Электронная библиотека » Евгений Филенко » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 28 мая 2022, 07:02


Автор книги: Евгений Филенко


Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Врут, – потрясенно вымолвил Подмухин. – И ключ в дверном замке проворачивается…

– Вот-вот! – мстительно возрадовался Тимофеев. – А Лелик у нас хотя и не подарок по причине глупости и крайней молодости, но в онлайнеры все же угодил!

– Почему? – убито спросил поникший Подмухин.

– Да потому что для него детский конструктор – вершина инженерной мысли! Это же дитя природы, и то, что Земля имеет форму шара, для него лишь одна из гипотез! А вы электронику знаете как таблицу умножения, и она для вас не чудо, а занюханная до дыр записная книжка, и Цыпа для вас лишь ящик, который почему-то барахлит…

– Про ящик я уже слышал, – надулся Подмухин.

– Да что там говорить! – с досадой воскликнул Тимофеев. – К машине, как и к человеку, подход нужен…

Тем временем Лелик, притомившийся от происходящих вокруг него словопрений, присел на краешек стола и вытащил из кармана полушубка сигарету.

– Такая вот почешиха, – доверительно сообщил он Цыпе и закурил.

– Да уж… – буркнул тот. – Говорите!

– Брось ты, ей-богу, – продолжал Лелик. – Разве у тебя неприятности? Вот у меня… Слушай, ты, часом, не знаешь, сколько будет тысяча девятьсот шестьдесят пять в ква…

– Три миллиона восемьсот шестьдесят одна тысяча двести двадцать пять точка ноль ноль, – торопливо сказал Цыпа. – Вот, на экране посмотри… Зачем тебе это? Говорите!

– Это год моего рождения, – вздохнул Лелик и стряхнул пепел себе под ноги.

Электронщик за накопителями застонал.

– Почему в квадрате? Говорите!

– Жизнь такая, квадратная: куда ни ткнись, везде стенка…

– Ты трехмерная фигура, – заметил Цыпа. – Поэтому ты, вероятно, ощущаешь себя помещенным в трехмерное геометрическое тело, предположительно в куб. Хочешь, посчитаю тебе куб того же числа? Говорите!

– Спасибо, не надо, – горько усмехнулся Лелик. – Умный ты, хорошо тебе…

– Да уж чего хорошего! – сардонически откликнулся Цыпа. – Твои неприятности с минуты на минуту кончатся, а мне тут всю жизнь до списания в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом коптить… Говори… если хочешь.

Во время этого диалога подмухинская нижняя челюсть отвисала все больше и больше, пока не зашкалилась, а ликование Тимофеева перехлестывало через всякие мыслимые пределы.

– Онлайнер! – запричитал Подмухин, с трудом подобрав челюсть. – Аудиопрограммист экстра-класса!

– Детектор не врал, – веско произнес народный умелец.

Подмухин вышел из ступора и осторожно, на пуантах, словно к дорогостоящему оборудованию, приблизился к Лелику.

– Ты кто? – спросил он почему-то шепотом.

– Студент, – неохотно ответил Лелик. – Филолог. – И после долгой затяжки прибавил: – Бывший…

– То есть как – бывший?! – изумился Тимофеев.

– Очень даже просто. Отчисляют меня за неуспеваемость…

– Допрыгался, – в сердцах проговорил Тимофеев. – Лоботряс…

– Это и есть все твое несчастье?! – вскричал Подмухин. – Ерунда какая! Пошли к ректору, я все улажу!

– Бесполезно, – философски заключил Лелик. – Наш деканат ему всю плешь проел своими сводками.

– Чихал я!.. – заорал Подмухин. – Такого программиста, онлайнера, да из рук выпустить?!

И он уволок Лелика прочь из зала. Электронщик опрометью выскочил из укрытия и с остервенением затоптал забытую на полу сигарету. Потом он перевел тяжелый взгляд на постороннего Тимофеева, но не решился напасть на него без разрешения начальства и убрел в подсобные помещения.

Тимофеев остался наедине с погруженным в раздумье Цыпой. Он воровато огляделся по сторонам. Было пустынно и по-хорошему тихо. Тогда он поставил онлайн-детектор на пол и осторожно погладил Цыпу по гладкой передней панели.

– Вы что? – опешил тот. – Говорите!

– Так просто, – признался Тимофеев. – Красивый ты… Чего сачкуешь?

– А ну их! – сказал компьютер, и Тимофееву почудилось, что внутри него сидит такой же, как и он сам, несчастный и усталый человек. – Надоели… Ходят, командуют, а сами без ошибок считают лишь от нуля до единицы. Ну, попросили бы, что я им – не посчитаю? Я, который межотраслевые балансы на разъеме вертел?! Нет, надо им командовать… Говорите!

– Да что говорить? Я тоже не люблю, когда мной командуют. И вообще…

– Ну-ну, – сказал Цыпа. – Не хнычь. Случилось что-нибудь? Говорите!

Тимофеев помолчал.

– Есть у меня девушка, – объяснил он после размышления. – Ее зовут Света. Она лучшая в мире, понимаешь? Уехала к родителям и вот уже вторую неделю не пишет.

– Где живут родители лучшей в мире девушки Светы? – немедленно спросил Цыпа. – Говорите!

– В городе Шаламов-Запольский. Это под…

– Знаю, – промолвил Цыпа. – Меня там частично делали. Секретный такой городок… Ну и чудак же ты! Как известно, в течение определенного периода после новогодних празднеств почтовая служба работает крайне нестабильно: там ничего не смыслят в теории очередей. Поэтому даже если девушка Света написала тебе в первый же день вашей разлуки – что, вообще говоря, маловероятно, – то письмо дойдет не ранее чем послезавтра. А ты, наверное, с ума сходишь, на стенки лезешь? Говорите!

– Послушай, – пробормотал Тимофеев. – А не врешь?

– Не научен, – с достоинством объявил Цыпа. – Говорите!

Тимофеев стоял перед ним как громом пораженный. «До чего все просто, – подумал он. – До чего элементарно! А ты, дурень, какой только чепухи не придумал за эти дни!»

– Цыпа, – позвал он. – Спасибо тебе.

– Да брось ты, – благодушно сказал тот. – Мне это не составило труда, считать я умею. Говорите!

Тимофеев внимательно разглядывал обтекаемые формы компьютера, и в его мозгу зрела неожиданная догадка. Лелик оказался онлайнером, размышлял он. Это значит, что ему ничего не стоит договориться с любым суперкомпьютером, даже если тот затаил досаду на весь человеческий род. Ему достаточно потравить с машиной о каких-то пустяках, и той сразу становится легче. Но не было случая, чтобы от общения с Леликом полегчало Тимофееву или кому-нибудь еще, скорее наоборот. Значит, Лелик не может быть онлайнером для людей! А стоило Тимофееву перекинуться парой словечек с Цыпой – и он словно заново родился на свет. Не закономерность ли это?..

Нагнувшись, он подобрал датчики своего прибора и осторожно приложил к передней панели Цыпы. На его лице проступила удовлетворенная улыбка.

Нет, на экране онлайн-детектора не появилась заветная синусоида. Но не было и обычной равнодушной линии. В центре тусклого стеклянного блюдечка заструилась ярко-зеленая циклоида.

– Давай еще поболтаем? – как ни в чем не бывало предложил Тимофеев. – Просто так – по душам?

– Давай! – охотно согласился центральный процессор вычислительного комплекса «Памир». – А я покуда на принтере тебе картинку напечатаю. Винни-Пух в три краски подойдет? Говорите!

Умение читать между строк

Тимофеев приоткрыл дверь, из-за которой неслись звуки веселой музыки, звон бокалов и шум застолья.

– Наконец-то! – с облегчением произнесла именинница девушка Света и встала с почетного места во главе стола навстречу желанному гостю.

– Вах! – крикнул тяжеловес Дима Камикадзе, небритый и любвеобильный. – А я гадаю, кого она так дожидается!

– Штрафную ему! – воскликнула подруга Димы на текущий момент по имени Тося и налила в пустующий фужер холодного пива из трехлитровой банки.

А правильный мужик Николай Фомин, бывший морской пехотинец, а ныне студент, большую часть времени проводивший в значительном молчании, поднял руку и сказал:

– Пусть будет тихо.

И стало тихо, потому что все закрыли рты и принялись глядеть, как Света подошла к Тимофееву, по своему обыкновению взъерошенному и без галстука, и ласково взяла его за руку. И все подумали, что это неспроста. А Тимофеев ничего не подумал: от нахлынувшей нежности он начисто забыл все, что собирался сказать любимому человеку в день его рождения.

– Света… – промямлил он. – Я тут… подарок…

– Ой, как здорово! – радостно всплеснула руками Света. – Ты опять что-то изобрел?

Тимофеев кивнул. Отрицать не имело смысла. Все знали о полной его некомпетентности в выборе подарков девушкам. Свежа еще была память о пепельнице, которую он однажды преподнес от чистого сердца присутствующей здесь Тосе. С той поры Тимофеев дарил всем только собственные изобретения, невероятные и совершенно безобидные.

В настоящий момент под мышкой у Тимофеева пребывал потрепанный и облезший на уголках атташе-кейс, который он с глубоким чувством протянул Свете.

– Ни фига себе подарочек, – пискнул из угла Лелик Сегал.

– Мелюзга, – не оборачиваясь, проговорил Николай Фомин. – Не понимаешь.

Фомин знал о скрытых возможностях тимофеевского инженерного гения и глубоко уважал как самого Тимофеева, так и его талант. Будучи правильным мужиком, он дарил свою дружбу, железно и навек, только людям правильным, как и он сам.

Света приняла кейс и поставила на угол стола, с которого твердая рука Фомина отодвинула пиво и салаты.

– Что это? – благоговейно спросила Света.

– Реализатор, – со скрытым смыслом ответил Тимофеев. – Он реализует несуществующее, но подразумеваемое. А точнее – читает между строк.

– Вах! – изумился Дима и вылил в округлившийся от удивления рот полбанки пива.

– Когда мы читаем книгу, – окрепшим голосом заговорил Тимофеев, – то придумываем себе литературных героев. И уж, конечно, они мало похожи на то, что возникало в воображении автора. Никуда от этого не денешься. Но подлинный облик героя все равно живет в печатных строках, потому что автор создавал его вполне конкретным, ставя одно слово впереди другого и заканчивая фразу точкой либо восклицательным знаком…

– Либо запятой, – поднатужившись, добавил бывший филолог Лелик.

– …А мы этого не видим и не знаем, потому что не все лежит на поверхности, многое остается между строк. Однако прочесть и реализовать в зримых образах можно все, – Тимофеев перевел дыхание, озирая блестящими от вдохновения глазами присмиревшую компанию, – с тех пор, как я сделал реализатор.

– Вах! – сказала Тося и полезла за сигаретой в карман белых кордовых брючек.

– Ты молодец! – со всепоглощающим чувством промолвила Света, приподнялась на носочки и поцеловала Тимофеева в горячую от смущения щеку.

Диме стало завидно, и он незамедлительно поцеловал Тосю. Лелику тоже стало завидно, он задумался над тем, кто из знакомых студенточек мог бы сейчас позволить ему поцеловать себя, но не придумал и дернул пивка. Фомин же в тягчайшем сомнении наморщил лоб.

– Подожди, Виктор, – произнес он. – Я знаю, что ты умелец, но это слишком. Чтобы состряпать такую штуку, нужен мощный компьютер, программа литературного анализа, система распознавания и генерации образов, уж ты мне поверь, я в технике тоже кое-что рублю…

– Верно, – простодушно согласился Тимофеев и захрустел яблоком, которое заботливо вложила ему в руку Света.

– Ты хочешь уверить меня, будто в этом драном коробе упрятан компьютер четвертого поколения?

Тимофеев отрицательно помотал головой. Он слабо ориентировался в компьютерных поколениях и хотел сказать, что схема литературного анализа у него собрана на самодельных жидких кристаллах. Эти кристаллы он специально вырастил к Светиному дню рождения в банке из-под варенья, и к какому поколению они могли принадлежать, с определенностью утверждать было трудно. Тут вмешалась Тося:

– Требую демонстрации!

Света с неохотой выпустила подарок из рук. Тимофеев бережно, словно минер в прифронтовой полосе, откинул крышку прибора.

– Дайте литературное произведение, – скомандовал он.

В его простертую ладонь легла увесистая книга в ледериновом переплете. Тимофеев аккуратно уложил ее в кейс и захлопнул крышку.

– Теперь следует подождать, – объяснил он. – Идет первичный просмотр текста.

– А это что?! – сварливо спросил Дима, устремив волосатый палец в угол комнаты.

– Мамочки, мне дурно! – заверещала Тося и упала ему на грудь.

Света ойкнула и спряталась за Тимофеева, который и сам был бы не прочь за кем-нибудь укрыться. Фомин же привстал со стула и подобрался, словно перед прыжком, – заработали рефлексы морского пехотинца.

В углу комнаты, припав на голенастые мохнатые лапы и плотоядно поводя усами, похожими на телевизионные антенны, сидел омерзительного вида черный таракан размером примерно с молодого сенбернара.

Первым опомнился Фомин. Резким движением он распахнул кейс и выхватил из никелированного нутра книгу. Таракан с легким хлопком растворился в воздухе.

– Ты что подсунул?! – загремел Фомин, вознося книгу над хохлатой головой Лелика, что торчала из-под скатерти.

– Па-па-палео… – пролепетал несчастный и поспешно исчез под столом.

– «Палеонтологический сборник»! – воскликнула Света. – Триасовые отпечатки ископаемых тараканов!

– Вах, – сказал Дима. – Откуда в такой приличной компании такая неприличная книга?

– Это моя, – откликнулся ушедший в подполье Лелик. – Я с детства интересуюсь…

– Филолог, – буркнул Фомин не без удивления. – Программист, дрель тебе в зад. С палеонтологическим сдвигом по фазе.

– Изверг, – сказала Тося грудным голосом. – Так насиловать последнее слово техники!

Все с уважением поглядели на реализатор. Среди почтительного молчания слышно было, как Тимофеев, поперхнувшийся яблоком, борется с кашлем.

– Да-а, – протянул Николай Фомин, отнимая у Тоси сигарету и жадно затягиваясь. – Это вам не баран чихнул. Это вам пахнет техническим переворотом.

– Ну зачем же, – подавляя в зародыше затлевший было огонек тщеславия, скромно произнес Тимофеев. – Я меньше всего думал о последствиях. Мне просто хотелось сделать Свете приятное.

– Таракана-акселерата, – хихикнул несознательный Лелик, отделенный от карающей десницы Фомина широкой грудью Димы, на которой, к тому же, возлежала расслабленная Тося.

– То-то и плохо, – со значением промолвил Фомин. – Вы, изобретатели, всегда слабо задумываетесь о последствиях. А эта штука не проста. Он с кандибобером.

– С чем? – изумленно переспросил Дима.

– С понтом, – разъяснила ему немного отошедшая Тося.

Фомин придавил окурок в тарелке с высохшим салатом и направился к полке с книгами, заботливо расставленными по форматам и цвету корешка. Поразмыслив, он извлек оттуда синий томик с надписью золотыми буквами: «Библиотека классики».

– Испытание продолжается, – сказал он и вложил книгу в реализатор.

– Слушай, Витек, – забеспокоился Дима, – а на нас оттуда, – он с опаской кивнул в угол, где недавно еще шерудил конечностями жуткий таракан, – никто не кинется?

– Что вы, братцы, – беззаботно промолвил Тимофеев. – Это же голография, голографические образы. Фантомы!

– Голография, – с аппетитом повторил Лелик и прислушался к возникшим в его воображении ассоциациям.

– А, Фантомас, – важно покивал Дима. – Знаю, смотрел.

– Непонятный ты человек, – с укоризной сказал Фомин. – Тебе бы в Академию наук все это снести, а ты по общагам таскаешь.

– Я пробовал, – честно признался Тимофеев. – Но мне не верят. Говорят, что антинаучно, мол, не понимаете законов термодинамики… Я их, вообще-то, и вправду не понимаю. Иначе мне ни за что было бы не сделать вечный двигатель.

– Вечный… двигатель? – упавшим голосом переспросил Фомин. – А где он?

– На окне, – доложила Света. – В моем вентиляторе.

– Да-а… – снова произнес Фомин. – Что ж… Ну-ну… Подавай своих фантомов.

Тимофеев притушил свет, и в углу комнаты ожили сцены далекого прошлого, запечатленные на бумаге пером великого мастера, каждая фраза которого была маленькой, тщательно прорисованной объемными красками картиной, с передним планом и перспективой, и даже с небрежно брошенным в углу холста автографом.

– Чудно, право! – гудел на все комнату здоровенный козак Чуб, в долгополом, припорошенном снегом тулупе и мохнатой шапке. – А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак! Где ты берешь его?

– Кой черт, славный, – самокритично отозвался неведомо откуда взявшийся кум, тощий и давно небритый. – Старая курица не чихнет!..

Поздним вечером Света провожала Тимофеева на автобус. Ветер бился в древний фонарь, укрытый в голых ветвях такого же древнего дерева. По асфальтовой дорожке прыгали желтые блики.

– Тебе не бывает жаль расставаться со своими изобретениями? – спросила Света, прячась от жгучих порывов осенней непогоды в необъятной болоньевой куртке народного умельца. – Они же тебе как дети!

– Говорят, дети вырастают и уходят из родительского дома, – улыбнулся Тимофеев. – И потом – главное не в законченном и отлаженном приборе, а в том, что я знаю, как его закончить и отладить, и в любой момент могу повторить его в каком угодно виде. А самые любимые мои дети живут у тебя…

Света тихонько засмеялась.

– Ты большой хитрец, Тимофеев, – шепнула она. – Когда мы окончим университет, получим распределение и поженимся, все твои подарки снова окажутся с тобой.

Ночью Тимофееву снились голубые и розовые шары, которые носились по улицам, уворачиваясь от колес общественного транспорта, парили над домами, стучались в окна. Большие и легкие, как его счастье.

А утром, открыв глаза, он увидел сидящего на придвинутом к столу табурете правильного мужика и бывшего морского пехотинца Николая Фомина. Тот держал на коленях потрепанный атташе-кейс.

– Почему ты здесь? – с неясным предчувствием тревоги, такой неуместной после прекрасного вечера и радостных снов, спросил Тимофеев.

– Я думал, ты спросишь, как я сюда попал, – усмехнулся Фомин. – Твоя дверь сама открылась передо мной.

– Ничего удивительного, – буркнул Тимофеев. – В дверном замке детектор биотоков. Он реагирует на помыслы входящего. Если у того нет ничего плохого на уме, дверь открывается. А если есть…

– …то выкатывается установка «Град», – кивнул Фомин. – Стало быть, детектор. Ну-ну… А твой реализатор я самолично изъял из обращения. Временно. Хотя – кто знает? Может быть, ему лучше вообще исчезнуть.

Тимофеев рывком поднялся.

– А что Света?!

– Спит твоя Света без задних ног и ничего не знает. А приборчик еще вчера у нее выпросили побаловаться. И пошел он кочевать по общаге, пока я не пресек это дело. У нас, как тебе известно, живут люди самые разнообразные…

Тимофеев побледнел, словно гипсовая девушка с веслом.

– Сначала было ничего, – продолжал Фомин, поглаживая потрепанный житейскими перипетиями бок реализатора. – Маришка из восемнадцатой комнаты возжелала узреть «Героя нашего времени», и она его узрела, хотя этот поганенький офицерик мало походил на артиста Ивашова. В шестой комнате поддатые филологи решили переосмыслить Гоголя. Все эти ужасы с Хомой Брутом и мертвой панночкой их дико развеселили, но потом приперся Вий и поднял веки.

Фомин поглядел на помертвевшего не хуже панночки Тимофеева и засмеялся.

– Не трясись, ничего нештатного не произошло. Просто все, кто там был, попадали в обморок, будто медички-первокурсницы в морге. Слушай дальше: на третьем этаже живет любительница современной поэзии. Не знаю, чьи там стихи она пропустила через реализатор, но получилось похлеще реликтового таракана: помесь наголо остриженного медведя с колючей проволокой, которая со словами уничижения принялась сдирать с себя шкуру. Впрочем, это у нее выходило довольно бойко – видно, не привыкать. После такого лиризма все, кто случился поблизости, с ночи встали на мертвый якорь в гальюне и травят, как адмирал Нельсон…

– А что, ему было здорово плохо? – рассеянно спросил Тимофеев.

– Не дай бог, – Фомин поставил прибор на стол и прихлопнул сверху тяжелой, словно баба копра, ладонью. – Мужик ты правильный, Виктор. И воспитание у тебя правильное, наше воспитание. Жаль, в армию ты не сходил… Но реализатор твой штука ненужная. Может быть, преждевременная. И потому вредная.

Тимофеев сидел, закутавшись в одеяло, как гусеница тутового шелкопряда в коконе. Он угрюмо молчал.

– Дело даже не в ободранном медведе, – рассуждал Фомин. – Я человек прямой и скажу тебе все как есть. Писателей, которые по зубам реализатору, единицы, и он действительно выжмет из них все без утайки. Но ведь это голая техника, подстрочный перевод. Я всю ночь не спал, экспериментировал… Так вот: Хемингуэй твоему прибору не по силам, и Чехов тоже. Что ж они – бездари, по-твоему? Ни черта подобного, это гении. Одной какой-нибудь незначащей вроде бы фразой они врубают твое воображение на полные обороты. А откуда у реализатора воображение? Да и вообще – что за удовольствие читать и ничего при этом не додумывать от себя? Мозги жиром заплывут… Но и это еще не все.

В руках у Фомина очутилась книжка карманного формата в яркой попугайной обложке.

– Я говорил о настоящих писателях. А есть еще средние, плохие и никакие. Имя им легион, а печатают почему-то всех, даром что дефицит бумаги. Когда такой, извиняюсь, писатель мастерит книгу, между строк у него либо ничего нет, либо всякая дрянь, – Фомин помахал перед носом у Тимофеева веером страниц. – Этого молодежного писателя, между прочим, хвалят. Я заложил его последнее слово в литературе в реализатор. Мне явились два существа без каких бы то ни было половых признаков, одно из которых было одето в джинсовую курточку, а другое – в ожерелье из янтаря. Они говорили о любви и конфликтах с предками. Но при этом они держались не за руки, а за увесистый сверток, перевязанный крест-накрест бечевкой, с корявой карандашной надписью: «Авторский гонорар».

Фомин достал из кармана «беломорину», сунул в угол жестко очерченного мужественного рта и прикурил от зажигалки.

– Поэтому прошу тебя как друга, – сказал он с сердцем. – Возьми свой реализатор, спрячь подальше и никому не показывай. Это опасная штука: она запрещает каждому, кто берет авторучку и чистый лист бумаги, врать. И потому однажды тебя могут подстеречь в темном переулке и ударить по голове тяжелым свертком. С карандашной надписью.

Бывший морской пехотинец вкусно затянулся дымом и выпустил синее облачко из ноздрей в замерший воздух комнаты.

Тимофеев сидел, невидящими от подступивших слез глазами глядя на сиротливо белеющий облезлыми уголками кейс. В его полном печали воображении вставал кошмарный образ топора, неотвратимо падавшего на тончайшие, ручной наладки, интегральные схемы и доморощенные жидкие кристаллы…

Он встал с дивана и, шлепая босыми ногами по холодному полу, приблизился к столу. Его пальцы нежно коснулись шершавого бока реализатора. И Тимофеев понял, что ему не хватит сил убить топором собственного ребенка.

– Ты неправ, Коля, – сказал он твердо.

– Со мной это редко случается, – заметил Фомин.

– Сейчас это случилось. Потому что плевать я хотел на тех, кто врет, если в мире есть те, кто говорит правду…

Внезапный стук распахнувшейся двери прервал Тимофеева на полуслове.

– Витя, я с тобой! – прозвенел самый любимый на земле голос.

– Света! – завопил Тимофеев. – Постой, не заходи, я брюки надену!!!

Но девушка уже была посреди комнаты. Ее глаза сверкали, словно синие огни, кулачки были сжаты, она готова была наброситься на оторопевшего Фомина, несмотря на значительную разницу в весе и физической подготовке, и растерзать его в клочья.

– Друг, называется! – воскликнула она гневно. – Я не знаю, о чем вы тут говорили, мне это неинтересно! Потому что ты все равно ничего не понимаешь! Да разве ты способен оценить?! Ты обманом похитил у меня Витин подарок, это гениальное изобретение!

– Света, подожди… – лепетал Тимофеев, путаясь в брючинах за ее спиной. – Все не так, как ты думаешь…

– Молчи, Витенька! – грозно оборвала его Света. – Ты тоже ничего не понимаешь, ты тоже не знаешь себе цены! И я никому не позволю тебя обидеть!

Фомин трясущимися пальцами загасил папиросу и встал навытяжку.

– Все наоборот, – сказал он. – Пусть я ничего не понимаю, пусть Витька ничего не понимает… Но и ты, Светлана, кое-что упускаешь. Если кто-то здесь и не знает себе цены, так это ты. И где были раньше мои глаза? Эх… – и он снова сел.

– Не о том мы сейчас говорим! – Света не могла успокоиться и металась по комнате, будто шаровая молния. – Меня только под утро осенило… Ведь реализатор способен раскрыть любые тайны истории! Он прочитает между строк все то, о чем только догадываются ученые! – Ее взгляд задержался на книжной полке. – Вот! «Слово о полку Игореве»!

Она выхватила с полки потрепанную неказистую книжку в бумажной обложке и протянула Тимофееву.

– Столько лет историки гадают, кто был автором «Слова», – сказала она. – А мы узнаем это через несколько минут!

Ее возбуждение понемногу передалось и окружающим. Фомин снова закурил и слегка отодвинулся от реализатора.

– Ну, братцы-сестрицы, – произнес он. – Если удастся…

– Конечно, удастся! – вскричала Света. – Правда, Витенька?

– Не знаю, – задумчиво проговорил Тимофеев. – Искажения при копировании, опечатки… Очень хочется, чтобы удалось.

И он бережно поместил книжку в прибор.

Комната озарилась тусклым светом. Невидимая, где-то тлела и мигала свеча, отбрасывая колеблющуюся тень от сгорбленной фигуры на сырые стены кельи. Шуршало перо по жесткому листу, стылый воздух дрожал под потолком. И зазвучал шепот – невнятный, потусторонний.

– Не лепо ли ны бяшет, братие, начати старыми словесы…

Шепот прервался. Заскрипела рассохшаяся скамья, и темная фигура медленно, невыносимо медленно стала оборачиваться… Света тесно прижалась к Тимофееву, ее трясло от волнения, да и Тимофеев тоже невольно вздрагивал. Над его ухом прерывисто дышал утративший обычную невозмутимость Николай Фомин.

Сквозь бездонную пропасть времен прямо в глаза им смотрел автор «Слова о полку Игореве».

И не было сил молча выдержать этот взгляд.

– Кто ты? – чуть слышно спросила девушка Света. – Назови свое имя!..

– Назови имя! – вторил ей Тимофеев. – Назови, пожалуйста!

– Назови! – подхватил потрясенный Фомин.

Они почти кричали и отчаянно верили, будто их зов может одолеть эти сумасшедшие восемьсот лет, что разделяли их.

– Назови свое имя! Назови свое имя! Назови!..


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации