Текст книги "Сталин и ГРУ. 1918-1941 годы"

Поездка в ноябре 1923 году в Германию была документально зафиксирована, и отчет Берзина о командировке в Берлин сохранился в фондах Коминтерна.

«Четверка» эмиссаров Коминтерна под руководством Карла Радека была отправлена в Германию для организации вооруженного восстания германского пролетариата. Организация их безопасности, переправа через германскую границу, подбор конспиративных квартир в Берлине и других городах, обеспечение конспиративных встреч с руководителями Германской компартии были возложены на Артура Сташевского (он же Гиршфельд, он же Верховский, он же Степанов) – первого резидента советской военной разведки в Германии, работавшего под «крышей» секретаря торгпредства РСФСР. Радеку что-то не понравилось в действиях Сташевского и его сотрудников, и руководитель группы написал сердитое письмо в Москву, подчеркивая мнимые, а может быть, в какой-то мере и действительные недостатки в работе сотрудников резидентуры. Письмо из ЦК переправили члену Реввоенсовета Республики Иосифу Уншлихту, курировавшему работу военной разведки, с требованием немедленно разобраться в обвинениях Радека и принять срочные меры.

Получив от Уншлихта приказ, Берзин 13 ноября 1923 года выехал в Берлин – чтобы ознакомиться с работой Сташевского по обслуживанию «четверки», выяснить, в какой степени имеют место дефекты, отмеченные в письме Радека, и принять меры к их устранению. Командировка была короткой, и уже 27 ноября в Москве он подписал докладную записку, адресованную Уншлихту.

В этом документе Берзин анализирует работу берлинской резидентуры Степанова (под этой фамилией Сташевский работал в Германии) по приему Андрея (Карла Радека), размещению его в Берлине на конспиративных квартирах и организации контактов с руководством Германской компартии. Радек ехал в Германию кружным путем через Варшаву и Прагу. Неприятности начались еще на варшавском вокзале, где Радек устроил скандал, привлекший внимание публики. Затем последовало его появление в опере вместе с советским полпредом Оболенским. Берзин писал в своей записке: «Для польской охранки появление тов. Андрея в Варшаве не прошло незаметным, и лишь, может быть, благодаря медлительности таковой он избежал провала». В Праге Радека встретил и помог ему доехать до Берлина посланный Степановым сотрудник резидентуры Алекс. Под этим псевдонимом начинал свою разведывательную деятельность будущий дивизионный комиссар и китайский куратор группы Рихарда Зорге Лев Борович.

В Берлине руководитель коминтерновской «четверки» своим поведением расконспирировал себя почти полностью. Берзин в докладной записке писал:

«Его расконспирированию усиленно содействует еще и т. Л.Р, которая как корреспондентка Известий ВЦИК посещает заседания рейхстага, сносится с немецкими социал-демократами, бывает на официальных собраниях Берлинской коммунистической организации и, имея, без сомнения, за собой наблюдение, – в то же время ежедневно 2 или 3 раза посещает квартиру т. Андрея (сообщение тов. Алекса)».

Проанализировав сложившуюся в Берлине обстановку, действия Степанова, Алекса и сотрудников берлинской резидентуры, обслуживавших коминтерновских эмиссаров, Берзин пришел к выводу, что обвинения Радека по отношению к Степанову беспочвенны и лишены серьезных оснований. В докладной записке Уншлихту он писал:

«Обвинения, выдвинутые тов. Андреем против тов. Степанова, в значительной степени носят теоретический характер, и совершенно верно, что, абстрактно рассуждая, отдельные случаи можно рассматривать как вопиющее нарушение основных правил конспирации. Но практик не может действовать только по теории, а должен делать то, что позволяют условия, и я берусь утверждать, что тов. Степанов сделал все от него зависящее, чтобы удовлетворить требования четверки».

Берзин, несомненно, общался со всеми членами «четверки». Очевидно, тогда и сложились у него дружеские отношения с советским полпредом в Германии Николаем Крестинским, входившим в группу коминтерновских эмиссаров. В общем, командировка в Берлин, хотя и короткая, дала возможность Берзину ознакомиться с положением дел в Германии и лучше понять достоинства и недостатки в работе берлинской резидентуры советской военной разведки.

Начальник Управления

В начале 1924 года международное положение Союза изменилось к лучшему. Многие европейские страны, правильно оценив обстановку, поняли, что с огромной страной на востоке надо считаться, признавать ситуацию такой, какая она есть. Советский Союз вступал в полосу признания и установления нормальных добрососедских отношений с европейскими странами. Перемены почувствовали и в Разведотделе. И начальник отдела Арвид Зейбот решил использовать новую обстановку и еще раз попытаться уйти из разведки на какую-либо гражданскую работу.

Такие попытки он предпринимал и раньше, но они всегда заканчивались неудачей. Основными причинами отклонений его просьб об отставке, хотя тогда это слово не употреблялось, были отсутствие полноценной квалифицированной замены ему как руководителю военной разведки и тяжелое международное положение страны, когда угроза возможного военного конфликта была вполне реальной. Это было особенно характерно для 1921 года, когда разрыв дипломатических отношений с главным западным соседом Польшей мог привести к военному конфликту, и мир на западных границах страны висел на волоске. Вначале 1924-го эта угроза конфликта отпала, и положение стабилизировалось.

Что касается квалифицированной замены, то здесь положение тоже изменилось к лучшему. Период кадровой чехарды времен Гражданской войны закончился. Большинство случайных людей в разведке, а они были неизбежны в период становления, ушли из отдела. Остались те, кто не только мог, но и хотел работать для того, чтобы создать в Красной Армии надежную разведывательную структуру, которая могла бы на равных бороться с иностранными разведками, имевшими богатейший опыт и квалифицированные кадры. Удачным получился и тандем двух латышей Арвида Зейбота и Яна Берзина. Начальник отдела и его первый зам за три года совместной работы хорошо сработались, и результаты этой совместной деятельности были замечены военным руководством.

10 марта 1923 года тогдашний начальник Штаба РККА бывший генерал российской армии П.П. Лебедев в приказе по Штабу № 151 писал о «чрезвычайно быстром развитии разведывательного дела в Красной Армии, охватывающего, в сущности говоря, весь мир, характеризующего современное состояние вооруженных сил иностранных государств, следящего за развитием военного дела за границей, учитывающего новейшие изобретения сухопутной, морской и воздушной военной техники… Разведывательный отдел зорко следит за всеми событиями и в этом смысле является оком Красной Армии, обеспечивающим ее от неожиданностей. По приказанию Главнокомандующего объявляю от его имени, а также от себя глубокую благодарность Начальнику Разведывательного Отдела тов. Зейботу и всем сотрудникам Разведотдела». Солидная оценка деятельности в устах боевого генерала, который сам отлично разбирался во всех тонкостях разведывательной работы.

Сейчас, не имея доступа ко всем документам Разведупра того периода, трудно высказать однозначное мнение о том, кто из двух латышей тогда, в начале 20-х, работал лучше: начальник отдела, тяготившийся своей работой в разведке, а это значительно снижало ее продуктивность и результативность, или его зам, для которого уже тогда эта тяжелая и изнурительная работа становилась смыслом всей жизни. Автор хотел бы высказать предположение, что к началу 1924-го они оба работали на равных. Возможно даже, что Берзин в чем-то и превосходил своего начальника, особенно учитывая боевой опыт, который у него был и которого не было у Зейбота. А наличие такого опыта немаловажно при руководстве агентурной разведкой. Зейбот, конечно, все это чувствовал и мог предложить кандидатуру зама на свое место… надеясь на то, что в военных верхах отнесутся к такому предложению положительно. Большое значение для всех этих кадровых перестановок имело и появление в наркомате Иосифа Уншлихта, опытного специалиста в области разведки. Во время войны с Польшей он руководил Нелегальной военной организацией (НВО), успешно действовавшей за линией фронта. Один из руководителей неудачного германского «Октября», «серый кардинал мировой революции», каковым его считали, соратник и помощник всесильного председателя ОГПУ – он быстро завоевал позиции в наркомате, оттеснив первого зампреда Реввоенсовета Рудольфа Склянского. Уншлихт начал курировать деятельность военной разведки, и в Разведывательном отделе сразу же почувствовали руку опытного профессионала, прошедшего и польскую, и германскую школу. С его мнением считались не только в высших военных, но и в высших политических кругах. Мнение Уншлихта учитывали в кабинетах ЦК партии, а это имело большое значение при кадровых перестановках работников, входивших в номенклатуру ЦК. Во всяком случае, Зейбот мог еще раз попробовать уйти из разведки… на этот раз с надеждой на успех.

9 февраля 1924 года он написал очередное заявление в ЦК РКП (б) с просьбой о переводе на другую работу. Этот документ дает достаточно полное представление об обстановке в Разведотделе и о работе самого Зейбота, давшего достаточно самокритичную оценку своей деятельности на посту руководителя разведки. Поэтому стоит привести этот документ полностью:

«Я нахожусь на разведывательной работе в штабе с 1920 года. Сначала, пока надо было насаждать агентуру и чистить тот аппарат, который создавался в прежние годы и носил весьма случайный характер, требовалась чисто организационная работа, с которой плохо ли, хорошо ли, но все-таки можно было справляться. В последние годы обстановка резко изменилась в том отношении, что после насаждения работающей агентуры центр тяжести работы переносится на систематическое военное изучение иностранных вооруженных сил, а для этого необходимы глубокие военные знания и узкая специализация в этом направлении. Не питая никакой склонности к военной работе, я поднимал в течение последних двух лет несколько раз вопрос о моем освобождении от этой работы, но напрасно, так как иногда этому мешала напряженная международная обстановка, иногда говорилось, что ввиду бедности в людях отпускать работников РВС не согласен. Сейчас, с одной стороны, условия изменились, так как появились новые работники, есть заместитель т. Берзин, с другой стороны, настало в самое последнее время заменить меня и для пользы дела, и для пользы меня самого: сидя четвертый год на работе, к которой не чувствуешь никакого влечения, начинаешь терять инициативу, заражаешься косностью, одним словом, видишь, что начинаешь определенно портиться. Поэтому прошу об откомандировании меня в распоряжение ЦК РКП и переводе на какую-нибудь хоз. работу».

Уншлихт, ознакомившись с рапортом, также отметил в своей резолюции, что Берзин за эти годы стал уже достаточно опытным специалистом и может самостоятельно руководить военной разведкой. Мнение этого человека решило дело, и просьба Зейбота на этот раз была удовлетворена. В ЦК согласились с его отставкой. 21 марта 1924-го по Штабу РККА был издан приказ № 75, в котором говорилось, что «бывший начальник Разведывательного Отдела Зейбот А.Я. и начальник того же Отдела рапортами от 5.03 с.г. донесли, что первый дела и должность сдал, а второй принял». 26 марта 1924 года был издан приказ Реввоенсовета СССР по личному составу № 71. В нем сообщалось:

«Освобождается от занимаемой должности начальник Разведотдела Штаба РККА Зейбот Арвид Янович с 1 марта с.г. с зачислением в резерв при Штабе РККА.

Назначаются:

Помощник начальника Разведотдела Штаба РККА Берзин Ян Карлович – начальником того же отдела с 1 марта с.г.

Помощник начальника Агентурной части Разведотдела Штаба РККА Звонарев Константин Кириллович – первым помощником начальника Разведотдела Штаба РККА и начальник штаба ЧОН СССР Кангелари Валентин Александрович – вторым помощником начальника того же отдела».

После новой реорганизации центрального аппарата наркомата Разведывательный отдел был реорганизован в Разведывательное управление, и 1 апреля был опубликован приказ Реввоенсовета СССР № 78:

«В связи с новой реорганизацией центрального аппарата НКВМ Реввоенсовет СССР постановил:

Назначить начальника и комиссара Разведотдела Штаба РККА – начальником Разведуправления Штаба РККА».

Реорганизация военной разведки была закончена, и новый начальник Управления занял свой кабинет, в котором проработал одиннадцать лет. Расчет Дзержинского, что для этого латыша работа в военной разведке станет смыслом всей жизни, оказался правильным.

В начале 1924 года, когда Берзин только еще осваивался в новой должности, важными направлениями деятельности еще молодой тогда военной разведки были борьба с бандитизмом и пристальное наблюдение за белой военной эмиграцией. И то, и другое направление работы было связано с действиями агентуры военной разведки на территории Польши. В этой стране осела масса бывших офицеров белых армий, которых нельзя было оставлять без пристального внимания агентуры. И об их деятельности в Москве хотели знать все.

Положение дел в новом Управлении определяли деньги и качество работников в центре и на местах. Денег, в первую очередь в конвертируемой валюте, требовалось все больше и больше. Любая расширяющаяся разведывательная структура требовала и расширения валютного финансирования. Для расширения существующих зарубежных резидентур и создания новых нужны были фунты и доллары. Такая специфическая деятельность разведки, как покупка секретных документов, также требовала увеличения бюджетных ассигнований в валюте. Но валюты не хватало, и начальнику Управления при поддержке своего куратора Уншлихта приходилось прилагать огромные усилия, чтобы получить нужные суммы. Хорошо понимал обстановку с финансированием военной разведки и помощник начальника Штаба РККА Б.М. Шапошников. В своем докладе заместителю председателя РВС и начальнику Штаба РККА М.В. Фрунзе в апреле 1924 г. он писал: «Положение дел и работы Разведупра определяются: размером отпускаемых Управлению кредитов и качеством работников в центре и на местах. Ограниченные средства лишают возможности развернуть зарубежные органы в достаточной степени и в достаточном числе стран, сообщая работе непланомерный ударный характер с приемом сосредоточения всех средств и внимания в каждый данный момент на наиболее интересующей области за счет других, где работа таким образом суживается…»

Не меньшее значение для работы Управления имели и кадры. Требование обязательной партийности для ведущих сотрудников разведки сужало подбор опытных квалифицированных кадров. Наличие партийного билета не всегда являлось гарантией наличия военного образования и знания языков. Вход в святая святых военного ведомства – военную разведку – для беспартийных офицеров русской армии был закрыт наглухо. Порочность этого хорошо понимал Шапошников, сам беспартийный генштабист. В том же докладе он отмечал: «Личный состав работников требует, помимо специфических качеств, наличия военного образования, кругозора и знания языков. Трудность подбора партийных работников такой квалификации определяет размеры продуктивности работы Управления в центре и на местах…» Но вопросы партийности сотрудников Управления решались в Оргбюро ЦК. Указания о том, что на работу в разведку надо брать только членов партии, исходили также оттуда. И эту порочную тенденцию не в силах были переломить ни Берзин, хотя он, очевидно, и не пытался этого делать, ни тем более Шапошников, который как беспартийный офицер русской армии не имел никакого веса и влияния в партийных верхах. Красная книжка с профилем Ленина на долгие десятилетия после смерти Берзина определяла принадлежность к разведывательной элите и способствовала продвижению по военной лестнице.

* * *

Рабочий день 20 августа 1924 года начальник Управления начал с просмотра личного дела одного из нелегалов. Накануне состоялся разговор с председателем комиссии ЦК партии по переводу в РКП(б) бывших членов братских компартий. Политэмигранты, живущие в Советском Союзе, работающие за рубежом в нелегальных структурах Коминтерна или в резидентурах обеих разведок, могли по желанию стать членами большевистской партии, конечно, после тщательной и всесторонней проверки. Для этого и была создана в недрах ЦК соответствующая комиссия, которая принимала в члены партии иностранных коммунистов, предварительно собрав на каждого из них досье из автобиографий, справок, характеристик, рекомендаций. Подбором всех этих бумаг и занимались сотрудники партийного аппарата. Через эту канцелярскую, обязательную для того времени процедуру прошли все иностранные нелегалы Разведупра, считавшие для себя честью стать членами Российской коммунистической партии.

На столе у Берзина лежала тонкая папка с грифом «Совершенно секретно». На обложке фамилия: Софья Залеская, псевдоним «Зося». Документов в папке было еще немного. Через девять лет, когда по представлению Берзина разведчица будет награждена орденом Красного Знамени, документов станет больше. Своих нелегалов, особенно женщин, начальник Управления хорошо знал, держал в памяти десятки фамилий, псевдонимов, помнил их биографии, места работы, формы прикрытия. Помнил и ту информацию, которую они передавали в Москву. Но все-таки, прежде чем дать рекомендацию о приеме в партию «Зоей», еще раз открыл ее личное дело и просмотрел документы.

Пять страниц автобиографии. Полька из зажиточной землевладельческой семьи. Родилась в марте 1903 года в Варшавской губернии, училась в средней школе в Берлине. В январе 1918-го вступила в комсомольскую организацию и начала вести активную революционную работу. Из школы за это выгнали. Участвовала в ноябрьской революции 1918-го в Германии, а ведь девушке не было еще и шестнадцати. В 1919 году уехала в Швейцарию. Там работала на фабрике и прислугой в пансионате, училась. Потом, в 1920-м, были сданы все экзамены и получен аттестат зрелости. Залеская переезжает в Вену и поступает на первый курс химического факультета Венского университета.

Здесь она и была привлечена для нелегальной работы в созданной в 1920 году венской резидентуре Разведупра. Три месяца обрабатывала прессу. Кроме польского и немецкого, которыми владела свободно, хорошо знала английский и французский языки. А затем на нелегальной технической работе – курьерская связь и дежурство на явке. Осенью 1921-го – первое самостоятельное задание в качестве резидента Разведупра в Кракове: используя многочисленные родственные связи, попытаться устроиться в штаб округа или контрразведку и подыскать нужные связи среди польских офицеров. Весной 1922-го задание было выполнено, и 19-летнюю разведчицу срочно вызвали в Берлин. Устроили ее кухаркой и горничной к лидеру эсеровской эмиграции в Берлине В.М. Чернову. Через восемь месяцев задание было выполнено, документы эсеровской эмиграции выкрадены, но нависла угроза провала, и, чтобы избежать его, Залескую отправили обратно в Вену. Затем работа курьером в Румынии, Болгарии, Югославии, летом 1923-го снова в Германии. Основная задача – связь между германской и французской резидентурами Разведупра и получение материалов Верховного штаба Антанты.

И, наконец, летом 1924-го, после четырех лет тяжелейшей и опаснейшей разведывательной работы, – вызов для отдыха в Москву.

Берзин разговаривал с молодой разведчицей. Слушал ее восторженные рассказы о Москве, о Московском университете, в котором она хотела продолжать учебу. Сердцем понимал, что после четырех лет такой каторжной разведывательной работы, когда каждый день – хождение по лезвию ножа, молодой девушке, а ей было тогда всего 21 год, надо дать возможность отдышаться, отдохнуть, дать возможность окончить университет. Все это отлично понимал начальник разведки и молчал – он ничего не мог обещать своей молодой сотруднице. Слишком мало в Разведупре было людей, отлично знавших языки, имевших надежную «крышу» и документы, обладавших опытом успешной разведывательной работы в Европе. И не Московский университет он мог предложить разведчице, а специальную разведывательную подготовку перед новым заданием. А вместо заслуженного отдыха – новую командировку. На этот раз в Польшу, которая в те годы была врагом номер один. В эту страну направлялись лучшие силы военной разведки. Об этом и думал Берзин, листая личное дело разведчицы.

Он подошел к массивному старинному сейфу, которым пользовались все начальники военной разведки, сидевшие до него в этом кабинете. Достал конверт с письмом, полученным с дипломатической почтой из Берлина. Это был ответ на запрос Москвы. Резидент Разведупра в Берлине Бронислав Бортновский писал:

«Берлин 18.06.1924 г.

Настоящим удостоверяю, что тов. Софья Залеская работала в нашем заграничном аппарате с 1920 г. Сначала в Вене по обработке прессы и техники, а затем получила оттуда ряд ответственных нелегальных поручений, в частности, по работе в резидентуре в Кракове, где благодаря восстановлению родственных связей помогла с пользой поставить работу.

В марте 1922 г. была срочно вызвана в Берлин для специальной работы против эсеров, требующей большой самоотверженности, выдержки, причем задачу эту выполнила весьма хорошо. Вследствие возможного провала была отправлена обратно в Вену, где работала в качестве нелегального курьера…»

Два раза перечитал письмо, подумал: отличная характеристика для приема в члены большевистской партии. Можно направлять в комиссию ЦК, ничего не добавляя. В конце письма он поставил свою подпись.

«Подлинность подписи тов. Бортновского, а также сказанное о тов. Залеской подтверждаю.

20 августа 1924 г. Начразведупр Берзин».

Просьбу молодой разведчицы о приеме в большевистскую партию поддержал и А. Степанов в письме кУншлихту 21 августа 1924 года. Он писал, что Софья Залеская за все время работы в зарубежной организации проявила себя как абсолютно надежная и преданная коммунистка и в самые тяжелые минуты служила связью с балканскими странами. Уншлихт в тот же день переговорил по телефону с председателем комиссии ЦК Емельяном Ярославским, и на следующий день все документы были отправлены в комиссию с сопроводительным письмом заместителя председателя Реввоенсовета. Отлично зная всех, давших рекомендацию «Зосе», он писал: «Все данные исходят от людей, заслуживающих полного доверия во всех отношениях. Я вполне присоединяюсь к оценке, данной ими. Очень прошу Вас срочно оформить партийную принадлежность тов. Залеской, ибо она должна на днях уехать по весьма срочным и конспиративным делам».

Комиссия оперативно рассмотрела все документы, и Софья Залеская уже на следующий день была принята в РКП(б). Ее ждала дальняя дорога и зарубежная командировка, на этот раз опять в Польшу. Потом были другие страны, другие дороги, которые закончились, как и для многих нелегалов военной разведки, в 1937-м. В мае отважная разведчица была арестована и попала в лубянский подвал. «Следствие», скорый суд и по стандартному обвинению в причастности к антисоветской террористической организации – высшая мера. В тот же день, 20 августа, «Зоею» расстреляли. И только через 20 лет после ее гибели, в сентябре 1957-го, полностью реабилитировали.