Текст книги "Первая площадка (полигонные зарисовки)"

Начало

Мое «полковое академическое обучение» завершилось весьма неожиданно.

Как это все началось? До обидного весьма просто. Я продолжал совершенствовать свое образование в «армейских университетах», и если быть объективным, то успехи были налицо. Все шло вроде бы неплохо до тех пор, пока в этот процесс не вмешались верховные (а может быть, высшие) силы. Нежданно-негаданно пришла директива Главнокомандующего Войсками противовоздушной обороны страны о срочном откомандировании меня в распоряжение командира войсковой части 03080.

Вот уж поистине, неисповедимы пути Господни, куда они ведут, не знает никто. Времени на сборы – сутки, куда двигаться и что это за войсковая часть 03080 – ни у кого никакого понятия. Единственная зацепка – добираться до нового места службы необходимо через Москву. Это радовало, поскольку появлялся шанс заехать домой, в Тарасовку, и повидаться с родными и друзьями.

Запомнилось короткое прощание с моим, уже ставшим родным, армейским коллективом, друзьями, посадка в поезд Батуми – Москва и двое суток размышлений о смысле жизни и крутом повороте в моей судьбе, который так неожиданно случился.

Пропускаю те мытарства, которые пришлось преодолеть в столице, закончившиеся в вагоне поезда Москва – Караганда, мчащемся на Восток нашей необъятной Родины. Нашим конечным пунктом была далеко не Караганда. Просто к этому поезду прицепляли прямой вагон, пунктом назначения которого была станция Сары-Шаган. Этот вагон в Караганде перецепляли к поезду Свердловск – Алма-Ата и отцепляли в Сары-Шагане по прибытии туда.

Не буду описывать путешествие в перецеплявшемся вагоне – это отдельная «панама». Только один штрих. В вагоне, как вполне понятно, абсолютно весь контингент состоял из офицеров и членов их семей, возвращавшихся из отпусков или из командировок. Меня, естественно, интересовало, куда же мы едем и что это за такая закрытая войсковая часть. Один офицер-летчик, отвечая на мои расспросы, рассказал такую притчу: «В свое время Петр I отправил в эти края своих послов, чтобы они провели их обследование. По возвращении послы доложили императору, что сей край для жизни непригоден». В течение долгих последующих пяти лет я многократно убеждался, что послы Петра I были весьма добросовестные люди.

Станция Сары-Шаган – маленький полустанок, затерявшийся в центре огромной каменистой казахской степи, вернее, пустыни Бекпак-Дала. Поезд приходил на эту станцию глубокой ночью. Как позднее удалось выяснить, это было связано с необходимостью скрывать от супостатов дислокацию этой самой войсковой части 03080. Вообще отношение с так называемым режимом, забегая вперед, хочу сказать, у всех жителей и сотрудников полигона было весьма непростым.

В это самое время произошло выдающееся событие – впервые в мире человек полетел в космос. Таким образом, полет Юрия Гагарина я встретил на полигоне. Вся страна бурлила, люди на полигоне также были возбуждены, хотя сами решали не менее сложные и важные задачи, но о них не было ни публикаций, ни громких заявлений. Позже Н.С. Хрущев сделает заявление о том, что наша страна может попасть в муху в космосе, но не были названы и даже обозначены люди и организации, решившие эту сложнейшую научно-техническую задачу. Закрытость ведущихся на 10-м полигоне работ была абсолютной. Я очень много думал о том, насколько это было правильно и обоснованно. Мне представляется, что, даже по прошествии стольких лет сложно дать корректную оценку тотальной закрытости работ тех лет. Чаша весов все же склоняется в сторону того, что это было обоснованно. Американцы, при всей видимой их демократичности, до сих пор жесточайшим образом засекречивают важнейшие работы, связанные с государственной безопасностью Соединенных Штатов, несмотря на то, что мы, как их главный оппонент, раскрылись сейчас донельзя.

Итак, прибытие прошло вполне нормально. Удалось найти многих однокашников, которые после выпуска из академии были направлены для дальнейшего прохождения службы в войсковую часть 03080. Меня приняли как родного, нашли место в пятой гостинице. Я занял кровать Феликса Андреева, который в это время находился в командировке в Москве. В комнате нас было трое. Кроме меня в ней жили Володя Закорюкин (будущий генерал) и Федя Евстратов (будущий главный конструктор). Ребята меня просветили по полной программе. Оказалось, что войсковая часть 03080 – сверхзасекреченный полигон, на котором проводятся испытания макетного образца первой отечественной системы противоракетной обороны – так называемой системы «А», и что полигон занимает огромную территорию. Воинские части полигона разбросаны на сотни километров, и условия жизни там очень суровые, так что лучше туда не попадать.

Один из объектов полигона

Как говорится, если не везет, то это надолго. Придя в отдел кадров и доложив о своем прибытии, довелось в очередной раз удивиться. Оказывается, меня никто здесь не ждал, и мое трудоустройство – это не что иное, как головная боль для кадровиков. Представляете мое состояние! В «режиме ошпаренной кошки» меня отчислили из части, несущей боевое дежурство и испытывающей дефицит подготовленных кадров (напомню, я был единственным специалистом в полку с высшим образованием), и приказали мчаться за тридевять земель, а тут я вообще никому не нужен. Возмущению моему не было предела. Когда мне объяснили причину произошедшего, все встало на свои места. Оказывается, все было до гениальности просто. На полигоне проходила испытания очень важная и необходимая стране система «Даль». Испытания шли очень трудно, положительный результат получить никак не удавалось. В очередной приезд высокой комиссии из Москвы при разборе хода работ на данной системе одной из причин неудач была названа нехватка офицеров-испытателей. Незамедлительно последовала команда собрать в частях ПВО необходимое количество подготовленных офицеров. Вот таким образом в этот невод попал и я. Позже оказалось, что причина была совсем в другом, и мое появление ни на что не могло повлиять и посему никому не было нужно. Вот почему сидевший напротив меня офицер-кадровик с усталым лицом, преодолевая собственные сомнения, пытался заставить себя решить мою судьбу, прекрасно осознавая, что ни его, ни моей вины в создавшейся проблеме нет. Ему надо решать, и он решает направить меня на Первую площадку, на которой проходит испытания совсем другая система, не имеющая ничего общего с «Далью».

Получив предписание явиться в войсковую часть 28117, я поплелся в гостиницу попрощаться и получить какие-нибудь советы от своих друзей-однокашников. Они мне рассказали, как можно добраться до Первой площадки, на которой дислоцировалась теперь уже моя войсковая часть. Это оказалось не так просто. Располагалась она в ста пятидесяти километрах от того места, где мы находились, и добраться туда можно только на автобусе АП-4, который ходил три раза в неделю. Как раз завтра был такой рейс. Сборы были недолги, как говорится, все свое носил с собой.

Ровно в четырнадцать часов с двумя чемоданами я был на остановке автобуса, где присоединился к полутора десяткам человек, которые, как оказалось, тоже были пассажирами этого маршрута. Тут были офицеры, несколько солдат и две женщины. Разместились все, и старший автобуса дал водителю команду трогаться.

Настроение у меня было препаршивое, я понимал, что центр полигона был ближе к аду, чем к раю (даже при наличии огромного озера), а что же иное могло ожидать на Первой площадке в центре этой безжизненной и каменистой пустыни? Спустя много лет я могу наверняка сказать, что мои сомнения и догадки были детскими фантазиями по сравнению с той действительностью, с какой приходилось сталкиваться на протяжении последующих пяти долгих лет.

Все это станет ясно потом, а пока нас трясло в обычном видавшем виды автобусе марки АП-4 зеленого цвета, который жестко подпрыгивал на каждой кочке. Рядом со мной сидел маленького роста старший лейтенант, как говорит мой лучший друг и внук Тема, «нереально рыжий».

Как водится, в долгой дороге делать нечего, поневоле надо разговаривать, коротая время. Слово за слово, мы разговорились с «рыжим» моим соседом. Оказалось, он, так же как и я, попал под ту же директиву и прибыл на Первую площадку две недели назад. Правда, прибыл он с женой и сыном, хотя по суровым местным законам это не поощрялось, поскольку требовался специальный допуск и на членов семьи, но он как-то обошел это препятствие (детали он не раскрыл, да мне это было и не важно – я был холостяком).

За долгие три с лишним часа утомительного путешествия Вячеслав, так звали моего рыжего попутчика, рассказал очень много интересного о моей будущей службе. Очень подробно описал командира части подполковника Александра Павловича Дружкова. Получалось, что будущий командир – весьма сложная натура, служить с ним, похоже, будет непросто. В заключение Вячеслав произнес фразу, которую я потом часто вспоминал: «Сам скоро увидишь. Да вот он нас лично и встречает», – показал он на приближавшегося к автобусу подполковника в полевой форме. К этому моменту автобус уже въехал в расположение части.

Выйдя из автобуса, пытаясь придать затекшим от трехчасового сидения ногам некое подобие строевого шага, я подошел к подполковнику, приложил руку к фуражке и доложил, как положено по форме: «Товарищ подполковник, старший лейтенант Гаврилин для дальнейшего прохождения службы прибыл». Подполковник, едва взглянув на меня, пробурчал: «Хорошо, потом поговорим. Идите, устраивайтесь». Куда идти, как устраиваться – ни звука. Хорошо, что мой рыжий попутчик не исчез. Он меня быстренько сводил в штаб, к заместителю по тылу, в общем, помог оформиться без лишней бюрократии, показал место в гостинице.

Первая ночь была очень неспокойной. Новое место, ворох эмоций. И это на фоне множества рассказов, которые пришлось выслушать за последние дни о скорпионах, каракуртах, фалангах и прочей нечисти, которой, как все говорили, с избытком кишит вся местность.

Ну, это еще не начало моей новой службы в далекой казахской пустыне. Утром – обязательное построение всего личного состава части. Командир обходит все подразделения и, увидев меня, говорит: «Зайдите, представьтесь как положено». Что такое «представьтесь как положено», я не понимал. Для меня понятие «как положено» – это представляться по Уставу, что я и сделал в день моего прибытия в часть. Решив для себя эту теоретическую задачу и находясь в препаршивом (действительно, свинство, с которым пришлось столкнуться в последнее время, вывело меня из душевного равновесия) расположении духа, я никуда не пошел.

Однако подполковник был командир настоящий и на следующий день на утреннем построении объявил мне выговор и повторил ту же фразу насчет представления. Но я был довольно опытный офицер, имеющий войсковой опыт, и опять никуда не пошел. На следующий день вся процедура повторилась с точностью до буквы.

И так происходило шесть дней. За эти шесть дней – шесть взысканий. Мне ребята (а как оказалось, я некоторых из офицеров знал раньше) говорят: «Сходи на прием к командиру. Он мужик ничего!» Внял советам, пришел к командиру в штаб. Он мне говорит: «Вы почему такой недисциплинированный?» «Никак нет, – говорю. – За восемь лет ни одного взыскания». «Ладно, – подводит итог командир, – считаем, что это недоразумение и никаких взысканий у тебя не было и нет. Служи».

Мне недолго пришлось служить с Александром Павловичем, но через много лет мы с ним встретились снова. Я уже работал в 4-м Главном управлении Министерства обороны, а он – в Главном штабе Войск ПВО страны. Мы много совместно работали, но ни разу он не вспомнил о той нашей встрече, а я ни разу ему не напомнил. Мужик он оказался настоящий. Не всегда первое впечатление правильное.

Вот таким было мое начало службы и работы на 10-м Государственном научном исследовательском испытательном полигоне Министерства обороны. Каким будет продолжение службы, с вашего позволения, – в следующих зарисовках.

Первые шаги

Что и говорить, первые шаги всегда трудны. Эта аксиома сопровождает человека с младенческих лет. Годовалый человечек первый раз в жизни поднялся, встал на ноги и сразу понял, как это непросто – стоять на собственных ногах. В подтверждение этого тут же следуют падение и рев малыша от боли и обиды. И такой метод познания сопровождает человека всю жизнь. Чтобы встать на ноги, нужно много чего преодолеть, а чтобы удержаться на ногах, нужны еще большие усилия. Видимо, это действительно диалектика жизни.

Мои первые шаги на полигоне оказались весьма непростыми. Переезд из субтропиков в безжизненную пустыню создает, по определению, предпосылки для стресса. Не меньший стресс – вхождение в совершенно новый коллектив, причем коллектив испытателей, который уже сложился и достиг потрясающих результатов, решая уникальной сложности задачи. Но вот это обстоятельство, как ни странно, сыграло положительную роль в моей дальнейшей жизни.

Привыкал я к новой службе и работе довольно тяжело. Мне вообще всегда было как-то трудно сходиться с людьми, видимо, это особенность моего характера. В этой войсковой части период привыкания оказался существенно короче в связи с тем, что абсолютное большинство офицеров были моими ровесниками (с некоторыми из них мы встречались в Горьковском радиотехническом училище, когда проходили производственную практику на последнем курсе академии, а они – училища). Работать приходилось на суперсовременной технике, которая участвует в интереснейших испытаниях. Все это создавало особый микроклимат в офицерской среде, который резко отличался от климата, который был у нас в полку. Кроме того, на площадке (так для удобства мы называли нашу войсковую часть. Кстати, это общепринятое название для всех полигонов) всегда было много представителей разработчиков техники, заводов-изготовителей, которые создавали особый колорит и в огромной степени влияли на армейскую среду, облагораживая ее. В свободные от испытаний дни мы вместе с работниками промышленности выезжали на берег озера Балхаш и устраивали состязания по водному поло, купались и загорали. Меня донимала жара, я ее плохо переношу, а до берега озера было порядка девяноста километров, и ехать надо по степи, по бездорожью. Это, я вам скажу, удовольствие – ниже среднего.

Как я уже ранее отмечал, настроение у меня в связи с прибытием на Первую площадку было никакое, и я подумывал, не пора ли писать рапорт об увольнении. Два обстоятельства удерживали меня от этого поступка. Первое состояло в том, что мой новый непосредственный начальник Олег Фролов оказался исключительно образованным и весьма высоко профессионально подготовленным специалистом. Кстати, он двумя годами раньше меня окончил нашу академию.

Антенна РТН-1

И второе обстоятельство, которое перевернуло мое сознание, – это радиолокатор, на котором предстояло мне работать. Олег провел меня по всем системам локатора, очень доходчиво рассказал о его параметрах и решаемых задачах, показал обеспечивающие системы. Будучи специалистом в области радиолокации и имея уже достаточно серьезный опыт работы на целой серии нескольких поколений радиолокационных станций в 27-м радиотехническом полку ПВО, я был просто потрясен увиденным.

Радиолокатор точного наведения (сокращенно РТН) представлял собой гигантское сооружение, которое поражало не только размерами (к примеру, антенна была диаметром почти 18 метров и весом десятки тонн), но и принципиально новой элементной и конструктивной базой, и высочайшим уровнем автоматизации. Это был радиолокатор, который управлялся вычислительной машиной, находившейся в центре полигона (откуда я прибыл на эту площадку), и вмешательства человека в процессе боевой работы не требовалось.

Безусловно, это был дар судьбы, оформленный в удивительно корректный и покоряюще заинтересованный рассказ Олега Фролова, от которого отказаться было не только неправильно, а просто глупо. И я сдался тут же и навсегда. И, забегая вперед, хочу сказать, никогда об этом не жалел и не жалею. Мы еще поразмышляем о профессии инженеров-испытателей, об этой удивительной профессии, которая зачастую прячется в тени больших событий, а пока мне предстояло делать первые шаги на пути к ее освоению.

Итак, я инженер-испытатель – такая у меня должность по штату. Правда, испытывать пока нечего. После успешного завершения важного этапа испытаний, объявлен перерыв, и большинство офицеров, ведущих испытателей, отправлены в отпуска. У нас есть возможность ознакомиться с техникой, изучать схемы, инструкции по эксплуатации и все, что связано с будущей боевой работой. Как я успел заметить, все «старожилы» испытательную работу иначе, как боевой, не называют. Наверное, это обоснованно, коль прижилось и аллергии не вызывает.

Более плотная работа по изучению материальной части (этим термином широко пользуются в армии, когда речь заходит о технике) началась после возвращения из отпусков ведущих специалистов – офицеров-испытателей. Должен признаться, что это были профессионалы высочайшего уровня. Аппаратуру они знали столь глубоко, что у них зачастую консультировались разработчики этой аппаратуры. Кстати, я не упомянул, что в это же время стали подъезжать на полигон представители промышленности, которые сопровождали и готовили испытания средств системы «А». Среди них было много разработчиков аппаратуры, установленной в нашем (видите, уже – «наш») локаторе. Разработчики знали все, начиная от физики процессов этой аппаратуры, заканчивая конструкторским ее исполнением. У них можно было узнать все досконально, задавая вопросы на любую тему, касающуюся работы устройств. Общение с этой, без преувеличения, элитой советской научно-технической интеллигенции доставляло огромную радость и существенным образом сглаживало трудности и лишения нашей полигонной жизни.

Еще одной маленькой моей удачей было назначение на дальномерное устройство РТН. Почему я считаю, что это было неким везением или удачей? Во-первых, дальномерное устройство было центральным звеном станции, связанным со всеми другими ее элементами. Следовательно, анализируя любую ситуацию, поневоле приходилось «залезать в потайные карманы» всех других систем РТН, и, таким образом, ты мог стать самым грамотным испытателем-системотехником. Во-вторых, старшим офицером-испытателем и моим наставником на дальномере был Олег Тихомиров – специалист от Бога, знавший абсолютно все. Работать с ним было большим благом, и он многому меня научил. Олег был настоящим инженером-испытателем, с большой буквы.

Схема работы РТН

Вот в этой среде довелось начинать мне свое восхождение по дороге испытателя первой в стране системы противоракетной обороны. Несомненно, это был всего-навсего прообраз будущей боевой системы, но все же это уже была система со всеми признаками автоматической системы, способная уничтожать баллистические цели. Даже сегодня захватывает дух при формулировании этой задачи, а что испытывали разработчики и испытатели шестьдесят лет назад? Без преувеличения можно сказать, что первопроходцы были не только мужественными людьми, они при этом были учеными, конструкторами и испытателями высшей пробы. Эта среда должна была сформировать и меня как испытателя, достойного решать задачи подобного уровня.

Но тут, как в кинофильме «Белое солнце пустыни», я вынужден прервать свой рассказ, уважаемый читатель, поскольку опять вмешались потусторонние силы. Я был откомандирован в одну из специальных команд сроком на три месяца. Мое полигонное воспитание пришлось на это время забыть.

Вернулся я на Первую площадку в самом конце октября 1961 года в «объятия» все того же Олега Тихомирова. Но в это время уже полным ходом шли сложные и важные испытания, и надо было включаться в этот процесс. Учиться и осваивать профессию необходимо было в ходе боевой работы. Может быть, это и к лучшему, но приходилось констатировать, что «первые шаги» необходимо заканчивать. Надо наравне со всеми быть испытателем!

Смысл жизни – в жизни

Эту формулу вывел один мой хороший товарищ, с которым многие годы нам пришлось служить в различных ипостасях. Поначалу я не увидел в ней глубокого смысла, но, поразмышляв, понял, что эта формула имеет глубокий не только философский, но и сугубо прикладной, житейский, смысл. Особенно рельефно это высветилось, когда я пытался снова пережить свое пребывание на Первой площадке Балхашского полигона. Попытаюсь обосновать свое утверждение. Что представляла собой на тот момент Первая площадка?

Ее можно представить как три больших основных блока. Первый – технологическая зона, где располагался РТН и обеспечивающие его элементы. Вторая – это штаб и казарменная зона со всеми подсобными элементами (пекарня, котельная, баня-прачечная, автопарк и т. п.). И, наконец, третья зона – небольшой офицерский городок, всего семь домов. Хозяйство в нашем гарнизоне было практически натуральным. Да, чуть не забыл, гарнизон имел свой водозабор, канализационную систему и очень значительное подсобное хозяйство, которое в некоторые моменты содержало более сотни свиней, а также теплицы, в которых выращивались свежие овощи. И, наконец, третья зона – небольшой офицерский городок, всего семь домов. Отдельно за казарменной зоной стоял клуб части, а в центре своеобразного треугольника стояло самое популярное в нашем гарнизоне заведение – универсальный магазин. Универсальный он был потому, что там продавалось все – от хлеба до холодильников и одежды, а также стекались и переиначивались все новости и сплетни со всего гарнизона. Гарнизон был довольно приличный: сотни три солдат и сержантов, человек сто двадцать офицеров и десятка три женщин и детей.

РТН-1

Офицеры Первой площадки

Вся жизнь офицеров и их семей протекала внутри вот этой самой гарнизонной структуры. Про рядовых и сержантов срочной службы мы умолчим, поскольку это состав переменный, с ограниченным сроком пребывания в нашем гарнизоне.

Основной задачей нашей части было обеспечение работоспособности радиолокатора точного наведения и проведение испытаний в системе «А» по сопровождению и поражению головных частей баллистических ракет-мишеней, запускаемых по трассе Капустин Яр – Балхаш. Даже по современным понятиям это была сверхзадача, и офицерский состав испытателей, решавший ее, на полном серьезе осознавал свою значимость и государственное значение проводимых работ. Это, без сомнения, цементировало и сплачивало наш коллектив.

Но ведь была и вторая часть нашего коллектива – жены и дети офицеров. Кто и как должен был заботиться об их участии в этом процессе? На практике оказалось – никто и никак. Беда таких маленьких и заброшенных в дикую глубинку гарнизонов состоит в том, что семьи офицеров оказываются своеобразными изгоями при живых мужьях. И по-другому не бывает. Работы для жен офицеров нет, дошкольных учреждений для детей офицеров нет, школ тоже нет, мужья с утра до поздней ночи пропадают на службе (работе). И все это при очень невеликой зарплате. А что же есть?

Есть баня – одна на весь гарнизон (а это почти полтысячи человек), в которой один раз в неделю выделяется с утра два часа для помывки женщин, а после обеда – мужчин. Какой-либо сбой в организации помывочного мероприятия граничил с вселенской катастрофой. На памяти один случай. Командир (тот самый Александр Павлович) дал команду дежурному по части не пускать женщин на казарменную территорию, видимо позабыв, что все равно наступит суббота – тот самый помывочный день у женщин, а баня-то находится в казарменной зоне. И вот, стоя у гостиницы, мы наблюдаем такую картину. Александр Павлович в степи что-то рассматривают с заместителем по тылу, а к ним бежит человек пятнадцать женщин, каждая из которых одной рукой держит за руку ребенка, а другой прижимает к себе таз или шайку. Захватывающая картина! Что уж они командиру говорили, мы не слышали (далековато было), но он очень споро зашагал (почти побежал) во главе этой колонны в сторону солдатского городка и долго махал руками под носом у дежурного по части. Наверное, просвещал его.

Был гарнизонный клуб, в котором три раза в неделю показывали кинофильмы. На эти фильмы никто не ходил, поскольку все фильмы – барахло, которое снималось у нас в стране и которое не шло на «большой» экран, отправлялось в армию и показывалось в мелких армейских гарнизонах. Я до сих пор не могу понять, зачем это издевательство надо было распространять среди людей, и так обделенных возможностью общения с внешним миром (телевидения у нас в то время не было)?

Буквально пару раз за пять лет моего пребывания на Первой приезжал коллектив исполнителей с нашей центральной базы. На эти представления клуб набивался «под завязку», и было видно, насколько люди истосковались по таким встречам, человеческому общению.

Необходимо уточнить, что в части были три освобожденных офицера, которым должностными обязанностями предписывалось организовывать воспитательную и просветительную работу, в том числе работу с семьями офицеров и сверхсрочников. Это заместитель командира части по политической части, помощник его по комсомолу и начальник клуба. Казалось бы, немалая сила, но, увы, из-за профессиональной несостоятельности абсолютно неспособная направить жизнь семей офицеров в русло, согласованное с уровнем профессиональной деятельности их мужей и отцов.

И это не было какой-то специфической особенностью именно нашей части, это была, как мне представляется, всеобщая деградация и партийно-политической системы нашей страны, и организующей и направляющей силы нашего общества – компартии. Вывод может показаться очень жестким, но то, что он имеет право на существование, свидетельствуют события девяностых годов прошлого столетия.

Необходимо отметить, что на жизнь офицеров и их семей в сильной степени влияли климатические условия: невыносимая жара летом, когда температура зачастую повышалась за сорок градусов в тени, и страшный холод зимой с пронзительным ветром при температуре за тридцать градусов мороза (а подчас и сорок) изнуряли детей и женщин в большой степени, и они не всегда могли сдержать свои эмоции. Я думаю, что со стороны наших жен это был подвиг, подвиг самопожертвования, приносимый на алтарь Отечества нашего. К великому сожалению, этот подвиг так и остался неоцененным до сих пор. Думается, что жены, матери, которые переносили неимоверные лишения в далекой казахской пустыне, заслуживают оценки самой высокой пробы. Наш экспедитор Нина на грузовике в лютый мороз (на улице градусов тридцать и ветер под двадцать метров в секунду) выезжала в шесть часов утра, преодолевая заносы на дороге и рискуя застрять где-нибудь в сугробе и замерзнуть. А затем повторяла в обратную сторону этот же путь и возвращалась в часть часов в одиннадцать ночи на машине, груженной столь необходимыми продуктами питания. Разве это не подвиг?

Я с содроганием вспоминаю зимние поездки на центральную базу на нашем видавшем виды автобусе АП-4. Выезжали из части в шесть часов утра, а возвращались часа в три-четыре ночи. Пятьдесят километров дороги от бетонки до части автобус практически несли на руках. Дорога к вечеру обычно занесена, не проедешь. Приходится автобусу сворачивать в степь – там меньше снега. А дальше в течение пяти-шести часов толкать автобус по степи. Трудно было понять, кто кого везет: автобус нас или мы его. Как правило, в автобусе находились одна-две, иногда больше, женщины. Представляете, каково было им?

При всем этом я никогда не слышал, чтобы наши женщины жаловались на трудности своей жизни, хотя можно было иногда увидеть грусть и печаль в их глазах. Они, как могли, старались скрасить жизнь своих близких, с большой любовью и изобретательностью готовясь к празднованию Нового года и других государственных и семейных праздников. А это было совсем непросто. На полигоне существовал в то время довольно строгий «сухой» закон, в местном магазине, чуть зазевался, нечего купить, жди, когда привезут из центра. Выручала наша природная смекалка. Более опытные жены офицеров довольно быстро сообразили, что праздники без горячительных напитков – это не то, и наладили производство этих напитков на дому. Технология производства самогона известна с древних времен, поэтому повторить ее в наше время, как нам казалось, труда не представляет. Будучи холостяками, мы жили в гостинице и самогоноварением не промышляли. Не помню, кому из нас пришла в голову мысль попробовать к Новому году горячительное изготовить самим.

Проконсультировались у наших женщин (опыт надо использовать, чего тут велосипед изобретать), они передали нам оборудование, которое состояло из электроплитки, чайника и змеевика. Инструкция была весьма примитивной. Ставишь чайник на электроплитку, заливаешь в него брагу, на змеевик льешь холодную воду из-под крана и собираешь в посуду (например, бутылку) капающую из змеевика жидкость. Это и есть конечный продукт. До гениальности просто.

Решили организовать производство на троих: я, Витя Грошев и Коля Суханов. Нашли пятидесятилитровую флягу из-под молока, замешали в ней сахар с водой, положили, сколько нужно, дрожжей и поставили в теплое место бродить. Примерно через неделю процесс брожения пошел на убыль и пришло время гнать самогон. К нашему несчастью, мы с Виктором в этот день должны были ехать на совещание в центр, в связи с чем поручили ответственную стадию процесса провести Николаю.

Возвратились мы из центра уже поздно, в самом конце дня. Возвращение было не без приключений, которые, как правило, возникают на пустом месте. Вполне естественно – возникли они и у нас. Преодолев участок бетонной трассы (более восьмидесяти километров), на повороте в сторону Первой площадки мы встретили наш знаменитый видавший виды АП-4. Автобус вез офицеров, проживающих с семьями, на центральную базу, сегодня – это открытый город Приозерск, а в то время абсолютно засекреченный объект. Мы поговорили с отъезжающими в город, водитель автобуса предложил нашему водителю отлить ведро бензина, дорога, мол, тяжелая. Водитель нашего ГАЗ-69 отказался, заявив, что бензина у него достаточно и на сорок с небольшим километров грейдера хватит. Я на всякий случай спросил его – уверен ли он, что проблем с бензином не будет, водитель даже обиделся на такое недоверие. Попрощавшись с сослуживцами, мы потихоньку двинулись по заснеженной дороге в часть. Надо признать, что дорога была не ахти какой, но, как говорится, бывает и хуже. Короче, продвигались мы не то чтобы галопом, но уверенно и без пробуксовок. Вот уже впереди показались красные топ-огни нашей радиорелейной станции, а это означало, что мы почти дома. Такое замечательное ощущение всегда тебя охватывает, когда ночью, в стужу, в полной кромешной темноте едешь несколько часов и вдруг видишь впереди до боли ласкающие глаз красненькие огоньки. Все твои муки кончились, и тебя ждет горячий ужин, тепло семейного очага и ласковые, заботливые руки твоего самого дорогого и любимого человека на всем белом свете. На этот раз вышло все по-другому. Умные люди говорят: никогда не оставляй в работе частичку «почти», доводи дело до конца. Вот это самое «почти» чуть-чуть не сыграло с нами почти что роковую роль. Не успели мы издать радостный крик, увидев огни радиорелейки, как мотор ГАЗика протяжно чихнул и умолк навсегда. Попытки оживить его, естественно, результата не дали. История полигона не знала случая реанимации автомобильного двигателя без бензина, а его, как оказалось, в баке нашей машины не осталось вовсе. Итак, имеем сюжет: кромешно темную ночь, мороз градусов под двадцать пять, приличный ветер и занесенную снегом чуть пониже колен трассу – с одной стороны. А с другой – кучу железа в виде автомашины ГАЗ-69, груженной товаром и запчастями, и трех здоровых мужиков, которые по своей российской глупости попали в непросто дурацкую, а крайне опасную ситуацию. После недолго обсуждения принимаем решение: мы с Виктором идем пешком к радиорелейке и оттуда вызываем дежурную машину и тягач для буксировки нашего ГАЗика. Водитель остается у машины, сливает воду и ни при каких обстоятельствах не залезает в кабину машины – это верная гибель – замерзание. Одет водитель добротно: полушубок, валенки, шапка с подшлемником. Если будет двигаться, все будет нормально. Мы же с Виктором пошли в сторону таких долгожданных спасительных огней.