Текст книги "Кодекс чести"

В аэропорту я, пользуясь старыми связями, специально проверил, не зарегистрировался ли на рейс кто-то, кроме выигравших в благотворительной лотерее. Первый пилот самолета заверил меня, что никто посторонний в самолет не сел. И это не понравилось мне еще больше. Слишком нездоровую активность развернули неизвестные лица вокруг этого рейса…

Самолет летел навстречу солнцу. Небо светлело, облака становились реже. Мы находились над морем, но разглядеть его не могли – внизу было слишком темно. Дженни сонно мурлыкала какую-то песню – настроение у нее было прекрасным. А я размышлял. Неужели так совпало, что несколько человек захотели приобрести билет именно на этот чартерный рейс? Или все они старались для кого-то? Но для кого и, главное, зачем?

Все сорок кресел в нашем салоне были заняты. В первом салоне, по всей видимости, тоже. Удалось таинственному незнакомцу перекупить у кого-то билет? Как его узнать?

Через два ряда от нас задумчиво жевал бутерброд с красной икрой Сидоренко. Жена его прикорнула, уткнувшись ему в плечо. Некоторые пассажиры не стали переодеваться, некоторые съездили домой… Всех граждан, присутствовавших на приеме, я, естественно, не знал.

Самолет качнуло, Дженни вскинулась и выглянула в иллюминатор.

– Море!

– Босфора еще не видно?

– Вроде бы нет. А как он выглядит?

– Как берег. Я имел в виду, видишь ли ты землю.

– Думаешь, мы прилетим так быстро?

– До Константинополя лететь ближе, чем до Москвы. Аэропорт там огромный – все рейсы в Африку и многие на Ближний Восток садятся в Третьей столице для дозаправки, чтобы принять и высадить пассажиров.

– Ты прежде бывал в Константинополе?

– Нет. Хотя мне всегда хотелось увидеть Золотой Рог.

– Храм?

– Бухту. А храм мы увидим другой – Святую Софию. Ее построили, если не ошибаюсь, в шестом веке. Представляешь?

– Америку тогда еще не открыли, – серьезно заявила Дженни. – Поэтому мои предки могли работать на строительстве наравне с твоими. А после они строили Нью-Йорк.

Я рассмеялся – между постройкой Святой Софии и возведением нью-йоркских небоскребов в мире произошло довольно всякого. Преимущественно – в Европе.

– А твоя семья прибыла в Америку на «Мейфлауэре»?

Спросил без сарказма – мне действительно было интересно. Дженни как-то редко вспоминала о своей родословной. Больше рассказывала о достижениях отца, который выстроил свой бизнес сам, не имея богатых родственников.

– Нет, но наш род живет там давно. Я даже не знаю, кто из предков приехал в Америку и в каком году. Мы словно всегда там жили. Хотя я не индианка, конечно.

– Это заметно, – улыбнулся я.

Над горизонтом показалось солнце. В его свете мы увидели полоску берега – Фракия или Малая Азия? Город с такого расстояния не различался.

– Через десять минут мы совершим посадку в аэропорту Константинополя, – сообщила стюардесса. – Обратный вылет самолета запланирован на четырнадцать часов по московскому времени. Те, кто опоздает на рейс, будут вынуждены добираться домой своим ходом.

– Сурово, – прокомментировала объявление Дженни.

У меня заболела голова – самолет начал резко терять высоту.

Огромный автобус «Мерседес» стального цвета ожидал нас в аэропорту. Точнее, автобусов было два – но нам достался этот. Вторая группа уехала на не такой большой, но достаточно вместительной «Кубани» чуть раньше.

На летном поле было тепло и пахло морем – несмотря на то, что солнце едва поднялось над горизонтом. Ревели двигатели самолетов, шумела трасса неподалеку. Аэропорт Стамбула – один из крупнейших в Европе, перекресток воздушных путей.

Кресла в «Мерседесе» были мягкие и удобные, огромные окна давали хороший обзор. Когда автобус вырулил на трассу и помчался к городу, с откидного сиденья впереди поднялся экскурсовод – низенький мужчина с вьющимися смоляными кудрями и длинным носом с горбинкой. На поясе – короткий клинок. Гражданин. Интересно, он из купеческой семьи или проходил где-то гражданскую службу из-за слабого здоровья? Представить его в армии я почему-то не мог. И дело было не в росте – повадки нашего гида были сугубо гражданскими, мягкими. На лацкане пиджака висел беджик. Присмотревшись, я разглядел, что экскурсовода зовут Николай Асланиди.

Говорил Асланиди с акцентом, но очень увлеченно. Глаза его лучились энтузиазмом.

– Рад приветствовать вас в одной из столиц Российской империи! Если Москву называют иногда Третьим Римом, и звание это у нее оспаривали Берлин, Париж, а в последнее время и Нью-Йорк, финансовая столица Америки, то древний Константинополь был и остается Вторым Римом – резиденцией императоров Восточной Римской империи на протяжении долгих веков.

Дженни, казалось, шире открыла глаза. И в самом деле – мы приближались к городу, история которого была богаче истории всех городов Америки, вместе взятых. Здесь на золотых престолах восседали римские императоры, этот город штурмовали крестоносцы и османы… Не так далеко лежала и легендарная Троя!

– Наиболее важная и интересная часть нашей экскурсии – посещение площади перед храмом Святой Софии, осмотр достопримечательностей. Желающие смогут войти и в храм… Это грандиозное сооружение было задумано императором Константином Великим в четвертом веке нашей эры. Первый храм сгорел, и по приказу императора Юстиниана Первого была начата постройка Святой Софии в ее нынешнем виде. Но о храме мы поговорим позже, когда доберемся до него. А сейчас я хотел бы рассказать об истории Константинополя – третьей российской столицы.

– Они могли бы раздать какие-то проспекты, – прошептала Дженни. – Лично мне тяжело воспринимать информацию на слух. Да и говорит экскурсовод не совсем понятно. То ли я устала, то ли начала забывать русский.

– Он – грек, тебе мешает акцент, – объяснил я. – Но, наверное, наш гид знает много интересного – иначе его не поставили бы работать на маршрут. Мы купим путеводители в городе. Сейчас ты можешь просто смотреть в окно, а если что-то будет непонятно, спроси у меня.

– Мы движемся в Константинополь по той же дороге, какой входила сюда русская армия, освобождая его от долгого турецкого владычества, – продолжил Асланиди. – Тогда, пройдя победным маршем через Румынию, Болгарию, оказав помощь православной Греции, наши войска полностью выбили турецкие войска из Фракии и продвинулись на некоторое расстояние в Малой Азии. Из-за активного сопротивления Британии и Франции территории, захваченные на Малоазийском полуострове, пришлось оставить. Остров Кипр, на который высадился десант греков и русских, был отдан под протекторат Британии. Но нужно помнить, что война 1847 года была полностью освободительной. Народы, попавшие в турецкое рабство, воевали за свою свободу.

– Так всегда, – хмыкнула Дженни. – Тот, кто выигрывает войну, воюет за благие цели. А проигрывают всегда негодяи и подлецы. Таким образом, добро всегда побеждает.

– Турки действительно притесняли христианское население. – Я пожал плечами. – Неужели ты будешь спорить и с этим?

– Я просто хочу сказать, что, захватив проливы, русские осуществили свою вековую мечту – контролировать выход в Черное море.

– Не вижу в этом ничего предосудительного, – парировал я. – Турция имеет достаточно портов на берегу Средиземного моря, у Грузии практически нет флота. К тому же это наш стратегический союзник на Кавказе, православное государство. Болгарам и румынам хуже не стало. Так что проливы были нужны только нам, и ничьи интересы от того, что мы стали контролировать Босфор и Галлипольский полуостров, не пострадали.

– Однако Турция не смирилась с потерей Константинополя… Да и многие арабы поддерживают турок в их территориальных притязаниях.

За окном показались высотные дома. Застройка новых районов города мало отличались от архитектуры северных российских городов. Только растительность была другой: не березки, а пальмы, не елки, а кедры…

– Турки-османы разрушили Византийскую империю и захватили Константинополь в тысяча четыреста пятьдесят третьем году, – продолжил экскурсовод. – Султан Мехмед Второй, который предводительствовал вторжением, переименовал город в Стамбул. Ни о каком сохранении культурных ценностей в те времена речи не шло. Храм Святой Софии, куда мы сейчас едем, турки преобразовали в мечеть: убрали иконостас, алтарную преграду, амвон и патриарший престол. Мозаики были закрыты штукатуркой, над куполом подняли полумесяц, возвели михраб – нишу в стене, ориентированную в сторону Мекки. Возле храма были построены четыре минарета.

– Мы сможем увидеть эти минареты, господин Асланиди? – «наивно» спросила Дженни.

– Нет, они были взорваны после того, как русская армия вошла в город, – не смутившись, ответил Николай. Я порадовался, что нам попался компетентный экскурсовод. – Солдаты уничтожали все, что напоминало о владычестве турок, с которыми шли ожесточенные бои за город. Неизвестно, осмелились бы отдать приказ о сносе минаретов вокруг Святой Софии гражданские власти – ведь это вызвало бы бурю негодования местных жителей и мусульманского населения России. Но если вас интересует мое мнение, была восстановлена историческая справедливость. Над Святой Софией спустя столетия вновь водрузили крест. Сейчас один из древнейших христианских храмов вновь открыт для прихожан. К тому же мечеть Султан-Ахмед неподалеку осталась в неприкосновенности. Минареты нарушали архитектурный ансамбль Святой Софии…

На въезде в город дорогу преграждал мощный шлагбаум, по бокам которого стояли самые настоящие армейские блиндажи, ощетинившиеся пулеметами. Несколько солдат, вооруженных автоматами, дежурили на вышках и сбоку от дороги, прикрывая полицейских, которые осуществляли досмотр автомобилей.

– Из-за постоянных терактов и диверсий Константинополь находится практически на военном положении, – пояснил экскурсовод. – Поэтому вы можете видеть здесь очень нетипичную для России картину: людей с огнестрельным оружием. Террористы, вне зависимости от национальности и гражданства, приравнены к врагам государства, и против них разрешено применять любые средства. За свою безопасность вы можете не опасаться – сейчас террористические акты происходят раз или два в году, обстрелы города с территории Турции безжалостно подавляются артиллерией и ракетами, как наземного базирования, так и с самолетов-штурмовиков, – поэтому город живет относительно спокойно. Но за эту относительную безопасность приходится платить.

Автобус остановился у контрольно-пропускного пункта, в салон вошел армейский офицер в чине майора. Он окинул пассажиров быстрым взглядом, кивнул нашему гиду. Тот протянул ему какую-то бумагу.

– Прошу прощения за беспокойство, – сказал майор, выходя. – Желаю приятно провести время в Третьей столице.

– Кстати, если у вас захотят проверить документы в городе, прошу воспринимать это без возмущения, – заметил Асланиди. – Террористы – люди без чести и совести, они вполне могут надеть перевязь со шпагой, чтобы походить на дворянина, и выкрасить волосы в русый цвет. Подделать бумаги сложнее. Мы находимся в России, но Константинополь – особая зона.

– Не думал, что все настолько серьезно, – заявил Сидоренко. – Я, конечно, смотрю телевизор, но мне казалось, что простым гражданам здесь ничего не угрожает.

– Граждане и жители действительно живут почти спокойно. Я предупреждаю вас во избежание недоразумений, – ответил экскурсовод. – Иногда случается, что граждане более спокойных губерний империи возмущаются действиями полиции или службы безопасности. Но все, как правило, делается для блага населения – как граждан, так и жителей. Произвола властей у нас нет, а уровень преступности – один из самых низких в стране. Если бы не теракты, многим казалось бы, что они живут в раю…

– Протестантском, прибранном рае, – улыбнулась Дженни. – Охраняемом архангелами с автоматами.

– Любишь Гумилева? – спросил я, узнав в словах Дженни строку из его стихотворения. – На пути в Африку он бывал здесь не раз, а потом и жил некоторое время. Году в двадцать пятом – двадцать шестом.

– Не думаю, что он был в восторге от того, что минареты вокруг Святой Софии взорвали.

– А я не думаю, что он считал это трагедией. Да и крест на Святой Софии его наверняка радовал.

Проехав спальные районы, мы оказались в старом городе. Где-то автобус пробирался по узким улочкам с односторонним движением, где-то районы были перепланированы, и дороги стали широкими, вполне пригодными для езды. Имелись даже места для парковки.

Экскурсовод рассказывал, какие преобразования произошли в Константинополе за последние пятьдесят лет, какие работы ведутся сейчас. Названия городских районов ни о чем нам не говорили, и мы с интересом глядели в окно. Посмотреть было на что: маленькие базарчики, где толстые турки в фесках торговали сладостями и овощами; седоусые русские рыбаки, продающие только что выловленную и вяленую рыбу; кудрявые черноволосые греки, которые привозили в Константинополь фрукты со всей Фракии.

– Села, которые расположены неподалеку от города, охраняются так же тщательно? – тихо спросила меня Дженни. – России ведь принадлежит большой участок земли вокруг Мраморного моря?

– Не совсем вокруг. В состав империи входит Константинополь и территории вокруг Босфора, а также значительная часть Фракии. Все эти земли до освободительной войны принадлежали Турции, на них живут и турки, и греки, и болгары. Да и русских хватает – места здесь благодатные, многие офицеры и солдаты, которым за храбрость дали в награду земельные наделы, остались здесь навсегда, привезли семьи, родственников, слуг… Мы контролируем также пролив Дарданеллы, но только с одного берега, с Галлипольского полуострова, – другой берег турецкий.

– Но ведь турки могут воспрепятствовать проходу ваших кораблей через этот пролив со своего берега.

Я усмехнулся – возможно, со стороны это выглядело кровожадно, но куда деваться, если отдал армии несколько лет, если считаешь себя настоящим гражданином и государственный образ мышления у тебя в крови? Если интересы России ставишь и выше своих интересов, и выше международного права?

– Хотел бы посмотреть, как у них это получится. Ракетным атакам можно подвергнуть и Босфор, если у турок возникнет такое желание. Отсюда до турецкой границы двадцать—тридцать километров. Но все турецкие укрепления и батареи на их берегу Дарданелл могут быть сметены огнем за пятнадцать минут. Во Фракии базируются две эскадрильи штурмовой авиации, ракетная дивизия, несколько артиллерийских корпусов, крупные танковые соединения. Да и флот, который несет дежурство в Мраморном море, в состоянии защитить и проливы, и идущие по ним корабли.

– Если здесь начнется война, Константинополю все же придется несладко. Я не знаю, сколько самолетов в эскадрилье и сколько танков у вас во Фракии, но у турок их явно больше. Хотя бы потому, что участок земли, которым вы здесь владеете, совсем маленький. На нем не разместить много войск. И он отрезан от основной территории России.

– Если бы не поддержка всей империи, Константинополь и Фракия, конечно же, не выстояли бы в случае военного конфликта. Но на любое недружественное действие последует адекватный ответ. Наши танки за несколько часов пройдут через Грузию, чтобы нанести ответный удар на востоке, самолеты и ракеты поднимутся с крымских аэродромов и баз, чтобы ударить с севера. Черноморский флот обрушит всю свою мощь на береговые крепости противника. Поэтому турки не нападут на Константинополь без гарантий со стороны третьих стран. Гарантий, что у России будет по горло дел в других конфликтах. А этого им пока никто обещать не может.

Автобус остановился на площади перед собором.

– Позади нас – мечеть Султан-Ахмед, – объяснил экскурсовод. – Как видите, она тоже приличных размеров, но, конечно, не такая древняя, как Святая София. Ее построили во время турецкого владычества.

Рядом с парковочной площадкой шумел небольшой рынок, но еще больше шумели туристы – наша экскурсия была отнюдь не единственной. Еще несколько «Мерседесов», «Кубаней» и «Менов» стояли на забетонированной парковочной площадке, окруженной невысокими тенистыми деревьями, названия которых я не знал.

– Сейчас в соборе начнется торжественное богослужение, – сообщил Асланиди. – Мы спешили специально, чтобы успеть к началу. Вы можете отстоять службу в одном из древнейших храмов христианского мира. А если не хотите, у вас есть два часа свободного времени – осмотреть собор снаружи, посетить магазины – они открываются здесь рано, – просто погулять по улицам и ощутить дыхание тысячелетней старины. Неподалеку отсюда – древняя крепостная стена Константинополя, а также подземное водохранилище, водой из которого город снабжался много веков. Его посещение в сегодняшней экскурсии не запланировано, но вы, если поторопитесь, можете успеть спуститься в подземелья на несколько минут. Встретимся возле автобуса в двенадцать часов.

Дженни толкнула меня в бок:

– Какую службу он имеет в виду? Я вообще не поняла, что хотел сказать наш гид. Он, наверное, все-таки использует какой-то местный диалект.

– Церковная служба – это… Ну, служба – она и есть служба. Совместная молитва. Мы можем зайти в собор, а можем побродить вокруг.

– Теперь ясно. И куда мы пойдем?

– Ты знаешь, верующие люди говорили мне, что на службу лучше ходить в свою церковь – если нет насущной необходимости сделать это в другом месте. Поэтому я предлагаю зайти в собор, посмотреть его изнутри потом, когда мы не будем никому мешать. А сейчас погуляем, осмотрим Святую Софию со всех сторон, сфотографируемся на ее фоне.

– Ты не хочешь, чтобы я посещала вашу церковь, потому что я не православная?

На самом деле такая мысль у меня тоже имелась. Вера – личное дело каждого, и не пристало выставлять напоказ праздным зевакам молящихся людей. Но говорить об этом Дженни я не хотел, хотя и врать не собирался.

– Стоять на службе, как того требуется, очень утомительно, особенно с непривычки. К тому же такая девушка, как ты, будет отвлекать прихожан от молитвы.

– Почему?

– Красота всегда отвлекает. Да и платка у тебя нет, волосы не прибраны.

– Надо, чтобы волосы были закрыты?

– Да, причем всегда, когда заходишь в церковь. Поэтому мы сейчас купим платок, выпьем кофе и только после этого отправимся в собор.

Дженни не стала спорить. Группа наша разбредалась по площади – кто-то приценивался к фруктам, кто-то деловито зашагал в сторону лавок, торгующих сувенирами. Сидоренко с женой уже сидели в маленьком кафе, приютившемся рядом с автобусной стоянкой.

Мы пошли через площадь к узкой старинной улочке, которая показалась нам весьма интересной. Она могла послужить иллюстрацией к сказке о приключениях Али-Бабы или о похождениях багдадского султана. Улица, по всей видимости, была построена в то время, когда Константинополь находился под властью турок, и сохранила очарование Востока.

Тем чудеснее смотрелся из восточных двориков величественный храм с золотым крестом на огромном куполе, царивший над городом. Я обернулся, чтобы взглянуть на Святую Софию, и гордость переполнила мое сердце. Мы все-таки дошли до края Черного моря, присоединили к великой империи столицу древней Византии. Теперь Россия по праву могла считаться наследницей Второго Рима, а через него – и Первого. Водрузить крест на Святой Софии – не то же самое, что освободить Гроб Господень, но победа все равно была велика. И ведь не только Константинополь и проливы послужили причиной войны. Тогда, сто лет назад, православные народы были освобождены из турецкого рабства: свободу, независимость и право исповедовать православие получили греки, болгары и сербы. Россия стала по-настоящему европейской державой. Можно сказать, что с обретением Константинополя завершился тот процесс европеизации, что начал Петр Великий. И пусть в Европе косо поглядывали на наши шпаги, рубль был самой устойчивой валютой в Евразии.

Казалось, в центре Константинополя рынок – повсюду. Пожилой турок в небольшом дворике продавал вяленый инжир и изюм, орехи и мед. Рядом с ним расположился седобородый русский старик. Он торговал окаринами и глиняными флейтами. Я бы с удовольствием приобрел окарину, звучала она таинственно и прекрасно – как раз для этого древнего города, – но на ней нужно учиться играть. А я, увы, играю только на фортепьяно, да и то почти все забыл. Дженни, увидев окарины, оживилась:

– Огурцы! Сушеные… С дырками! Да они еще и из глины…

Старик взял инструмент в руки, дунул в него. Сухие, скрюченные, но ловкие пальцы пробежали, открывая и закрывая отверстия, и затейливая древняя мелодия полилась над улицей.

– Ах, – вздохнула девушка.

– Молодой человек, наверное, офицер? – спросил старик.

– В запасе.

Старик не стал спрашивать, в каком роде войск я служил, а сразу заиграл «По полю танки грохотали». Проникновенная, героическая и печальная мелодия в исполнении этого инструмента звучала поистине завораживающе. Если бы я был танкистом, то, наверное, расцеловал бы мастера. У пехоты другие песни, хотя и эту у нас тоже пели…

– Я куплю это! – Дженни полезла в сумочку за кошельком.

– И я куплю.

Окарины стоили недешево – это ведь не просто глиняные свистульки – русский мастер вложил в них много труда и часть своей души.

Через два дома от жилища продавца окарин оказалось еще одно небольшое кафе – здесь за стойкой стояла рыжеволосая женщина в красном платке и яркой вышитой кофте.

– Отличная греческая кухня! – завидев нас, закричала она. – Ароматный турецкий кофе! Проходите, отведайте лучших сладостей.

– Зайдем? – спросил я Дженни.

– Давай. А почему ты не захотел идти в турецкое кафе?

– В Греции я тоже не бывал. Мне интересно попробовать национальные блюда. Как ни крути, Византия ближе к Греции, чем к Турции. А Константинополь – это Византия. Ведь так?

– Наверное.

Мы присели за крепкий деревянный стол на широкие скамейки. Хозяйка подала меню. Названия блюд интриговали: тарамасалата, тцацики, долма, авголемоно, мусака… Можно было предположить, что все это весьма вкусно, потому что незнакомые названия блюд перемежались со строчками «баклажаны с томатным соусом», «баклажаны по-гречески», «фаршированные огурцы», «помидоры, фаршированные фетой». Я, правда, не представлял, что такое фета, но фаршированные помидоры всегда любил.

– Что бы вы посоветовали? – спросил я. – Мы первый раз в Константинополе.

– Приехали взглянуть на Святую Софию? – Женщина понимающе кивнула. – Предлагаю отведать тарамасалата и тцацики, мусаку. И кофе, конечно. У меня отличный кофе.

– Доверяем вашему выбору.

– Останетесь довольны. У нас лучшее домашнее кафе в центре города.

Тарамасалата и тцацики оказались холодными закусками, мусаку – мясным блюдом. Причем, из чего состоит тарамасалата, объяснила нам хозяйка. Оказалось, что основная ее составляющая – икра трески. А то, что тцацики делают из огурцов с добавлением пряностей, чеснока и сметаны, мы догадались сами.

В мусаке сверху лежали поджаренные и присыпанные пряностями баклажаны, внизу – жареный фарш. Все было вкусно, но к концу обеда я уже пожалел, что не заказал чего-нибудь традиционного – слишком уж непривычной оказалась еда. Такие закуски хотелось запить холодным пивом или чем-то покрепче, но пить с утра, да еще на экскурсии в незнакомом городе, неразумно.

В завершение нашего завтрака хозяйка принесла две маленькие чашечки ароматного кофе. Он был таким крепким, что почти пьянил. И тяжесть в желудке после сытного завтрака куда-то исчезла, и небо стало светлее, а люди – красивее и интереснее.

– Пойдем обратно на площадь! – предложила Дженни.

– Интересно выйти к морю. Взглянуть на крепостную стену.

– А ты знаешь, в какой стороне берег?

– Море здесь с трех сторон – промахнуться сложно. Только до южного берега идти ближе, а до восточного и северного – дальше. Если не ошибаюсь, мы шли на юг, к Мраморному морю и крепостной стене. Карту города я видел в экскурсионном автобусе. Она висела на перегородке, отделяющей водителя от пассажиров.

– Давай лучше вернемся на площадь и возьмем такси. Если нас не хотят возить на автобусе, проявим инициативу! К тому же таксист может показать интересные места и знает, где пляж.

– Надо выяснить, что предлагает наша экскурсия после полудня, – заметил я. – Чтобы не повторять маршрут.

– Нам ведь еще в аэропорт возвращаться.

– Тогда поторопимся. К тому же мы так и не сфотографировались.

Я достал фотоаппарат и запечатлел Дженни на фоне константинопольской улицы, за столиком, с окариной в руках, с окариной, на которой она пыталась играть. Потом она сфотографировала меня, потом мы попросили хозяйку кафе снять нас вдвоем, потом установили фотоаппарат на автоспуск и сфотографировались все вместе. Когда я случайно оглянулся на улицу, то заметил, что проходивший мимо мужчина закрыл лицо рукой. Шпаги у него вроде бы не было – значит не гражданин, или имеются какие-то особые обстоятельства, по которым он не носит с собой клинок.

Всякое бывает в жизни. Некоторые не любят оставлять свое фото на чужой пленке, другие просто скромничают. Но все же таких людей встретишь редко, и у них, как правило, есть причины скрывать свое лицо. Стало быть, что-то здесь не так…

Мы вышли на улочку и побрели по направлению к собору и мечети, точнее, на автобусную стоянку. Неподалеку стояли и легковые такси, так что в любом случае нам нужно было вернуться на площадь.

Людей становилось больше с каждой минутой. Русские и украинцы, болгары и румыны, греки и турки, евреи и цыгане – всех можно было встретить в великом городе, не только исторической, но и торговой столице. Толпа шумела, люди сновали вокруг. Большая часть мужчин не имела оружия – хотя, казалось бы, здесь оно всегда могло пригодиться. Не может быть, чтобы все безоружные люди оказались простыми жителями – наверняка среди них попадались купцы, пацифисты и лица без гражданства – иностранцы, живущие в России и не пользующиеся правами жителей, не несущие обязанностей граждан…

Неожиданно из толпы вылетел темноволосый, точнее, даже какой-то заросший мужичок лет сорока и бросился к Дженни. В руке у него был довольно крупный пакет из плотной коричневой бумаги. Я действовал автоматически, не задумываясь: толкнул Дженни назад, одновременно выхватывая клинок – тот самый, серебряный, что она привезла мне из Америки, – и направил его острие в грудь незнакомцу.

Гвиневера, по-моему, вообще не поняла, что происходит. А я перестал понимать чуть позже, но сначала у меня в голове пронеслась совершенно абсурдная мысль: «Хорошо, что клинок серебряный. Сразу насмерть». В реалиях восточного города, поблизости от южно-славянских земель, мужчина с пакетом на мгновение показался мне не террористом, не разбойником, а оборотнем. Свою роль здесь, наверное, сыграла повышенная концентрация растительности на его лице: густые бакенбарды, усы, какая-то густая щетина вместо бороды и лохматые волосы.

Я уже готовился нанести удар, когда мужичок, почувствовав, что дело пахнет керосином, резко затормозил, а вокруг нас что-то начало вспыхивать. Подозревая новую угрозу, я направил клинок в сторону ближайшей вспышки – и только тогда понял, что едва не проткнул фотографа. Чтоб ему пусто было! Идиот…

Самое главное, фотографов было несколько. И все они с каким-то нездоровым удовлетворением в глазах продолжали свое темное, непонятное дело – фотографировали меня, причем делали снимки с такой поспешностью, что пальцы, лежащие на кнопках спуска, побелели. К нам спешили еще какие-то люди – явно не из полиции.

– В чем дело? – прокричал я. – Что здесь происходит?

Заросший мужичок опять сунулся ко мне, и пришлось приставить шпагу к его груди, чтобы он не дергался.

– Вызовите полицию! – бросил я в пространство, но тут же понял, что просьбу мою выполнить некому. Тогда я левой рукой достал мобильный телефон, ткнул в красную кнопку экстренного вызова, потом – в кнопку подтверждения. Телефон взвыл на высокой ноте.

Обросший мужичок закричал:

– Я только хотел передать даме пакет! Не убивайте меня! Я только хотел передать пакет!

Он бросился на колени, одной рукой протягивая пакет, другой размазывая по лицу слезы. Фотографы вновь начали снимать эту непристойную картину. Да что же тут происходит?

Я сунул телефон в карман – вызов должны были принять, запеленговать и обработать, – сделал шаг к ближайшему наглецу, схватил его за шиворот и встряхнул.

– Что тут происходит?

– Вы не имеете права… Я фотокорреспондент. Иностранец. Газета «Ивнинг миррор».

– Я тоже частное лицо. На каком основании вы фотографируете нас рядом с этим сумасшедшим?

– Свобода прессы! Вы в общественном месте! – послышались реплики со всех сторон. – Вы не имеете права нам препятствовать!

– Да что вас здесь, много?

– Да, нас много! – гордо заявила тощая девица в огромных очках с толстыми стеклами. У нее я фотоаппарата не заметил, но, похоже, она руководила действиями толстого бородача с небольшой видеокамерой.

Тут произошло нечто странное. Невесть откуда взявшийся человек в темном плаще широко размахнулся ногой и ударил типа с пакетом по носу. Тот взвыл, на мгновение прижал руки к разбитому лицу, но тут же их убрал. Из носа лилась кровь, фотографы загомонили и принялись снимать эту картину.

– За что? – продолжал надрываться мужичок. – Я же только хотел передать пакет гражданке Смит! Не бейте меня!

А мой неожиданный помощник ввинтился в толпу, оставив нас с Дженни наедине с разъяренными журналистами.

– Избиение! Избиение! – истошно и с каким-то нездоровым восторгом вопил кто-то из задних рядов.

– Я возьму этот пакет, – еле слышно прошептала девушка. – Он ведь хочет, чтобы я взяла пакет?

– Не делай этого! Там может быть бомба!

– Тогда он может взорвать всех нас прямо сейчас…

В отдалении наконец послышалась сирена полицейского автомобиля. Но проехать через площадь, где сновало множество пешеходов, ему было не так просто. Журналисты, или бандиты, представляющиеся журналистами, продолжали неистовствовать.

– Предъяви документы, негодяй! – предложил я заросшему. – Кто ты такой, в конце концов?

– Лига борьбы за права жителей, – соизволил представиться он, шмыгая носом.

– А, что-то подсказывало мне, что ты из этих ренегатов. – Я не смог сдержать резких слов, хотя постепенно начал догадываться, что мы столкнулись с изощренной провокацией.

– Поэтому вы и избили этого несчастного жителя? – Очкастая девица уже тянула ко мне свой микрофон. – Хотели его заколоть? Вы, конечно, гражданин и презираете всех жителей? Готовы преследовать борцов за их права?

– Вы же прекрасно видели – я его не бил.

– Конечно, его избил ваш слуга, который скрылся, чтобы избежать скандала.

– Мои слуги остались дома… Я путешествую без телохранителя.

Что за чушь я говорю? Да у меня никогда в жизни не было телохранителя… Я же не какая-то важная государственная персона. Да и слуги – сказано слишком громко. Нина, садовник, водитель – это наемные работники, а никак не слуги. Постель свою я заправляю сам, одеваюсь – тоже. Да и сделать что-нибудь по дому никогда не брезговал.