Текст книги "Дарю вам этот мир (сборник)"

6.

Проснувшись, Таня почувствовала себя немного лучше. Правда, глаза с непривычки от слез совсем запухли, так что выглядела она теперь, наверное, ужасно. Таня сладко потянулась и обнаружила себя не в постели, а в кресле. Вспомнила разговор с Андреем, потом – конфликт бабушки Поли с плитой. Вспомнила и серебристый скафандр, тающий в вечернем полумраке среди тишины и пустоты.

Робко пискнул терминал. Таня отозвалась. Это был шеф, сердито и печально взиравший на нее с экрана размером с Танин кулачок.

– Как ваше здоровье, Татьяна Петровна?

– Спасибо, Роберт Семёнович. Почти нормально.

– Я не хотел вас беспокоить…

– Я понимаю.

– …но нехватка рабочих рук, а точнее – голов…

– Понимаю.

– …у всех на уме эти грандиозные прожекты в межзвездном эфире…

– Понимаю.

– …тривиальнейший расчет некому закончить…

– Я приду сегодня, – вдруг сказала Таня и поразилась своей решительности: показаться на работе в таком виде, с распухшим лицом, с синими разводами под глазами!

– Я приду, – повторила она упрямо. – Я совершенно здорова. Просто у меня горе. Но я обязательно буду сегодня.

– Иного ответа я и не ожидал, – с удовлетворением солгал шеф и пропал.

Обычная утренняя круговерть.

Ванная, трюмо с косметикой. Кухня с деловито урчащей плитой, производящей румяные тосты с пылу с жару по первому требованию. Бабушка Поля, обреченно стоящая в дверном проеме, сложив на груди темные от летнего солнца руки. Чашечка кофе на дорогу. Назойливое тиканье часов. В конце-то концов, можно и опоздать.

Горе горем, а жить полагается дальше. Вечером неплохо бы позвонить Андрею: быть может, его знаменитый приятель задержится на денек…

– У тебя новый видеофильм, деточка?

– О чем ты, бабушка?

– Вчера вечером, у тебя в комнате?

Таня замерла в прихожей.

– Что такое?

– Господи, Танюша! Я говорю об этом юном космонавте в серебристом костюме. Что символизировали его поза и таинственное растворение во тьме вечной ночи?

Таня опрометью бросилась в комнату.

Она сидела в кресле. Ей было плохо, совсем плохо, хуже некуда. А когда она уснула, ей привиделся Алёша Пирогов. Вот здесь он сидел, на этом самом месте!

Податливый зеленый краут был слегка примят. Таня провела по нему ладонью, и краут распрямился, скрыв все следы, которые ненадолго сохранила его пушистая ласковая поверхность. Или ничего и не было?

Видеофильм. Юный космонавт в серебристом костюме.

Таня очнулась на улице, перед входом в корпус. Судя по часам, она преодолела десятиминутный путь от дома до работы за час без малого. Где она блуждала все это время?

– А вот и наша избавительница!

Таня поздоровалась, не видя никого вокруг себя. Прошла к своему столу, села, принялась перебирать черновики, заботливо подложенные начальником сектора. А в голове горячим ключом пульсировала одна и та же мысль: что с ней происходит? Быть может, она бредила? Но как о ее бреде могла узнать бабушка Поля?

Таня подняла глаза и увидела шефа, готового взорваться от негодования. Увидела и удивленные взоры в ее сторону.

– Ничего страшного, Роберт Семёнович, – сказала медноволосая Элли, с вызовом посмотрев на шефа. – У человека несчастье. Раз в сто лет можно!

Таня изумленно опустила взгляд на свои руки. Она держала тлеющую сигарету и стряхивала пепел на полированную поверхность стола.

– Пустяки, – наконец выдавил шеф. – Успокойтесь, Таня, и займитесь делом. Это помогает не хуже никотина.

Она сделала-таки расчет, и ей действительно стало легче, когда колонки цифр в электронном бланке и коэффициенты, похожие на хвостатых зверьков, оградили ее от остального мира, в котором происходили непонятные вещи. Но вот расчет лег на стол к шефу – тот бегло просмотрел его и тут же, при ней, сунул в разверстую пасть фототелеграфа.

– Вот так, – произнес он многозначительно. – Ведь можете же, черт побери! Можете, если захотите, а? В чем же, простите великодушно, дело? Или и впрямь – раз в сто лет?

– Не знаю, Роберт Семёнович, – потупилась Таня. – Наверное, вы правы, и я ленивая черепаха.

– Я старый человек, – заявил шеф. – Поэтому мне извинительно сказать вам то, что я думаю. И вы не должны на меня обижаться, так как это идет от чистого сердца и от искреннего желания вам помочь. У вас есть некоторые задатки способного инженера. Не скажу, что талантливого. Но вы преступно разбрасываетесь на преходящие мелочи и пустячные увлечения. Вы глуповаты и ветрены, Танюша. Но это – молодость, это пройдет.

Таня молчала.

– Не знаю, – пробормотал шеф. – Может быть, в этом нет ничего плохого. Молодость дается человеку только один раз, и надо ее прожить. Именно прожить, а не переждать! Кажется, я противоречу самому себе. Что вы думаете по этому поводу, Таня?

– Я еще не придумала, – созналась Таня. – Наверное, вы снова правы.

– Прав? – переспросил шеф. – Безусловно! Только вопрос – в чем именно?

Дома Таню ждали три послания: письмо от родителей из Австралии, где они второй год восстанавливали популяцию вымирающих медведиков-коала; письмо от Николая, с которым они расстались друзьями еще до отъезда родителей, содержание в общем и целом она себе представляла; письмо от Андрея – что он мог наговорить в пылу раздражения, она еще не знала. Но странное дело: это ей было безразлично. А с фото на столе на нее взирал суровый и неприступный Пирогов.

Что же это было?

Таня прикрыла за собой дверь: ей не хотелось, чтобы бабушка Поля видела что-нибудь лишнее. Прошла по краешку краута, опустилась в кресло. Отяжелевшая от непривычного обилия умственных процессов голова упала на руки.

Тоненько заголосил терминал. На экране возник Андрей, лицо его было строгим, совсем как у Роберта Семёновича.

– Ты получила мое послание?

– Да, вот оно.

– Так в чем же дело? Я три часа жду твоего визита, сорвал репетицию, поругался с режиссером – хорошим человеком. Все, между прочим, из-за тебя, солнышко.

– Я только что пришла с работы.

– О боже. – Андрей устало разыграл удивление. – В городе вечер, люди отдыхают и веселятся, а она – работает! Да не верю я в это! Очевидно, тебе попросту наскучило мое общество. Позволь узнать, кто твой новый рыцарь?

– Я только что закончила сложный расчет, – упавшим голосом сказала Таня. – Раньше у меня на него уходила неделя. Сегодня я узнала, что для него достаточно десяти часов.

– Почему бы тебе не сделать его за неделю, в нормальные рабочие часы?

– Сначала я сделала его, а потом уже подумала…

– Нет! – Андрей погрозил ей пальцем, изящным и длинным. – Так не бывает. Понимаешь – кому угодно поверил бы, но тебе…

– Давай пока не будем встречаться, – неожиданно для себя сказала Таня. – У меня возникли проблемы.

– Даже та-ак?!

Лиловая клякса расплылась по экрану, и тот угас. Таня почувствовала сильное облегчение. Ей и вправду было не до Андрея. Потом, когда она разберется во всем до конца и пройдет эта назойливая, надоедливая боль в сердце, – потом она придет к Андрею, и все будет по-старому. Потом – не сейчас, когда на ее столе стоит портрет космонавта.

И наступила ночь.

Таня сидела в кресле, напряженная, сосредоточенная, неотрывно глядя перед собой. Она боялась даже шевельнуться, малейшим движением нарушить тишину в комнате. Она ждала.

Так минул час.

Тане захотелось спать. Она уже почти убедила себя, что ничего исключительного не произошло. Просто она слишком много в последнее время думала о Пирогове. Наверное, за всю прежнюю жизнь не думала о нем столько, как за эти два дня. Единственное, что вносило смятение в ее душу, – это история с бабушкой Полей. Но об этом, впрочем, нетрудно было и позабыть. И тогда вообще не осталось бы никаких неясностей.

«Он погиб, – думала Таня. – Ему было страшно и одиноко погибать в остывающем, изрешеченном прямыми попаданиями метеоритов звездолете. Холод подступал к самому его сердцу, и уже теряя сознание от недостатка воздуха, непослушными губами он повторял мое имя…»

Именно так погибал космонавт в фильме «Небо мужчин» с участием Андрея.

Таня, кажется, задремала.

Ощущение тревоги выбросило ее из полусна, и она крепко вцепилась в подлокотники, чтобы не выпасть из кресла. «Что же это?.. – подумала она. – Неужели именно так сходят с ума?»

Цепенея от ужаса и восторга, широко раскрытыми глазами она смотрела на медленно возникавшую из ничего, проявлявшуюся в воздухе, обретавшую плоть человеческую фигуру.

7.

Пирогов сидел на крауте лицом к ней, подогнув колени к груди. Спина его опиралась на что-то невидимое. Он глядел на Таню и улыбался.

– Вот я и снова вижу тебя, – сказал он.

– Что это? – прошептала Таня.

– Ты мне снишься, – пояснил Пирогов. – Снишься каждую ночь. Но еще ни разу мне не удавалось поговорить с тобой.

– Ты… погиб? – с опаской спросила Таня.

– Нет, пока жив. Поначалу мне везло, и я уцелел. Но скоро останусь без воздуха. А лет через десять меня найдут и похоронят на Земле. Развернется проект «Церера», начнется разведка Пояса Астероидов, и тогда случайно наткнутся на меня. А до той поры я буду совершенно один.

Он сидел и разговаривал с ней как ни в чем не бывало!

– Мне бы тебя наяву повидать, – говорил он. – Хоть раз, хоть издали! А то у меня здесь даже твоей фотографии нет. Но я и без того помню тебя все время, потому ты так хорошо мне снишься.

– Алёшка, – сказала Таня. – Мне кажется, это не сон.

Пирогов засмеялся.

– Хотел бы я, чтобы это был не сон! Но наяву ты давно бы уже выставила меня за порог.

– Не выставила бы, – обиженно сказала Таня и сама себе поверила.

– Странное дело, никогда не подозревал, что у меня такая богатая фантазия! Представляешь, я выдумал себе комнату, где ты живешь, до мелочей, до деталей. Ковер этот, кресло…

– Это действительно моя комната!

– Прошлой ночью мне снилось, будто ты плакала.

– А я и проревела из-за тебя весь вечер!

– На тебе была такая цыганская шаль.

– Вот она!

– И ты позвала меня по имени.

– Это не сон, слышишь?

В глазах Пирогова мелькнула растерянность.

– Это сон, – возразил он не слишком убежденно. – Правда, он очень странный. Мне никогда не снилось таких реальных снов. Но я же целыми днями один…

За дверью послышались шаги. Таня прижала кулачки к губам, чтобы не закричать. Лицо Пирогова застыло в изумлении. Потом он медленно обернулся.

В дверях стояла бабушка Поля, веселая и розовая от хорошо проведенного времени.

– Танюша, я ухожу гулять по вечернему городу с подругами моей юности, – объявила она. – Отчего ты не пригласишь молодого человека сесть на диван? Впрочем – не стану мешать.

Дверь закрылась.

Пирогов сидел неподвижно, словно изваяние. Лицо его напоминало гипсовую маску.

– Кто это? – спросил он шепотом.

– Бабушка Поля, – так же шепотом ответила Таня.

– Твоя бабушка?!

Пирогов схватился за голову.

– Я схожу с ума, – произнес он. – Я – в разбитом планетолете, в приборном отсеке. Мой астероид черт-те где. Но ты, твоя комната, твоя бабушка!.. Что со мной?

– Не знаю, – промолвила Таня. – А кто мне объяснит, со мной-то что?

Пирогов поймал ее взгляд, как утопающий соломинку.

– Нет, – заявил он. – Нет. Так не бывает. Это невозможно!

– Не кричи на меня, – сказала Таня укоризненно.

– Да разве я кричу, – пробормотал он. – Но ты пойми: если я поверю во все это, погибну окончательно. У меня же появится надежда на избавление, я тогда свихнусь, если все окажется лишь сном, если вдруг оборвется ниточка, связавшая нас…

– Мне кажется, я тоже не переживу. – Таня шмыгнула носом от жалости к себе.

Пирогов протянул к ней руку.

– Елки же зеленые, – проговорил он. – Вот сейчас дотронусь до тебя и сразу проснусь. И вообще больше не стану спать, до самой смерти. Жаль, конечно, такой хороший был сон. Но иначе можно спятить.

Пальцы его уперлись в невидимую преграду. Он налег на нее всем телом. Таня сквозь слезы смотрела, как он пытается прорваться к ней. Медленно, будто лунатик, она встала из кресла и шагнула ему навстречу. И попыталась поймать его руку.

Их руки прошли одна сквозь другую.

– Бесполезно, – вдруг произнес Пирогов совершенно спокойно. Он поднял кулаки и стукнул в незримое препятствие. – Знаешь, что мне мешает? Стенка приборного отсека. Меня нет в твоем мире, а тебя в моем. Ничего не выйдет. Мое жизненное пространство ограничено четырьмя бронированными стенками отсека. А в твоем распоряжении – целая планета, на которой меня нет. Мы не совпадаем в пространстве на миллионы километров.

Он стоял на коленях, уперевшись ладонями в стену, которой не существовало для Тани. В двух шагах от него Таня, сидя на полу, рыдала в три ручья и утирала слезы рукавом халатика. В этот миг ей ничего не надо было – только бы распался, провалился в тартарары разделивший их барьер.

Когда не осталось больше слез и Таня смогла разлепить мокрые ресницы, она была одна в комнате.

«Я дура, – подумала она. – Обыкновенная слезливая дурочка. Действовать надо, а не слезы точить».

«А надо ли? – подал голос откуда-то из глубин ее души червячок сомнения. – Ведь все может начаться сызнова – преследования, предложения, воздыхания. И потом – надо будет куда-то идти, кому-то что-то доказывать, а это так утомительно! Можно просто смолчать, убедить самое себя (и это совсем нетрудно), что ничего не было, а был один лишь горячечный бред. Стиснуть зубы, зажмурить глаза, пережить однажды – и освободиться навсегда!»

«У, поганка», – обругала себя Таня.

8.

– Здравствуйте. Моя фамилия Леонтьева. Меня зовут Таня.

– Очень рад.

– Простите, что беспокою вас…

– Минуточку. Я не вижу никаких оснований к задержке старта «Танкера-25», а доводы ваши малоубедительны! Неустойка за ваш счет… Слушаю вас, Нина.

– Меня зовут Таня.

– Простите.

– Три дня назад вы прекратили поиски космонавта Пирогова, пропавшего в Поясе Астероидов.

– Совершенно верно. Поиски продолжались, пока позволяли возможности марсианского космического комплекса.

– Пирогов жив.

– Это маловероятно, хотя и не исключено… Я знаю, что «Танкер-25» недогружен, но задержка старта сорвет мне все графики! Возьмите учебник по небесной механике и почитайте… Так вот, о Пирогове. В принципе, он может достаточно долго поддерживать свое существование в планетолете, если тот окажется поврежден незначительно. К сожалению, нет никаких сведений даже о районе его местонахождения. Пирогов может быть как в Поясе Астероидов, так и в любой другой точке Солнечной системы, если его планетолет потерял управление, но сохранил ход. Он может разбиться о любое мало-мальски солидное космическое тело… точнее, мог. Отсюда вывод: либо Пирогов погиб, либо у него неисправимо повреждена аппаратура связи. А проводить поиски в космическом пространстве вслепую мы еще не научились.

– Я знаю точно, что Пирогов жив. Его планетолет разбит и находится на одной из планет в Поясе Астероидов.

– Одной из малых планет, вы хотите сказать.

– Связи у него действительно нет, а воздуха осталось очень мало. В общем, если ему не прийти на помощь немедленно, он и в самом деле погибнет.

– Вот как!.. Полигон, прогоните представителя фирмы в шею и пускайте «Танкер-25» точно по графику. Все!.. Откуда у вас такие сведения, милая девушка?

– Я это знаю наверняка.

– Рад за вас. Как называется эта планетка, где он, по вашему убеждению, пребывает?

– Он не знает.

– Заметьте: я не спрашиваю, откуда вы знаете, что он не знает. Должно быть, у вас предчувствие. Или прямая экстрасенсорная связь с ним.

– Что-то похожее.

– Но здесь не место для неумных розыгрышей, милая… э-э… Таня.

– Вы мне не верите.

– Где доказательства?

– У меня их нет!

– Ну вот видите… Пусть жалуется хоть Генеральному секретарю ООН! А не нравится – пусть выходят из Агентства… И потом, не кажутся ли вам эти утверждения до некоторой степени кощунственными? Не оскорбляете ли вы память хорошего человека своими, мягко говоря, странными измышлениями?

– Но Пирогов жив!

– Простите, кем вы ему приходитесь?

– Я?!

– Да, вы, моя славная.

– Я его… знакомая.

– Невеста?

– Нет!

– Ну, это не меняет дела. Я понимаю ваши чувства, но помочь не могу. Вы знаете, во что обходится рейс поискового планетолета? А мы сделали в поисках Пирогова около сорока таких рейсов и сделали бы вдвое, втрое больше! Но в эти же дни потерпели аварию еще три грузовых корабля, один исследовательский и один пассажирский, и все они сообщили свои координаты.

– Значит, вы больше не станете его искать?

– Нет, уважаемая Таня. Это лишено смысла.

– И десять лет ждать проекта «Церера»…

– Постойте!

– Что такое?

– Откуда вам известно о существовании проекта «Церера»?

– От Пирогова.

– Гм… Да, конечно. Простите, но я более не располагаю временем для нашей беседы. Дела, конфликты с зарубежными компаньонами, графики старта-финиша… Желаю здравствовать.

– До свидания. Можно мне будет связаться с вами, когда у меня появятся доказательства?

– Всегда буду рад вас видеть.

9.

Что она может доказать? Что Пирогов появляется в ее комнате и снова пропадает, неосязаемый, как привидение? Что он оставляет отпечатки на крауте, но не может преодолеть невидимый барьер? Все подумают, что она сошла с ума, она и сама бы так подумала. Созвать их в свою комнату, и пусть ждут, когда он снова появится? А если его не будет? Не было же его вчера.

Андрей не беспокоил Таню с того памятного разговора. Иногда мимоходом она вспоминала о нем и думала, что все у них образуется. Но сперва она должна спасти Пирогова. Она одна может сделать это. Если бы еще знать как.

Для начала Таня решила разыскать Одинцова.

Тот работал в проектном институте с самого момента ухода из Корпуса астронавтов по состоянию здоровья. Он занимался системами жизнеобеспечения больших орбитальных лабораторий и, поскольку не очень ладил с женой, отдавал работе все личное время. Таня прождала его у входа в институт до вечера. Когда начало темнеть и похолодало, она отважилась пуститься на поиски в запутанных коридорах громадного здания. Несмотря на поздний час, в институте было многолюдно. На Таню обращали внимание, оглядывались вслед, вызывались в попутчики. Она уверенно давала отпор, чувствуя себя в родной стихии. И на восьмом этаже нашла Одинцова.

Сергей сидел у окна, уперев кулаки в подбородок, и фальшиво насвистывал популярную мелодию из репертуара Кханга Джона. Он был один в комнате.

– Это я, – сказала Таня и села рядом.

– Зачем? – спросил Сергей, не подавая виду, что растерян.

– Мне нужна ваша помощь. Мне и Алёшке.

– Кому?

– Алёшке Пирогову.

Одинцов встал из кресла и неторопливо оглядел ее с головы до пят – платиновые волосы в короткой стрижке, красивое загорелое личико, легкое платье из матово-черной материи на двадцать сантиметров выше колен, длинные стройные ноги в полосатых гольфах, тупоносые туфельки на высоком каблуке. Лицо его было непроницаемо.

– При чем тут вы? – произнес он наконец. – Какое отношение вы имеете к нему теперь?

– А вот имею, – сказала Таня чуть рассерженно. – И вы отлично знаете какое. Иначе зачем бы мне к вам приходить?

– Пирог… Он был в отношении вас с приветом – любил до умопомрачения.

– Он и сейчас любит.

– То есть?..

– Он жив.

– Кто вам это сказал?

– Я это точно знаю.

Одинцов прошелся по комнате, задвигая пустые кресла в промежутки между столов.

– Его что – нашли?

– Нет.

– Если вы думаете, что я позволю вам глумиться над памятью моего лучшего друга, как вы это делали при его жизни…

– Мне это надоело, – злым голосом проговорила Таня. – Сил нет слушать, как все говорят о его памяти, и никто не хочет ему помочь. А он там один, в разбитом планетолете, среди холода и тьмы.

– Я где-то видел нечто похожее, – усмехнулся Одинцов. – Помнится, в кино. Паршивенький такой фильмец.

– Это не кино! – с обидой воскликнула Таня. – Каждую ночь он появляется у меня в комнате. Он сидит на полу и разговаривает со мной. Он в скафандре, без шлема, у него на лбу ссадина!

– И было ей видение, – с иронией прокомментировал Одинцов. – Долго вы будете морочить мне голову? Если вы перепутали свои сны с реальностью, то хотя бы имейте совесть, не навязывайте свои галлюцинации другим.

– Почему? Почему вы не верите мне?

– Да потому, что в школе вы прогуливали уроки физики! За мальчиками пробегали! Пояс Астероидов отстоит от нас на сумасшедшие миллионы километров, а скорость света составляет все те же триста тысяч километров в секунду, и вы еще говорите мне о беседах с человеком, до которого радиосигнал тащится несколько минут! Или теперь, по размышлении, вы вдруг вспомните, что было запаздывание? Ну – было?

– Не было, – устало сказала Таня. – Он говорил со мной, а я с ним…

– Извините меня, – безжалостно произнес Одинцов, – но вы ведете себя словно галлюцинирующая истеричка. А может быть, вы и впрямь… не в себе?

– Я-то в себе, – вздохнула Таня. – Еще как в себе. А вот вы все – в ком? Или в чем? Умные-разумные, ничему и никогда не верящие… Я, глупая, думала, вы захотите мне помочь. Почему мне? Ему, ему помочь! Да ну вас к бесу. – Она резко поднялась и опрокинула кресло, с ожесточением наподдав его ногой.

– Подождите! Куда вы в таком состоянии?

– К нему! – почти выкрикнула Таня. – Каждому свое! Вы пойдете лить слезы подле его портрета с муаровой ленточкой, а я – разговаривать с ним, покуда он еще жив! Ну как мне его спасти? Как, если мне ни одна гадина не верит?!

Дверь за ней захлопнулась.

Одинцов поднял кресло и сел, снова уронив голову на кулаки. «Удавиться, что ли? Противно… Вообще все опротивело». Потом он вернулся мыслями к Тане. «Дура, – подумал он раздраженно. – Вот же стерва». И на душе у него стало еще поганее.