Текст книги "Та сторона времени"

– Знаю, но идея какая-нибудь есть?

– Черт побери, не торопи меня! – рявкнул я. – Я знаю, что Клод был твоим другом, а не моим. Знаю, что мы с ним знакомы всего два года. Но и ты знай, – я понимал, что не прав, крича на Яйо, но не мог удержаться от того, чтобы не выплеснуть всю свою злость и отчаяние, – что я всегда работал один. Я первый раз собрал команду, и притом не ради денег, поскольку это как раз легче делается в одиночку. Был когда-то, – я немного понизил голос, – один тип, который покончил с собой и оставил мне кучу денег лишь затем, чтобы я мог выгрести как можно больше дерьма из нашей жизни. И это ради него я решился на свое агентство, я спешил как можно лучше выполнить условия завещания. А теперь, похоже, из-за меня погиб человек. Я платил ему гроши, а взамен лишил всего. Понимаешь?

– Успокойся. – Яйо бросил мне сигареты и зажигалку. Я поймал то и другое и неожиданно успокоился. Яйо был хорошим психологом. – Никто тебя ни в чем не обвиняет, мы взялись за работу, осознавая ее опасность, и никто из нас не хотел зарабатывать, занимаясь одними лишь неверными женами. Тебе не в чем себя винить. И для меня речь не идет о мести. Это убийство, и оно должно быть наказано, неважно, кто был жертвой. Так что не упрекай себя и не думай, что я тебя тороплю. Если бы дело было простым, я сам бы пришел к какому-нибудь решению. Ты не почувствовал, что в моем вопросе – надежда, а не упрек?

Я глубоко вздохнул и покачал головой. Полминуты мы молчали. Я закурил. Яйо наполнил стаканы. Мы выпили.

– Ага! Есть еще одна проблема. – Радер сложил пальцы пистолетом и прицелился в меня. – Клод неделю назад купил собаку. Ты не знал? – спросил он, видя мое удивление. – Это какая-то особенная псина, далматинец с отличной дрессировкой. Ее гипнотически настроили на Клода.

– Гипнотически? Что ты болтаешь?

– Ну… – он махнул рукой, – это как бы гипноз, что-то там добавляют собаке в еду, вроде наркотика, а потом приучают к хозяину, ну знаешь, к запаху, голосу, виду и так далее. Клод провел там целый день и отнюдь об этом не жалел. Он говорил мне, что эта сука творит чудеса, но… – он затушил сигарету в пепельнице, – у меня с ней проблема: она теперь никого не будет слушать, фирма ее назад не возьмет, поскольку этой настройки не убрать и не изменить. Я собак боюсь, честно говоря. Могу только вызвать собачника.

– Ну, так и сделай. Я в собаках вообще не разбираюсь, а это еще к тому же какое-то загипнотизированное чудо. – Я встал и подошел к окну.

Я посмотрел на улицу через пуленепробиваемое стекло. Движение было небольшим, немногочисленные прохожие не спеша шлифовали подошвами асфальт тротуаров. Я окинул взглядом окна близлежащих домов, хотя это имело не больше смысла, чем преследование преступника с помощью дрессированного моллюска.

– Разделимся, – сказал я. – Ты займешься сержантской школой, а я завтра еще раз загляну к Мэйсону и соберу немного сведений о наших двоих подозрительных личностях. Где сейчас эта собака?

– Ее зовут Феба. Клод оставил ее в приюте для собак на Малбери-авеню. Что будешь делать?

– Не знаю, посмотрим. – Я уперся лбом в холодное стекло. – Спрашиваю чисто из любопытства.

– Не советую ее брать, я спрашивал дрессировщика. Ничего не получится.

– Ладно, оставим это. – Я вернулся к столику. – Останешься у меня? Выпьем еще по одной. Если уходишь, то закончим.

– Ухожу. Загляну еще в одно место, может, найдут что-нибудь на Вуда. – Он встал и потянулся, изгибаясь во все стороны, потом натянул куртку и похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли оружие. Протискиваясь между креслом и столиком, он ткнул меня большим пальцем в плечо: – Ну, пока. Позвоню, если что-нибудь узнаю. – Он задержался у двери. – Пароль тот же? – Когда я кивнул, он спросил: – Что значит «Би-Эль-Эф»?

– О боже, ну ты и любопытный! Это инициалы той девушки с подвеской.

– А-а!.. – Он бросил взгляд на экранчик рядом с дверью и открыл ее.

Я убрал бутылку, включил на полную мощность кондиционер и, потягивая кофе, провел с сигаретой почти неподвижно полтора часа, переведя мозг в режим свободного поиска. Я думал о том о сем, перескакивал с темы на тему, постепенно расслабляясь, и в конце концов задремал.

В шесть с небольшим я спустился в бар чего-нибудь выпить. Похоже, никто за мной не следил, по крайней мере, я ничего не заметил, хотя бдительно оглядывался по сторонам.

Вернувшись в номер, я включил «цербер» и проверил свое оружие, чем и завершил не слишком удачный день. Несмотря на то что уже успел подремать, я без каких-либо проблем провалился в сон.

Я схватил трубку телефона через полсекунды после первого звонка.

– Оуэн, у меня два дела. – Яйо говорил быстро, без пауз. – Во-первых, из логов телефонной станции следует, что Клод звонил четыре раза в Дулут, видимо, искал ту девушку. А во-вторых, у меня, кажется, кто-то висит на хвосте. – Несмотря на то что он почти не делал промежутков между словами, мое сердце каким-то образом успело несколько раз судорожно сжаться. – Куда их привести?

– Ты где?

– На середине Натчес-стрит. На углу Баолморал-стрит есть безалкогольный бар, пристанище педиков – может, там?

– Хорошо, буду через десять минут. – Я посмотрел на часы. – Не заходи туда до четверти десятого. А когда зайдешь, выпей чего-нибудь и сматывайся. Я пойду за тобой.

Мы бросили трубки почти одновременно, и я кинулся в ванную, откуда выскочил двумя минутами позже.

Служба в спецподразделении научила меня одеваться за пятнадцать секунд, но я был не в лучшей форме и лишь через три минуты оказался в коридоре, зато успел заказать автомобиль с большим багажником и проверить содержимое сумки.

В бар я ввалился в шесть минут десятого. Какой-то напомаженный любитель соков окинул меня томным с поволокой взглядом. За одним из столиков сидел аскетического вида тип лет шестидесяти, который посмотрел на меня и погладил бровь мизинцем левой руки. Я улыбнулся и едва заметно покачал головой. Поставив свой гоголь-моголь и стакан с апельсиновым соком на стол, я уселся лицом к выходу. Быстро расправившись с гоголем-моголем и запив соком, я посмотрел на часы. Внешне могло показаться, что у меня назначено свидание, впрочем, я действительно ждал. Яйо не пришел ни в девять двадцать, ни в полдесятого. Я прождал до десяти, нечленораздельным рычанием прогнав одного за другим троих кандидатов в постель, и в конце концов вынужден был уйти, поскольку они уже начинали беспокоиться.

Я ждал в машине до одиннадцати. Рядом на сиденье лежала сумка, в которую я сложил несколько флаконов с парализаторами и наркотиками, рулон пластыря, наручники. Я планировал перехватить «хвост» и допросить его насчет работодателей. Большой багажник ждал груза. Яйо все не шел. Я связался с отелем, но мне никто не звонил. Я обзвонил все номера Радера. Тишина. Мне был необходим глоток чего-нибудь крепкого не меньше, чем трость слепому на изрытом кротами поле, а я мог лишь наполнить салон машины проклятиями, что и сделал. В двенадцать я связался с мастерской, где занимались усовершенствованием моей машины. Я ругался до часа дня, когда наконец бросил гостиничную машину и пересел в свое полубронированное приобретение с несколькими десятками тайников, с электронной отмычкой для зарезервированных полос движения, с несколькими независимыми системами предупреждения и безопасности. В два, исчерпав весь свой запас ругательств, я уселся над кружкой пива в «Хонки-Тонки» и сидел там до четырех. Свой телефон я разблокировал – больше ничего я сделать не мог. Звонок раздался без пятнадцати пять. В больнице я был в пять с минутами.

– Его зверски избили. Свидание исключено. Можете поговорить с дежурным врачом, – сказала медсестра в приемной, с некоторым интересом глядя на меня.

У меня не было сомнений, что так она смотрит лишь на исключительных собеседников. По спине пробежали мурашки при мысли о том, что благодаря Яйо я стал таким исключением. У врача тоже был весьма любопытствующий взгляд. Я уселся в удобное кресло в конце коридора, из которого одна из дверей вела в отдельную палату Яйо Радера. У него были сломаны восемь костей, выбиты глаз и зубы, размозжены гениталии. Когда его доставили в больницу, он находился под воздействием обезболивающих средств и к его телу была приколота бумажка с точными сведениями о дозировке наркотиков. Была также информация и для меня. Об этом я узнал из разговора с доктором Олхайзером двое суток спустя. А потом Яйо умер. Я не был на похоронах. Никого не было. Два дня я провел в номере отеля, думая, комбинируя, размышляя. Вечером, через два дня после смерти Яйо, я позвонил Ариадне Вуд.

Она пыталась ничем не показывать своего удивления, но, похоже, не прилагала к этому особых стараний.

– Добрый вечер, – поклонился я изображению на экране. – Прошу прощения за беспокойство, но у меня проблема, и мне кажется, что вы могли бы мне помочь. Если, конечно, захотите.

Она подняла бровь и наклонила голову, затем неожиданно набрала в грудь воздуха и попыталась улыбнуться.

– Может быть, я сразу перейду к сути дела? Кто-то на меня весьма разгневался и явно это демонстрирует. Это не может быть ваш муж?

На этот раз ее реакция была искренней. Она поджала губы, и улыбка исчезла с ее лица.

– Рэм? – спросила она, словно сомневаясь, что речь идет о ее муже. – Абсурд. – Она фыркнула. – Естественно, он зол, но это касается только меня. Ведь он не идиот, чтобы злиться на молоток, которым ударил себя по пальцу. Нет, – снова улыбнулась она; похоже, моя глупость ее развеселила.

– Простите, а развод?

– Ну… – Она покачала головой. – Пока что я воздержалась от дальнейших шагов, приостановила процесс. Посмотрю, как он будет себя вести. Я все обдумала и решила дать ему шанс. Так что ваши подозрения не имеют оснований. – Она посмотрела на часы.

– Ну что ж… – с сожалением вздохнул я. – Извините. Спасибо. Не буду больше отнимать у вас время. До свидания.

Ее так и подмывало о чем-то меня спросить, но она лишь кивнула, и мы отключились почти одновременно. Я бросился на кровать. Исходить я решил из того, что Ариадна Вуд знает своего мужа, впрочем, я выдвигал Вуда на роль убийцы Клода и Яйо лишь потому, что других кандидатов не имелось. Их не было и теперь, но выявились некоторые предпосылки, мимолетная тень упала совсем в другую сторону. Я решил исследовать именно это направление. Одежду из пуленепробиваемой ткани я надел еще до разговора с Ариадной, «биффакс» удобно лег в карман. Оставалось лишь одно: продлить срок пребывания в гостинице, что я и сделал. В холле я подождал небольшую группу постояльцев и вышел вместе с ними на улицу, где быстро вскочил в такси, велел ехать в южную часть города и развалился на сиденье. Поездка проходила спокойно, я несколько раз оглянулся, но не заметил «хвоста» на всем пути до самой площади перед городским терминалом. В зале под гигантским куполом я просмотрел расписание и, не в силах самостоятельно разобраться в мешанине цифр и букв, воспользовался кабиной с компом и только там окончательно сориентировался в имеющихся возможностях. Некоторое время я колебался – самолетом было быстрее, но особая скорость мне не требовалась; экспресс давал противникам время на то, чтобы приготовить какой-нибудь сюрприз, но и у меня оставалось время подумать, а кроме того, лишь какая-нибудь их ошибка давала мне шанс выйти на нужный след. Я заказал билет на предъявителя, перевел оплату со своего счета и вышел из кабины.

Терминал был одним из самых опасных мест для человека, ожидающего в любой момент пули между глаз или маленькой стрелки в горло. Сотни людей сновали по главному залу, на несколько секунд образуя маленькие столпотворения и снова расходясь. Некоторые какое-то время стояли, потом бросались бежать, почти у каждого была в руках или через плечо какая-то сумка. Идеальное место, чтобы достать из портфеля игломет, воспользоваться им и побежать с озабоченной физиономией в любую сторону. Я мог смешаться с толпой или встать у стены, но и то и другое имело больше недостатков, чем преимуществ. Что еще я мог сделать? Неожиданно я вскочил и для начала побежал вокруг зала. Почти пустой бар я обнаружил, лишь пробежав двести метров, когда уже начал замедлять ход. В углу даже нашелся пустой столик, я лишь слегка передвинул кресло, чтобы быть прикрытым с боков, и заказал шампанское с несколькими каплями коньяка. Правую полу куртки я ровно разложил на колене и сунул руку в карман.

Я закурил, и, хотя еще тяжело дышал после бега, сигарета доставила мне странное удовольствие. Прежде чем официант поставил передо мной высокий конусообразный бокал и взял с меня плату, я успел внимательно присмотреться к сидевшим неподалеку пятерым мужчинам и трем женщинам и, удобно развалившись в кресле, с «биффаксом» в руке, задумчиво уставился в потолок над дверью. Так я просидел почти полтора часа. Я начал даже испытывать нечто вроде разочарования: лучше, если бы что-то начало наконец происходить, чем сидеть так в бездействии, сжимая в потной ладони рукоятку пистолета. Когда до отхода экспресса осталось семь минут, я пробежал по движущемуся тротуару и вскочил в вагон, стоявший на безлюдном перроне. Несколько минут я подождал у окна и, лишь когда вагон тронулся, чтобы на эстакаде присоединиться к другим, прибывающим с остальных вокзалов, нашел свое купе. Билет, вставленный в щель замка, открыл передо мной дверь, но я не стал входить и еще минут пятнадцать стоял в коридоре, пока не ощутил несколько мягких толчков и полностью сформированный состав не набрал скорость. Прогулка по коридору убедила меня, что только три купе заняты. Быстро вернувшись к компьютерному терминалу в начале вагона, я выкупил остальные шесть купе и, закрыв в них двери, устроился в первом от входа. Под пуленепробиваемой одеждой я был мокрый как мышь, то есть как мышь, бегающая в бронированной шкуре. Пришлось воспользоваться душем, а потом, завернувшись в простыню, я уселся под струями холодного воздуха из кондиционера, чтобы успокоить и очистить свою душу, выполнив весь двухчасовой комплекс мато-соэ. Закончил я двумя сеансами самогипноза, чего не делал уже десять лет. Но я никогда прежде не ощущал столь серьезной опасности и никогда не имел столь ничтожного представления о противнике. И никто никогда не убивал в течение трех дней двух моих сотрудников. Я выкурил две сигареты подряд и, чувствуя себя несколько лучше, лег на широкую койку. Тихий шум, а может быть, просто ощущение движения – не знаю, но что-то весьма успешно меня убаюкало.

Когда я внезапно проснулся, в купе было темно, его освещало лишь падавшее из окна сияние звезд и луны. Я вскочил и, молниеносно одевшись, прослушал стены и двери, но, если не считать шума рассекаемого поездом воздуха, до моих ушей ничего не доносилось. С минуту я стоял неподвижно посреди купе, чувствуя, как внутренности скручиваются в плотную спираль. Экспресс как раз начал плавно поворачивать, центробежная сила мягко толкнула меня в сторону окна, и тут я услышал два быстрых металлических удара в потолок. Я на цыпочках подошел к двери, снимая пистолет с предохранителя. Дверь бесшумно открылась, я присел и с лягушачьей перспективы окинул взглядом коридор. Пусто. Я остановился в дверях, не выходя из купе, и какое-то время думал. Мне вспомнилась узкая дверь у самого входа в вагон. Отыскав в кармане футляр с тонкими титановыми отмычками, я зажал одну в зубах и, держа другую в левой руке, быстро переместился в конец вагона. Без труда проникнув в служебную секцию, я сразу нашел выключатель и какое-то время моргал, давая глазам привыкнуть к свету. Здесь имелось все, о чем я мечтал – несколько ящиков с инструментами и большой круглый люк в потолке. Закрыв дверь и заблокировав замок, я откинул лесенку и вскарабкался под потолок. Люк открывался с помощью рукоятки после разблокировки замка. Не требовалось даже инструментов. Для надежности, чтобы не вызывать ненужной тревоги, я спустился вниз и, вернувшись с ножницами, перерезал тонкий провод, сигнализировавший об открытии люка, после чего спустился снова, отложил в сторону ножницы и выключил свет. Подождав, пока глаза вновь привыкнут к темноте, я в третий раз взобрался по лесенке, разблокировал удерживавшие люк зажимы и, держа «биффакс» в правой руке и опираясь ногой о стену, дернул за ручку, но встретил основательное упругое сопротивление. Одной рукой люк было не открыть. Спрятав пистолет в карман, я удобнее устроился на лесенке. Понятно было, что на крыше мчащегося со скоростью почти четыреста километров в час экспресса человеку не удержаться, а значит, оружие пока мне было не нужно. Также было понятно, что, если я вообще открою люк, поток воздуха может снести меня с лесенки, словно мусор с подоконника. Обхватив ногами перекладины лестницы, я набрал в грудь воздуха и снова потянул за ручку. Что-то чмокнуло, крышка люка слегка приподнялась и внезапно с грохотом отскочила. Рев вихря заполнил каморку, мои руки попали в воздушную струю, омывавшую стены и крышу поезда, меня отбросило назад, и я, больно ударившись предплечьями о края люка, едва не свалился с лестницы. Я закашлялся, оглушенный воздушным ударом, и какое-то время пытался расположиться поудобнее, но никак не мог найти оптимальной позиции. В конце концов я набрал в грудь воздуха и выставил макушку наружу. Пришлось изо всех сил напрячь мышцы шеи, чтобы не лишиться головы. Мне удалось ее высунуть, так что в лунном свете передо мной замаячила поверхность крыши, но с головой в аэродинамической трубе я не в состоянии был определить, является ли светлый выступ на крыше частью поезда или чем-то другим. Я спустился вниз и, включив свет, оглядел каморку, шатаясь под резкими порывами ветра, после чего начал обыскивать шкафчики, подгоняемый мыслью о том, что кто-нибудь из пассажиров может услышать шум и сообщить проводникам. Да и предмет на крыше, если он был действительно посторонним, тоже заставлял спешить. В третьем или четвертом ящике я нашел защитные очки, переставил лестницу так, чтобы поток воздуха прижимал меня к ней, и быстро вскарабкался наверх. Теперь, напрягая мышцы шеи, я мог какое-то время смотреть вперед; поток воздуха раздвигал мои губы и надувал щеки. Мне показалось, будто мозг завертелся в черепе, обдуваемый двумя воздушными струями через уши, но оно того стоило – пузырь на крыше, выглядевший как видневшееся на темном фоне полушарие, меня не подвел. Шесть присосок медленно, попарно перемещали пузырь вперед, отдаляя его от меня. Простой механизм, использовавшийся, например, для чистки водотоков в плотинах, здесь выполнял иную задачу. Я попытался оценить, сколько еще ему осталось пройти, чтобы оказаться над моим купе, в которое у меня был первоначально куплен билет, и одновременно лихорадочно думал, что делать дальше. Оставалось только одно – бежать вперед. Когда заряд сдетонирует, поток воздуха разорвет вагон. Те, что сзади, осядут на магнитный рельс, и начнется ад. Впрочем, и те, что впереди, не обязательно ожидала бы лучшая участь. Я спустился на две ступеньки ниже и достал «биффакс». Наклонив голову, чтобы дать отдохнуть шее, я несколько раз глубоко вздохнул, заставляя мозг провести экспресс-анализ: если мне даже удастся прицелиться и отстрелить присоску, все равно остается риск, что бомба угодит мне в голову и выполнит свою задачу, даже не взорвавшись. Вместе с тем не подлежало сомнению, что сделать это придется. Ну что ж… Я еще раз поудобнее расположился на лесенке и выставил руки с «биффаксом» наружу. Мне удалось зацепиться за край люка мизинцами обеих рук, сжимавших рукоятку пистолета. Наклонив голову вперед, я высунул ее в люк, навел мушку на последнюю правую присоску, подождал, когда она приклеится к крыше, и дважды выстрелил. В грохоте вихря выстрел почти не был слышен, но я знал, что промахнулся. Стиснув зубы, я снова выстрелил два раза. Присоска дернулась, крутнулась и неожиданно полетела в мою сторону. Я рухнул вниз, но недостаточно быстро для того, чтобы не ощутить резкого удара в голову. Свалившись на пол, я сорвал очки, перевернулся на спину и, прижимая руку к макушке, посмотрел в люк. Если бомба на очередном шаге задействует заднюю пару присосок, то она должна оторваться. Разве что если она была уже над целью и через секунду или две совершит эффектное самоубийство. Я подождал еще несколько секунд, уставившись в темное отверстие над головой, а потом, выругавшись, вскочил, натянул очки и снова, раз уже, наверное, в семнадцатый, вскарабкался по лестнице. Я высовывал голову миллиметр за миллиметром, но, когда глаза оказались выше уровня крыши, ничего не увидел. Быстро убрав голову, я развернулся на лестнице и выглянул снова, глядя теперь назад. Ветер мгновенно сорвал очки, но я успел заметить гаснущую вспышку с левой стороны. Радостно и злорадно хихикая, я спрыгнул вниз, но пришлось еще раз взобраться, чтобы закрыть люк. Крышка подавалась столь тяжело, что временами я терял надежду, что справлюсь. В конце концов удалось. Бросив очки в угол, я осторожно вышел в коридор. Там было все так же пусто. Бесшумно пройдя несколько шагов, я скользнул в свое купе. Схватив сигареты и лихорадочно затягиваясь, я разделся и поспешил в душ. Под струями холодной воды мне удалось остановить кровотечение, а потом под горячей – несколько согреться. Я уже чувствовал себя расслабленным и довольным. Противник начал действовать, значит, шансы на то, что он допустит ошибку, возросли. Я подумал, стоит ли в такой ситуации ехать в Дулут, но решил, что раз уж они послали за мной бомбу, то могут не заметать следы в родном городе Бонни Ле Фей. Впрочем, с поезда я все равно сойти не мог, так что, не высовывая носа из купе, просидел последний час, куря сигареты одну за другой.

За сеанс связи с компьютером мне пришлось заплатить круглую сумму, зато я узнал кое-что о Бонни. Приют, школа, работа в «Дулут Трибюн». Вряд ли детские годы мисс Фей содержали в себе нечто, что могло бы стать поводом для двух убийств, так что я решил начать с работы. Я свистнул, подзывая такси. В это время движение на улицах было не слишком оживленным, улицы извилистые, так что я без труда заметил бы машину следивших за мной, и потому не отрываясь смотрел в заднее стекло такси. За мной наверняка никто не ехал, но не было никаких сомнений и в том, что в поезде находился некто, воспользовавшийся люком в служебном купе, чтобы вытолкнуть через него бомбу, и знавший, что его тяжкий труд пропал втуне. Тот, кто несомненно снова будет пытаться выполнить порученное ему задание.

Таксист взял небольшие чаевые, даже не поблагодарив, что еще раз убедило меня в том, что в двадцать первом веке подобный пережиток оскорбляет как дающего, так и берущего. Сразу же следом за высоким худым старичком я вошел в двухэтажное здание.

– Прошу прощения, – преградил я ему путь в холле. – Я ищу одну женщину, она тут когда-то работала, может, вы ее знаете? Бонни Ле Фей?

Он переложил портфель в левую руку и протянул мне правую. Ладонь его была старческой, холодной и сухой. Утомленные жизнью голубые глаза скользнули по мне, сморщенные губы раздвинулись, обнажив великолепные белые зубы, явно стоившие кучу денег.

– Лестер Элчин, – произнес он высоким голосом, почти фальцетом. – Прошу ко мне, у меня есть немного времени. – Он подчеркнул последнее, словно это являлось неким чудом, а ведь Хай Мэйсон утверждал, что если у журналиста хоть раз в жизни появляется минута свободного времени, то это значит, что он не журналист.

Старичок показал на лестницу. На втором этаже он толкнул какую-то дверь, и мы вошли в небольшую комнату с массивным письменным столом и двумя креслами. Кроме нас и этих трех предметов мебели, не было больше ничего, даже корзины для бумаг. Мы сели в кресла, разделенные столом. Элчин оперся локтями о крышку стола и, сплетя пальцы, выставил вперед подбородок, чтобы у меня не было сомнений, что он ждет вопросов.

– Бонни Ле Фей, – повторил я. – Я ищу ее, так как у меня есть кое-что, ей принадлежащее.

– Только потому? – подозрительно прокудахтал он.

В его глазах вспыхнула гордость по поводу собственной проницательности. Я мысленно вздохнул. Внешне я вздохнул тоже, но в другом тоне.

– Не буду скрывать, – сказал я, – я детектив и ищу ее также по поручению парня, которого она бросила. Он не может с этим примириться. История старая как мир.

– Ага. – Он коснулся рукой письменного прибора и пачки листов, словно слепой, проверяющий расположение предметов. – Я не слишком много о ней знаю. Здесь она работала недолго, меньше года. Пришла с грудой статей, репортажей, фельетонов из школьной газеты, уверенная, что может писать на любую тему. Действительно, во время испытательного срока она показала себя исключительно с лучшей стороны. Конечно, это не была вторая Фиона Шайнрок, но… – он выпустил воздух через неплотно сжатые губы, – у нее были все шансы развить свой талант у нас. Правда, она мечтала о каком-нибудь крупном деле, о скандале в масштабах по крайней мере штата. Ей хотелось потрясти наш город, но нам нужно было не это, так что мы ее сдерживали в меру сил. Через год она уволилась, заявив, что здесь ей не дают расправить крылья, и уехала.

Похоже, на этом его рассказ заканчивался. Я вздохнул и изобразил неподдельную грусть во взгляде. Видимо, я выглядел достаточно беспомощно, поскольку Элчин улыбнулся с нескрываемым чувством собственного превосходства. За эти зубы он мог бы купить два автомобиля, но ездить ему было не обязательно, а вот есть – да.

– Что самое смешное, я встретил ее совершенно случайно полгода назад в… не угадаете где! – Он взмахнул указательным пальцем. – В Канаде!

Он замолчал. Я наклонился вперед:

– Что она там делала?

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Но разговаривала она со мной панибратски, чуть ли не по плечу похлопывала. – Его высокий, ломающийся голос внезапно едва не сорвался на визг. – Любезно спросила, что слышно в Дулуте, и выслушала мой ответ. Как бы между делом бросила, что у нее сейчас животрепещущая тема, и сказала, что наша газета когда-нибудь будет гордится самим фактом, что она в ней работала. Потом, правда, заявила, что пошутила, но говорила, похоже, вполне серьезно. Впрочем, пока что она ничем особенным не блеснула, верно?

– Вы правы.

– Естественно. – Он еще раз ослепительно улыбнулся. – В моем возрасте жизненный опыт и вот это… – он показал на свой нос, – позволяют почти безошибочно оценивать людей. Я редко даю маху.

– Несомненно. – Я встал и шагнул к столу.

Он не стал подниматься, лишь протянул мне руку и, неожиданно придержав мою, чуть прищурился и проницательно взглянул на меня.

– Вы не детектив, – твердо заявил он.

Я освободил руку и, слегка отодвинувшись, смущенно отвел взгляд.

– Нет, – признался я. – Она просто обманула меня на крупную сумму.

– Вот именно! – бросил он. – На будущее – не пытайтесь притворяться. У вас это плохо получается.

Он снова осклабился. Я поднял руки и, виновато улыбаясь, попятился к двери. Кивком попрощавшись с Элчином, я вышел из комнаты, а затем из здания. Спускаясь вниз, я пришел к выводу, что ничего здесь больше не найду.

Поймав такси, я поехал в аэропорт. Все указывало на то, что Бонни Ле Фей – причина трех покушений, катализатор, запустивший молниеносную реакцию. Было также ясно, что в Дулуте она не оставила после себя никаких следов. Лишь в аэропорту я вспомнил, о чем еще хотел спросить Элчина. Я быстро позвонил ему, а когда он взял трубку, спросил, в каком городе он встретил Бонни.

– В Оттаве. На улице, – пискнул он.

Я бросил трубку и купил билет на самолет до Шеридана с посадкой в Фарго. Уже на борту я сверился с расписанием, в Фарго, не выходя из аэропорта, нашел рейс домой и в три с минутами снова был в отеле. Во время полета я, правда, съел ланч, но заказал еще один и, к собственному удивлению, сожрал его в один миг. А когда я потянулся за зубочисткой, меня вдруг осенило. Усевшись перед компом, я затребовал список телефонов абонентов, чьи фамилии начинались на «Пи». Если бы кто-то уже за мной следил, он с трудом бы сориентировался, какая именно фамилия мне нужна. Я прогуливался по комнате с сигаретой в зубах, время от времени бросая взгляд на экран, по которому ползли ровные строчки адресов и телефонов. Наконец, ускорив прокрутку, я присел возле компа с блокнотом в руке. Пиннигеров было несколько десятков, к счастью, Линдон только один. Номер телефона я записывать не стал, поскольку он оказался неожиданно простым, и, похлопав себя по карманам, выбежал из номера. От услуг лифта я отказался, для разнообразия выбрав служебную часть коридора – код я подобрал еще в первый день с помощью электронной отмычки. В гараже было пусто и тихо. В одном из боксов горел свет. На цыпочках я подошел поближе и заглянул внутрь. Молодой парень, худой как жердь, большим куском замши полировал хромированный бензобак громадного «харлея». Неслышно отступив назад, я направился к автомобилям, думая, какой одолжить.

– Слушаю вас? – послышалось сзади.

Я обернулся и спокойно подошел к парню, сворачивая в трубочку пятерку, которую нашарил в кармане.

– Мне нужен твой мотоцикл. На два часа, – вдохновенно сказал я. – И комбинезон, – добавил я, видя, что парень открывает рот, чтобы рассмеяться мне в лицо. – Еще за столько же.

Он захлопнул рот и несколько секунд размышлял.

– Вам повезло, – наконец сказал он. – Мне как раз на бензидол не хватает.

Он протянул руку за деньгами, другой показывая на бокс. Я передал ему банкноту и протиснулся между массивной машиной и стеной. Не слишком чистый комбинезон оказался мне широковат, а уж как выглядел в нем его владелец, я вообще понятия не имел, но больше меня беспокоил мотоцикл. Парень окинул меня скептическим взглядом, выкатил машину и, видя, что я надел перчатки и потянулся к шлему, легко коснулся ногой стартера. Низкое гудение двигателя, который мог бы привести в движение танкетку, мрачным эхом отразилось от стен гаража. Я схватился за руль и толкнул подножку. Когда я перебросил ногу через седло, парень наклонился ко мне, но ничего не сказал, видимо полагая, что мне известно, сколько стоит такая игрушка. Включив первую передачу, я отпустил сцепление и выехал из гаража. Минут через пятнадцать дрожь в теле унялась, и я мчался по улицам уже смелее, используя любой промежуток в потоке машин, чтобы продвинуться вперед. Двадцать минут я несся куда-то без цели, потом направился в сторону Оук-лаун. За две улицы от дома Линдона я остановился возле телефонной будки и набрал его номер. Он был дома, и я даже не удивил его своим звонком, а мотор был столь быстрым, что не успел он положить трубку, как я был уже у его дома.