Текст книги "От ЖЖизни к жизни"

9 декабря

Всё! Сегодня твёрдо решил дать себе установку, что Новый год уже скоро: ощущения каникул, праздника, Рождества, подведения итогов года нет и в помине.

За трое суток пять авиаперелётов. Везде слякоть, низкое небо, грязные машины, согбенные пешеходы. А подлетал сегодня к Калининграду – увидел покрытый льдом и снегом залив, лёд весь в страшных трещинах… но при этом зрелище прекрасное! Город засыпан свежим снегом, и хотя бы пару дней за окнами будет ощущение абсолютной чистоты.

Сегодня Машеньке десять месяцев. Результаты её жизнедеятельности впечатляют. Шутка ли! Шесть зубов, очень быстрое ползание, стремительное заползание по лестнице, понимание работы телевизионных пультов, назначения телефонов и кнопок, внятные несколько слов… То есть человек хоть не прямоходящий, но разумный. А самое главное – часто весёлый.

Снег её очень заинтересовал, она его сегодня впервые потрогала, и он её озадачил. А вот Наташу снег в своё время разочаровал и даже обидел. Приблизительно в этом же возрасте мы катали её в коляске по бульвару Строителей в Кемерово после сильного снегопада. Был идеальный зимний вечер, градусов семь мороза, ни ветерка, и в свете фонарей новенькие сугробы мерцали и были неодолимо притягательны. Наташа тянулась к ним, и мы дали ей потрогать снег рукой в рукавичке, но это её не устраивало. Мы поняли, что она хочет взять его голой рукой, и предоставили ей такую возможность. Она сунула руку в сугроб, схватила снег и сжала в кулачок. Повисла трёхсекундная пауза, потом она повернула к нам удивлённое и обиженное лицо, в глазах было написано недоумение: мол, как такое дивное и нежное на вид нечто может быть таким обидно холодным, колючим и мокрым? Ещё через пару секунд она низким голосом завыла и заплакала. А пальцы на руке растопырила и трясла, стараясь стряхнуть неприятное ощущение…

Надо будоражить в себе предвкушение Нового года. Пора уже подумать об украшении или начать украшать дом. В городах Украины, особенно в Киеве, рождественско-новогодних украшений уже гораздо больше, чем в Москве и в целом в России. Да и сами они словно наряднее и изящнее, что ли. Как это объяснить? Не знаю. Но украинцы уж точно умеют и любят вкусно и обильно поесть, повеселиться, по-пижонски одеться, отпраздновать что-нибудь с особым размахом, спеть и сплясать… На наших просторах даже песни чаще всего печальные, бесконечно длинные, про тяжёлую жизнь, да и многие на один мотив. А украинские песни по большей части удивительно мелодичны, напевны, разнообразны, дают возможность поющему продемонстрировать силу и красоту голоса и, как правило, бессмысленны и жизнерадостны…

Дома, давно, когда были живы бабушки и дед, за столом пелись и тягучие русские песни, и, конечно, не знающая границ украинская песня про то, как девушка парню назначает свидание всю неделю и никогда не приходит…

Хочется, чтобы после такого тяжёлого года праздники получились… В маленьком магазинчике напротив нашего дома новогоднюю гирлянду и снеговика с лампочками не убирают круглый год. Думаю, до августа им лень его убирать, а в августе они решают: зачем убирать, Новый год уже скоро…

Надо думать о подарках, составить список, кому что купить. По возможности закончить дела, чтобы незаконченные не помешали ощущению праздника. Хочется навести порядок в делах и на рабочем столе, записать на листочек всё сделанное за прошедший год. И чтобы список состоял более чем из трёх пунктов (улыбка).

Максим Сергеев написал песню на стихотворение Уильяма Блейка, которая тоже вошла в «Радио для одного». Концепция нашего самого цельного альбома, в котором в нескольких песнях присутствуют как русские, так и английские тексты, рифмующиеся между собой или абсолютно контрапунктные, пришла мне в голову благодаря этой песне. Когда я ставлю её друзьям, они не могут понять, что это «Бигуди». Делают предположения о том, что она из нового альбома того или иного любимого ими исполнитея. Забавно! Мне и самому не верится, что нам удалось записать такой замечательный альбом. И этот альбом я точно включу в список главных итогов уходящего года. Хотя самый главный для нашей семьи итог сегодня впервые потрогал снег (улыбка).

14 декабря

Наш дом засыпало снегом. Кажется, дом даже чуть просел и покряхтывает под его тяжестью. Мансардные окна невозможно открыть, и свет сквозь них едва пробивается. А снег за окном всё падает и падает, причём отвесно. ТИШИНА! Тихо и прекрасно… Вот не нужно было бы ещё выходить из дома, ездить в магазин, отправлять детей в школу, делать хоть какие-то дела… Потому что это только в нашем квартальчике тихо и красиво. Чуть в сторону – и тут тебе практически транспортный коллапс в городе, не готовом к таким снежным испытаниям.

Всегда с наслаждением читал у Туве Янсон про засыпаемый снегом Муми Дол, где и когда все дела могут затихнуть до весны, потому что все дела сосредоточены в доме.

Поэтому Муми Тролль мог уснуть до весны, не беспокоясь, что пропустит что-то важное. Прекрасное и, может быть, самое ценное ощущение – это что в твоём доме, в твоём окружении и в твоём, как бы то ни было, вполне ограниченном мире происходит всё самое главное…

Недавно перестал существовать русский «Newsweek». Закрыли по причине убыточности. То есть, проще сказать, его мало читали, и он плохо продавался. Я страшно удивлён, потому что практически все мои знакомые, приятели или просто приятные мне люди читали NW. Нам нравился журнал, мы обсуждали отдельные статьи, мы к нему привыкли. Никаких других еженедельников я не читал, и у меня было ощущение, что NW — самый популярный и востребованный. А его – бабах! – и закрыли. Оказывается, никакой он не популярный, а совсем наоборот. И значит, узок наш круг, «страшно далеки» мы от народа. Меня буквально потрясло закрытие NW именно осознанием узости наших рядов…

Здорово было бы, если бы снег шёл и шёл, и не нужно было бы платить за газ, за свет, и в доме не было бы телевизора и других источников информации, а книг в доме было бы без счёта, еда в холодильнике не иссякала, все были бы здоровы, и не было бы никаких причин выходить из дома, а если бы кто и постучал в дверь, то только друзья, с целыми сугробами снега на шапках и плечах, друзья, которые принесли бы не новости, а гостинцы…

Можно ездить по городам, играть спектакли в переполненных залах, что со мной и происходит в течение последних лет, и думать, что все зрители именно такие, какие приходят ко мне на спектакль. Хорошо бы поменьше знать…

Вот уже почти год я так или иначе занимаюсь судьбой нашей картины «Сатисфакция» и страшно от этого устал. Писать сценарии и снимать кино – это счастье, но продвижение фильма на экраны – это горе. Я никогда ещё не встречался с таким тотальным равнодушием, никогда не видел в таком количестве людей, которым безразлично то, чем они занимаются. Наша картина нравилась и нравится многим из них. Её с удовольствием смотрели, рекомендовали друзьям, просили устраивать закрытые показы, но сделать так, чтобы фильм дошёл до зрителя, чтобы картину увидели другие люди… Палец о палец не захотели ударить. Любя хорошее кино, они прокатывают и даже продюсируют заведомую дрянь, про которую и сами не хотят говорить. Многие из них симпатичны и приятны, но совершенно, абсолютно равнодушны… Я смотрел на них и думал: «Как же так?! Когда мне что-то нравится, я спешу поскорее сообщить об этом, купить пару десятков книжек или дисков и подарить друзьям. Я уж точно никогда в жизни не предложу кому-то того, что мне не нравится. Скорее наоборот, постараюсь предостеречь. Как они могут?! Это же их жизнь и профессия!»

Лучше не знать и не ведать о том, что самыми главными и желанными музыкантами и исполнителями в стране являются так называемые «шансонье» и что мои театральные залы – лишь капля в море по сравнению с тем, за что зрители платят деньги. На февральские концерты Стаса Михайлова и Григория Лепса билеты давно раскуплены. И не в скромные театры, а во дворцы спорта. А билеты там стоят столько… По какому бы областному центру я ни ехал, везде на афишах читаю: Жека, Майданов, Бутырка…

Недавно был на гастролях в Иркутске, и мои спектакли совпали с концертами Лепса. Знакомый попросил меня достать на него билеты. Я удивился, мол, я-то как могу это сделать?! На что этот далёкий от искусства человек ответил, разведя руками: «Ну как же, вы ведь там все вместе!» Где «там», я уточнять не стал.

Зато сам он уточнил, что идти на Лепса не хочется, но надо, потому что там будут все. Под словом «все», видимо, подразумевались и губернатор, и прочие, и прочие.

Да, на концерты этих исполнителей ходят уездные чиновники всех уровней. Ходят семьями, гордо сидят на лучших местах, а в одном городе, не буду говорить, в каком, областной министр культуры сам распределял между городской и областной администрацией места на концерт Стаса Михайлова и переживал, что билетов не хватит.

Я его спросил: что, все чиновники вот так, открыто, ходят на эти концерты? Он ответил: разумеется. А на мой вопрос, неужели министр культуры тоже посещает такие мероприятия, даже обиделся. Я был настолько обескуражен, что не удержался и сказал: «Значит, в секс-шоп вы ходите тайком, стараетесь, чтобы народ и избиратели не заметили, а тут наоборот…»

Пошлости всегда было больше. Наглость всегда одерживала позиционные, а то и значительные победы. Но сейчас наглость и пошлость в нашем культурном пространстве не только правят бал, но и дают балы. Вот-вот они закатят по всей стране рождественские и новогодние концерты, корпоративы, балы и празднества, не обойдут даже детские утренники и мероприятия… Ужас! Попустительство! Безумие в условиях полнейшей апатии! И нет ни людей, которые могли бы объединить усилия, ни даже ясного, сильного и значительного голоса, который прозвучал бы в противовес всей этой пошлости. Сейчас в нашей стране не стыдно! Не стыдно творить пошлость и эту пошлость потреблять. Нет людей, присутствие которых пробуждало бы чувство стыда. Не стыдно лгать с любых сцен и трибун, не стыдно тем, кто любит и знает хорошее кино, делать при этом заведомую дрянь, не стыдно тем, кто некогда демонстрировал прекрасное чувство юмора и вкус, выступать с пошлыми гэгами, от которых самим тошно и над которыми они сами никогда не посмеются, не стыдно людям с консерваторским образованием и оперной карьерой выступать со жлобами и для жлобов… Ничего не стыдно.

А дома очень хорошо! Снег падает. Скоро дочь вернётся из школы, сын – из детского сада, а младшая проснётся, и в этом близком кругу мы друг для друга самые важные и самые прекрасные. Вот только невозможно этим ограничиться. Пошлость прорвётся, просочится. Невозможно усидеть в тепле, в тихом, укрытом снегом доме. Что принесёт дочь из школы, какие разговоры с одноклассниками? Какую песню с сыном разучит воспитательница? Мне уже довелось слышать в его исполнении песни перечисленных мною выше персонажей.

Отсидеться не удастся. Будем что-то делать, внятно сознавая тщетность усилий, узость нашего круга и хоть и нестройные, но стойкие наши ряды (улыбка). Я в общем-то только и умею что играть спектакли, писать книжки да исполнять песни, которые даже и не песни (улыбка).

Завтра выйдет наш альбом, и его наконец-то можно будет послушать целиком. Нам с нашими концертами стадионов не собрать. Но когда мы встретимся с вами, вы из зрительного зала, а я со сцены… хотя бы на пару часов мы создадим друг у друга ощущение, что мы не одиноки, нас много, и на нашем рубеже пошлость не пройдёт.

15 декабря

За окном совершенно брейгелевский пейзаж. Воздух настолько неподвижен, а снежинки настолько идеальные и лёгкие, что периодически забывают падать и летят вверх, кружатся возле окон, останавливая время. А в морозном небе появился розовый оттенок. Красота! Умиротворение! Совсем не хочется не то что улетать в Москву, но и из дома выходить. А придётся сделать и то и другое.

Очень позабавили меня комментарии к предыдущему посту. Мол, всё правильно пишете, вот только Лепса не трогайте. Он всё-таки такой, но не такой. Звучит мило и в то же время грустно. Но не хочу об этом, сегодня – не хочу.

Сегодня наш фильм «Сатисфакция» получил прокатную лицензию. По условиям такой лицензии, одну копию нашей картины мы должны отдать в Госфильмофонд. Меня это по-детски радует. Наше кино легло на полки истории, на бесконечные полки великого и ужасного Госфильмофонда. Будет теперь там лежать среди… даже страшно назвать эти имена (улыбка).

А вот с аудиокнигой, точнее, с радиомоноспектаклем «Реки», который в работе более полутора лет, всё печально и туманно. Радиоспектакль готов, хоть сейчас в печать, но в нём использовано довольно много симфонической музыки. И для того чтобы оплатить авторские права, нужно около двадцати пяти тысяч долларов, а этих денег нет. Точнее, их можно было бы где-то взять, или одолжить, или заплатить самим, но ясно, что при сегодняшнем порядке вещей эти деньги никогда не вернутся. Запись тут же уйдёт в интернет, и её будут качать бесплатно. Вот мы и пришли к тому, что все те, кто хоть раз что-то качал бесплатно, уже начал сам себя обворовывать. Ровно по этой же причине не делается и, может быть, никогда не будет сделана видеоверсия спектакля «+1», – если только какой-то сказочный спонсор не захочет сделать всем нам дорогой подарок.

А сегодня, 15 декабря, скорее всего, пока только в столице, – уже можно купить наш новый альбом «Радио для одного». Он очень долго сочинялся, записывался и сводился. Долго шёл тщательный отбор текстов и мелодий. В итоге в него вошла едва треть материала, который был в работе. И альбом получился лаконичным, выверенным и, с моей точки зрения, безупречным. Как же я хочу подержать его в руках!..

Даже его оформление впервые вызвало в нашем коллективе серьёзные споры, и от первоначального эскиза, предложенного Сержем Савостьяновым, мало что осталось. А подготовленное им окончательное оформление вообще было отвергнуто. Раньше такого не случалось, и это говорит о том, что все, кто участвовал в работе над альбомом, отнеслись к нему с особым волнением и трепетом.

И главное: сегодня, 15 декабря, у Лены, моей жены, день рождения. Я редко бываю в этот день дома, но сегодня мне удалось первым её поздравить. Правда, праздничного ужина не получится. Мне надо улетать… Лену поздравят кумовья (крёстные). Благодаря тому, что детей у нас трое… значит, и крёстных довольно много. Вечером, когда улечу, Лена хочет пойти с детьми гулять на покрытое льдом и снегом маленькое озеро рядом с домом… Лена умеет устраивать тихие праздники.

На днях случился курьёзный эпизод. Лена зарегистрирована в одной из социальных сетей, общается там со знакомыми. Так вот, один из Евгениев Гришковцов предложил ей дружить. По-моему забавно! Уверен, что липовые Киркоровы, Хабенские и Ксении Собчак предлагают дружить друг другу. Но чтобы некий липовый персонаж предлагал дружбу жене оригинала – думаю, это прецедент!

17 декабря

Вчера играл в Москве свой самый первый и самый знаменитый моноспектакль «Как я съел собаку». Играл его под сильным и тяжёлым впечатлением от увиденных фрагментов самого массового и долгого моноспектакля, который, думаю, многие посмотрели. Я не смог, не хватило времени. Да и сил, боюсь, тоже не хватило бы… хотя зрелище, а самое главное – содержание было завораживающим своей жутью. Это кошмар. Другими словами своё впечатление выразить не могу…

Вчера повстречались после спектакля со старинным другом Алексом Дубасом. Алекс, человек мягкий, старающийся быть по возможности улыбчивым, на этот раз выглядел подавленным и усталым, признался, что не понимает, о чём говорить в эфире, ведь очевидно, что эфир будет заполнен комментариями по поводу особо ужасных высказываний нашего премьер-министра. При этом легко было предвидеть все варианты таких комментариев. Скучно, грустно и тоскливо. Говорили мы о том, что нет ощущения предела. Вроде бы предел давно должен наступить, но премьер-министр вновь заявил, что предела нет и не видно… Посмеялись приведённой им цитате из любимого фильма «Вор должен сидеть в тюрьме»: Владимир Владимирович, видимо, забыл, что Глеб Жеглов сказал эту сакраментальную фразу после того, как сам подсунул кошелёк вору в карман. Кошелёк был украден вором, но подсунул-то его тот самый герой, которого процитировал наш премьер-министр. Оговорочка, как говорится…

Много Путин сказал фраз, которые будоражат воображение даже не дерзостью, а какой-то уверенной в себе и при этом лютой злобой. Особенно, конечно, – высказывание про интеллигенцию. Давненько такого не звучало на русском языке.

Но вот что я понимаю в связи с прошедшими в Москве событиями и интонацией, с какой говорил самый властный человек в нашей стране. Эти события, эти беспорядки показали, что по-настоящему отлаженных и мощных механизмов руководства страной у руководства страны нет. В частности, нет столь мощных рычагов, чтобы осуществлять цензуру, о которой так много говорится. Зато на фоне всего этого отчётливо видна та действительно мощная самоцензура, которая давно включилась и действительно здорово работает. Эта самоцензура моментально дошла до отдалённейших уголков страны и коснулась даже заводских многотиражек. Вот за что стыдно, и вот по какой причине власть позволяет себе столь откровенные и дерзкие высказывания.

Сегодня сыграем последний в Москве в уходящем году концерт. Будем говорить со сцены о любви, надежде и об улучшении настроения… А что ещё делать? Я уже говорил, что ничего другого не умею. Ну а тем, кто на концерт попасть не сможет, сообщаю, что наш новый альбом я уже держал в руках. Он отлично записан и сведён; выглядит очень красиво, если приобретёте – не пожалеете.

Недавно давал интервью одному журналу, и оно получилось, как мне кажется, занятным. Думаю, это сможет хотя бы ненадолго отвлечь от грустных мыслей и переживаний, от которых так трудно скрыться на огромной территории нашей любимой страны.

Когда я говорю о французских женщинах, в голове сразу возникает образ женщины за сорок. Иногда сильно за сорок. Юных красивых женщин в Париже вы не увидите. Об этом нужно забыть раз и навсегда. Нужно ехать к университету, чтобы посмотреть на юных. Молодых в основном видишь в мотоциклетных шлемах, на мотороллере. Это, наверное, красиво, но лучше бы они шлемы не снимали. Под ними что-то ненакрашенное, кудрявое, но очаровательное, замотанное шарфом, в свитере непонятного размера, с сумкой через плечо… Одна коллега-парижанка, много старше меня, объяснила: «А зачем мне было до 30 лет делать макияж? Укладывать волосы, интересоваться, какой салон хороший, какой – не очень. Я и так была молодая, даже конопатая. На 20 кило толще – такая пышка, но я всегда могла найти себе любые приключения».

Мне очень нравится парижское утро, когда парижанка выходит из дома в Шестнадцатом районе или Сен-Дени. Смотришь на эту женщину: где она делала укладку – непонятно. Идёт озабоченно, вся в себе. Не смотрит по сторонам. За ней легкий шлейф аромата, соответствующего времени года. Зная московский контекст, думаешь, сейчас она чуть-чуть пройдёт, и там её будет ждать машина с водителем. Он выйдет, откроет дверцу… Но она подходит к какому-нибудь маленькому «Пежо» или «Ситроену», немножко поцарапанному и помятому, не последней модели. В нём небрежно набросаны журналы, свёртки, газеты. Садится в машину – и поехала. И она прекрасна. У неё, возможно, взрослый сын. Такой, судя по её виду, неожиданно взрослый. Любимый внук или несколько внуков. Она очень весёлая, но не самая заботливая бабушка – у неё всегда какие-то дела в её конторке, или галерее, или маленьком магазинчике, или маленькой театральной кассе. Но обязательно что-то маленькое и такое же очаровательное, как она сама. У неё очаровательная квартирка – чистая, но неряшливая. Там, может быть, слишком много всего накопилось, и всё набросано, новые шторы куплены, а старые ещё не сняты. Она сразу начинает с тобой общаться, глядя куда-то в сторону, параллельно говоря по телефону. Она предлагает тебе сесть, тут же наливает кофе, хриплым из-за курения и вечных разговоров голосом что-то кому-то объясняет и при этом делает в твою сторону извиняющиеся глаза и какой-нибудь очаровательный жест. Равно как она не сняла старые шторы, а новые уже повесила, у неё есть новый друг, а со старым она ещё не рассталась. У них чудесные отношения. Они могут вместе ужинать. Я видел и довольно крепкие парижские семьи, но это, скорее, редкость. При всём том дети, друзья… А она юна. Постоянно разговаривает, курит, ругается, открыв окно, с таксистами, много смеётся, пьёт вино. Она всё время в общении. Не кокетничает, нет, это другое. У нас если женщина улыбается незнакомому мужчине у лифта, это будет воспринято либо как сумасшествие, либо как команда к действию. А там она со всеми так разговаривает: с продавцом в лавке, где покупает кофе или фрукты, в любимом кафе, где каждое утро пьёт кофе или обедает. Она разговаривает громко. Вспомните, в парижских кафе никогда нет музыки. Там музыка не нужна, там шум голосов. Там нужно перекрикивать друг друга, и громкость постоянно повышается. И это здорово. Это лучшая музыка Парижа. Француженка всё время с чем-то борется. Когда в ресторанах можно было курить, парижанки возмущались, что всё прокурено, хотя сами курили. Теперь, когда это запретили, говорят: «Господи, нам приходится ходить на улицу курить! И потом, в кафе не стало нашего любимого запаха. Теперь пахнет моющими средствами и кухней!» Они всё время как на картине Делакруа, где женщина с полуобнажённой грудью на баррикадах. У них всё так. Это чудо какое-то, а не женщины. Я уж не говорю о пожилых привлекательных женщинах, каких у нас почти нет. Парижанки никогда не машут на себя рукой. А у нас так много женщин, махнувших на себя рукой, в любом возрасте, что это просто национальная катастрофа. Жизнестойкости в наших женщина хне меньше, но выглядят они иначе. Ведь и у парижанок, у которых взрослые дети, старый друг и новый друг, жизнь не сахар. Французские мужчины, может быть, выглядят получше, получше умеют себя вести, но не лучше наших. Ещё более жадные, ещё более капризные, ещё более эгоистичные, въедливые и ревнивые. Наши женщины, видимо, более жизнестойкие. Но не выглядят француженки пожилыми после того, как жизнь их стукнула. У них, наверное, это традиция – не махнуть на себя рукой. А у нас женщина, хорошо выглядящая после пятидесяти, либо совершает подвиг, либо, по мнению окружающих, вульгарна. Француженки возраст не скрывают и не демонстрируют. Они всё-таки исходят из того, что лучше быть откровенной женщиной, которая отлично выглядит в свои пятьдесят, чем плохо выглядящей в тридцать. Они с возрастом не расстаются.