Текст книги "Диск Золотого Орла"

Глава седьмая
Дни календаря

Это был пятый день его пребывания на острове. Как ни странно, но тоска по родному дому как-то быстро рассеялась. Всё, что было там, в прошлом, теперь казалось ему чем-то далёким и расплывчатым, ведь слишком сильными были потрясения, произошедшие с ним в последнее время. Как будто все, что было до этого, было не с ним, а с каким-то другим человеком. То есть ощущения были такие, что словно он пять дней тому назад умер, и пять дней тому назад родился в новой жизни, то есть, это было похоже на то, что буддисты называют реинкарнацией. Только у него было странное и очень стойкое ощущение, что всё, что с ним происходит, рано или поздно закончится, и он снова вернется домой…

Святослав после сытного завтрака сидел возле небольшого костерка и смотрел, как попугай пил воду из раковины устрицы. Здесь и сейчас всё было необычным, и этот попугайчик, и природа, и этот остров с его необъяснимыми пока тайнами. Да, здесь у него действительно была новая жизнь! Отличная от той, которая раньше у него была. А кто из нас рано или поздно не хотел начать новую жизнь? Кому-то это удается, и для кого-то начинается новый отсчет времени…

– Мне нужен календарь! – сказал сам себе юноша, и, взяв свое копье, немного повертел его в руках, после чего каменным ножом сделал на нем пять зарубок.

– А какой здесь, на этом острове, сейчас месяц? – спросил он попугая, который снова взобрался на край корзины, и, сидя на ней, как на шесте, внимательно смотрел на человека.

Но тот молчал.

– Интересно, когда ты вылупился? – прикидывал в уме Святослав, глядя на попугайчика.

Птенец в ответ замахал крылышками и спрыгнул внутрь корзинки.

– Предположим, я говорю, предположим, что ты появился на свет в начале марта, судя по всему, тебе сейчас примерно месяц, потому, что ты кушаешь сам и уже пробуешь летать. Будем считать, что сейчас, здесь, на этом острове, начало апреля, и что я очутился на нём первого апреля. А что, первое апреля никому не веря! Я и сам себе не верю, что я здесь, на необитаемом острове. Поздравляю, сегодня у нас будет пятое апреля! А день недели я придумаю сам, раз я сегодня решил отдохнуть, пусть будет воскресенье! – закончил рассуждения Святослав и растянулся на траве, посадив попугая себе на грудь, стал поглаживать его по хохолку, шее и спине. Попугайчик сначала недовольно крутил головой, но затем успокоился. Особенно ему нравилось, когда Святослав пальцами проводил по шее и спинке.

Повозившись со своим питомцем, Святослав посадил его опять в корзинку, но не стал закрывать крышкой, просто незаметно поглядывал, не убежит ли попугай. После чего подошел к ближайшему дереву, и, высоко подняв руку, каменным острием ножа выцарапал на коре «5 апреля, воскресенье» а рядом поставил длинную зарубку, и еще четыре маленьких зарубки сверху, означавших четыре прошедших дня. Остальные отметки он решил делать ниже.

– Это будет мой настенный календарь, вот только какой здесь сегодня год? – он мучительно вспоминал дату под картой острова в компьютерной игре, и вырезал «1610 год». В этой жизни ничего просто так не бывает. Если этот год был на той карте, значит, его перенесли именно в эту эпоху. Но тут же Святослав поймал себя на мысли, что, может, он потихоньку начинает сходить с ума? Кто его перенес? О чём он думает? Но нет, опять-таки было необъяснимое ощущение того, что его перенесли именно в эту эпоху – эпоху мушкетеров и пиратов! Может быть потому, что он об этом всю жизнь мечтал?

Посидев немного, он снова почувствовал какую-то усталость. Святослав читал, что путешественники, попав в тропики, через несколько дней заболевают, их лихорадит, но потом они благополучно выздоравливают, но это в книжках. А в жизни, надо полагать, все могло быть серьезнее, думал юноша. Что оставалось делать? И он горячо помолился. В церковь он раньше ходил всего несколько раз, молитв не знал, но, как мог, попросил Бога о здоровье, о помощи в делах, о том, чтобы Он не оставил его в Своей милости. Ощущение того, что кто-то свыше может о нём позаботиться, как ни странно, успокоила Святослава, и он снова уснул.

Ему приснилось, что попугайчик говорит ему, мол, не бойся, все будет хорошо, ты выздоровеешь, а затем вдруг превращается в шамана, смотрящего на него пронзительным взглядом и требующего, чтобы Святослав пошел к семи холмам охотиться на коз. Потом Святослав увидел, что стреляет из лука в козу, промахивается, вытаскивает из склона холма стрелу, и вдруг из того места начинает бить ручей, чистые капли воды бьют фонтаном вверх, образуют искрящуюся радугу, и в ней возникает маленькое золотистое солнце, из которого вылетает орел. Потом он почему-то увидел двух орлов, вьющихся над старой хижиной, а затем он сел на другого орла и тот понес его в сказочную пещеру, в которой мелькали лица каких-то людей, внимание выхватило красивую черноволосую девушку, и затем все перемешалось. Орел несся все дальше по радужной пещере, огибая крутые повороты, и вдруг он оказался в своей квартирке, за компьютером. Тут Святослав проснулся. Холодная испарина покрывала его лоб. Ему было холодно и его трясло. Он никак не мог отойти ото сна. Что бы это значило? Вещий сон?

Он оглянулся и увидел, что крышка корзинки открыта, а попугайчика нет. Он тяжело встал и прошелся вдоль полянки, оглядывая близлежащие заросли.

– Сёма, Сёма! Где ты? Отзовись! – Как-то сама собой пришла на ум эта простенькая кличка. Попугая нигде не было. Расстроенный Святослав вернулся к едва тлеющему костру, и тут увидел, что его зелёная потеря, как ни в чем ни бывало, склевывает ягодки внутри корзинки.

– Эх, Сёма, Сёма! Удрать вздумал, а потом голодняк прибил, и ты решил вернуться? Эх, Сема, Сёма! – растроганный юноша раскрошил яблочко, а потом с умилением смотрел, как попугайчик уплетал лакомство, виновато озираясь на хозяина. Попугайчик, как-то само собой, стал воспринимать юношу, как своего друга, который постоянно о нем заботился, играл с ним.

– Ну ладно, пошли в избу, а то я что-то не очень себя чувствую! – и Святослав, взяв корзинку, вернулся в своё жилище. Он прикрыл окошечки в боковых стенах специальными занавесками, сшитыми затейливым орнаментом из различных крупных листьев, подлил попугайчику воды в раковинку, и, не закрывая корзинку крышкой, понимая, что из огороженной пещеры птенцу не удрать, лег на кровать и уснул. На этот раз он проспал долго, до самого вечера. Его лихорадило. Он попил воды, подсыпал ягод попугаю и снова уснул, укрывшись грубо обработанной шкурой капибара.

Обеспокоенный тем, что его большой друг постоянно спит и не играет, попугайчик запрыгнул на лежанку к юноше, прислушиваясь к его прерывистому дыханию. Птенец понимал, что его друг плохо себя чувствует, но как помочь юноше, он не знал. Он знал только одно, что во всем мире, кроме этого человека, у него никого нет, и что нужно ему как-то помочь. Но как?! Повинуясь какому-то древнему инстинкту, попугай прошагал по изголовью лежанки и осторожно прижался к правой щеке Святослава, решив согреть заболевшего. От прикосновения мягких пушистых перышек юноша улыбнулся во сне и как-то облегченно вздохнул. Попугай, склонив голову, прислушался к дыханию больного, оно стало ровнее. Беспокойство оставило человека, как ночной кошмар, в сознании отпечаталась мысль, что рядом есть, пусть и маленький, но настоящий друг!

– Сёма! Заботушек мой! Друг! – сквозь сон проговорил Святослав.

Проснулся он только утром и почувствовал себя лучше, хотя слабость еще давала о себе знать. Попугайчик приветствовал его радостным похлопыванием крылышек.

– Сёма! Ах, ты мой заботливый дружок! Не бойся, я не умру, куда ж я тебя брошу! Я обязательно выздоровею. Давай-ка лучше вместе позавтракаем, что-то я проголодался!

Юноша открыл занавески на окнах, собрал в корзинку провизию, взял в руки попугайчика и вышел на свежий воздух. Утро уже было в полном разгаре, наполняя зеленую террасу теплом. Хотя солнце еще скрывалось за каменной грядой, но, перемещаясь к югу, оно скоро должно было заглянуть на плато Эльдорадо, и первое место, где появлялись солнечные лучи, была небольшая полянка, которую Святослав сделал своей летней кухней.

После завтрака он прямо на травке заснул безмятежным сном. Целый день он лежал, изредка поднимался, кормил попугайчика, ел сам и снова ложился. Вечером юноша заставил себя разжечь в пещере костер. Затем, укутавшись в жестковатую шкуру и немного согревшись, он снова крепко уснул. Попугайчик опять всю ночь согревал его щёку своим мягкими перышками, отгоняя болезненные кошмары.

Наутро следующего дня Святослав почувствовал себя гораздо легче. За эти дни он как следует отлежался, набрался сил. Молодой организм брал своё и уже требовал движения. Прихватив корзину с попугаем, юноша вышел на свежий воздух. Погода стояла чудесная. Он позавтракал на летней кухне вяленым мясом, покормил Сёму свежей ягодой, которую нарвал возле ручейка, и, прихватив его с собой, решил спуститься к морю. Сёма сидел на плече, иногда впиваясь своими коготками в тело, хлопая крыльями, если терял равновесие при резких движениях. Похоже, ему нравилось кататься на человеке и смотреть на землю сверху. А юноша подумал, что не случайно пираты в фильмах носили широкую кожаную портупею через плечо, на которой и сидели попугаи.

Ему тоже нужно будет сделать какую-нибудь перевязь через плечо, на которой будет сидеть попугай, а лучше всего для этого подойдет козья шкура. Ну что ж, как только он достаточно окрепнет, он отправится на охоту к семи холмам.

Святослав сидел на берегу моря и грелся на солнце. Он снял рубашку, положил её на золотистый песок пляжа, посадил туда попугайчика и, закатав джинсы, зашел на мелководье. Сёма тревожно заверещал, нервно подергивая головой вверх вниз, пробегая туда-сюда, но с рубашки не слезал, полагая, что, пока он находится на её территории, ему ничто не угрожает. А человек, бродя в воде, оборачивался в сторону берега и громко говорил:

– Сёма, Сёма хороший, Сёма хороший! Не бойся, я никуда не ухожу, я здесь, вот насобираю ракушек и приду. Сёма, Сёма хороший!

Почему-то птенцу очень нравилась последняя фраза «Сёма, Сёма хороший!», она так прочно засела в маленькой головке попугайчика, что он её отличал от всех остальных звуков человека. Затем Святослав, насобирав мидий, снова посадил попугая на плечо, и они вернулись домой.

Пообедав вяленым мясом и жареными мидиями, юноша в одиночку обследовал окрестности скалистой гряды. Он ничего не добыл, но нашел гнезда черных куриц. Понаблюдав за ними, он решил их поймать прямо на гнезде, а затем вместе с лиственной кучей и яйцом переселить на террасу, откуда они убежать не могли, так как единственный выход он перекрывает. Святослав сделал петлю-удавку, связанную из гибких лиан, и положил прямо на гнездо из лиственной кучи, ожидая, когда птица вернется проверить яйцо. Как установил юноша, курицы приходили проверить кладку, чтобы добавить или убавить листвы. Дело в том, что куча перегнивала, выделяя при этом тепло, и курицам не было нужды постоянно сидеть на гнезде. Тут же расхаживал петух, такой же черный. С такой покровительственной окраской легко можно было прятаться ночью и даже днем в тени сумрачного леса. Через некоторое время на полянке появилась крупная ящерица, и петух довольно отважно отогнал её от гнезд, шумно хлопая крыльями и клюнув пару раз её по голове.

Когда, наконец, курица подошла к лиственной куче и сунула в неё клюв, чтобы проверить, тепло ли там, нужно ли добавить прелой листвы, она наступила ногой на петлю-удавку. Тут же охотник дернул за веревку, и предательская петля схватила птицу за лапку. Он быстро накинул ей на голову свою рубаху и понес добычу домой. Остальные птицы разбежались. Курицу он выпустил у себя на террасе, а затем отправился ловить петуха, которого поймал там же спустя два часа и тоже выпустил на плато Эльдорадо. Так же он перенес гнездовую кучу вместе с яйцом и положил её на самом дальнем конце террасы. Чтобы птицы не сбежали с обширного природного балкона, он сделал новую перегородку узкого прохода, сплетя большой щит из бамбука. Закончив переселение этой парочки, он спокойно вернулся к себе домой.

– Ну вот, теперь у нас в хозяйстве есть куры. Скоро они привыкнут к запаху и виду человека, так как постоянно будут меня видеть на террасе. А я буду их подкармливать ягодой и яблоками! – рассказывал попугаю Святослав, укрываясь своим одеялом из шкуры.

На следующий день он поймал еще трех куриц, но после того, как оставшиеся на воле поняли, что человек и неведомая ранее опасность связаны между собой, то птицы убежали с насиженного места. Но зато ему удалось подстрелить ящерицу, которая подбиралась к куриным гнездам. Маленькая рептилия была съедена на ужин. Остаток дня он разговаривал с попугаем и наблюдал за курицами. Те держались на дальнем краю плато Эльдорадо и принялись высиживать яйца. Кормились они сами, но не отказывались от подкормки, которую им давал человек, рассыпая невдалеке ягоды и разламывая яблочки.

Затем в течение трех дней Святослав, вместе с попугаем прожил на озере, так как ему в первый же день удалось добыть двух капибаров, и перетащить все мясо к скалам было невозможно. Поэтому он построил себе шалаш на берегу озера, возле холма, где коротал время, пока коптилось мясо водосвинок. Для Сёмы он сделал большую прочную клетку из толстых веток, чтобы тот не убежал к своим родичам, и чтобы никакой хищник не смог до него добраться. Попугай особых обид не выказывал, бойко прыгая внутри своего просторного жилища по жердочкам, прикрепленным внутри на разной высоте. Несколько раз приходил Рыжий Братец. Охотник угощал его требухой, и постепенно тот перестал бояться человека.

Убедившись, что в озере нет никаких крокодилов и других хищных тварей, юноша с удовольствием стал в нем купаться. Эти три дня он не только отдыхал, но и плодотворно потрудился. В первый же день возле подножья холма Святослав обнаружил глину и решил сделать себе посуду. Он заготовил побольше этого природного материала и на следующий день с утра принялся за работу.

У него не было гончарного круга, поэтому он принялся делать сосуды спирально-жгутовым методом, как первобытный человек. Из глины он скатывал колбаски толщиной в два-три сантиметра, которые накладывал по спирали друг на друга, сдавливая и заглаживая получавшиеся стенки сосуда. Горшки, конечно же, получились кособокими, неуклюжими, но это мало волновало человека.

Тут Святослав вспомнил своего друга детства и однокашника Сашу Пыхова, известного в Чите поэта и художника. Как-то однажды, еще учась в школе, он слепил из голубой глины статуэтку «женщины с зеркальцем», и решил её обжечь в газовой духовке у себя на кухне, так она у него не просто треснула, а, как он выразился, «взорвалась»! Он пояснял, что «взорвалась» она потому, что он забыл сначала высушить её на солнце! Вот как в жизни бывает, в условиях дикой природы, для выживания, пригождаются даже случайно услышанные рассказы художника и поэта, так сказать, интеллигента, избалованного благами цивилизации.

После того, как все горшки окончательно высохли на солнце, Святослав на следующий день с утра принялся обжигать их на огне. Для этого он разложил два длинных костра, а между ними поставил свои глиняные изделия, так, чтобы их сильно не обдавало жаром. Периодически он поворачивал горшки вокруг оси, что бы они равномерно нагревались, превращаясь в керамику. Из десяти горшков половина всё же треснула, но зато остальные получились крепкими. Один из них был побольше и пошире, в нем Святослав тут же сварил мясо, которое показалось ему очень вкусным. Теперь можно было разнообразить пищу и даже приготовить простенькие супы. Это небольшое достижение очень обрадовало юношу, всё-таки еда играет существенную роль в жизни человека, и от того, как он питается, во многом зависит его самочувствие и настроение. Вареное мясо разнообразило рацион, до этого состоявшего в основном из вяленого и жареного мяса.

После того, как Святослав закончил с гончарным ремеслом, он решил заняться кожевенным производством. Снятые и очищенные от жира шкуры Святослав еще в первый день пребывания на озере положил в воду, придавил камнями и вбил вокруг колья, так, чтобы никакой зверь не смог их утащить. Пока шкуры отмачивались, он приготовил раствор из жира и мозгов, вываренных на медленном огне до образования однородной массы. Когда через три дня вымачивания со шкуры стала отпадать шерсть, Святослав вытащил её и легко очистил каменным скребком с двух сторон. Затем он положил мокрую шкуру на колени и принялся с силой втирать в неё раствор из жира и мозга. Работа была трудная, и юноша пролил немало пота, пока не закончил с ней возиться. Затем он, с облегчением вздохнув, подвесил шкуру на раме над дымящимся костром, и оставил так её висеть, пока шкура не потемнела и не стала гибкой и мягкой на ощупь, с неповторимым запахом дыма и кожи.

Из получаемых таким образом кож впоследствии юноша сшил себе подобие рубашки с рукавами, удобные широкие штаны, мокасины, в которые сразу же переобулся, так как шлепанцы полностью порвались. Не забыл себе сделать и перевязь через плечо, на котором любил сидеть попугайчик. В качестве иголок он использовал острые косточки, а вместо ниток сухожилия. Так как было жарко, то в основном он обходился одной набедренной повязкой, и только тогда, когда надо было продираться через колючие заросли джунглей, он надевал рубашку и штаны. Военную рубашку и джинсы он надевал только тогда, когда возвращался домой, на террасу, надеясь, что таким образом они ещё долго не износятся.

Когда не нужно было идти на охоту, Святослав занимался различными делами по хозяйству. Он постоянно совершенствовался в изготовлении оружия и теперь легко раскалывал камни на нужные пластины, которые затем успешно обрабатывал, используя технику отжимной ретуши, сглаживая грубые сколы наконечника, отчего они получались более ровные и острые. Теперь Святослав прикручивал их к древку мокрыми сухожилиями, которые, высыхая, намертво схватывали наконечники. Также он сделал себе новый лук, более тугой и дальнобойный, снабдил его тетивой из сухожилий, Когда он его стал испытывать, то обнаружил, что тетива при выстреле больно бьет по запястью левой руки. Он тут же сшил себе из многослойной кожи накладку с ремешками, которая предохраняла руку от удара тетивы. Теперь, всякий раз, когда юноша собирался на охоту или просто пострелять, он надевал эту необходимую деталь своей походной амуниции.

Не забыл он и про улучшение одежды. К рукавам самодельной рубашки и к штанам он пришил бахрому, сделанную из мягкой, обработанной шкуры, отчего его первобытная одежда приобрела «индейский» вид. Работа эта была кропотливая, но, тем не менее, он её сделал, как бы символизируя прогресс в развитии человека. Теперь он был похож не на дикаря, а на индейского воина. Не забыл сшить еще три пары мокасин. Несколько раз он занимался изготовлением посуды и достиг в гончарном ремесле определенного прогресса. Он даже научился наносить незатейливый орнамент на посуду. Пока глина не высохла, он аккуратно палочками тыкал в стенки посуды, так что на ней отпечатывались полоски сначала с наклоном в одну сторону, затем в другую сторону, которые сливались в разнообразные орнаментные линии. Таким образом, он изготовил полный набор примитивной, но стильной посуды, состоящей из всевозможных горшков, кувшинов, кружек и тарелок. К этому первобытному сервизу он из дерева выточил несколько грубоватых ложек и двурогих вилок. Всю свою импровизированную кухонную утварь он красиво расставил на полочке возле входа, а рядом с лежанкой соорудил простенький стол из бамбука и лиан, за которым иногда кушал, если на улице шел дождь.

Через неделю в его хозяйстве появились первые цыплята, которые добавили оживление и радостной суматохи в жизнь обитателей плато. Тут же Святослав решил разбить новый сад из яблонь и ягодных кустов, рядом с домом для чего сделал посадки новых саженцев, которые потом старательно поливал.

Вскоре на террасе он нашел проход на вершину скальной гряды, и каждое утро забирался туда и смотрел на море. Но каждый раз оно было пустынным. За делами по хозяйству пролетали дни, которые складывались в недели, и вскоре тридцатая зарубка на календаре возвестила о том, что прошел ровно месяц, как Святослав попал на этот необитаемый остров.