Текст книги "Сингулярность 1.0. Космос"

Рыхлое, искажённое болью лицо с пустыми глазами. Лицо призрака. Мёртвая маска.

На этот раз он не закричал.

⁂

КЛИЕНТ

Я платил за секс, был их клиентом. Я работал в магазине недалеко от улицы, где стояли шлюхи. Ночные смены были мне на руку, мне нравилось после них отдыхать. По-своему.

Но когда одна из шлюх не могла довести дело до конца, я приходил в ярость. Не владел собой. И не мог остановиться.

Я служил. Ничего особенного, две вылазки, но они научили меня быть незаметным, сливаться с любым фоном. Следить из укрытия. Наносить удар.

Тела я бросал в русло пересохшей реки на выезде из города. Иногда возвращался к ним и вскрывал. Я стал машиной смерти. Если шлюха совершала ошибку – она умирала. Такая вот игра. Которая быстро наскучила. Я стал убивать просто так. Убивать было волнительно. Хотелось ещё и ещё. В этом была моя сущность. Так я жил…

(Центр / файл уничтожен)

⁂

– Свет, – шепнул капитан.

Лучи прожекторов прорезали темноту центрального коридора. Основное и аварийное освещение здесь не работало – метастазы «Скелета» проникли в корму «Алого карлика».

Облачённые в скафы капитан и Вдова целились в перекрестие лучей. Свет прожекторов сходился на распахнутом люке дезинфекционного тамбура. Священник остался на мостике – тоже втиснутый в скаф, испуганный до желудочных колик раб божий.

– Сердечный, – прошелестело в наушниках капитана.

Он посмотрел на Вдову, будто она призналась ему в любви. Капитан и священник – единственные, к кому обращались на борту без прозвища. А у капитана оно было: Сердечный.

– Думаешь, у них получится? – спросила Вдова.

– Других ставок нет.

– Боишься смерти?

Капитан не стал врать.

– Есть немного.

– Лады, – кивнула Вдова, и её лицо дёрнулось. – Добавим это «немного» в общую кучу.

Тут она со свистом втянула ртом воздух и подалась назад с поднятым перед собой пистолетом. Капитан обернулся и тихо выругался.

Прожектор, от которого оттолкнулась вдова, поплыл вперёд. Луч света вращался, облизывая переборки.

На показавшейся в коридоре твари не было скафа. Мясистое, влажное нечто. Раздавленная голова болталась на сломанной шее. Изо рта Клиента текла розовая слюна, глаза выдавило из глазниц, зубы вылезли наружу.

– Праведна и чиста лишь абсолютная вера в Бога, в его сущность, – раздался в шлеме голос священника. – Вера же в тварь несёт в себе абсолютную ложь.

– Заткнись! – закричал капитан и выстрелил из винтовки в большую красную опухоль, некогда бывшую Клиентом.

Вера… во что он верил, когда отсылал Клиента и Ледника на «Скелет»?

Отдачу уравновесило реактивное сопло. Пуля со взрывчаткой застряла в гнойном сгустке, выпирающем из-под костяного козырька. Капитан не понимал, как может существовать – двигаться, жить – то, что он видит. Вся эта испорченная биомасса, в которой раскрывались полупрозрачные глаза, проступали рассечённые надвое лица. Лица-наросты в липких полостях, вокруг которых извивались бордовые усики.

Взгляд твари был устремлён на капитана.

Капитан активировал радиовзрыватель – и «метка» взорвалась. Тварь разнесло на куски. Что-то, отдалённо напоминавшее ногу – комковатая плоть, пожираемая неведомым паразитом, – полетело в сторону капитана, и вслед за ней устремились осколки костей, куски мяса и шарики крови.

Справа от капитана ударил пистолет Вдовы: лазерная струя раскидала наплывающие ошмётки. Лазер бил на два метра и сейчас угрожал только капитану – тот испугался, что Вдова отхватит ему руку.

А потом они услышали нечеловеческий смех, и что-то пронеслось за кружащими в коридоре останками. Ещё одна тварь, которой не было названия. Огромный ком бурых узлов и зазубренных клыков. Закуржавелая мерзость, в которую превратился Ледник. Над тушей поднимался пар.

Тварь размахивала откушенными выше локтя руками. Капитан не видел, что она сделала, – из алого облака неожиданно, словно выпущенный из пращи камень, вылетел прожектор. Сила удара расплющила грудную клетку капитана и отбросила назад. Из носа брызнула кровь – водопоглощающие ленты, двигаясь по лицевой панели, тут же слизали её.

– Маранафа! – гремело в наушниках. – Маранафа!

Стремительно вращаясь, капитан врезался ногами в потолочные трубы – голос священника оборвался, – его швырнуло вниз, он успел выставить руки и в последнюю минуту догадался включить магнитные замки. Скаф прилип к полу. На барабанные перепонки будто давили два настырных пальца.

Капитан поднял голову. В мутном кровавом воздухе дрожала ярко-зелёная лазерная струя. Твари не было видно.

– Где? – Капитан обесточил магниты.

– Ушла, – сипло сказала Вдова. – Убежала со всех гадских ног.

⁂

ЛЕДНИК

Я был бизнесменом. И ненавидел, когда сделки срывались. Иногда, чтобы этого не произошло, компаньон должен был исчезнуть. Я умел устранять помехи. Когда убил не один десяток человек, это не трудно. Приходит сноровка, опыт, а с опытом – уверенность.

Какое-то время они проводили со мной, мои мёртвые компаньоны. Лежали в морозильной камере, распиленные на куски. Смотрели ледяными глазами. Использовать морозильник было отличной идеей. Иногда я брал кусок-другой – для себя.

Я замораживал трупы, а потом избавлялся от них. Заметал следы. Тщательно планировал каждое убийство. Только я знал, чем закончится следующая сделка. Поставщики, компаньоны… всегда приходило время, когда они становились бесполезными. Превращались в расходный материал. И тогда я отправлял их в утиль. Никаких проблем. Если любишь своё дело, оно перестаёт быть работой…

(Центр / файл уничтожен)

⁂

По коридору второго уровня пролетел дикий, налившийся болью вопль.

Капитан остановился, схватившись за сплетение кабельных трасс.

– Слышала?

– Я вижу, – сдавленно ответила в наушниках Вдова. Капитан отправил сканера в рубку: сделал своими глазами.

«Она видит». Значит, метастазы ещё не дотянулись до секции медблока.

Истошный вой оборвался на пике.

– Оно что… – Капитан запнулся. Не хотел знать.

Вдова была беспощадной:

– Оно ест Меломана.

Капитан заспешил к медблоку. Слова Вдовы рикошетили от воспалённых стенок черепной коробки. Капитан убедил себя, что это его не трогает. Даже галактики пожирают друг дружку. Туманность Андромеды тянула в свою спиралевидную глотку звёздные скопления хилой соседки. Сильный поедал слабого. Набивал себе брюхо и оглядывался по сторонам, кого бы ещё схарчить.

Блаженная тишина сменилась неземным рыком.

– Закончило? – спросил капитан.

– И не думает.

Капитан свернул за угол. Поплыл ногами вперёд: согнул правую ногу и положил на левую, а сверху устроил винтовку. У следующего поворота затормозил, используя потолочные лампы. До медблока – и клыкастой деформированной органики – было рукой подать.

– Сердечный, замри, – сказала на ухо Вдова.

Капитан задержал дыхание.

– Твою мать! – вырвалось у Вдовы, и сердце капитана провалилось в трюм.

В коридоре грянул металлический гром. Переборку за головой капитана – он по-прежнему висел под потолком ногами вперёд – разорвало пополам. Тут же из дыры выскочила тварь. Задела капитана хвостом из заиндевевших обрубков – ступни и кисти, сквозь которые проросла костяная колючка, – и скрылась из виду. Передвигалась тварь невероятно быстро, используя для толчка любой выступ и каждую ущербную конечность, незавершённый орган. Белые ломкие лица мужчин и женщин просительно смотрели на капитана из складок чудовищной туши. Это длилось секунду-другую, а потом капитан остался один.

Тварь двигалась в сторону рубки.

⁂

МЕЛОМАН

Вокруг было полно красивых парней, но они смотрели на других. Не на меня. Но я придумал, как обратить на себя их внимание. Когда умер дядя, мне достался фургон, и я доработал его – сделал звукоизолированным.

Я был придирчив. Выбирал только самых красивых и молодых. От уродов меня тошнило. Я хватал их прямо на улице. Был с ними очень внимателен, до тех пор, пока не наступало время главной забавы. Тогда я отбрасывал церемонии. Мне нравилось работать руками, чувствовать холод металла, он вливался в ладони музыкой, давал силы. А какое потрясение испытывали мои мальчики, когда я касался инструментом их кожи!

Слышать, как визжит красивый парень, – это ни с чем не сравнится. Неописуемо! Я должен был это сохранить, оставить себе. Мне не было дело до их боли, нужны были лишь их голоса. Их крики. Я записывал их, и слушал, и слушал, и слушал…

(Центр / файл уничтожен)

⁂

Аварийные лампы горели через одну, тускло, мёртво.

Огромная туша загораживала обзор. Капитану почудилось, что он слышит слабый стон – не в наушниках (связь с Вдовой оборвалась несколько минут назад), а сквозь шлем.

Тварь подалась в сторону, и капитан наконец увидел, что творится в рубке. Во что мутировавший Ледник превратил Вдову. В мёртвую женщину без ног. Оставалось надеяться, что она потеряла сознание и умерла сразу после разгерметизации скафа. Капитан увидел гиперемированное лицо Вдовы и понял, что так и случилось.

«Хорошо, – подумал он, – хорошо».

А затем выстрелил три раза; пули попали в разумную опухоль, которая склонилась над Вдовой, и тварь завизжала; капитан вдавил кнопку детонации.

Струи льдистой крови ударили во все стороны, заставили капитана отпрянуть. Он выругался, переждал и поплыл по командному отсеку. Священник нашёлся в дальнем углу, под подковой консоли. Парил, прижав руки к горлу – точнее, к ободу шлема; этот бабий жест выглядел нелепо.

– На выход, – сказал капитан.

Священник тупо смотрел перед собой.

– Ты меня слышишь?

Священник медленно кивнул и подался вперёд. Но резко сдал назад, когда мимо проплыл какой-то кожистый нарост, кусочек твари.

Борясь с отвращением, капитан подгрёб к Вдове. Он ни на что не надеялся. Просто ещё раз заглянул в раздувшееся от крови лицо.

⁂

ВДОВА

Я знала, как влияю на мужчин. Они хотели заботиться обо мне, радовать. А когда переставали исполнять мои желания – я вычёркивала их из своей жизни. Я любила сорить деньгами и ненавидела безденежье. Я страховала жизни своих мужей – так они делали мне свой последний подарок.

Забавно, как может сближать смерть. Я сидела около их кроватей, держала за руку. А потом исчезала. И становилась кем-то другим. Заводила новые отношения. Каждый раз мне казалось: вот он – мужчина моей мечты, с которым нас ждут великие дела. А потом всё шло кувырком. Внутри что-то ныло, хотело вырваться наружу, сбежать. Меня начинало тяготить новое имя, новый муж. И тогда я шла дальше…

(Центр / файл уничтожен)

⁂

Капитан пристально смотрел на священника. Пытался понять, насколько безумен его собеседник.

– Ты видел эту тварь, – сказал капитан. – Что думаешь?

Голова священника раздражающе покачивалась. Он постоянно тёр шлем, но только размазывал кровь и слизь.

– Отвечай! Что это было?

Священник некоторое время пялился в иллюминатор.

– Это дьявол, и душа его наизнанку.

– Падре, только не начинай…

– Вывернута! Наизнанку! – Священник резко приблизился к капитану, шлемы глухо стукнулись. – Веруй со мной, капитан, веруй в спасение! Никто не верует в одиночку, никто не живёт в одиночку! Веруй со мной!

Капитан оттолкнул безумца. Бессмысленно. Что он хотел услышать?

Хотел. И услышал. «Наизнанку…» Капитан вспомнил искажённые страданием лица на бесформенных телах оборотней, бесчисленные глаза… «Скелет» вывернул его людей, как карман, обнажил грязный испод их проклятых душ… «И будут прокляты все племена земные»… Но как же Благая Весть? Как же Свет и Искупление, о которых твердил святоша? Если есть безграничное зло, то почему бы не существовать безграничной доброте? Безгрешной совершенной душе, которая вернётся с корабля пришельцев Спасителем?

Губы капитана растянулись в холодной улыбке.

Священник всё понял. Глаза полезли из орбит. Глаза настолько голубые, что глубже и чище только лёд в бокале Господа. Глаза настолько испуганные, что не видели ничего, кроме картин геенны.

– Нет… нет, нет!

Капитан навалился на священника, перевернул спиной к себе и пробежал пальцами по панели под лючком скафа. Оранжевая кожура затвердела – капитан перевёл скаф на дистанционное управление.

– Хранилище Завета, – лепетал священник, – молись о нас.

Капитан летел по коридорам, толкая священника перед собой.

– Звезда утренняя, молись о нас. Грешникам прибежище, молись о нас.

Пропихнул обездвиженный скаф в шлюзовую камеру, затем в поросшее чёрными корнями щупальце.

– Верни нам любовь, падре. Верни свет. Вернись светом!

⁂

СЕРДЕЧНЫЙ

Когда я нашёл работу в больнице, то обрёл своё предназначение. Я был нужен моим пациентам. Тем, кого выбирал. Кого толкал за черту. Провожал в лучший мир.

Сначала я добавлял в капельницу всего несколько капель – ровно столько, чтобы успеть их спасти. Вернуть. Но вскоре понял, что они не хотят возвращаться. Им было грустно и страшно в этом мире. И тогда я отпускал их. Навсегда.

Я совершенствовал свои навыки, делал свою работу, на которую имел священное право, чисто. Избавлял их от страданий. И каждая отпущенная на волю душа привносила в мою жизнь смысл. Господь сделал меня несчастным – забрал родителей, семью, – но я нашёл развлечение по нраву…

(Центр / файл уничтожен)

⁂

Пульт управления всё ещё откликался на команды. Капитан направил скаф священника в жерло инопланетного судна.

Когда прервалась связь, он откинулся в кресле и стал ждать. Остальное сделает «Скелет» – капитан был в этом уверен.

Священник вернулся через полтора часа.

Его лицо за треснувшим пузырём шлема было церемониально-возвышенным, будто он только что отпустил в небо белого голубя.

А потом – в ошмётках скафа – капитан увидел тело священника.

Никто не может знать, кем в действительности является человек, пока не заглянет в его душу… пока не сдерёт с него шкуру и не рассмотрит вывернутую наружу мерзость. Костяные наросты, безумные фрагменты, алые раковины…

Вот душа твоего Спасителя – смотри!

Из перекрученного, исковерканного тела торчали детские головы, они пищали, пищали, пищали, а голова святоши, голова на суставчатой кольчатой шее, пробила шлем и раскачивалась из стороны в сторону, сардонически улыбаясь, облизывая вывернутые губы; она склонялась к каждой из детских головок и ласкала шершавым языком. Фиолетовый, похожий на щупальце член подёргивался, истекал гноем…

«Здесь одни отбросы, все до единого», – как-то сказал Папа.

Голубые, лишённые век глаза смотрели на капитана. Огромная многопалая лапа опустилась на шлем, вдавила в пол.

– Это Ковчег, – зашипела тварь с головой святоши, это нагромождение плоти цвета свежих рубцов, многоликий демон, испод похотливой души. – Преклони колени перед волей Мерзкого Бога.

Жизнь капитана была жалкой – жалкой настолько, что ни космос, ни убийства пациентов не могли соскоблить с неё налёт никчёмности. Даже в недавней охоте на тварь не было ничего, кроме жалкого героизма загнанного в ловушку зверя. Он понял это, отразившись в детских глазах.

И опустился на колени.

⁂

– …священник был педофилом.

– А остальные психопатами, серийными и массовыми убийцами. Достойная компания, тебе не кажется? К тому же…

– Что?

– Каждый заслуживает веры в спасение. Чего-то иного рядом, не знаю… примера, знака. Иллюзорной праведности.

– Ты серьёзно?

– Почему нет. Может, на «Алом карлике» сейчас звучат песни ангелов.

(ЦЕНТР / операторская 23с / внутренний файл)

⁂

Корабль воскрес.

Его внутренности озарились светом работающих механизмов. Ребристый корпус содрогнулся, перешёл от безмолвия к голосу. Застонал. Оглушительно забился двигатель, сердце Ковчега, и пространство – время пошло складками.

Рубка пульсировала бледно-алым светом. Пилот чувствовал, как дрожат кости звездолёта, напрягаются для прыжка мышцы. Прыжка отсюда – туда. Пилот подумал о месте, где родилось и выросло его прежнее тело, – и это место стало целью Ковчега, вокруг которого рос пузырь искривления.

Пока Ковчег готовился юркнуть в «нору», пилот на мгновение осознал – вспомнил – себя как капитана другого судна. Как темницу для чёрного голодного света. Как человека. Воспоминание отозвалось судорогой омерзения – жалкие создания, отрицающие свою истинную природу, лицемерные твари, которых надо насиловать смертью! – тут же поглощённой фибрами мостика.

– Сие же есть смерть вечная, – сказал второй пилот, и десятки детских лиц заверещали в мясистых углублениях огромной туши. – Да знают Тебя, Мерзкий Бог.

Пилота сотряс блаженный смех.

– Истинно так.

Его вывернутые наизнанку конечности покрывала, словно плед, спутанная сетка кровеносных сосудов. По раздувшимся венам и артериям проталкивалась густая зловонная кровь, паутина колыхалась при каждом движении, некоторые нити рвались. Под ложементом растекалась жирная лужа.

Главный экран и боковые иллюминаторы рубки подёрнулись рябью, затем стали прозрачными. В воспалённом фасетчатом глазу, занимающем почти всю поверхность головы пилота, отразился мрамор космоса, тёмный, желанный. Пилот увидел кусочек мироздания, собранный омматидиями глаза из мозаичных фрагментов, и эта картина была прекрасна.

– Истинно так, падре.

Ковчег нырнул.

Надежда Моисеева
Посмотри наверх

«Вавилонская башня». Так мы ласково называли наш космический кораблик. «Мы» – это я и мой напарник. С остальными членами экипажа отношения как-то не складывались. Все разговаривали на разных языках. В буквальном смысле.

Даже удивительное событие – первая планета, на которой можно высадиться – сблизило нас лишь на время. Почти две недели ушло на проверки и тесты. Энтузиазм иссяк. Пока не объявили, что туда отправляют группу.

– Мне вход заказан, – сказал я. – Ни к чему радоваться из-за высадки.

Мы с напарником сидели в полупустой комнате отдыха. Экипаж редко собирался в одном месте в нерабочее время.

– Это же событие мирового масштаба, – со спокойной иронией сказал напарник.

По паспорту он Варфоломей. Поэтому все называли его «Иван». У многих были трудности с произношением иностранных имён. Мне повезло больше – «Влад» легко выговорить.

– Только Везунчиков не пригласили, – тихо пробурчал я.

Каково же было удивление, когда меня записали в команду высадки.

Слово «Везунчик» у нас имело особенное значение.

Кто-то наверху придумал забавный социальный эксперимент: на борт посадили людей разных национальностей и дали ему гордое название «МИР». Половину экипажа отбирали. Тщательно. Оценивали всё, что только можно: от физической подготовки до гастрономических предпочтений. Нашли умных, сильных, способных, морально устойчивых. Короче, лучших из лучших.

Везунчиков выбрала лотерея. Взяли тех, кто более или менее подходил по параметрам, и разыграли спортлото. Стоит ли говорить, как относились на борту к таким счастливчикам?

Я не знал, зачем это сделали. «Чтобы друг против друга не дружили», – говорил Иван. Но, возможно, кто-то из проекта «МИР» просто решил развлечься и заодно освоить «социальный» бюджет.

И тут выяснилось, что меня, Везунчика, отправляют на незнакомую планету. Мы называли её «Серебрянка» – не перевести на другой язык, не так звучать будет.

– Это место – настоящая загадка, – с воодушевлением говорил Иван. – Никто не понимает, откуда там нормальный воздух.

«Нормальный» – это подходящий для людей. Я практически ничего не знал о планете. Атмосфера, похожая на земную, залежи серебряной руды, ночью светло, как днём. Всё. Хотя остальные знали не больше. Кучу техники отправили, три беспилотника с пробами собрали – никакого результата.

– Идёшь ты, Эва и Чан. Группу возглавляет Рой, – проинструктировал Иван.

– Повезло, – пробубнил я.

Рой меня ненавидел. Вряд ли потому, что я был Везунчиком. Напрямую он ничего не говорил, но злобные взгляды и неодобрительное цоканье мне нервы попортили.

– Не заливай, – сказал напарник. – Тебе и правда подфартило. Больше такой возможности не будет.

На брифинге сообщили, что на Серебрянке скоро начнутся «тяжёлые бомбардировки». Она пролетит через скопление астероидов и выйдет из опасной зоны только через три месяца. Поэтому командование разрешило высадку: рассчитывало найти хоть какие-то признаки жизни на планете.

– Они могут быть под землёй. Точнее, под рудой. – Иван, похоже, не верил, что на Серебрянке найдут что-то живое. – Но перекопать всю планету до бомбардировок не успеют. Поэтому с вами летит Эва.

Эва Леманн. Биолог, химик, генетик, программист. Она выводила сорта растений, которые могли бы выжить в невесомости. Но на «МИРе» её исследования оказались бесполезны. Корабль снабдили центрифугой – в таких условиях воздух нам давали обычные папоротники. Хотя на борту всё равно много работы для биологов.

– На планете нет кратеров, – продолжал лекцию Иван. – Поверхность гладкая, как задница Мефоны. Никаких признаков тектонической активности.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Про Мефону? Это ж спутник Сатурна, – отшутился напарник. – Яйцо напоминает.

Я грустно вздохнул. Это меня не интересовала планета: думал, что точно не попаду в группу высадки. А Иван, похоже, очень хотел туда полететь.

Жаль, что нельзя поменяться местами.

Мне стоило самому изучить все полученные данные о Серебрянке, но я никак не мог сосредоточиться, лишь смотрел на неё в иллюминатор.

Просто глыба в космосе. Она казалась такой маленькой. Ненастоящей. Как ёлочная игрушка с сияющим ореолом атмосферы. А сзади искрилась гирлянда из астероидов. На Серебрянке не было ни облаков, ни океанов, ни ветров. Просто камень с воздухом. Привлекали в нём только залежи серебра и тайны.

Но я не мог разделить радости, которую испытывал Иван. Он рассказывал всё, что известно о планете, а я молча слушал.

– Это не всё, – говорил напарник. – Там светло даже за линией терминатора. Точнее, на ней вообще нет терминатора. Наши выдали какое-то объяснение с оптикой и преломлением света. Полный бред же.

Эта «линия терминатора» превратилась в местную легенду. Белые ночи на Серебрянке.

С четвёртым членом группы мы были «соседями»: спали в параллельных каютах, но общались редко. Чжицзян Чжун, пилот транспортных шаттлов. Все называли его Чан. Он не протестовал. Он вообще никогда не спорил.

Чжун мало говорил, не улыбался, только работал. И тоже был Везунчиком.

– Аж двоих взяли, – с грустью сказал Иван, когда объявили о составе группы. – А ты ворчишь, что вам вход заказан.

Мне всё это казалось очень подозрительным.

К Везунчикам относились, как к чернорабочим. Да и они сами выслуживались, доказывали, что тоже «достойны». Чан не был исключением. Ничего удивительного, что его взяли в группу, – кто-то должен бегать по мелким поручениям даже на необитаемой планете.

Перед отлётом Рой собрал нас на капитанском мостике. Нам заранее разъяснили, что делать, что замерять и что проверять. Вот я и подумал, что «лидер группы» решил напоследок выдать пафосную речь, а потом ещё повторить её на нескольких языках. Но ошибся – говорил он сухо и официально, просто дополнил инструкции.

– Это не прогулка. В ИО говорят, что никакой опасности нет, но они не зафиксировали, есть ли что-то под поверхностью. Поэтому будьте осторожны, далеко друг от друга не отходите, коммуникаторы не отключайте. Если что заметите, доложите и быстро возвращайтесь к шаттлу.

Никаких восклицаний вроде «Человечество рассчитывает на нас». Это радовало.

Рой Абрамс. Учился в лучших университетах Америки и Европы. Три высших образования. Умный, способный, сильный. Он выглядел, как эдакий мачо-хирург в сериале про врачей, на таких всегда вешаются молоденькие медсёстры.

И он взял в группу высадки двух Везунчиков и женщину. Эве было хуже всего. Я заметил, как на неё косятся другие члены экипажа. Да и сам думал, что высадка на планету не для хрупких девушек. Даже в защитном костюме Эва напоминала ребёнка.

Стыдно признать, но в сфере освоения космоса мы, мужики, оказались форменными шовинистами.

К Серебрянке летели молча. Может, из-за волнения, может, нам не о чём было разговаривать.

Я не поворачивался к иллюминатору. Не хотел видеть, как приближается планета. Как белый шарик медленно раздувается, увеличивается, как заслоняет собой бескрайнее чёрное небо.

Но внутри уже загорелась искра интереса, которую никак не получалось потушить безразличием. Всё-таки это новый мир, неизведанный, непонятный. Возможно, невзрачный и неуютный. Но мы – единственные люди на Серебрянке. Первые, кто оставит на ней следы.

– Поодиночке не ходить, – опять повторил Рой. – Защиту не снимать. Шлемы не открывать.

– Никто не собирался, – буркнул я по-русски. – Это только в голливудских фильмах делают.

Рой укоризненно на меня посмотрел, но ничего не сказал. Видимо, распознал слово «Голливуд».

Беспилотники доставили образцы местного воздуха на «МИР». Атмосфера лишь немного отличалась от земной: другое соотношение элементов, нет водяного пара. Нет химикатов, вредных газов и прочих изобретений людей.

На Серебрянке нам не нужна защита. Но пройдёт очень много времени перед тем, как мы вдохнём воздух незнакомого мира.

Никто не спорил, кому достанется эта честь – сделать первый шаг на новой планете. Потому что первыми на неё свалились ящики со снаряжением.

Контейнеры выдерживали удары и перегрузки, а оборудование упаковано так, что ему не повредило бы и падение со стокилометровой высоты на Земле. На Серебрянке гравитация чуть ниже. Поэтому мы не побежали сломя голову спасать хрупкую технику.

Ящики уронил Чан, и нас это немного рассмешило. А когда он сказал «Ай-ай-ай» по-китайски, мы начали хохотать. Просто китайское «Ай-ай-ай» отличалось от обычного.

Я не знал, почему это нас так развеселило, но понимал, что Чан сбросил ящики специально. На моей памяти он ничего не ронял и всегда работал молча. Но обстановку это разрядило.

Наверное, стоило подключить грузовых роботов, но мы быстрее справились своими силами.

Я активировал солнцезащитный экран на шлеме. Небо было непереносимо ярким, словно кто-то закинул туда миллиарды маленьких отражателей. Свет бил в глаза, под ногами искрились камни: видимо, вкрапления серебра.

Не мог это ни с чем сравнить. Красиво и в то же время чуждо, как сюрреалистичный сон. Я видел снимки и объёмные модели. Но изучать записи с беспилотников – это одно, стоять здесь – совсем другое.

Когда смотрел на планету сверху, она не казалась такой яркой.

– Ох, – вздохнула Эва. – Выглядит удивительно.

– И жутко, – буркнул я и снова поймал неодобрительный взгляд Роя.

На Серебрянке не было ветра. Иван говорил, что на всей планете примерно одинаковая температура и нет перепадов давления. Потоки воздуха двигались медленно. Это одна из местных загадок.

Я настраивал тепловизор, Рой ставил камеры, Чан выносил остальные контейнеры, Эва просматривала логи. Мы не болтали и не валяли дурака. Каждый занимался своим делом. Даже Рой перестал на меня злобно смотреть.

Новые показания ничего не дали – то же самое нам высылали беспилотники. Я и не рассчитывал, что в нашем присутствии техника одумается и покажет другие данные. Всё равно надо разобраться, откуда на планете атмосфера и что не так со здешним небом.

Судя по тепловизору, Серебрянка прогревалась изнутри. Но ядро планеты вряд ли могло поддерживать постоянную температуру на поверхности.

Остальные приборы вообще ничего необычного не показали.

– Может, осмотримся? – спросил Рой по коммуникатору.

– Да, – обрадовалась Эва.

Я молча согласился. А Чана и спрашивать не надо было: он явно не умел спорить.

Рой как-никак возглавлял группу, пусть и делал вид, что с нами наравне. Он мог вообще не интересоваться нашим мнением, но, наверное, хотел стать «своим парнем». Плохое качество для лидера – так никто подчиняться не будет.

Я сообщил на «МИР», что мы пойдём прогуляться. Ответ шёл нестерпимо долго, но знакомый голос из передатчика поднял мне настроение. На связи был Иван, он пожелал нам удачи.

Иногда так приятно услышать знакомую речь. На борту нашего вавилонского кораблика можно случайно позабыть родной язык. Хорошо хоть мы с напарником поладили. Другим повезло меньше.

У Эвы вообще не было друзей на борту. Остальные девушки худо-бедно влились в коллектив, хотя на них смотрели, как на Везунчиков. «Не понимаю, что не так с этими мужиками, – говорил Иван. – Совсем сдурели, от баб шарахаются».

Чана никто не воспринимал всерьёз.

А Рой… Ему многие завидовали, поэтому не особо любили.

Прямо команда изгоев.

До меня вдруг дошло, что я знал о них очень много. Как и они обо мне. Странно для людей, которые до этого почти не общались. Серебрянка нас вроде бы сближала.

Мы шли по карте, которую составила Эва: не зря она логи беспилотников просматривала.

Я отключил защитный экран шлема, чтобы изучить новый мир во всех подробностях. Осталось только прозрачное стекло, которое не защищало глаза от яркого света.

Главное, не смотреть на небо.

Всё-таки за этим мы и прилетели – вдруг человеческий глаз заметит то, что не засекли сенсоры беспилотников и телескопы «МИРа». Но, увы, планета была до ужаса однообразной. Рытвины, овраги, небольшие валуны – не такая уж она и «гладкая Мефона». Ничего интересного и необычного. До тех пор, пока мы не увидели огромную яму. Точнее, дыру. Такое ощущение, что под поверхностью что-то взорвалось.

– Её не было, – сказал Чан.

– С чего ты взял? – спросил Рой.

– Карту планеты запомнил.

– Всей планеты?!

Я не знал, чему удивляться: внезапной дыре или тому, что Чан заговорил впервые после того «Ай-ай-ай».

– Постойте, – сказала Эва. – Наш беспилотник тут пролетал. Смотрите.

Она включила видео на ручном мониторе.

– Вот координаты. Камера снимала отсюда.

Действительно, когда мы только собирались «прогуляться», дыры не было.

– Да и обвалиться не могло, – сказал я, – георадар не нашёл полостей.

– Надо сообщить на «МИР», – заключил Рой.

Кто-то из членов экипажа точно следил за нами сверху, так что о находке они уже знали. Наверное, увидели её даже раньше, чем мы. Жаль, что связаться с «МИРом» можно только из шаттла.

Я подошёл к краю «пропасти». Никакого бездонного кратера, только крутой склон и пещера. Направил на неё фонарик, но ничего, кроме серых стен, не увидел. Откуда взялась пещера с округлым сводом – ещё одна загадка. Ведь воды на планете нет.

– Надеюсь, тут не поселились гигантские червяки, – попытался пошутить я.

Оценили мою шутку или нет – я не узнал. Часть склона осыпалась, и я потерял равновесие. Рой попытался меня схватить, но не успел.

В детстве падал с горок: главное, сгруппироваться и не размахивать руками. Сейчас отделался ушибом коленки. Я рефлекторно попробовал её потереть, но понял, что в защитном костюме это сделать сложно.

Следом скатился Рой. Для полного сходства с детворой на горке ему не хватало санок.

– Ты в порядке? – с ходу спросил он.

– Ты-то зачем упал? – удивился я.

– Это ты упал, а я аккуратно съехал, – парировал Рой. – Вдруг тебе помощь нужна.

Меня это несколько ошарашило. Я даже не спросил, почему он прыгнул следом, а не связался по коммуникатору.