Текст книги "Брежнев. Генсек «золотого века»"

Вдова четко запомнила время получения квартиры:

«Сразу же, как Леню избрали секретарем ЦК, в октябре 1952 года. Несколько квартир в этом подъезде числились в резерве ЦК. Иногда в них жили руководители зарубежных компартий, приезжая ненадолго в Москву. Вот нам и выделили эту квартиру. В другой, на четвертом этаже, позднее поселился Андропов.

Она не очень удобная, шумная… Став Генеральным секретарем, Леонид Ильич имел возможность взять более удобную квартиру, вот хотя бы в том крыле, – и показала в сторону корпуса, окна которого выходят на Москву-реку.

Тогда этот корпус еще не был построен – его возвели позднее. А мы как-то прижились здесь: так много переезжали в прежние годы, что устали от бесконечных перемен места жительства. Да мы неудобства и не ощущали, потому что больше жили на даче в Заречье. Там и просторно, и воздух чистый. Позднее к нашей квартире присоединили соседнюю трехкомнатную секцию – там жили наши дети. После смерти Лени ее опять отделили. Теперь там живет наш внук Леня со своей семьей. А с другой стороны две комнаты присоединили – в них Галя жила после развода с первым мужем».

В свите «Царя Никиты»

…И вот неожиданно случилось событие, последствия которого тающим эхом слышны по сей день: умер Сталин. В ночь на 2 марта у него произошел инсульт, он потерял речь. Утром 5 марта скончался. Подавляющая часть народа искренне скорбела, в том числе и Брежнев. Всех тогда – свидетельствую как молодой очевидец – волновало: что будет, а главное – кто будет…

Ответ не заставил себя ждать. Уже на другой день после кончины Сталина «старшие товарищи» полностью взяли власть в свои руки, бесцеремонно отбросив большинство молодых сталинских выдвиженцев. В особо унизительном положении оказался Брежнев, его «задвинули» одновременно из кандидатов в Президиум, а также из секретарей ЦК. Кажется, с ним даже не побеседовали. Старички спешили поделить меж собой сталинское наследство, до таких ли обрядовых мелочей!..

Поделили. Во главе стала неоформленная «тройка» – Маленков (номинальный глава государства), Хрущев, возглавивший партаппарат, и Берия, который собрал под свою нечистую лапу госбезопасность и МВД, включая войсковые части, он правил фактически, но, видимо, собирался «короноваться» явно. Все это было временно и зыбко…

Теперь уже очевидно, что кадровые изменения Сталина в руководстве партии на XIX съезде имели далеко идущую цель: заместить молодыми его бывшую «старую гвардию». Внезапная смерть помешала ему это осуществить. Напротив, в марте 1953 года именно «старая гвардия» полностью взяла верх. Тут же бесцеремонно задвинули «молодых». Член Президиума (Политбюро), секретарь Ленинградского обкома В. Андрианов лишился обоих постов и стал министром Госконтроля. Первый секретарь Украины и член Президиума А. Мельников – послом в Румынию. Член Президиума и секретарь ЦК Н. Михайлов – послом в Польшу. «Старики» действовали решительно и круто, истинно в сталинском духе.

Ну а Брежнев? Вспомнили в конце концов и о нем. В апреле 1953 года новое руководство назначило нового начальника Главного политуправления Советской Армии и Флота. Им стал молодой генерал-полковник Желтов Алексей Сергеевич, уже в июне сорок первого – корпусной комиссар, прошедший всю войну. А Брежнев-то, пришло кому-то в голову, ведь тоже политработник и генерал. Туда его, в Главпур.

И стал вдруг Леонид Ильич заместителем начальника Главпура. Для недавнего секретаря ЦК, входившего даже в Президиум, это выглядело неслыханным понижением! Тем более что никакой вины за Брежневым не значилось. Ревность к нему со стороны старших как якобы к любимцу Сталина? Не был он любимцем, о чем все они хорошо знали. Дело обычное в политических разборках: надо было очистить место, в данном случае – сократить на две трети число членов высшего партийного аппарата, и все. Но старшие товарищи все же поимели совесть, пожалели обаятельного, обходительного мужика, произвели его из генерал-майоров в генерал-лейтенанты. И на том спасибо.

Главпур, как и все его подразделения от военных округов до полковых штабов, занимался тусклой рутиной, называвшейся «политическим воспитанием личного состава». Брежневу к такому делу не привыкать, он его кое-как тянул, хотя ныне масштаб его деятельности ни в коей мере не соответствовал даже деятельности в провинциальном Кишиневе. Но он был, как обычно, сдержан, своих смятенных чувств и разочарований не выказывал, с генералом Желтовым не капризничал. Есть данные, что хотели поручить Брежневу руководить флотскими политотделами, но с этим что-то не заладилось.

* * *

2 мая 1953 года Брежнев обращается к Маленкову с просьбой, полной горечи и тревоги. Напомнив, что возраст его уже приблизился к пятидесяти, что он уже перенес в прошлом году инфаркт, он пишет: «Прошу вас, Георгий Максимилианович, направить меня на работу в парторганизацию Украины. Если я допускал в работе какие-либо недостатки, прошу меня простить».

Нет данных, что ответил Брежневу тогдашний глава правительства и ответил ли вообще: не до него тогда было.

В июне в Москве, а точнее в Кремле, обстановка круто изменилась. Берия и дюжина его приближенных палачей были арестованы и вскоре расстреляны. Обвинения были им предъявлены наспех, часто просто вздорные, но в целом политически это было исключительно важным и положительным решением: во-первых, авантюрист-русофоб Берия представлял собой страшную угрозу для страны. Во-вторых, надо было навсегда и решительно пресечь деятельность внесудебной «тройки», прекратить беззаконные аресты и произвол чинов госбезопасности. Что и было сделано.

Из опубликованных ныне секретных архивов с очевидностью следует, что главным устроителем свержения Берии был Хрущев. Он и добился его казни, хотя Маленков предлагал ограничиться лишь политическими мерами. Но как удалось скрутить всесильного Берию в Кремле, его же людьми охраняемом?

Сорок лет никаких подробностей ареста Берии не было известно, ходили только слухи и сплетни, порой самые дикие. Но автору данной книги тут очень повезло как историку, я узнал подлинную картину гораздо раньше. Дело было так.

…Летом 1979 года мне выпала честь познакомиться с Кириллом Семеновичем Москаленко – маршалом и дважды Героем Советского Союза, членом ЦК КПСС и заместителем министра обороны.

Тогда я готовил биографию генерала А. Брусилова для серии «ЖЗЛ». Удалось выйти на помощников маршала, он охотно согласился написать предисловие, мы познакомились, несколько раз встречались в его кабинете на Фрунзенской набережной. В конце концов он рассказал, как вместе с маршалом Жуковым и другими верными людьми они в буквальном смысле слова скрутили руки Берии прямо на заседании Президиума ЦК в Кремле. Но кто же был в их «группе захвата», как выразились бы сейчас? Мне тогда маршал назвал генерала авиации Батицкого, еще кого-то, но упустил имя одного человека – будущего. Генерального секретаря партии Брежнева. А он был именно среди тех отважных военных, которые, рискуя головой, связали и вывезли Берию из охраняемого госбезопасностью Кремля.

В своих позднейших воспоминаниях Москаленко рассказал о той драматической истории с суховатой точностью:

«В 9 часов утра (25 июня 1953 года. – С. С.) мне позвонил по телефону АТС Кремля Хрущев, он спросил: «Имеются в вашем окружении близкие вам люди и преданные нашей партии так, как вы преданы ей?..»

После этого Хрущев сказал, чтобы я взял этих людей с собой и приезжал с ними в Кремль к Председателю Совета Министров СССР товарищу Маленкову.

И вот в 11 дня 26 июня (а звонок Хрущева был 25-го) мы по предложению Булганина сели в его машину и поехали в Кремль… Вслед за нами на другой машине приехали Жуков, Брежнев, Шатилов, Неделин, Гетман, Пронин. Всех нас Булганин провел в комнату ожидания при кабинете Маленкова, затем оставил нас и ушел в кабинет к Маленкову. Через несколько минут вышли к нам Хрущев, Булганин, Маленков и Молотов. Они начали нам рассказывать, что Берия в последнее время нагло ведет себя по отношению к членам Президиума ЦК, шпионит за ними, подслушивает телефонные разговоры, следит за ними, кто куда ездил, с кем члены Президиума встречаются, грубит всем и т. д. Они информировали нас, что сейчас будет заседание Президиума ЦК, а потом по условленному сигналу, переданному через помощника Маленкова – Суханова, нам нужно войти в кабинет и арестовать Берию. К этому времени он еще не прибыл…

Примерно через час, т. е. в 13:00 26 июня 1953 года последовал условный сигнал, и мы – пять человек вооруженных, шестой товарищ Жуков, – быстро вошли в кабинет, где шло заседание. Товарищ Маленков объявил: «Именем советского закона арестовать Берию». Все обнажили оружие, я направил его прямо на Берию и приказал ему поднять руки вверх.

В это время Жуков обыскал Берию, после чего мы увели его в комнату отдыха Председателя Совета Министров, а все члены Президиума остались проводить заседание, также остался и Жуков».

* * *

Брежнев в непосредственном задержании Берии участия не принимал, вместе с другими товарищами он находился в приемной, держа наготове спрятанные пистолеты. Рядом с ними находились ничего пока не подозревавшие бериевские люди, их было, кстати, больше. Только тогда, когда связанного и спрятанного Берию вывезли на машине за ворота Кремля, опасное дежурство Брежнева и других закончилось.

Такие услуги не забываются, и судьба Брежнева вскоре круто изменилась. Отметим тут и другое: Москаленко служил с Брежневым на заключительном этапе войны. Видимо, он и ввел его в состав группы офицеров, отправленных на Парад Победы. Более того, раз Москаленко ввел Брежнева в «группу захвата», значит, не сомневался в его мужестве и верности.

Теперь правила весьма недружная «двойка» – Маленков и Хрущев, первый возглавил правительство, второй прочно взял в руки партаппарат – нервный центр великой державы, откуда шли все нити управления. Теперь, по прошествии полувека, в свете опубликованных документов высшей власти ясно, что предложения о необходимости заботиться не только о великих стройках и атомном проекте, но и о жизненных интересах простых тружеников исходили прежде всего от Маленкова. Более того, у него уже имелась разработанная программа на этот счет, неплохо обоснованная. Существует большая вероятность предположения, что она замышлялась с благословения Сталина, ведь не случайно же он избрал себе наследника. Но крепкий и напористый Хрущев перехватил инициативу в свои руки. В сентябре 1953 года на Пленуме ЦК он выступил с докладом, где, по сути, от своего имени изложил путь положительных преобразований. Теперь именно он становится лидером.

Для опального Брежнева это сыграло громадную роль; с Хрущевым ему приходилось работать, он остался в памяти того с сугубо положительной стороны. Позже, после снятия Хрущева, его совершенно справедливо упрекали в «волюнтаризме и субъективизме». Эти глуповатые слова означали всегдашнюю капризность и неустойчивость Хрущева, опору его на чувства, а не на взвешенные оценки. Так у него было и с подбором кадров: нравится – значит, хороший…

В конце 1953 года в ЦК проходили оживленные совещания по сельскому хозяйству. Всем было очевидно, что запущенное колхозно-совхозное наше хозяйство следует совершенствовать. Но как? Путей было немало, но горячий и сумасбродный Хрущев избрал способ самый, казалось ему, быстрый и надежный – расширение посевных площадей. Ясно, что способ этот слишком прост, чтобы стать наилучшим, что надо искать новые, чисто экономические пути… Но Хрущев оказался настойчивее всех, политика страны пошла по его пути. Возникла целина.

Сказано – сделано. Вмиг было решено распахать миллионы гектаров целинных земель Северного Казахстана и Южной Сибири. Чисто по-хрущевски: немедленно получим необходимое стране зерно, а там… а там посмотрим. Но для того чтобы начать, хотя бы и наспех, нужна была хоть какая-то подготовка. Нужны были и кадры для исполнения. Хрущев начал подбирать их и тут же остановился на своем давнем соратнике по Украине, добродушном, но усердном Лене Брежневе.

И вот скромный заместитель второстепенного армейского ведомства генерал-лейтенант Брежнев снова взлетает на высокую партийно-государственную должность. Хрущев снял прежнее руководство Казахстана, назначил новое: первым секретарем стал Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, кубанец, волею судеб ставший после войны партийным руководителем Белоруссии, крутой партработник, о зерноводстве имевший не очень ясное представление. Вторым секретарем Хрущев назначил Брежнева: из сельскохозяйственной, мол, республики мужик, а то, что он был по образованию и опыту металлургом, Хрущев забыл.

Много позже, уже на склоне лет, Леонид Ильич вспоминал об этом:

«Целина прочно вошла в мою жизнь. А началось все в морозный московский день 1954 года, в конце января, когда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была знакома, о целине узнал в тот день не впервые, и новостью было то, что массовый подъем целины хотят поручить именно мне. Начать его в Казахстане надо ближайшей весной, сроки самые сжатые, работа будет трудная – этого не стали скрывать. Но добавили, что нет в данный момент более ответственного задания партии, чем это. Центральный Комитет считает нужным направить туда нас с П.К. Пономаренко».

Повторим, Брежнев был человек положительный, семейный, склонный к дружбе, общительный. Для него, не как для Ленина или Сталина, политика вовсе не составляла суть всей жизни. Например, сугубо домашние дела волновали его очень серьезно и занимали всегда много места в жизни. И вот как раз во время невероятных перепадов своей партийной карьеры Брежневу как отцу довелось пережить немало именно семейных неприятностей, очень его волновавших.

* * *

Вернемся к беседе его вдовы с писателем Владимиром Карповым. Речь начинается с воспоминаний о Кишиневе, когда дочь Галина неожиданно увлеклась цирковым артистом, да еще не местным:

«Не знаю, кто кого высмотрел: Галя его или он ее, во всяком случае, понравился ей: здоровый, красивый мужчина, умел ухаживать… Он работал эквилибристом. Очень сильный, лежа, на ногах держал лестницу, а по ней забиралось несколько акробатов, трюки выделывали. Тяжелая работа. Нужна не только сила – сложно равновесие держать. Выступление непродолжительное, а тренировки многочасовые, ежедневные.

– Говорят, он цыган?

– Нет. Он русский, донской казак из Ростова-на-Дону. Звали его Евгений Тимофеевич, фамилия Милаев. Галя, когда регистрировалась, стала Милаевой, правда, потом вернулась к нашей фамилии – Брежнева. Он почти на двадцать лет ее старше. Ну, ей нравился… Знаете как – сердцу не прикажешь!

– Надоело, наверное, сидеть дома: папа строгий, мама строгая… Захотелось на свободу…

– Когда мы заметили, что они встречаются, я с ним поговорила: “Евгений Тимофеевич, вы подумайте, Галя только-только начала в университете учиться, ей 20 лет. Вы намного ее старше, у вас все-таки двое детей…” У него в 1948 году жена умерла при родах в Ленинграде, мальчика и девочку родила – двойняшек. Умерла от заражения крови. Ему жена, конечно, нужна, но не такая, как Галя, неопытная девчонка. Вроде бы он меня послушался. Они расстались. Цирк побыл месяц и уехал, а мы в 1950 году перебрались в Молдавию. Юра, как я уже говорила, остался учиться в Днепропетровске. Я часто ездила к Юре: проверить, приготовить еду. И вот я однажды поехала к нему, а Галя: “И я с тобой поеду, провожу до Одессы”. Я на машине ездила до Одессы – поездом очень долго: пересадка неудобная, поэтому до Одессы на машине, а дальше – поездом. Приехали в Одессу, пошли гулять по городу, и вдруг вижу афиши – цирк! И выступает Милаев!

– Она знала, что он будет в Одессе?

– Нет. Не знала. Случайность. Но роковая случайность. В июне Леня ушел в отпуск, и мы с ним уехали в Кисловодск. Галю не взяли, потому что она училась, надо в университет ходить на лекции. А она, как только мы уехали, сразу же в Одессу, к Милаеву. Там они и расписались. Бросила учебу – один зачет ей оставалось сдать, чтобы перейти на четвертый курс. У них уже все сговорено было, конечно. От нас только скрывала, потом я узнала, что она с ним регулярно переговаривалась по телефону. Без нашего родительского согласия и вышла замуж.

Одиннадцать лет они вместе жили, а потом разошлись. Галя вернулась с дочкой к нам. В соседнюю секцию пробили дверь, получилась двухкомнатная квартира у нее. Отец не хотел, чтобы был отдельный вход, хватит, как он сказал, “шляться”. И потому дверь, выходящую в другой подъезд, заложили, чтобы, как отец говорил, знать, кто приходит. В общем, в нашей квартире у нее была спальня, гостиная, обставили ей эти комнаты – кресла, столик, буфет небольшой, телевизор, бар-торшер.

…Мне Леня сказал, что едет в Казахстан, хотя официально еще не был избран. Потом позвонил, чтобы мы готовились в дорогу. Леня попросил оставить эту квартиру за нами, потому что мы уже и так наездились. Ему разрешили. Мебель, вещи остались здесь. За квартиру мы, конечно, платили. Повезла я с собой Галину дочку, Витусеньку, ей было два года. Она с нами жила, потому что Галина все время разъезжала с цирком».

Да, недаром толкуют в народе: маленькие детки – маленькие бедки. Добродушному Леониду Ильичу довелось прожить всю свою долгую жизнь, подтверждая правильность этой поговорки…

* * *

Меж тем дела на целине разворачивались быстро и круто. Нетерпеливый Хрущев торопил казахстанских руководителей, а те старались изо всех сил. 5 февраля 1954 года в Алма-Ате пленум ЦК компартии Казахстана утвердил прилетевших из Москвы Пономаренко и Брежнева в их новых должностях. Одновременно, по вздорному капризу Хрущева, деятельность прежних руководителей республики по сельскому хозяйству была почему-то признана неудовлетворительной (впрочем, новые хозяева против прежних кадров никаких гонений не проводили).

О целинной эпопее, которая была действительно героическим свершением советского народа, написано у нас очень много. К сожалению, это преимущественно расплывчатые сочинения журналистов-беллетристов или слащавые, составленные для начальства, воспоминания. К этому же роду относятся и мемуары самого Брежнева, написанные льстивыми литзаписчиками. Вот один лишь образчик такого рода «художественных» описаний: «С утра раскаленное солнце начинало свою опустошительную работу, медленно плыло в белесом, выцветшем небе, излучая нестерпимый зной, а к вечеру, малиново-красное, тонуло в мутной дымке за горизонтом. И снова, почти не дав роздыха, вставало на следующий день, продолжая жечь все живое. И так неделя за неделей, месяц за месяцем… 1955 год называли “годом отчаяния” на целине…»

Цитировать все это мы не станем, хотя отметим, что не речь самого Леонида Ильича здесь слышна, а стук машинки равнодушного сочинителя. Зато П. Пономаренко, человек умный и суровый, находясь уже в отставке, сумел рассказать кое-что достоверное:

«Знаете, что было там зимой 1954 года? Когда Пленум ЦК принял решение об освоении целинных земель, то сразу в казахстанские степи стали гнать сельскохозяйственную технику, чтобы уже с весны начать работы. Гнать все подряд, без разбора: плуги, комбайны, сеялки, бороны. Станций и то не было. Просто будка в чистом поле. Поэтому все, что сюда приходило, сгружалось, засыпалось снегом, а новые грузы ставились на предыдущие и опять уходили под снег. Портились, ржавели, ломались. Атбасар, Акмолинск, другие железнодорожные станции превратились тогда в кладбище сельскохозяйственной техники. И ничего нельзя было с этим поделать, так как времени на раздумье, на какое-то планирование поставок нам не дали. Хотя отвечать, случись что, пришлось бы все равно нам».

Да, руководители целинного проекта в Казахстане старались, выбиваясь из сил, но из Москвы на них постоянно оказывалось жесткое давление. По докладу Хрущева февральско-мартовский Пленум ЦК 1954 года принял специальное решение «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель». Согласно этому решению, предусматривалось освоить в 1954–1955 годах в восточных районах страны не менее 13 миллионов гектаров новых земель и получить с них в 1955 году около 20 миллионов тонн зерна. Хрущев лично наблюдал за положением дел на целине не только из своего московского кабинета. Его первая поездка в Казахстан состоялась уже в мае 1954 года, когда он в сопровождении Пономаренко и Брежнева побывал в колхозах и совхозах Кустанайской, Акмолинской и Карагандинской областей, уже начавших освоение целинных и залежных земель. Штурм целины шел безостановочно.

С чисто человеческой, бытовой, отчасти даже просто женской точки зрения тут опять-таки интересно привести краткое свидетельство о той поре вдовы Брежнева:

«Очень уставал Леня: расстояния огромные, только на самолете можно облететь. Дома бывал наездами, отдышится и опять в дорогу. Единственной радостью его и утешением была внучка Виктория, Витусенька, которая с нами жила. Дедушку очень любила. Как он приедет – с его рук не сходила и в постель с ним ложилась. А он, бедный, как до подушки голову склонит, так и засыпает от усталости.

В первый же год целина родила большой хлеб – 250 миллионов пудов зерна. А вот следующий, 1955 год, выдался засушливым. Целина как бы сопротивлялась, сжигала людей и хлеба своим степным жаром, засыпала тучами земли, поднятой в бесконечных бурях.

Да, Леонид Ильич назвал 1955-й – “годом отчаяния”. Солнце выжигало посевы, которых увеличилось вдвое. Ветры срывали крыши домов, рвали линии, засыпали дороги и пашни поднятой в небо землей. Осенью Леня поехал в Москву на совещание, сказав: “Еду с чувством вины, хотя ни в чем не виноват”. На совещании уверял: целина еще себя покажет. А Хрущев сердито упрекал: “Из ваших обещаний пирогов не напечешь!» Вернулся с опущенной головой”».

* * *

Скверный характер Хрущева лихорадкой отзывался по всей стране. Твердый характером Пономаренко, входивший к тому же в состав Президиума ЦК КПСС, видимо, в чем-то возражал Хрущеву, а тот даже в раннюю свою пору это с трудом переносил. К тому же Пономаренко взлетел с руки Маленкова, хрущевского соперника, а того уже в феврале 1955 года Хрущеву и его сторонникам удалось снять с ключевого поста Председателя Совета Министров. Участь Пономаренко была предрешена. 2–6 августа 1955 года состоялся пленум ЦК КП Казахстана, на котором был заслушан доклад Л.И. Брежнева о задачах партийной организации республики и рассмотрены организационные вопросы. П.К. Пономаренко был освобожден от обязанностей первого секретаря ЦК КП Казахстана «в связи с переходом на новую работу». Новым руководителем Компартии Казахстана был избран Л.И. Брежнев.

Мягкий по натуре Брежнев, не имевший никакой опоры на кремлевских вершинах, оказался теперь в очень рискованном положении. Капризный и сумасбродный Хрущев слишком многое поставил политически на целину. Он требовал успехов любой ценой, и немедленно. Ясно, что работать и без того в сложной обстановке было тяжело. В любой миг ему могла быть уготована судьба Пономаренко. Того мстительный и мелочный Хрущев сперва отправил послом в Польшу, потом в далекую Индию, затем совсем уж в незначительные страны и – на персональную пенсию в еще не преклонные для него годы. Это был, так сказать, типичный пример хрущевской «работы с кадрами». Ясно, что Брежнев намотал этот чужой опыт себе на ус (через десяток лет он припомнит все это своему прежнему «хозяину»).

Однако Хрущев весь конец 1955-го и начало 1956 года был занят подготовкой XX съезда партии, где он намеревался обновить руководство КПСС, а также низвергнуть неколебимо сохранявшийся в стране, народе и партии авторитет Сталина. Последнее сделать ему удалось, его поверхностный, состоявший из полуправды и явной лжи доклад был зачитан на собраниях всей страны и вызвал у людей нечто вроде нервного шока. Поскольку выступать с обратной точкой зрения, даже по частным вопросам, не дозволялось, то этой своей цели недалекий Никита достиг: память Сталина была опорочена, и надолго. Но характерно, что честолюбивый Хрущев от этого скандального мероприятия никак свой собственный авторитет в партии и народе не повысил. Даже наоборот, что вскоре ему и аукнулось.

Зато кадровые перемены в партийном аппарате Хрущеву удались только в самой малой степени. Сталинские «старики», имевшие огромный авторитет в партии, все остались на своих местах, в Президиуме ЦК. Зато в кандидаты Хрущев провел популярнейшего маршала Жукова, Фурцеву и Шепилова. Здесь он вспомнил про послушного и обаятельного деятеля целины: имея в виду далеко идущие планы борьбы со сталинскими сторонниками, он ввел Брежнева не только кандидатом в Президиум, но и сделал его секретарем ЦК КПСС.

Итак, через три с половиной года Брежнев оказался на той же самой карьерной лестнице, что и после сталинского XIX съезда: он кандидат высшего органа партии и ее секретарь. Но если в первом случае его обязанности в Секретариате так и не были толком определены, то отныне он должен был контролировать как секретарь ЦК работу оборонной и тяжелой промышленности, развитие космонавтики, капитального строительства. Вскоре после XX съезда был создан специальный орган для руководства партийными организациями РСФСР – Бюро ЦК КПСС по РСФСР.

Это была новая партийная инстанция с неясно определенными функциями. Председателем Бюро стал сам Хрущев, но он почти никогда не только не председательствовал, но и не участвовал в его заседаниях. Эти заседания проходили под руководством заместителя председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР, которым с 1958 года был Брежнев, сохранивший при этом и свой пост секретаря ЦК.

Тут Брежневу опять повезло. Уже говорилось о повышенном внимании Хрущева к делам целинным. Второй и, пожалуй, главнейшей его слабостью стал космос и все дела, с ним связанные. Надо объективно признать, что личные его заслуги в этой области неоспоримы и останутся навсегда достойной страницей отечественной истории. В этом деле Брежнев смог стать Хрущеву дельным и исполнительным помощником, никаких инициатив, впрочем, как обычно, не выдвигая. Из Алма-Аты он перебрался опять в Москву, благо квартира на Кутузовском проспекте по-прежнему оставалась за ним и его семьей. Как всегда, Брежнев остался верен себе, заботясь о работавших вокруг него людях. Первым секретарем Казахстана стал (наверняка с его подачи) Динмухамед Ахметович Кунаев, показавший себя впоследствии умелым царедворцем. С Брежневым у них остались самые теплые отношения, Кунаев верой и правдой служил своему покровителю и стал его опорой в республике и в ЦК.

* * *

Новые обязанности по руководству оборонной промышленностью были для Брежнева как раз не новы, он получил хорошую практику еще в Днепродзержинске и Днепропетровске, знал многие вопросы, знал отчасти и кадры, работавшие в отрасли. Как всегда, находил общий язык с людьми, а люди на этот раз были поистине выдающиеся. Космическим конструкторским бюро уже тогда руководил С.П. Королев, а в Государственную комиссию входили министр вооружения СССР Д.Ф. Устинов, маршал артиллерии Н.Д. Яковлев и генерал-полковник М.И. Неделин. Когда Брежнев стал секретарем ЦК, в Южном Казахстане полным ходом шло строительство космодрома Байконур, возглавляемое генералом Г.М. Шубниковым. В это же время в армии создавались подразделения ракетных войск, производились первые единицы советских межконтинентальных ракет. Брежнев включился в эту работу, и, верный своему стилю, он не стал ничего перестраивать или менять, но старался помочь таким людям, как Королев, Шубников или Неделин. Правда, Брежнев никогда не брал на себя ответственность, когда надо было одобрить или отклонить тот или иной проект, и всегда в трудных вопросах обращался к Хрущеву, и тот решал сложные вопросы.

Нет сомнений, что Брежнев увлекся порученным ему делом. Не станем тут ссылаться на чужих литзаписчиков его слащавых воспоминаний, но вот поздние и очень достоверные свидетельства вдовы на эту тему привести уместно:

«Он, как всегда, загорелся делом, с увлечением говорил о том, что ему поручено. Даже не мог сидеть на месте от волнения, начинал ходить по комнате. А я сижу, слушаю его, и сердце у меня замирает от страха: уж такие направления ему Политбюро назначило курировать – оторопь берет! Судите сами: вся оборонная промышленность, все дела гражданской авиации и самое новое, малоизвестное, тогда оно только начиналось – освоение космоса.

– Да, дела ответственные. Все связано со строгой секретностью. До перестройки мы почти ничего не знали об этих областях нашей промышленности и экономики. Наверное, много поездок по стране, особенно на космодром Байконур?

– Космодрома тогда еще не было, только шел выбор места для него. Намечалось несколько районов – на Севере, на просторных полях Северного Кавказа и в других местах. А Леня предложил казахстанские степи: он их видел, знал, когда работал на целине. Там осталось еще много нетронутых земель. Что касается северокавказских полей, то придется забирать под космодром плодородную пахотную землю. На Дальнем Севере климат очень суровый. В общем, согласились с его мнением и приняли постановление создавать космодром в Байконуре. Вот там, с первых колышков, начинал Леня практическое освоение космоса. Теорией занимались крупнейшие ученые: академики Келдыш, Королев… Строительством на месте руководил Главнокомандующий ракетными войсками маршал Неделин. Подготовкой ракетоносителей ведал министр оборонной промышленности Устинов».

Да, история освоения космического пространства в тот период – поистине легендарное время! Сейчас это уже воспринимается как прекрасная сказка, а о нынешнем состоянии этой области науки и техники теперь, после утопления в океане космической станции «Мир», даже вспоминать-то больно и неприятно. И тем не менее скромный партработник Брежнев так или иначе стоял и за первым полетом человека в космос и останется в памяти вместе с обаятельнейшим русским парнем Юрой Гагариным, и первой женщиной-космонавтом героической и скромной Валей Терешковой, и, конечно, выдающимся деятелем нашего Отечества Сергеем Павловичем Королевым. Литзаписчики Брежнева несомненно опирались на его собственное мнение, когда написали о Королеве:

«Одни считали его ученым, другие – конструктором, третьи – организатором науки, вольно или невольно противопоставляя эти понятия. Думается, наука и техника XX века настолько тесно слились воедино, что не всегда можно провести грань: вот здесь кончаются фундаментальные исследования, а здесь начинаются прикладные. Масштаб личности Королева тем и велик, что он соединил в себе выдающегося ученого, прекрасного конструктора и талантливого организатора. Именно такой человек необходим был новому огромному делу – человек, всю свою жизнь без остатка посвятивший единой цели. Наверное, иначе и нельзя в век, когда наука становится непосредственной производительной силой, когда роль ее в жизни общества необычайно возросла…