Книга: Реки - Евгений Гришковец

О том и пишет автор, уехавший из своего родного сибирского города, но все равно, сохранившего его в своем сердце. И более теплые, красивые, удобные для жизни города не могут вытеснить такой неустроенный и в сущности неприглядный город его детства. Он анализирует свои чувства, философствует о том, что на самом деле принадлежит человеку в его жизни, чем он обладает в реальности. В книге много размышлений обо всем, о сибирских просторах, о сибирских реках, о сибирском характере, о том, как воспринимают Сибирь иностранцы и люди, живущие в южных краях, вообще много всего и обо всем.

Удивительно, что прочитав такую небольшую повесть у меня сложилось полное впечатление об авторе. Я поняла про него всё - про его прошлое и настоящее, как и о чем он думает, что он еще может написать. И совсем не нужно ничего другого читать, что он напишет. А если забуду, то возьму и перечитаю это вновь.

И да, я люблю книги - потоки сознания. Мне нравится в них атмосферность исповеди. Я не путаюсь в обрывках мыслей, мне понятна их разветвлённость.

Но, всё-таки есть разница и разница огромная между сидящим напротив тебя на сцене человеком, вовлекающим в этот самый поток сознания кроме текста ещё и мимику, жесты, да и просто само наличие фигуры "исповедующегося" и начитываемым, пусть и самим автором, текстом.

У Гришковца же в тексте практически нет метафор, текст стилистически очень незамысловат. От чего его бесконечные повторы и уточнения, которые на сцене усиливают драматичность момента, в книге производят совершенно обратное действие - засоряют текст.

Сначала я хотела поставить книге тройку, но потом подумала и решилась всё-таки на четвёрку. Несмотря на все недостатки текста, мне понравилась тема и общая идея, которую Гришковец передать смог и смог хорошо.

Мне понравилось, что описывая свою бытность в родном Сибирском городе, Гришковец говорит об отсутствии ощущения причастности к месту. Об отсутствии ощущения грандиозности, размаха, шири - всего, за что вроде бы принято гордиться своей малой родиной сибиряку. О том, что все знаковые особенности - мороз, тайга, огромность территорий - ощущаются им как обычность. О том, как он улавливает эту разницу - ощущения от разговора о месте и событии у слушателя и у очевидца.

Гришковец пишет не о любви или не любви к малой родине, он говорит об отношении к ней. О том, что формирует это отношение не знание об особенностях этого места, а личные воспоминания, связанные с этим местом. И что воспоминания эти имеют свою принадлежность не столько к самому месту, сколько к знаковым для него людям.

Что ощущение малой родины формируют рассказы деда, поездки к центру города с родителями, атмосфера комнаты с неработающим радиоприёмником.

Хорошо это было или плохо, бедно или богато, радостно или грустно - важна не оценочность, а то, что это просто было. И то, что это именно было, именно с ним, именно тогда - вот это всё и даёт то самое ощущение малой родины и тебя в ней.

В первый день я копал и копал, копал и копал. Я боялся найти кости или череп. Как-то было неприятно вскрывать чью-то могилу. – Ребята, а не страшно в могилах-то ковыряться? – спрашивал я. – Чревато же, а? – Слушай, вот не надо этого! – говорил кто-нибудь и делал при этом такое снисходительно-разоблачающее лицо.

Но больше всего мне понравились места книги, посвящённые Сибири. О ней Гришковец пишет как о живом существе - могучем и непостижимом.

Таких рек, как наша, нет нигде. Сибирские реки! Быстрые, темные и длинные, с крутыми поворотами, островами, стремнинами. Таких больше нигде нет. И это я говорю не для красного словца и не потому, что мне так кажется. Сибирские реки текут на север. Все! И в этом их беге к холодному Ледовитому океану есть какая-то мощная обреченность, отчаяние и сила, которая чувствуется, даже если ты не знаешь, куда течет река. Эту силу видно.

Богатый, красивый край, пересекая который на поезде и осведомившись у проводницы о времени следующей остановки, можно услышать в ответ, что, мол, идём по расписанию, значит часа через четыре следующая остановка и будет. А Байкал?

Нет, Байкал – это не великое озеро. Великие озера там, в Америке и Канаде. Они даже так и называются – Великие озера. Они озера и есть. А Байкал – это совершенно непонятно, что такое. Это какой-то космический объект. Он непостижим, как непостижима его глубина.

Я бы сравнила эту повесть с туманом. В ней, как и в тумане, тоже много неопределённого и на первый взгляд расплывчатого. Но при этом с ней почему-то очень уютно. P.S. И да, я люблю туманы...

Совершенно не экзотическая для автора Сибирь - для меня полная экзотика. Медведя не в зоопарке, конечно же, не видела. Холод вообще не переношу. Почему же тогда мне так уютно в этом бесприютном и некрасивом городе, о котором простейшими словами мне рассказывает Гришковец? Простейшими словами, но с какой-то такой точки зрения, которую он умудрился сохранить с детства, с незамутнённым восприятием любопытного и буйно фантазирующего ребёнка.

чувствовал себя закаленным, сильным, опытным, а главное, приобщенным к какому-то великому братству, некоему благородному Сибирскому ордену, спаянному неведомыми южанам морозами, снегами и льдами

Понять свой край - это отчасти понять себя. И для этого хороши все средства: съездить на рыбалку, не интересуясь рыбой, уронить в реку шапку, доставшуюся по наследству, пройти по полю, но как пройти!

Все равно, если ты идешь по этому полю, то это уже не Канада и даже не Аляска… В том, как ты идешь, уже чувствуется и видна наша страна.

Встретиться с настоящими сибиряками:

С такой улыбкой смотрят взрослые и мудрые на неопытных и глупых. Сибиряки позволяют себе пожалеть всех.

И чувствуется, что жалко ему, что в какой-то момент он выпал из этой сибирской общности.

Потом я уехал из Сибири… И что это изменило? В Сибири-то точно ничего!

А мне жалко, что книга такая маленькая...

И что-то недодуманное когда-то, недочувствованное так и останется там.

Здесь нет как такового сюжета - скорее, поток воспоминаний. Автор часто вспоминает о своем дедушке и его рассказах, о собственных путешествиях с родителями и постоянно думает о несовершенстве Сибири: у нее нет великой истории, нет ничего великого (кроме Байкала), нет чего-то того, что откликалось бы в авторе так, как это происходит в Италии

А от Омска до Иркутска едят и пьют, в общем-то, одинаково и одно и то же. Сибирская кухня... Что это? Чем она отличается от уральской?

Эти размышления могут быть близки многим сибирякам, но от этого становится грустно - Сибирь сейчас переживает свой рассвет, она заново открывается миру, но собственное население отторгает ее. Однако иностранцев она раскрывает с другой стороны, о чем также упоминает автор:

Вот так люди из крохотной страны, привыкшие к тому, что через каждые три километра новая деревня, а через каждые десять километров город. Вот так, оказавшись в Сибири, они вдруг ощутили не просторы, не дали, а отсутствие таковых

Особенно западает в душу история с медведем, открывающая и закрывающая повесть. Мне кажется, именно в этой сцене произошло прямое столкновения автора с Сибирью: ее дикой прелестью, ее духом - тем, что и привлекает в ней людей, не проживающих на этой территории. И само повествование после этого будто ломается - из какого-то родителя, нелепого и незнающего о личных границах, Сибирь становится чем-то более важным в глазах автора. И он находит Родину для себя.

Очень многие представители сибирской молодежи так же не любят свой родной край. И им данная книга была бы несомненно близка. Но моя любовь к Родине не дала мне проникнуться этим сибирским апатриотизмом. Более того, я считаю заложенные автором мысли несколько разрушительными для населения Сибири - тут нечего делать, нечего любить, нечем восхищаться, нужно валить. Я не согласна с этим, и я против этого. Вследствие чего у оценки не такая высокая оценка, какая могла бы быть