Текст книги "Дивные пещеры"

10. НОЧЬЮ В ГОСТИНИЦЕ «ТИХИЕ ЗОРИ»

Командированный Сусликов лежал на кровати и за отсутствием других развлечений читал старый, со следами пиршеств других командированных журнал. Дела на заводе были все сделаны, завтра предстояло отбыть на родину, в тихий домик на окраине большого города, затерявшийся среди синего неба и подсолнухов, и у Сусликова было благодушное настроение. Тем более от здешнего кефира его язва не разыгралась, как он опасался, а, наоборот, притихла, затаилась. «Надо будет взять в дорогу этого кефира, – думал Сусликов, читая скучную статью о лесорубах. – Очень хороший кефир… Неделю здесь, а язва молчит, еще не было ни одного приступа…»

«Семашко ловко размахнулся топором…» Только кефир может прокиснуть… «Но в этот момент раздался крик…» Можно купить термос… «Стой, – закричал Кирпилин. – Не видишь какая красота…» Несколько термосов…

Послышался скрип двери… Сусликов оторвался от журнала и глянул поверх очков, кто там идет. Может, это его куда-то запропастившийся сосед?

В щель двери просунулась рука в черной кожаной перчатке. Сусликов вскочил на кровати, ничего не понимая. Рука стала шарить по стене… Командированный с ужасом следил за ней. От испуга он не мог ни крикнуть, ни пошевелиться. Рука показалась ему маленькой, хрупкой, от этого было еще страшнее. Продлись еще несколько мгновений это зрелище – и сердце командированного не выдержало бы, но тут рука нащупала, что искала, – выключатель. Раздался щелчок, и свет в комнате погас.

Затем дверь раскрылась… и в комнату вошел человек. Сусликов различал лишь силуэт – в номере было темно, только слабый свет из окна освещал стол и часть кровати.

– Что вам надо? – спросил Сусликов срывающимся голосом. – Кто вы такой?

Вошедший ничего не ответил. Глаза командированного привыкли к темноте немного, и он вдруг явственно увидел, что вместо лица у пришельца свиное рыло. Сусликову даже показалось, что человек хрюкнул. Командированный слабо вскрикнул и потерял сознание. У него была слабая нервная система.

Когда Сусликов пришел в себя, он не мог ни говорить, ни шевелиться. Его тело было крепко привязано к кровати, во рту торчал кляп. Кляп отдавал туалетным мылом – наверно, было использовано казенное полотенце. В комнате никого не было.

«Обокрали, – подумал Сусликов. – Чтобы я еще раз в этот город…»

Он принялся раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь ослабить веревки, но привязан он был на совесть. По всей видимости, бельевыми веревками. У бельевых веревок получаются очень крепкие узлы. Не удалось вытолкнуть и кляп.

После часа усилий Сусликов устал и затих. В окно начал пробиваться рассвет.

«Хоть бы пришел этот, второй… сосед, – подумал Сусликов. – А то можно так пролежать до вечера… Плакала теперь четвертная, – у Сусликова оставалось в кармане пиджака двадцать пять рублей, – и почти новый костюм», – Сусликов проходил в нем десять лет.

И бедный командированный заплакал.

Это единственное, что он мог еще делать.

11. НОЧЬЮ НА ВОКЗАЛЕ

Последний автобус в областной центр отходил в двадцать два часа. Этим рейсом мало кто ездил, зато утром обычно не бывало мест, и Костя Минаков решил, что лучше всего отправиться в двадцать два часа.

Минаков любил вокзал. Когда он чувствовал себя одиноким, то шел на вокзал. Здесь всегда было людно, шумно, в ресторане и возле газетного киоска толпились красивые, модно одетые женщины, и Косте нравилось разглядывать их, ловить на себе пристальные взгляды, которые могут позволить себе лишь проезжие незнакомые женщины.

Особенно уютно здесь было ночью. Костя выпивал пивную кружку петровского вина, покупал два пирожка, газету и усаживался на неудобный и все же уютный диван, отполированный тысячами спин и задов до зеркального блеска. Мимо бежали с узлами и чемоданами люди, не спеша прогуливались роскошные дамы в макси-платьях и брюках с остановившегося в Петровске на несколько минут экспресса Москва – Адлер; суетились девчонки с голыми коленками, разглядывая побрякушки в витрине закрытого киоска «Сувениры»; деловито, с железной последовательностью мели опилки уборщицы в белых фартуках, и, казалось, ничто не может остановить их движения: ни груда чемоданов, ни ноги спящих, ни ноги бегущих; ревели за стеклянными стенами зала ожидания автобусы с мягкими сиденьями, сонными пассажирами и таинственной, загадочной, как у «Скорой помощи», фарой на верху кабины, которая до поры до времени высокомерно дремлет, но стоит лишь гигантам вырваться за пределы городка, как она вспыхнет, засияет, будто электросварка, и пойдет полосовать сильными лучами придорожные посадки, спящие деревушки, встречную белую колокольню с черным колючим крестом… Посапывали отдыхавшие тепловозы, суетились возле них темные фигуры с фонарями…

Как хорошо сидеть среди этой суеты, жевать пирожок, листать газету промасленными пальцами, пахнущими постным маслом, ловить взгляды красивых, уже отдохнувших у моря или едущих отдыхать женщин, чувствовать, как по крови разливается горячее, сделанное из лета вино…

…На вокзале было почти пусто. Только что ушел экспресс на Москву, и уехали почти все автобусы, поезд межобластной должен был быть только через двадцать минут. У входа в пустой ресторан скучал швейцар… Он покосился на Костю.

– Хоть бы умылся, молодой человек, – сказал он осуждающе.

«Почему мне надо умыться? – удивился Минаков, но пошел в туалет. Вышедший из туалета мужчина пристально посмотрел на младшего бухгалтера и, как показалось Косте, с брезгливостью. Минаков, ступая по мокрому полу, усыпанному опилками, подошел к раковине и заглянул в мутное, облупившееся зеркало. На него вытаращилось незнакомое опухшее, вымазанное кровью лицо. От неожиданности Костя отшатнулся. Откуда взялась кровь? Потом он увидел, что и правая рука его в крови.

«Это ее кровь, – догадался Костя. – Наверно, я ей разбил нос, а потом вытирал пот…»

Минаков вымыл руки, протер лицо платком. Рука его, когда он лез в карман за платком, наткнулась на гаечный ключ. Младший бухгалтер швырнул его на подоконник.

«Может быть, я даже убил ее, – думал Костя, направляясь к ресторану, – и она сейчас лежит мертвая… Попал в висок… Или сильно ранил… Что ж, тем лучше, пусть знает».

Он, конечно, не верил своим мыслям, но все же подошел к автомату и набрал номер бухгалтерии.

Телефон долго не отвечал. Потом испуганный голос сказал:

– Алло! Алло! Кто это? Почему вы молчите?

Костя повесил трубку. Итак, Леночка продолжала считать деньги.

«Это не ее кровь. Я просто где-то оцарапал палец. И палец побаливает, вот и ранка».

Минаков купил билет на автобус и прошел в ресторан. В дверях он подмигнул швейцару.

– Теперь все в порядке, отец?

– Хоть в загс, – пошутил швейцар, не улыбаясь.

До отхода автобуса оставалось еще двадцать минут.

В пустом зале было лишь несколько посетителей. Неподалеку сидела тоненькая женщина в платье из материала в цветной горошек, чем-то похожая на цыганку, но не цыганка. Она ужинала. Перед ней стояла тарелка борща, бутылка ситро «Яблочный напиток» и второе – куриная шея с рисом.

Пару раз Костя встретился с ней глазами. У женщины был деланно-равнодушный взгляд. Костя налил в стакан пива и слегка наклонил голову, показывая женщине, что пьет за ее здоровье. Взгляд у женщины стал еще более равнодушным, но Костя заметил, что она слегка улыбнулась.

«Вот, – подумал он, – я нравлюсь женщинам, а она… со своим командированным…»

Он не спеша расплатился, дал десять копеек швейцару и солидно прошел к стоявшему у дверей вокзала огромному пустому «Икарусу». Шофер курил, открыв дверцу.

– Один пришел, – сказал он весело. – Еще одного дождемся и поедем.

Костя сел на свое место у кабинки водителя и стал смотреть в окно. За окном было пусто, сиял бледный неоновый свет, и ночной ветерок катил стаканчики из-под мороженого.

Пришел второй пассажир. Им оказалась та женщина из ресторана. Костя почему-то не удивился. Женщина поднялась по ступенькам, внимательно разглядывая свой билет.

– Второе, – сказала она вслух.

– Это рядом со мной, – Костя подвинулся.

– Благодарю вас. – Женщина поставила в проходе небольшую, но, видно, тяжелую сумку и села рядом с Костей.

Шофер посмотрел на них через стекло, закрыл двери. Мотор заработал, послышался легкий толчок от включаемой скорости, и автобус тронулся.

12. НОЧЬЮ В КВАРТИРЕ ГРОМОВА

– У тебя глаза светятся, не смотри на меня…

– Это от приемника.

– Все равно… зеленые, как у кошки…

– Это от приемника… Хочешь выключу?

– Не надо… Пусть играет… А глаза я закрою. – Леночка прикрыла ладонью глаза Громова.

Они лежали на узкой холостяцкой кровати Евгения Семеновича. В комнате было светло от встававшей луны, от еще не успевшего потемнеть неба и от реки, протекавшей неподалеку за окном. Где-то рядом настойчиво и монотонно ныл комар.

– Я хочу есть, – сказал Громов.

– Холодильник, конечно, пустой?

– Там еще остались шпроты и колбаса.

Леночка набросила на себя рубашку и прошла в кухню. Евгений Семенович слышал, как она в темноте при свете лампочки холодильника готовит бутерброды.

– И принеси коньячку! – крикнул Громов.

В буфете звякнули рюмки. Мягко, коварно захлопнулся холодильник.

– Не могу найти лимона. – Голос у Леночки был деловитый, как у всех женщин, когда они попадают на кухню, пусть даже чужую.

– Мы его съели. Больше нет. Обойдемся.

Послышалось журчание воды: Леночка вымыла руки.

Она постоянно мыла руки, словно врач.

Из открытого окна потянуло свежестью. Запахло тиной, мокрыми камышами, лягушками, сырым песком. Евгений Семенович жадно втянул воздух, волнующий детскими воспоминаниями, и натянул простыню до подбородка.

Пришла Леночка, села на край кровати, поставила тарелку с бутербродами Евгению Семеновичу на грудь. В ее правой руке, зажатые между пальцами, позвякивали рюмки.

– У тебя дрожат руки? Ты замерзла?

– Нет… Я просто нервничаю.

– Боишься, кто-нибудь придет?

– Нет… Я знаю, к тебе никто не придет. Ты нелюдим. Хотя у тебя огромная квартира. Зачем тебе такая квартира?

– Ты боишься, что…

– Не говори про это.

– Поэтому, да?

– Вся моя жизнь изменилась…

– Моя тоже. Давай выпьем за это.

– Давай.

Он приподнялся на локте и взял из ее руки рюмку. Звон стекла на мгновение заглушил писк комара и далекий шум деревьев – это шумел под ветром дубовый лес за речкой. Иногда доносилось урчание машин, осторожно пробиравшихся через хлипкий деревянный мост.

– Кончилась пластинка… Хочешь еще включу?

– Включи…

– Что?

– Поставь наугад.

Леночка, морщась, выпила рюмку, подошла к приемнику и поставила пластинку. Зазвучал вальс Штрауса.

– Вечная мелодии.

– Да…

Леночка опять села на кровать.

– Хочу, чтобы всегда было так: ночь, ты и музыка.

Он обнял ее за талию.

– Глупая. Так не бывает…

Она вздохнула.

– К сожалению.

– Возьми бутерброд, а то я все съем.

– Не хочу… Мне приятно так…

– Ты, как пьяница, не закусываешь. Иди ко мне, а то замерзнешь.

– Подожди… Я хочу сказать… В ту ночь, когда ты вдруг подошел ко мне в темноте… в пещере… Я сразу поняла, что произойдет такое… Вся моя жизнь словно раскололась на две части: прошлую и будущую… Я, наверно, предчувствовала… Я тогда подумала: вон кто-то идет. Чьи-то шаги. Это шаги судьбы… Я ни капли не испугалась, даже обрадовалась… Кто бы ни вышел из-за поворота, все равно прежней Лене конец, будет новая… Хорошо, что это оказался ты. Ты мне всегда очень нравился.

– Ты вся тряслась.

– Это от неизвестности… Но я, честно, не боялась… За те часы, что я пробыла одна, я уже похоронила себя… и шаги означали для меня новую жизнь… Даже если бы пришел Старик…

– Не надо про это.

– Хорошо, что пришел именно ты.

– Я тебя искал повсюду… Кричал, бежал…

– Меня одну?

– Всех, но тебя особенно.

– Я все думаю об этом командированном…

– Его найдут… Он не мог далеко уйти.

– Не найдут… Его поманил Старик… Я сама видела…

– Выбрось этот бред из головы. Мы же договорились.

– Ладно… Теперь все это позади… Как интересно устроено в мире. Я жила размеренно, скучно, каждый день одно и то же. Хоть от мужа ушла, а то бы уже народила кучу детей… И вдруг все изменилось. Понеслось в бешеном темпе. Неизвестность впереди. Риск. Каждый час – как год… Я даже не знала, что так можно жить… Представляешь, даже не подозревала… Оказывается, можно, да еще как интересно. Не встреть я тебя, так бы и ссохлась в этом Петровске. Оглянуться не успела бы, а уже старуха. И ничего не видела. Ничего не испытала. Самое главное, считала бы, что это нормально… Потом бы меня закопали, и все. А ведь посмотри, какое у меня молодое, сильное, красивое тело!

Леночка сбросила рубашку.

– Я знаю… Оденься, а то холодно,

– И я здорова.

– Ну и прекрасно. Успокойся.

– Мне только двадцать семь. Еще десять лет я буду красивой, сильной! Представляешь? Целых десять лет! Ты меня не разлюбишь за десять, лет?

– Нет, конечно.

– Может, и разлюбишь. – Леночка сразу сникла. – Встретишь какую-нибудь получше, помоложе, но года два ты все равно мой. Никуда от меня не денешься, мы с тобой связаны теперь одной веревочкой. Когда мы уедем?

– Ты же знаешь. Сейчас нельзя.

– Ну приблизительно?

– Может быть, через полгода… Если все будет хорошо…

– Все будет хорошо. Я верю тебе. Ты такой умный, такой решительный… Ничего не боишься.

– Хочешь бутерброд?

– Нет.

– Тогда я доем.

Евгений Семенович доел бутерброд. Леночка смахнула с его груди крошки и отнесла на кухню тарелку и рюмки.

– Значит, еще полгода.?

– Да.

– Я никогда не ездила на теплоходе… Сколько прожила, а не ездила…

– Ну вот теперь поедешь.

– И мы построим себе дом в горах…

– Да.

– Как это здорово – дом в горах… Свежий ветер… Я повешу на окна занавески с птицами… Ветер будет трепать занавески, и будет казаться, что птицы прыгают…. И я посажу маленький огород для себя… помидоры, огурцы, капусту, морковку… Веранду построим на восток, чтобы утром солнце…

– Хватит болтать, иди ко мне.

Леночка скользнула под простыню: тело у нее было гладкое и холодное, словно мраморное.

– Милый, – шепнула она, прижимаясь. – Мне жалко его… Мы ведь на его несчастье строим свое счастье…

Он нашел ее губы.

13. НОЧЬЮ В АВТОБУСЕ

Костя видел в окне ее отраженный профиль. Женщина достала из сумочки зеркальце, потом помаду, чуть подвела губы. Через минуту она смахнула с плеча пушинку. Ее лицо летело по оврагам и посадкам.

– Странно, – сказал Костя, не обращаясь прямо к соседке, – автобус совсем пустой.

Женщина чуть повернула голову в его сторону.

– Наверно, у завода сядут, – сказала она.

Но автобус прошел мимо заводских ворот – на остановке под фонарем не было никого. Костя, пригнувшись, посмотрел на заводоуправление. Все окна были темны, значит, Леночка дома…

– Вы живете в Петровске? – спросил Костя. – Что-то я вас ни разу не видел.

– Нет. Я приезжала в гости. – Женщина ответила сухо.

Костя откинулся на спинку сиденья. У соседки был красивый профиль и красивая грудь.

«Если она живет в Суходольске, – подумал Костя, – надо с ней провести завтрашний день. Что я – хуже других? Или не командированный?»

Костя усмехнулся, посмотрел за окно. Автобус уже выбрался за город и мчался по автостраде, разрезая ночь лучами фар. Мелькали белые, как горящие свечки, столбы с расходящимися сияющими нитями – проводами.

– Вы сами из Суходольска? – спросил Костя, повернувшись к соседке.

– Да.

– Работаете или учитесь?

– Работаю.

– Если не секрет – где?

– Секрет.

– Вот как… Значит, военная тайна?

– Значит, военная.

Женщина закрыла глаза, давая понять, что не хочет больше поддерживать разговор.

«Какая-нибудь паскудная работенка, – подумал Костя. – А может быть, от меня разит винищем… Ну и пусть…»

Костя обиделся и отвернулся к окну. Мотор ровно гудел. Шофер, попыхивая сигаретой, с любопытством поглядывал через зеркальце в салон: наверно, его тоже интересовала эта женщина. От стенки исходило тепло, и Костя задремал.

Проснулся он от толчка. Автобус стоял. В открытые передние и задние двери с гомоном протискивались люди. Они громоздили в проходе и на сиденья плетеные кошелки, мешки, ведра. Люди были в мокрых брезентовых и синтетических плащах. Видно, только что прошел дождь. От дверей тянуло холодом, от плащей пахло свежевспаханным полем и мокрой коровьей шерстью. Шофер, стриженный наголо, в кожаной куртке, похожий на уголовника, в проходе продавал билеты.

«На базар едут», – подумал Костя и опять задремал, привалившись к теплой стенке. Разбудила его мягкая и теплая тяжесть на правом плече. Он скосил глаза. Соседка спала, положив голову на его плечо. Ее рука полуобнимала Костю за грудь. В автобусе было темно, люди расселись, притихли, запах бензина перебил запах дождя, и казалось, что автобус ехал опять пустой.

«Все-таки надо назначить ей свидание, – думал Костя, боясь пошевелиться. – Она в тысячу раз красивее Ленки (он сознательно назвал Леночку Ленкой). Ну ее, зануду…»

Соседка что-то прошептала во сне и еще крепче обняла Костю. Чтобы было удобнее, он положил свою правую руку ей на шею. Теперь они были похожи на мужа и жену или на влюбленных. В освещенном зеленым светом шоферском зеркальце Костя уловил взгляд «уголовника». Наверно, завидовал…

Остановки стали чаще. Народ все прибывал. Уже стояли в проходе. Какой-то дядька в брезентовом плаще, пахнущем овцой, навис над соседкой, притиснул ее совсем к Минакову. Все тело Кости затекло, но он сидел не шелохнувшись.

Наконец замелькали белые одноэтажные дома в садах – пригород. Шофер включил освещение в салоне. Белый, ослепительно яркий свет залил автобус. Соседка вздрогнула, открыла глаза и с удивлением посмотрела на Костю.

– Извините, – пробормотала она, отстраняясь.

Но с другой стороны напирал дядька в плаще, пахнущем овцой, и женщина заняла среднее, неудобное, положение между дядькой и Костей.

– Вы хорошо поспали? – спросил Костя.

Вопрос был глупым.

– Да. Мне, право, неловко… Вам было неудобно.

«Что вы. Наоборот», – чуть было не сказал Костя, но вовремя сдержался.

Женщина потерла глаза. Она была совсем близко, заспанная, домашняя… Костя наклонился к ней и нахально спросил:

– Где мы завтра встретимся?

Она отодвинулась. Удивленно посмотрела на него.

– Встретимся? Зачем?

Костя глянул вверх. Дядька не слушал их, равнодушно смотрел в окно.

– Ну… погуляем… Сходим в кино… У меня завтра свободный день.

– А у меня – занятый.

– Тогда послезавтра?

– И послезавтра занятый.

– Тогда когда же?

– Откуда вы взяли, что я хочу с вами встретиться? – резко спросила женщина.

Костя замолчал и отодвинулся насколько позволяло пространство.

«Ну и черт с ней, – подумал он. – Найду себе другую девушку. Куплю эти идиотские скрепки и махну на танцы».

Между тем автобус пришел на конечную станцию. Крестьяне стали выходить в обе двери, сразу сделалось свободнее, возникли городские запахи: сгоревшим бензином, тополем, мокрым асфальтом, жаренными в подсолнечном масле дорожками. Шофер вылез из кабинки, стал разговаривать с подошедшим человеком в форменной фуражке и с жезлом в руке.

Соседка достала из сумки зеркальце, сухую пудру, помаду.

– Разрешите? – сказал Костя, поднимаясь

Она отодвинула в сторону ноги, освобождая ему проход. Ноги были длинные, голые, красивые. Костя протиснулся в щель, коснувшись своими коленками ее коленок.

– До свидания, – сказал Минаков подчеркнуто сухо.

Женщина не ответила. Она смотрела на то место, с которого только что поднялся Костя, Младший бухгалтер тоже машинально глянул туда.

На сиденье лежала пачка десятирублевок.

– Извините, – пробормотал Костя. Он совсем забыл про эти деньги. Они выпали из кармана плаща…

Минаков нагнулся и взял пачку. Он стоял вплотную к женщине. От нее пахло пудрой и духами.

– До свидания, – сказал опять Костя и сунул деньги в карман. Она подняла голову. В упор посмотрела на него. Глаза у нее были бледно-голубые, почти серые. Точки зрачков то суживались, то расширялись, как у кошки.

– Послезавтра в шесть часов у кинотеатра «Спартак», – сказала женщина. Ее бледные, чуть накрашенные губы едва дрогнули. – Знаете?

– Да, – сказал Костя..

Он вышел из автобуса и зашагал к месту своего ночлега. Шофер хитро посмотрел ему вслед. Минаков кивнул ему, но шофер не ответил.

Перейдя улицу, Костя оглянулся. Женщина стояла в очереди на такси и смотрела в его сторону.

14. УТРОМ В ГОСТИНИЦЕ «ТИХИЕ ЗОРИ»

В половине десятого утра у уборщицы бабушки Клаши остался неубранным только шестнадцатый номер. Весь ее этаж уже давно проснулся, умылся и, топоча ногами и дымя вонючими сигаретами, ушел по своим делам, лишь шестнадцатый номер не подавал никаких признаков жизни.

«Нарезались небось вчера и дрыхнуть, – нехорошо подумала о жильцах бабушка Клаша. – Надоть будить. А на вид приличные люди».

Уборщица постучала в дверь. Ни звука. Тогда она потянула на себя ручку. Дверь открылась. То, что увидела бабушка Клаша, чуть не лишило бедную старушку чувств. За свою долгую жизнь она не встречала ничего подобного. На кровати, связанный бельевыми веревками, лежал человек с кляпом во рту и смотрел на бабушку заплаканными страдальческими глазами. Посреди комнаты валялся желтый кожаный чемодан другого жильца. Он был раскрыт, вещи разбросаны по полу.

– Чур меня! Чур! – вскрикнула уборщица и перекрестилась. Но видение не исчезло. Оно моргало глазами и вроде бы просило бабушку Клашу подойти ближе. Уборщица нерешительно подошла и ухватилась за кляп. После некоторого усилия кляп с клекотом выскочил изо рта командированного.

– Пить… Воды… – прохрипел Сусликов.

Уборщица подала бедняге стакан с водой. Командированный жадно выпил воду.

– Ходишь где-то, старая перечница, – зарычал Сусликов, отдышавшись. – Ты уборку должна в восемь часов делать! А тебя до полудня где-то черти носят! Бери нож, режь веревки!

Старушка послушно схватила лежащий на столе тупой гостиничный нож и стала им пилить крепкую веревку. Командированный помогал ей, напрягая тело.

Наконец веревка лопнула.

Сусликов, кряхтя и посапывая, приподнялся на кровати.

– Проклятый город! – зло сказал он. – Гангстеры, как в Америке! Ни минуты больше здесь!

Командированный соскочил с кровати, но тут же скривился и ухватился за живот.

– Ох! – простонал он. – Звери! Теперь за год не вылечишься! Надо же… Прямо в кровати убивают!

– В милицию надо, батюшка. В милицию надо сообщить…

– К черту милицию! – Сусликов стал лихорадочно собираться. – Поможет тут милиция, если бандитский город. Завтра же бежать из этого логова. Завершить дела и бежать. Немедля завершить дела!

Сусликов кинулся в дверь.

«Странный город, странные воры, – думал бедный командированный, торопливо считая старческими ногами ступеньки. – Соседа ограбили, а к моим вещам даже не притронулись. И пьяный молодой человек копался в соседских вещах. Выходит, и сосед странный. Ну их к черту! Быстрее отсюда!»

Администратор из своего окошечка видела, как вполне приличный седой человек скатился по лестнице и устремился к выходу.

– Мужчина! Вы куда? – закричала администратор. – Ваш квиток?

– Гангстеры проклятые! – услышала она в ответ. – Бандитский город! Будь я проклят, если приеду сюда! Хоть раз!