Книга: Реки - Евгений Гришковец

Совершенно не экзотическая для автора Сибирь - для меня полная экзотика. Медведя не в зоопарке, конечно же, не видела. Холод вообще не переношу. Почему же тогда мне так уютно в этом бесприютном и некрасивом городе, о котором простейшими словами мне рассказывает Гришковец? Простейшими словами, но с какой-то такой точки зрения, которую он умудрился сохранить с детства, с незамутнённым восприятием любопытного и буйно фантазирующего ребёнка.

чувствовал себя закаленным, сильным, опытным, а главное, приобщенным к какому-то великому братству, некоему благородному Сибирскому ордену, спаянному неведомыми южанам морозами, снегами и льдами

Понять свой край - это отчасти понять себя. И для этого хороши все средства: съездить на рыбалку, не интересуясь рыбой, уронить в реку шапку, доставшуюся по наследству, пройти по полю, но как пройти!

Все равно, если ты идешь по этому полю, то это уже не Канада и даже не Аляска… В том, как ты идешь, уже чувствуется и видна наша страна.

Встретиться с настоящими сибиряками:

С такой улыбкой смотрят взрослые и мудрые на неопытных и глупых. Сибиряки позволяют себе пожалеть всех.

И чувствуется, что жалко ему, что в какой-то момент он выпал из этой сибирской общности.

Потом я уехал из Сибири… И что это изменило? В Сибири-то точно ничего!

А мне жалко, что книга такая маленькая...

И что-то недодуманное когда-то, недочувствованное так и останется там.

Здесь нет как такового сюжета - скорее, поток воспоминаний. Автор часто вспоминает о своем дедушке и его рассказах, о собственных путешествиях с родителями и постоянно думает о несовершенстве Сибири: у нее нет великой истории, нет ничего великого (кроме Байкала), нет чего-то того, что откликалось бы в авторе так, как это происходит в Италии

А от Омска до Иркутска едят и пьют, в общем-то, одинаково и одно и то же. Сибирская кухня... Что это? Чем она отличается от уральской?

Эти размышления могут быть близки многим сибирякам, но от этого становится грустно - Сибирь сейчас переживает свой рассвет, она заново открывается миру, но собственное население отторгает ее. Однако иностранцев она раскрывает с другой стороны, о чем также упоминает автор:

Вот так люди из крохотной страны, привыкшие к тому, что через каждые три километра новая деревня, а через каждые десять километров город. Вот так, оказавшись в Сибири, они вдруг ощутили не просторы, не дали, а отсутствие таковых

Особенно западает в душу история с медведем, открывающая и закрывающая повесть. Мне кажется, именно в этой сцене произошло прямое столкновения автора с Сибирью: ее дикой прелестью, ее духом - тем, что и привлекает в ней людей, не проживающих на этой территории. И само повествование после этого будто ломается - из какого-то родителя, нелепого и незнающего о личных границах, Сибирь становится чем-то более важным в глазах автора. И он находит Родину для себя.

Очень многие представители сибирской молодежи так же не любят свой родной край. И им данная книга была бы несомненно близка. Но моя любовь к Родине не дала мне проникнуться этим сибирским апатриотизмом. Более того, я считаю заложенные автором мысли несколько разрушительными для населения Сибири - тут нечего делать, нечего любить, нечем восхищаться, нужно валить. Я не согласна с этим, и я против этого. Вследствие чего у оценки не такая высокая оценка, какая могла бы быть

Что-то в Гришковце так и не так одновременно. «Так» там, наверное, подчас очень точные описания переживаний. Например то, как он вернулся в класс за портфелем после экзамена и понял, то ничего не понял, ситуация «городской в деревне» (в аду горите, мажоры), или посещения шахты (самый любимый отрывок). Но в этом-то и беда: книга рассчитана на одну эмоцию – узнавание. Поколенческое, территориальное – любое, но без него никак. А бесконечные рассуждения (и самоповторы) о нелегкой судьбе и исторической отчужденности сибиряка эту эмоцию стирают. И хотя я охотно верю, что так оно и есть, но этим грешит вообще любая область страны за 101-м километром от Москвы (если это не Питер, конечно). То же делает и странное обещание «Я расскажу вам про медведя», которое после третьего повтора превращается в морковку и заставляет сравнивать себя с кем-то серым, ушастым и печальным. Какой я сделала вывод: Гришковец – нескончаемый поток рефлексии на тему себя любимого, что не плохо, но чревато. А я почитаю у него что-нибудь еще, вдруг где-то снова увижу себя (в пятидесятилетнем дядьке, брр).

Однако, есть один нюанс: чтобы проникнуться повестью нужно быть не просто русским, нужно быть сибиряком. Поскольку практически все истории, рассказанные в повести, крутятся вокруг Сибири и сибиряков, для меня они так и остались просто историями. Ничего не замирало внутри меня, хотя так хотелось.

Зачем тогда читать повесть не сибирякам, спросите вы? Ради стиля, ради узнаваемой манеры Гришковца, ради иронии, с которой он рассказывает о себе, своем крае и своей жизни. В целом произведение подходит для того, чтобы скоротать вечер-другой в хорошей компании.