Электронная библиотека » Евгений Дубровин » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 20:25


Автор книги: Евгений Дубровин


Жанр: Советская литература, Классика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Евгений Дубровин
ЛАСТОЧКА С ДОЖДЕМ НА КРЫЛЬЯХ

Часть первая
Ледник

1

Она встретила его в аэропорту в платье, которое он заказал ей по телефону. Конечно, не совсем в таком платье. Он просил, чтобы она надела шелковое макси; это же платье тоже было белым и тоже макси, но покрыто сеточкой розовых прожилок; было похоже, что поверх платья наброшена бледно-розовая марля.

В руках, как он и просил по телефону, она держала алый мак. Наверно, он рисковал, ведя по телефону за две тысячи километров такой странный разговор. Разговор наверняка слышали с десяток телефонисток, и, поскольку его имя было достаточно известно, вполне мог состояться анонимный звонок жене. Впрочем, он точно не знал, существуют ли еще телефонистки, то есть они, конечно, существуют, но слушают ли они разговоры, или связь осуществляется полностью автоматически?

Все-таки, наверно, слушают. Одно время у него была женщина; они вели себя крайне осторожно – встречались лишь в совершенно безопасных местах, при встречах не здоровались, разыгрывая незнакомых людей, лишь изредка звонили друг другу по телефону, уславливаясь о встрече, чаще, когда у кого-нибудь тяжело было на душе.

И все-таки позвонили жене. Впрочем, не обязательно это позвонила телефонистка; кто-нибудь из знакомых просто случайно вклинился в разговор – так иногда бывает, – узнал его по голосу и не мог удержаться, чтобы не позвонить жене. Редко кто удержится. Скорее всего это была женщина, которой он нравился. Он нравился многим женщинам. Нет, он не был высокого мнения о своей внешности, скорее всего женщин гипнотизировало его имя и то, что он повидал почти весь мир и умел рассказывать об увиденном.

Все-таки та женщина, что позвонила, была большой сволочью; хотя мало кто из женщин удержится, чтобы не позвонить, но эта наплела такого, чего он не говорил по телефону. Впрочем, может быть, эта анонимщица не была сволочью, а даже была хорошим человеком, просто ей было обидно, что он не обратил на нее внимание.

Такое случается часто: из-за ревности, а скорее всего от обиды человек совершает очень злые поступки.

Потом ему почти год пришлось налаживать отношения с женой. Самое обидное было не то, что жена весь год упрекала его, плакала и даже оскорбляла. Самое обидное было то, что он лишался свободного времени. То есть он не лишался свободного времени, а просто над его свободным временем возник жесткий контроль. Иначе говоря, каждый вечер, если задерживался, он должен был отчитываться перед женой, где был, что делал, с кем проводил время. Иногда жена проверяла его отчеты, рылась в карманах. И это было очень противно.

Впрочем, через год жена успокоилась. Иначе и не могло быть. Любой человек в любом несчастье рано или поздно успокаивается.

2

Она стояла, потирая левой рукой висок, а правой – опущенной вниз – сжимала алый мак.

Ему надоело бояться каких-то телефонисток, неведомых личностей, могущих в любой момент вторгнуться в телефонный разговор, ревнивой жены-следователя, и накануне командировки в эти края он заказал междугородный разговор и сказал открытым текстом, не прибегая к эзопову языку:

– Я прилетаю через три дня. Я хочу, чтобы ты встречала меня в белом платье и с красным маком.

И вот она стояла в белом платье, с красным маком в опущенной руке вдоль худенького, почти детского тела.

Она смотрела в сторону, поверх голов идущих пассажиров, но он знал, что она смотрит на него. Недалеко зеленым пятном среди пожухлой акации выделялся «Жигуленок». Он сразу узнал его. Это была машина ее мужа.

И он тоже смотрел поверх голов, но на самом деле на нее. Никто не должен знать, что они знакомы. Даже если бы кто и знал, что они знакомы, им все равно нельзя было узнать друг друга. Ну были знакомы, но не до такой же степени, чтобы она приехала его встречать, да еще в белом макси с маком в руках. Пусть были слегка знакомы, но прошло ведь два года. Они могли совершенно забыть друг друга, их лица стерлись из памяти – так должен был подумать человек, который знал, что они знакомы.

И все-таки ему хотелось улыбнуться ей. Он совсем решился было улыбнуться, но уже обступали, брали в плен неумолимо-дружеским кольцом встречающие.

Впереди, сияя наивно-щербатой улыбкой и обливаясь потом, с растопыренными для объятий руками наступал один из столпов города Игнат Гордеев. Он был хорошим малым, этот Игнат Гордеев, но слишком уж шумным, слишком огромным, таким огромным, что подавлял своим присутствием все: и людей, и жухлые акации, и новое здание аэровокзала из стекла и бетона, и даже подернутые вдали синей дымкой горы.

– Ярка, гад! Наконец-то! Сто лет, сто зим, а какой красавец.

Сзади Игната Гордеева два скромных человека в длинных полосатых халатах и белых чалмах несли плакат:

ГЕНИЮ XX ВЕКА ЯРОСЛАВУ КРАСИНУ – САЛАМ, САЛАМ, САЛАМ!

Ярослав Петрович улыбнулся и протянул руку Игнату, но тут его чуть не сбила с ног целая толпа мальчишек и девчонок разных возрастов. С криками на нарочито ломаном русском языке: «Папа! Папа приехал!» – они принялись обнимать и целовать Красина.

Это означало, что, мол, бывая в далеком горном краю, Красин занимался не только архитектурными делами.

Все это, конечно, были штучки вечного выдумщика Игната Гордеева.

Собралась толпа, смеялись, аплодировали, и вдруг, подавляя все звуки, ударил духовой оркестр. Оказывается, оркестр таился в зарослях жухлой акации. Теперь же он выступил из редкой тени на солнце и отчаянно дул в сияющие медные трубы и бил в коричневые тугие, очевидно из синтетической кожи, барабаны. Музыканты с длинными вислыми черными усами были одеты в белые кителя с начищенными медными пуговицами. Конечно, пуговицы были не медными, а усы из крашеной пакли, но все-таки оркестр очень походил на старый полковой дореволюционный оркестр.

Неужели Гордеев мобилизовал все силы местных театров?

В город они мчались целой кавалькадой машин. В основном это были белые «Волги». И только на крутых поворотах в самом хвосте колонны мелькал зеленый «Жигуленок». На крутых поворотах Красин, сидящий на переднем сиденье, специально кренился налево, в сторону шофера, чтобы заглянуть в зеркальце водителя. Зеленое пятнышко дрожало в зеркале, не выходя за его пределы. Она хорошо водила машину.

Как прекрасно, думал Красин, мчаться через горы среди гостеприимных людей и знать, что из всех только одна его любит по-настоящему и что, несмотря на разделяющий их целый километр мчащихся по дороге машин, он сидит рядом с ней, в маленьком зеленом «Жигуленке».

И никто об этом не знает.

Горы медленно поворачивались, как в калейдоскопе, и картина менялась каждую минуту. То затянутое дымкой ущелье; то солнечный склон с зеленой травой, на котором паслись стада каких-то издали не различимых животных; то дорога ныряла в заросли горных кустов и деревьев и салон машины заполнялся запахами русского предстепья: сырой земли, сочной травы, далеким дымком деревни, земляники, раздавленной под собственной тяжестью.

Вдруг наперерез вставал неподвижный стеклянный вал водопада, окаймленный яркой радугой. Машина мчалась навстречу валу, тот медленно отступал и с недовольным ворчанием срывался куда-то вниз.

На перевале их накрыл ливень. Стало темно, сыро, тревожно. Исчезли все запахи, кроме запаха тяжелой мутной воды и набухшего камня, готового вот-вот сорваться на дорогу, прямо на крыши машин. Слышно было, как страдал лес. Кроны деревьев склонялись почти до земли, умоляя яростного врага пощадить их, а тот, мрачный, сильный, жестокий, с перекошенным от злобного наслаждения лицом, рвал и рвал лес и траву на части.

И вдруг все кончилось, ни ветерка, деревья стояли неподвижно. Светило жаркое солнце. Дорога парила так сильно, что казалось, мчишься в специально проложенном, простеганном ватой тоннеле.

На повороте Красин заглянул в зеркало. Зеленого пятна сзади не было. Не было его и на следующем повороте. И на следующем. У Ярослава Петровича нервно застучало сердце, то совсем затухая, то вибрируя так часто, что это скорее было похоже не на биение, а на нервную дрожь. У него всегда так бывало во время приступов тоски или страха.

Она могла не удержать руль и улететь в пропасть.

Это мог быть обломок скалы…

Или поток ливня, залепивший внезапно стекло.

Или соскользнуло колесо.

– Шеф, останови, – сказал Красин шоферу, тоже для экзотики одетому в полосатый халат.

Тот понимающе кивнул, машина плавно замедлила ход и скатилась на обочину.

За ней то же самое сделали все машины.

Красин вышел и уже не таясь стал смотреть в хвост колонны.

Дорога была пустынной.

Все почтительно, не выходя из машин, посматривали в его сторону. Ничего удивительного. Архитектурный гений XX века может себе позволить любоваться природой в любом месте. Может, его посетило вдохновение. Может быть, в результате этой остановки и того обстоятельства, что Красин всматривается в ливень на перевале, родится прекрасный архитектурный ансамбль.

«Жигуленка» все не было. Туча закрывала перевал, словно черная лохматая шапка, нахлобученная на вершину горы. Она зловеще выделялась среди залитого солнцем ландшафта.

«Если ее не будет еще пять минут, – подумал Красин, – надо возвращаться».

Сзади задышал, навис горячей глыбой, подавляя собой гору, ливень, остатки светлого неба, Игнат Гордеев.

– Красотища, а, Яр? Что там какая-то Швейцария! Ну ее к бесу! Пусть сами в ней швейцарятся.

– Я забыл в самолете папку с чертежами, – сказал Красин.

– Что?! – вытаращил глаза-маслины Гордеев. – Забыл чертежи! Да ты с ума сошел!

– В самолете… папку с чертежами, – машинально повторил Ярослав Петрович, вглядываясь в клубок черных змей над перевалом. – Надо срочно возвращаться.

– Зачем возвращаться? Мы скоро приедем, звякнем в аэропорт, и все будет тип-топ. Вай, вай, каким ты стал рассеянным, Яр. А вдруг кто в твои чертежи селедку завернул, а? Может, какой невежда в целый микрорайон иваси завернул?

– Надо возвращаться, – сказал Красин.

– Но как мы тут развернемся?

– Как-нибудь.

– Ты с ума сошел, Яр. Ты чокнутый! Мы все улетим в пропасть, и город останется беспризорным.

– Тогда я пойду пешком.

Красин зашагал к перевалу вдоль стоящих на обочине машин.

Несколько секунд Гордеев таращился на своего приятеля так, что казалось, влажные маслины выпадут из глазниц, потом он неожиданно легко рванул свое огромное тело вслед Ярославу Петровичу.

– Стой! Сначала меня убей!

И тут показался «Жигуленок».

Сияя зеленым влажным пламенем, машина промчалась мимо. Женщина сидела прямо, очень прямо и смотрела вперед на дорогу. Белое мокрое платье облепило ее фигуру. Видно, все-таки что-то в дороге случилось.

– Ух ты! – только и сказал Гордеев, мягко поворачивая свое тело вслед за машиной, словно это было не человеческое тело, а глыба железа, притягиваемая мощным магнитом. Столп города был выдающимся бабником.

Она не посмотрела на Красина, даже не покосилась. Она и не могла посмотреть. Разве она могла посмотреть, когда такая скользкая дорога? Конечно, не могла.

Впрочем, она могла посмотреть. Не такая уж скользкая была дорога.

3

Устроившись в гостинице – в холле почтительно ждали четверо сопровождающих, словно почетная стража, – Красин отправился на открытие плавательного бассейна, который спроектировал возглавляемый им институт. Специально для него были устроены показательные выступления юных пловцов и пловчих. Посматривая на директорскую ложу, где сидел знаменитый архитектор, спортсмены явно волновались. Одна юная пловчиха так разволновалась, что вместо того, чтобы прыгнуть с вышки вниз головой, прыгнула ногами. Красин попросил привести к нему в ложу расстроенную девушку и вложил в ее мокрые дрожащие, покрытые синими пупырышками руки свою книгу «Задачи современной архитектуры на данном этапе» с дарственной надписью. Книга была издана в этом году почти полумиллионным тиражом и нашла широкий отклик в печати.

На книге Ярослав Петрович начертал: «Милой Наташе, которая делает все наоборот. Так поступают только великие люди». Юная пловчиха вспыхнула от радости и сразу вся высохла. Остальные, которые прыгали вниз головой, смотрели на Наташу с завистью.

Красин думал, что она придет на открытие бассейна, но она не пришла. Впрочем, может быть, она и пришла, но разве можно было отыскать ее лицо среди сотен других лиц. Но все-таки, наверное, она не пришла, иначе он бы почувствовал ее присутствие, он обладал такой способностью – ощущать людей на расстоянии.

Конечно, не пришла – кто бы отпустил ее с работы; это надо отпрашиваться, придумывать какой-то предлог, звонить и врать мужу, а потом могло оказаться так, что они с мужем столкнутся на открытии плавательного бассейна, хотя этого, конечно, никак не могло оказаться, чтобы они столкнулись на открытии плавательного бассейна.

В гостиницу Ярослав Петрович вернулся поздно вечером, почти ночью. Привез его Гордеев. Весь день Игнат таскал друга по каким-то мероприятиям; Красин, у которого еще не исчез из головы шум самолета и который все время думал, как бы незаметно оторваться от всех и позвонить Зое, вместо этого автоматически пожимал руки, улыбался, произносил речи об успехах нашей архитектуры.

Ближе к вечеру характер встречи стал носить менее официальный характер, незаметно встречи трансформировались в банкеты, полуофициальные посещения каких-то выставок, вернисажей, осмотр винного завода, и в заключение они очутились на чьей-то свадьбе. Тонкий белобрысый жених и пышная невеста с длинной черной косой, разинув рты, слушали Ярослава Петровича, на которого вдруг нашло вдохновение и он разразился сорокаминутной речью об истории архитектуры, начиная с пещерного периода, кончая нашим столетием, в частности великим архитектором Корбюзье и его последователями.

Игнат постоянно был рядом, пытался всячески сделать так, чтобы Красину было приятно и непринужденно. Вообще-то он неплохой парень, почти друг, но все-таки за этой дружбой таится коварный расчет: вот я дружу с великим архитектором, вот я какой. Я хороший, сильный, через друга у меня большие связи в столице.

И пригласил он Ярослава Петровича не зря. Наверно, будет что-то клянчить. Наверняка будет клянчить. И при том существенное. Эта хитрая лиса произведет клянченье врасплох, когда Красин и думать забудет о делах, расслабится, у него будет хорошее настроение, жизнь в данный момент покажется ему счастливой и бесконечной, а сам он себе – действительно великим архитектором; вот тогда-то Игнат подсунется со своей просьбой, и отказать ему будет просто невозможно. И невозможно вдвойне, ибо Гордеев – стреляный воробей и если, допустим, речь пойдет о возведении нового микрорайона, то проектировать этот новый микрорайон попросят его, Красина, институт. Со всеми вытекающими отсюда моральными и материальными последствиями.

Вернувшись в гостиницу, Красин первым делом схватился за телефон. Был второй час ночи. Некоторое время Ярослав Петрович колебался – звонить или не звонить, но потом все-таки решился позвонить. Ведь она наверняка ждала его звонка. Она просто не могла не ждать его звонка. Она, наверно, не отходила от телефона весь день. А он, свинья, не позвонил. Нет, он не свинья, он просто не мог позвонить. Его все время окружала толпа. А впрочем, он все равно мог позвонить. Что-нибудь придумать. Всегда можно что-нибудь придумать. Он просто боялся подставить ее под удар.

Хотя… если уж быть честным… Ему было хорошо, когда он забывал про нее. В такие времена жилось спокойнее.

…С Зоей он познакомился два года назад, здесь же. Был какой-то праздник. Что-то открывали или закладывали первый камень – он уже плохо помнил, – за свою сорокапятилетнюю жизнь Ярослав Петрович присутствовал на открытии стольких объектов и закладке стольких первых камней, что, если соединить все это вместе, то из зданий получился бы огромный город, а из первых камней можно было бы вымостить дорогу на Луну, тем более, что многие первые камни остались последними и их можно безболезненно извлечь назад для строительства земных дорог.

По случаю торжества горисполком дал грандиозный, на несколько сот человек банкет а ля-фуршет в огромном ресторане. Красин всегда скучал на грандиозных банкетах. Все куда-то бегут со страшно озабоченными лицами, словно делают какое-то очень важное дело; кто-то лезет с умными разговорами; кто-то пытается изображать рубаху-парня, хотя не имеет ни малейшего представления, что такое рубаха-парень, молодые девушки стараются быть взрослее и содержательнее; женщины в возрасте – легкомысленнее, по крайней мере сбросить лет десять.

Ночь стояла душная. Банкетные залы напоминали предбанники.

Красин вышел на балкон. Балкон представлял собой длинный, в десять метров сад из экзотических деревьев и цветов. Он был пуст, только в самом конце светился огонек сигареты.

Ярослав Петрович и сам не знал, зачем он пошел на этот «огонек». Может быть, его привлекла необычность обстановки: темная зелень и на фоне медленно движется огонек… вверх-вниз, вверх-вниз, словно яркий светлячок ткет черное полотно. Почему-то он сразу понял, что это курит женщина. Красин не мог объяснить, почему он так решил, может быть, мужчина дольше затягивается? Или не опускает так низко сигарету? Или движения его резче и увереннее?

Это действительно оказалась женщина. Она была маленькая, тоненькая, черноволосая, и ее фигура почти затерялась в листьях большой пальмы в кадке.

– У вас закурить не найдется? – спросил Красин, лишь бы что-нибудь спросить. Он никогда не курил. Просто ему было очень одиноко на этом шумном банкете.

– Да.

Голос у нее оказался низким, чуть хрипловатым, очевидно, она много курила. Впрочем, может быть, она простудилась – днем иногда, особенно в полдень, в этих местах с гор, где лежит вечный лед, дует холодный ветер.

– Только у меня дамские. Английские.

Ах, вон оно в чем дело! Вот почему огонек показался ему «женским». Конечно же! Длинные сигареты совершают совсем другую траекторию, нежели короткие, толстые, «мужские». И держат их совсем по-другому, и затягиваются по-другому.

И все-таки дело не в этом. Если курит женщина, то курит женщина. Это сразу видно.

Медленным движением она достала из сумочки, висящей на спинке стула, сигареты, зажигалку. При свете синего язычка пламени он рассмотрел ее. Это была не очень красивая женщина. Впрочем, он не любил красивых женщин. Они всегда казались ему ненастоящими, кукольными. Красивые женщины обычно жеманились, старались казаться еще красивее, если были умны. Глупые же красивые женщины держались надменно.

Он любил не очень красивых женщины, но и, конечно, не безобразных. Красин любил женщин с характерным лицом. Он и сам не знал, что понимал под словом «характерное». Скорее всего – «необычное».

У женщины, которая протянула ему зажигалку, было «характерное» лицо. Нос прямой, с горбинкой, «римский», скорее всего этот нос подходил мужчине, тем более что у женщины было узкое лицо. Глаза широко расставлены, умные. Длинная черная коса, как у девочки. Но это не была девочка. Ей было лет тридцать. Хотя по фигуре можно было сказать, что это девочка.

– Спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста, – ответила она ему в тон.

Наступило молчание. Ему не хотелось уходить. Здесь было прохладно. И, кроме того, Ярослав Петрович сквозь тьму чувствовал, что она смотрит на него с интересом и чуть насмешливо. С чего бы это – с интересом и чуть насмешливо?

– С вами рядом можно сесть? – спросил он, немного поколебавшись.

– Ради бога.

Он опустился на узкий дачный стул, который скрипнул под его тяжестью.

– Меня зовут Ярославом Петровичем.

Она немного помолчала и потом сказала, чуть растягивая слова, своим хрипловатым голосом, как ему показалось, опять с иронией:

– Знаю. Ярослав Петрович Красин. Известный архитектор. Член-корреспондент. Женат. Имеет сына двадцати лет, студента третьего курса архитектурного института. Жена – домохозяйка. Что еще? Награжден. Объездил почти весь мир.

Красин был поражен.

– Однако, – промычал он, поперхнувшись дымом. – Вы жена Шерлока Холмса?

– Нет. Все гораздо проще. – С гор прилетел ветерок, отогнал в сторону сигаретный дым. Запахло летним погребом, в котором лежит лед, и холодными цветами. – Я давно слежу за вами.

– За мной? Зачем?

– Просто так. Интересно.

– Развлекаетесь? – Ярослав Петрович попытался тоже перейти на иронический тон.

– Нисколько. Это нужно мне. Помогает жить.

Красин был совсем сбит с толку. Уж не мистификация ли это? Может быть, подстроил Гордеев? От него всего можно ожидать. Однако откуда мог знать Гордеев, что ему, Красину, захочется выйти на балкон и он заинтересуется сигаретным светлячком. Красин вообще мог уехать в гостиницу. В этой суматохе могли бы и не заметить его отсутствия.

– Вот уж не думал, что, сам того не ведая, помогаю кому-то жить, – сказал Ярослав Петрович. Он был заинтригован. – Вы не расскажете подробнее?

– Зачем? – Он почувствовал, как она пожала плечами. – От этого ведь ничего не изменится.

– Вы русская?

– «Вы замужем? – передразнила она его в тон. – Кем вы работаете? У вас есть дети?» Я о вас узнала все сама. Узнайте и вы обо мне. Мне хочется пить.

– Сейчас принесу.

Он быстрым шагом направился в зал, но там уже все было выпито и съедено. Остались только спиртные напитки. Красин налил два фужера шампанского.

Когда Ярослав Петрович вышел на балкон, она как раз прикуривала сигарету, и он опять на несколько секунд смог увидеть ее. Теперь она понравилась ему больше: может быть, по-другому падали тени.

– Шампанское теплое. Не люблю теплое шампанское.

– А кто его любит?

– В самом деле. Можно сейчас пойти в горы, отколоть кусочек вечного ледника и бросить в фужеры, – сказал он шутя и по тому, как она засмеялась отрывисто и тут же подавила смех, почувствовал, что шутка ей понравилась.

– Можно проще, – сказала она. – Сходить на кухню и украсть из холодильника.

– В самом деле! – Красин повернулся, чтобы бежать на кухню, но она удержала его за руку. Рука у нее была сухая и горячая.

– Не стоит. А если вас поймают? Представляете, какой получится скандал? Знаменитый архитектор пойман на кухне с поличным. Завтра об этом будет говорить весь город. У нас любят посплетничать.

– Посплетничать любят везде. Я этого не боюсь.

– О конечно! Великим все равно, что о них говорят. Даже наоборот. Сплетня – фундамент славы.

– А вы довольно умны.

– Это лишь один из моих недостатков. Да вы садитесь.

Он послушно сел.

– Какие же у вас недостатки? – спросил он. – Кстати, как вас зовут?

– Зовите меня просто Зоей. Я еще довольно молода. Это в темноте я кажусь старухой, потому что у меня резкие черты лица. Ночь заполняет впадины, и я кажусь старой ведьмой.

– Разве бывают молодые ведьмы?

– Сколько угодно. Молодых ведьм сейчас больше, чем старых; они коварнее и жесточе своих бабушек.

– Почему?

– Потому что получили образование. А кроме того, утратили некоторые традиции и предрассудки.

– Например?

– Ну… они действуют поодиночке, не слетаются на шабаш.

– Это имеет какое-то значение?

– Да. Раньше на шабаше вырабатывалась общая программа, и поэтому не было особого соперничества. Сейчас же молодые ведьмы работают порознь, у них сильно развит дух соревнования; вот почему нет предела их жестокости и коварства. Кроме того, на шабаше их наказывали за проступки.

– Вы молодая ведьма?

– В каждой из нас сидит немного нечистой силы. Только дай ей волю.

– Вы не даете?

– По мере своих сил и возможностей.

– Однако мы отвлеклись от темы, – сказал Красин и отхлебнул шампанского. – Значит, на солнечном свете вы красивее?

Зоя тоже поднесла к губам бокал.

– Во всяком случае, так все говорят. А когда все начинают говорить одно и то же, невольно поверишь в это и сама.

– Я могу убедиться в вашей теории?

– Нет.

– Почему?

– Вы же улетаете завтра. На рассвете. В это время вся наша долина еще в тени.

– Вы даже знаете, когда я улетаю. Однако вы можете приехать в аэропорт. Там-то хоть будет солнце?

– Там будет. Но зачем мне приезжать? Это не надо ни мне, ни вам.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Но какое вы имеете право это решать за меня?

– Вами движет просто любопытство. Все люди любопытны, и вы, увы, не исключение.

– Хорошо. Я стану исключением. Исключением всегда быть приятно.

Они помолчали. Справа доносился шум банкета, слева – молчание гор. Резко и дурманяще пахли какие-то цветы за их спинами. Она затушила сигарету в стоящей рядом высокой металлической пепельнице и сразу же закурила новую. Запах дыма смешался с запахом орхидей и сразу как-то передал ощущение ото всего сразу: от шумного скопища людей в бетонной коробке; черных гор, о присутствии которых можно было лишь догадываться по отсутствию звезд – звездное небо рваным пологом качалось над долиной; в том месте, где лежали снеговые шапки, звезды дробились на мелкие осколки и были скорее похожи на маленькие искрящиеся костры, чем на звезды. Эта противоестественная смесь запахов объяснила и необычную встречу в тропических зарослях с женщиной, которая знала о нем все; и легкий, ненавязчивый плеск горной речки, протекавшей километрах в двух; и веселую песню, которую нескладно пели участники банкета; и вековой платан, раскинувшийся над верандой, для которого, наверно, эта веранда была лишь мгновением в жизни – возникла дурно пахнущая цементом веранда и скоро исчезнет, а он, платан, будет по-прежнему шелестеть жесткой листвой, соревнуясь в вечности и мудрости лишь с горами; – и никелированную пепельницу, освещенную сразу двумя огнями: светом неоновой лампы из банкетного зала и отблеском звезд. Справа, откуда приходил неоновый свет, пепельница была мутно-желтой, слева, со стороны гор, черно-голубой.

«Завтра мне сорок пять, – подумал Красин. – Для директора института я слишком молод. Если придется уйти, ничего не останется, кроме бетонных типичных коробок. Прожита большая часть жизни, а что сделано? Да ничего особенного. Я как пепельница. Директорство делает меня ярким с одной стороны, другая темна, даже нет ни одной голубой звездной искорки».

– Однако, – сказал Ярослав Петрович, – мы опять отклонились от темы. Какие же у вас еще недостатки? Не хотите говорить. Тогда расскажите о своих достоинствах.

– Я могу достать вам финскую салями.

– Что? – пробормотал Красин.

– Финскую салями. И икру. Любую. И даже копченого леща. В Москве ведь это трудно раздобыть, а завтра у вас день рождения.

– Вы… и это знаете?

– Уж это-то прежде всего. Вы получаете на день рождения кирпич?

– Так это…

– Это я.

Красин уставился на свою собеседницу, пытаясь сквозь тьму уловить выражение ее глаз. Наконец-то загадка была разгадана. Уже несколько лет в день своего рождения Ярослав Петрович получал по почте тщательно упакованный кирпич. Обыкновенный кирпич, правда, не совсем обыкновенный. Кирпич был раскрашен затейливым узором. Каждый раз узор оказывался новым, неизменным было одно: необычное, фантастическое переплетение линий, цветов, геометрических фигур и много неба, очень голубого неба. Первый раз, получив кирпич, он очень удивлялся, показывал всем, даже носил в портфеле, чтобы забавлять друзей и знакомых. Потом привык получать на день рождения кирпичи. Распаковав и полюбовавшись рисунком, складывал их на пол, возле стеллажей с книгами. На кирпичах не было подписи, на упаковке – обратного адреса, лишь штемпель далекого восточного города.

Ярослав Петрович подозревал, что это шуточки его друга Игната Гордеева, но ни разу не намекнул Игнату про эти странные подарки, боясь, что с раскрытием тайны подарки перестанут поступать, а кирпичи ему, честно говоря, нравились. Не то чтобы так уж нравились, у него было полно всякой всячины со всего мира, но они как-то странно волновали и тревожили Красина. Даже слова «волновали» и «тревожили» не совсем точны. Они снимали напряжение. Да, да, он только теперь понял, что они снимали напряжение. Приходя усталым с работы, а особенно в дни неприятностей, он разглядывал эти необычные произведения искусства, и ему становилось легче на душе, сжимающая сердце тоска отступала, даже, как это ни странно, падало давление.

– Но… – пробормотал Красин.

– Не надо. – Она закрыла ему рот ладонью. Ладонь пахла духами, табаком, шампанским, свежей губной помадой. Неужели она, сидя здесь, в темноте, ухитрилась подкрасить губы? Но зачем? – Пойдемте отсюда? Я вам покажу реку ночью. Вы видели нашу реку ночью?

– Нет, – признался Ярослав Петрович.

– Да, да. Конечно. День расписан по минутам, куда уж там реку смотреть ночью.

– Но как же…

– Мой муж? Он забыл про меня до завтрашнего дня. Мой муж – работник торговли и ответственный за этот банкет. Часов до двенадцати он будет все обеспечивать, а потом напьется в кругу своих сподвижников. Так что я практически свободна до утра. А вы?

– Я…

– Красин! – вдруг послышался громовой голос Игната Гордеева. – Кто видел Красина?

– Если они меня обнаружат, – прошептал Красин, – то крышка. Не вырвешься до самолета. Они намекали на какую-то саклю.

Она покачала головой – он почувствовал, как она покачала головой.

– Сакля – дело серьезное. Километров тридцать отсюда по горам. Там небольшой ресторанчик. Наверняка это идея моего мужа. Он очень любит возить туда гостей, а оттуда мчаться прямо в аэропорт.

– Как же быть? – тихо спросил Ярослав Петрович, почти вплотную приблизив свое лицо к ее лицу. И от лица, как и от ладони, пахло пряным дымом, шампанским и свежей губной помадой. Зачем все-таки она накрасилась губной помадой? Какой смысл сидеть в темноте с накрашенными губами?

– Яр! Черт тебя побрал! Кто видел Красина? – Гордеев был сильно выпивши.

– Может быть, он на веранде, – сказал кто-то.

– Пора ехать, а он… затесался куда-то.

Значит, в самом деле предстояло путешествие в саклю. Ярославу Петровичу не хотелось ехать по темным горам с подвыпившей компанией. И опять придется есть, пить, произносить пышные, но на самом деле бессмысленные тосты, делать умный вид, рассуждать об архитектуре. И самое главное – Ярослав Петрович это предчувствовал – именно там, в сакле, Гордеев прижмет его к стенке и будет выжимать проект какой-нибудь необыкновенной бани или велотрека или еще чего-нибудь в этом роде. Он любил строить, его друг Игнат Гордеев, но любил делать это быстро и чтобы на проекте стоял штамп известного института. Ни сам проект, ни качество исполнения Игната не волновали. Штамп. Самое главное – нужен штамп на проекте. Штамп известного института на проекте помогал быстро пробить все инстанции. Вот почему почти весь город был построен по проектам красинского института, что, честно говоря, институт делал довольно охотно, ибо хитрый Игнат почти к каждому сотруднику нашел «индивидуальный» подход.

– Потушите сигарету, – тихо сказал Ярослав Петрович.

Зоя торопливо сунула сигарету в пепельницу и раздавила ее. Запахло горелым табаком, но этот запах быстро заглушили запахи пищи, цветущей магнолии и вечного льда с вершин темных гор.


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации