какую-то трещину на глубину штычка. Склон безнадежно гладкий, – стоим еле-еле, чуть дыша. Третий, – наш отважно-отчаянный храбрец-руководитель, – О-ОХом назовем, – снял веревку, пошел и упал на пятом шаге, всей тушей с рюкзаком прямо на нас без попытки зарубиться… Ничего не успели, – какой там маятник, или выбор веревки!.. Чувствую, что несусь на спине вниз головой. Того, кто страхует при нижней страховке всегда так сбрасывает. Как удалось перевернуться и распластаться, – не знаю сам. Одежду рвет с хрустом, на вытянутой руке тащится ледоруб. Подтянуть его оказалось делом долгим, а когда подтянул, нас как раз через бергшрунд кинуло с короткой «отключкой» мозгов. Потом резкий скрип, переходящий в шорох и…оглушающая тишина с солнцем в лицо! Встаём…

Смотрим, – все ли цело. Вся верхняя одежда до подмышек закатана, до голого пуза. Но нигде ни синяков, ни ссадин. Только ладони рук раздулись до размеров боксерских перчаток. Полезно оглянуться на пройденный путь, – «наждачили» по льду метров пятьсот, не меньше. Вещичек наших по склону поразбросало! Пришлось походить… Интересно, что одежду не порвало, хотя она терлась о лед и фирн очень сильно.

Сверху слышен гомерический хохот нашего О-Оха, Кости. Ему страшно забавным показалось то, что он после остановки оказался выше нас. Ведь в начале срыва он решил, что улетит дальше всех. Его остановило достаточно «мягким» рывком веревки, после чего мимо него пролетели мы с напарником. Собирали вещички, а он все продолжал весело смеяться, «орел»…

На тропе к альплагерю меж нами открыто пошли «костерные» (жаркие) разговоры:

– Вот гад какой! Сам и подставил нас, сдернул, руки нам «надул», да еще смеется! Мы с такими «сувенирами» на руках, а он цел, как копейка! Издевается, ядрена вошь!

– Сделаем «темную» этой «светлой голове». За мягкий рывок надаем по мягкому месту. В виде «моральной» компенсации и за «сдерку», и издевательство в виде смеха.

– Да, половым «абалаковским» способом.

– Это как это?

– А просто! Рюкзак абалаковский на голову, прижать голову к полу и основной веревкой по заднице, по заднице. Аккуратно, но сильно! Га-га-га-га! Десять раз с прочтением десяти заповедей грешнику… Господи, благослови на святое дело!

– А голову еще надо спальником придавить, – чтобы начспас вопли не услышал. Узнает, – всем влетит «до чертиков», и восхождение не зачтут. Спальник погрязнее, попыльнее надо подобрать!..

– А чтоб очнулся на полу в лагерной Шхельде. Затащим туда в знак особого расположения. Ты, Костя, как? Как к таким перспективам относишься? Как ты, нас будешь водкой отпаивать, или «потерпишь издевательства»?

– Лучше потерплю. Но буду сопротивляться. Ой, долгой-долгой драка будет, – и виновник «торжества», до того слушавший с виноватой улыбкой планы начинающих садистов, сокрушенно покачивал головой.

Но эти мысли кончились в душе. Бог сам наказал, оставив удар хлыста! Вокруг всего туловища «клиент» имел сине-фиолетовую полосу от грудной обвязки, – результат «мягкого рывка».

– Ха-ха-ха-ха! Ой, не могу! «Мягкий» рывок!..

– О-хо-хо-хо-хо! Вот и «моральная компенсация»…

– Знак божий! А если б рывок жесткий был?

– Мясо бы с плеч немного сняло?

– Хрен тебе! Вся бы решетка, как скорлупа яичная треснула!

«Клиент» и вечером стал предметом шуток и насмешек: Спорили, какого цвета эта «лента ордена обвязки» на спине: синего, фиолетового, или черного. Просили показать, справлялись у него о состоянии здоровья, участливо похлопывали своими руками-перчатками по спине и приглашали поделиться опытом «мягкого рывка» и скатывания наперегонки по льду.

Мы-то, конечно, ему все сразу простили, а треп… О чем только не треплются альпинисты! Ведь среди них есть немало настоящих «гусаров». Потому, конечно, внешне восхищайтесь, удивляйтесь, охайте, но не слишком-то верьте их рассказам о «мужских подвигах», о «женской щедрости», о «воспитательном поколачивании» и пьяных гулянках в альплагерях. Все это – красивые выдумки для тех, кто там не был.

– Понял, почему рывок «мягким» получился. Потому, что веревка вытянулась, – на длинном конце. Да потому, что закреплена была не жестко, – ведь он нас сдернул. Его рывком остановило, а нас «покатило». Получилось, как два шара стукнулись…

– Хорошо, что катились не кубарем, не «бочкой». «Бочкой» бы скорость такая вышла, что по частям бы на склоне разобрало…

Второй случай очень был похож, – на спуске с пика Каракол, на Тянь-Шане. На этот раз крючья были в наличии, но наш новый О-Ох сумел уговорить всех, что их использовать не надо. Один дурак всех остальных дураками сделал, – стандартный путь начальника-идиота, пребывающего в радужном заблуждении, что у человека несколько жизней! Этот потом не раскаялся, – считал себя правым, несмотря на срыв. Я стал ему возражать, я был «битый». Но он, отрава, стал «подначивать» тем, что я, якобы, «трус». А я, хотя и битый, все же не сумел возразить, как научился позже. Примерно в таком духе: «Пусть я и „трус“, но тебя не боюсь!.. Я считаю: нужна страховка!»… Внутренняя этика альпиниста должна ему указать на необходимость обеспечения безопасности по первому требованию товарищей! Нелегкая это бывает ситуация, когда инструктор «подначивает» группу на неправильные действия, – в таких ситуациях надо уметь показать характер. Бывает и наоборот: группа «подначивает» инструктора, – тогда он должен характер проявить, и остановить небрежность, заставить лентяев и любителей «дармовщинки» работать, как надо…

Ну, начали спуск, надвязали мы четыре веревки, на которых расположились «паровозом» все восемь человек. На нижнем конце верхней сороковки встали двое страхующих, – моя жена и еще один участник. О-ох на этот раз сорвался не на пятом шаге, – он сорвался на пятом метре. Большая разница!.. Я был самым нижним в «паровозе», и видел всю последовательность…

«Я срывы те не в „телявизоре“ видал!»

Сначала, как пушинок, он сдернул мою жену и напарника, а дальше весь этот комок шутя срывал остальных членов «поезда».

«На дальней станции сойду… дрожа по пояс».

Стоящий двадцатью метрами выше парень повернулся ко мне, и спокойным таким, отрешенным голосом сказал: «Юрка… Это конец!..». Опять, конечно, не было маятника, и падали друг на друга. Навалился на ледоруб, воткнул клюв, насколько удалось, в склон. За рывком опять последовал короткий провал в памяти. Осознаю, что лечу на спине головой вниз. Рюкзак с барахлом опять смягчил удар и защитил голову, – она, как и у других, без каски. Летим далеко!.. Потому закрываю голову руками и смутно размышляю о превратностях пути и судьбы. Куда вынесет: вправо, к обрыву пропасти, в полное небытие, или влево, на спасительный снег, на выполаживание. Если в пропасть, то… Мама! Она не переживет!.. Других мыслей не было. Странно: немало людей пишут и судят о том, о чем думает человек в момент гибели. Но никто еще не написал о мыслях того человека, который действительно погиб.

Нам повезло, – вынесло влево, на широкую седловину перевала Джеты-Огуз. В нижней части наш «экспресс» сорвал небольшую мокрую лавинку, – первый раз увидел, как лавина помогла, а не угробила.

Когда остановились, сразу пересчитались по головам и спешно откопали мою жену, полузадушенную веревками. Одежду опять задрало до самого верха. Потом при ураганном ветре долго ставили тандемом палатки, нарезая крышками от кастрюли снежные кирпичи для ветрозащитной стенки. Травма досталась только мне, – на этот раз распухла только правая рука от отчаянной попытки остановить летящих сверху «пассажиров». Все пришли в себя через несколько минут, но какая-то напряженная настороженность осталась… По мозгам так врезало, что они где-то глубоко внутри понимать начали: «Что-то не то сделали, ребята!..». Этот руководитель оказался неисправимым. Свою вину не признал, – было видно, что не чувствует себя виноватым. Потому мы никогда больше с ним не ходили.

В Безенги видел результаты похожих срывов с куда более печальными исходами. Когда погибших с трудом опознать можно было. Кем лучше быть, – живым «трусом» или «храбрым» покойником, – решите сами, какие кавычки выбрать. И решите сами, кто из них умнее. А дураков, и их обвинений боятся не стоит. Горы уважать надо, и всегда считаться с ними. Нам в этих случаях они легкомыслие простили. Но могли и не простить!..

(Написано по рассказам Кузнецова Ю.А., Иркутск, 29.10.06. Иллюстрации: фото Буянова из похода 1991 г., группа Цехановича Г.С. 5 к. сл., на спуске с перевала ВГУ, по гребню от пика Каракол на перевал Джеты-Огуз.)