Текст книги "Русский Гамлет. Историческая повесть и очерки"

– Возьмите себя в руки, сын мой! – строго сказала она ему. – Помните, что вы правнук Петра Великого. Особы царской крови должны уметь выдерживать любые удары судьбы.

– Матушка, я не могу поверить! – шептал он. – Я же видел, что Наталья любит меня!

– Боже мой! – всплеснула руками Екатерина. – Мой бедный сын, посмотри на себя в зеркало! Неужели ты, в самом деле, думаешь, что молодая красавица могла влюбиться в тебя?

Как ни странно, но эти слова матери, содержащие в себе смесь презрения и жалости, подействовали на него, как холодный душ, отрезвив и успокоив его. Он осознал, что разом потерял и любимую супругу и верного преданного друга. Вернее, он потерял те иллюзии, которые у него были связаны с этими двумя людьми. Что же ему теперь делать? Утонуть в своем горе или, укрепив сердце, жить дальше? «Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?»88
  В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Монолог Гамлета. Акт 3, сцена 1


[Закрыть] Он ведь не первый и не последний задает себе этот вопрос вслед за Гамлетом. Нет! Больше он не позволит себя никому жалеть. Слезы высохли на его лице, на лбу появились первые борозды морщин, а в волосах – первая седина, но более никто не видел его слабым и униженным. Он остался великодушным к тем, кто предал его: никогда не пытался как-то отомстить Разумовскому и не опустился до каких-либо оскорблений в адрес своей покойной жены. Свою скорбь по ней и по своей первой большой любви он выразил тем, что на собственные средства построил в Санкт-Петербурге Дом инвалидов для раненых русских моряков. Этот дом он посвятил Мальтийскому Ордену.

***

«Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?» – повторил Павел про себя слова датского принца. Нет, он никогда не смирялся под ударами судьбы, не смирится и сейчас, когда очередной удар ему нанесли самые близкие. Видимо, губы его шевельнулись, потому что на него тут же внимательно посмотрел граф фон дер Пален. Этот взгляд генерал-губернатора был хорошо знаком государю: внимательный взгляд мудрого, опытного, все понимающего, умного человека. Взгляд без страха и заискивания, но с готовностью выслушать и помочь. Так на него когда-то смотрел его наставник, граф Панин. Какие интересные беседы они с ним вели обо всем на свете: о великих людях и исторических событиях, о тамплиерах и масонах, об Александре Великом и Орлеанской деве, об алхимии и астрологии. Потом матушка удалила его от двора, и Панин уехал в свое имение. В 1783 году он умер. Слава Богу, теперь у Павла есть граф фон дер Пален, его опора и поддержка. Подумать только, он специально внедрился в ряды заговорщиков, чтобы держать в своих руках все нити заговора и спасти своего императора. Какой достойный и верный человек!

– Вам нравится мой дворец, граф? – задал он ему вопрос, который задавал уже не раз.

Тот не удивился. Павел любил беседы о своем любимом детище, возведенном на месте снесенного Летнего дворца Елизаветы Петровны, построенного самим Растрелли. Эти разговоры поднимали ему настроение и успокаивали его.

– Он не может не нравиться, государь, – серьезно ответил Пален. – Его архитектура полна строгого изящества, а интерьеры по красоте не уступают Лувру.

– Говорят, что солдату, стоявшему на часах в Летнем дворце, явился призрак, который велел передать Вашему величеству, чтобы на месте дворца был выстроен замок в честь архангела Михаила, – вступил в беседу князь Юсупов.

– Совершенно верно, князь! – подтвердил император легенду, которую сам и выдумал, чтобы оправдать ту поспешность, с которой возводился дворец. – Потому я и назвал его Михайловским.

– Это было мудрое решение, государь, – тихо сказал граф Пален.

Павел благодарно посмотрел на своего генерал-губернатора, который был одним из трех человек, кому он доверял всецело. Двое других были Алексей Аракчеев и Федор Ростопчин. Был у него в юности еще один такой друг, но он предал его.

***

Граф Андрей Кириллович Разумовский, блестяще выполнил свою задачу. Он был щедро награжден Екатериной, после чего для отвода глаз был сослан ею поначалу в Ревель, потом в отцовское имение, а с начала нового 1777 года она его назначила на завидный пост российского посланника в Неаполь. Там он вел красивую жизнь под ласковым итальянским солнцем, нисколько не сожалея о том, какую неблаговидную роль сыграл в поставленном императрицей спектакле, и ему даже удалось влюбить в себя до беспамятства супругу неаполитанского короля Фердинанда I. Впрочем, на этот раз сила его мужского обаяния послужила внешнеполитическим интересам России, которая получила военно-морскую базу в Сицилии.

Павел оставался вдовцом недолго. Практически сразу же после смерти Натальи Алексеевны находившийся в это время в России Фридрих Генрих Людвиг Прусский, младший брат Фридриха Великого, получил от Екатерины карт-бланш в выборе для Павла новой невесты. Разумеется, этот брак должен был обеспечить прочный мир и добрососедские отношения России с Пруссией. София Доротея фон Виттенберг-Монбельяр, внучатая племянница принца Генриха, казалась ему идеальной кандидатурой. По его приглашению София Доротея приехала вместе с матерью в Берлин, где имела продолжительную беседу с королем. Дядюшка Фридрих инструктировал ее, как это он некогда проделал с крошкой Фикхен, ставшей теперь всесильной властительницей огромной империей.

Король Пруссии Фридрих Второй

Там же, в Берлине, в это время по личному приглашению его величества короля Пруссии находился и цесаревич. Фридрих принял его ласково, по-отечески. Павел с огромным уважением смотрел на человека, который был кумиром его отца, и тот сумел оправдать его доверие, поскольку был прекрасным психологом. Он ни словом не обмолвился о неприятной истории с Натальей, но дал понять Павлу, что поддерживает его в противостоянии с матерью и глубоко чтит его отца.

– Ваш отец, – сказал он, – был хорошим государем и проявлял необыкновенные способности во всем, что касалось построения вооруженных сил.

Павлу эти слова очень понравились. Он и раньше чувствовал, что на его отца возводили поклеп, и вот теперь сам Фридрих Великий подтвердил это.

– Ваше Величество, я своего отца почти не знал, – ответил он королю, – но я тоже нахожу, что он был достойным государем.

Король на самом деле, был невысокого мнения о Петре Третьем, но он посчитал правильным подыграть Павлу, который был им совершенно очарован. Цесаревич в порыве откровенности выложил дядюшке Фридриху все, что накопилось у него на душе. Он пожаловался, что мать не любит его, не принимает всерьез его прожекты, ему не позволяют играть никакой роли в управлении страной, и он всерьез опасается, что Екатерина собирается в будущем лишить его короны. Фридрих выслушал его, казалось, с неподдельным сочувствием.

– Вы сын Петра Гольштинского, – сказал он Павлу с большим чувством, – а потому я считаю вас своим сыном. Верьте мне, мой мальчик, и всегда рассчитывайте на мою поддержку.

– Спасибо, Ваше Величество! – горячо откликнулся на эти слова Павел.

– Послушайте мой отеческий совет, сын мой, – продолжал король, – не пытайтесь ничего предпринимать против вашей матушки, упаси вас Бог принять участие в каком-нибудь заговоре и дать возможность вашим недругам обвинить вас.

Кто были эти недруги, они прекрасно понимали оба. Первейшим из них был князь Григорий Потемкин, фаворит императрицы, с которым она познакомилась в день государственного переворота. К моменту этого разговора Потемкин был всесилен. Придворные прозвали его Циклопом за то, что он был одноглазым и свирепым. Влюбленная Екатерина осыпала его своими милостями, и он открыто насмехался над великим князем, который ненавидел его со всей страстью своей пылкой души.

– Найдите свое счастье в браке, сын мой, – говорил, между тем, король, – и живите спокойно и достойно вдали от дворцовых интриг. Ваше время еще придет! А пока позвольте мне порекомендовать для вас девушку, которая, я уверен в этом, сумеет составить вам счастье.

Фридрих Великий имел в виду Софию Доротею, ставшую чуть позже великой княгиней Марией Федоровной. Мудрый король оказался прав. Эта добрая и чистая во всех отношениях девушка сумела сделать Павла счастливым в личной жизни. Любовь к ней Павла отличалась от его любви к Наталье, как широкая полноводная и величественная река отличается от неистовой горной речки с ее шумными бурлящими потоками и безумно красивыми, но опасными для жизни водопадами. Мария Федоровна стала ему верной, терпеливой и любящей женой, залечила его сердечные раны, а его брак с ней стал для него той благословенной и тихой гаванью, где он мог отныне укрываться от невзгод и житейских бурь.

Не прошло и четырнадцати месяцев после заключения брака, когда супруга подарила Павлу сына. В тот день, когда родился первенец, великий князь горячо молился о том, чтобы Марию Федоровну не постигла страшная участь его первой жены, но все обошлось. Его матушка присутствовала при рождении своего внука, а когда он, наконец, появился на свет, подняла его на своих руках и объявила, что нарекает его Александром, мысленно про себя прибавив, что этот ребенок наследует за ней корону российской империи. Екатерина была настолько рада, что даже удовлетворила просьбу невестки о ежегодном пансионе для ее родителей, которые находились в крайне затруднительном материальном положении.

Впрочем, великая княгиня Мария Федоровна вполне заслуживала снисходительного к ней отношения императрицы. Во-первых, она родила ей внука, про которого никто никогда не посмеет сказать, что он незаконнорожденный. О ее верности и преданности супругу знали все. Во-вторых, она не была столь расточительна, как Натали, и не залезала в долги. В-третьих, она не подстрекала Павла к интригам против матери и вообще не хотела, что он боролся за власть. Светская жизнь ей также была не интересна. Мария Федоровна окружила себя людьми искусства. Около нее всегда были поэты, писатели, драматурги, театральные деятели и даже актеры. Великая княгиня устраивала в Павловске спектакли, на которых обязательно присутствовал ее муж, и она внимательно следила за его реакцией. Она хотела, чтобы он отвлекся от своих дум о государстве, об отце, о жестокой крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева, называвшего себя Петром Третьим, о политических и военных реформах, а также о том, что мать не принимает его всерьез.

Какие бы прожекты он не приносил государыне, она ко всему относилась с презрительной усмешкой. Павел считал, что планы императрицы, которые касались увеличения империи за счет Турции и воссоздания Византии, не принесут государству ничего, кроме вреда. Территория и так уже слишком обширна, чтобы ею можно было эффективно управлять. А потому государыне следует обратить свой взор на внутренние дела, надо проводить реформы, а не заниматься все новыми и новыми завоеваниями. Но его никто не хотел слушать, а если слушали, то только для того, чтобы в угоду царице поднять на смех. После того, как он бывал при дворе, его частенько душил бессильный гнев против этой ненавистной ему, алчной и беспринципной, придворной камарильи, и Марии Федоровне приходилось его усмирять и успокаивать.

Между тем, у нее у самой на душе «скребли кошки» от того, что императрица забрала себе их сына. В конце апреля 1779 года великая княгиня родила второго сына, и Екатерина вновь пришла в восторг, забрала и этого внука, дала ему имя Константин. Ему она прочила престол возрожденной Византии. Потому кормилицами для новорожденного стали гречанки, и первой в своей жизни младенец слышал греческую речь. Никто не спрашивал родителей, чего они хотят для своих детей. Екатерина объявила Павла и Марию никчемными и полными предрассудков, родителями, и сама с энтузиазмом принялась воспитывать внуков по собственной программе. По общему мнению, она в этом преуспела, но Павел считал, что сыновей у него попросту украли, его жена тоже полагала, что императрица поступает с ними жестоко.

***

Наступило время десерта. Наблюдая за тем, как сноровисто слуги расставляют на столе чайный сервис, Мария Федоровна вдруг вспомнила тот уютный вечер в Париже, когда она, будучи великой княгиней, была приглашена вместе с Павлом на дружеский ужин к королевской чете. Как и сегодня, в тот день, горели свечи, лакеи в ливреях проносились бесшумными тенями, играли придворные музыканты, и ничто не предвещало беды. Очаровательная молодая королева Мария-Антуанетта была весела и беззаботна, хлопала в ладоши, смеясь над шутками Павла. Людовик тоже был очень мил и добродушен. И вот теперь, подумать только, их больше нет! Они обезглавлены на гильотине под свист и улюлюканье озверелой толпы парижской черни. А они с Павлом пока живы. Но что теперь будет с ними, известно лишь Всевышнему.

***

Это она сама в 1781 году, чтобы развеяться, предложила супругу посетить ее родной Монбельяр и Этюп, а перед этим побывать в Вене, в Берлине и других городах Европы. Павел пришел от этой перспективы в восторг. Но разрешит ли им это длительное путешествие его матушка? Екатерина разрешила, но настояла, чтобы они путешествовали не под своими настоящими именами, а под псевдонимами. Как назваться? Да хотя бы граф и графиня Норд, то есть «Северные». Они согласились, и в сентябре 1781 года чета великих князей в сопровождении многочисленной свиты, в которую входили князь Куракин, мадам Бенкендорф, офицер флота Сергей Плещеев, князь Юсупов и любимая фрейлина великой княгини Екатерина Нелидова, покинули Санкт-Петербург.

Путешествие по Европе графа и графини Норд было серьезным событием для Европы. Разумеется, вымышленные имена великих князей никого не могли обмануть. Они побывали в Польше, у короля Станислава Августа Понятковского, бывшего возлюбленного Екатерины. Потом была Австрия, где император Иосиф Второй лично встречал их так, как будто они были августейшей четой. Австрия была в восторге от великих князей, от их простоты, благородства, справедливости, образованности и широких познаний, а они были в восторге от Австрии и от ее императора. Во всех городах их встречали салютами, балами, представлениями.

В Вене в их честь был дан роскошный ужин и парад, специально для Павла были организованы военные учения. Желая сделать Марии Федоровне приятный сюрприз, император пригласил в Вену ее родителей и сестру, пятнадцатилетнюю Елизавету, которую просватал за своего племянника, эрцгерцога Франциска Тосканского. Иосиф Второй хотел дать в Вене «Гамлета», зная, что это любимая пьеса Павла, но великий князь, прекрасно зная, какова будет реакция матери, попросил этого не делать. Это был бы демарш, из ряда вон выходящий, против императрицы. Один из актеров, занятых в спектакле, в присутствии императора заметил, что Гамлету на сцене будет трудно играть, когда в зале будет сидеть Гамлет настоящий. Иосиф щедро наградил остроумного актера, выдав ему полсотни дукатов, и отменил спектакль. Ну что ж, запрет Екатерины на эту пьесу свидетельствовал именно о том, что с ее, якобы умершим от «геморроидальных колик», супругом дело было не чисто. Как сказал Горацио, «Больной душе и совести усталой во всем беды мерещится начало. Так именно утайками вина разоблачать себя осуждена».99
  В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Акт 4, сцена 5


[Закрыть]

Из Австрии великие князья поехали в Италию, где, несмотря на зиму, прозрачное небо, яркое солнце и теплые волны Средиземного моря могли быстро прогнать любую хандру. Они посетили Неаполь, Флоренцию, потом прибыли в Венецию, восхитившую Павла своими каналами, по которым скользили изящные гондолы, бесчисленными мраморными мостами и по-восточному богато украшенными дворцами. Затем граф и графиня Норд направились в Вечный город. Величественный и прекрасный Собор Святого Петра в Риме взволновал Марию Федоровну, а Павла натолкнул на мысль о необходимости объединения всех религий. Влияние на него масонских идей, которые высказывал граф Панин, было по-прежнему велико. Они осмотрели Колизей, Капитолий и Пантеон, потом направились в Ватикан, где в базилике Святого Петра им дал аудиенцию Римский папа Пий VI. Папа был ласков с ними, поцеловал Павла в обе щеки и в шутку назвал его «моим дорогим раскольником».

В Неаполе они попали на карнавал, который проходил как раз в это время года. Феерический праздник ошеломил Марию Федоровну, но у Павла было испорчено настроение после того, как он повстречал здесь графа Разумовского, русского посла в Неаполе, крутившего любовь с неаполитанской королевой Марией-Каролиной, родной сестрой Марии-Антуанетты. Видя, что перед внутренним взором мужа вновь ожили горькие картины прошлой трагедии, Мария Федоровна поспешила увезти его из Неаполя в Ливорно, Парму, Милан, Турин, затем они пересекли Альпы и прибыли во Францию.

В Париж они приехали 18 мая 1782 года и отправились прямиком во дворец к князю Барятинскому, послу России во Франции, переживавшей в это время мощную волну симпатии и интереса ко всему, что связано с Россией. На второй день после приезда их со всей возможной торжественностью приняли король Франции Людовик XVI и его очаровательная супруга Мария-Антуанетта.

Королева Франции Мария-Антуанетта

Они понравились друг другу. Вечером обе пары собрались за дружеским ужином в главном кабинете дворца, и там Павел впервые услышал о мрачных пророчествах Мишеля Нострадамуса на 1792 год. В катренах Нострадамуса недвусмысленно говорилось о страшном народном бунте, гонениях на христианскую церковь, зареве пожаров над Парижем, гибели короля от рук палача. Поразительно было то, что в катренах назывались конкретные имена тех людей, которые действительно в тот момент занимали во Франции высокие должности – Нарбонн и Солк. Пройдет время, и Павел вспомнит этот вечер, когда в предсказанный год разразится великая и кровавая французская революция, короля предаст его военный министр граф Нарбонн, а Людовик и Мария-Антуанетта сложат свои головы на эшафоте.

После Франции супруги посетили Нидерланды, а потом направились в родной для Марии Федоровны Монбельяр, где провели счастливый месяц. Возвращались домой вновь через Австрию. Фридрих Второй приглашал их посетить Пруссию, но Павел побоялся нарушить запрет матери: бывшая протеже дядюшки Фридриха не благоволила более королю Пруссии. Милая и приветливая Фикхен окончательно исчезла, превратившись во властную государыню Екатерину Великую.

Чета великих князей возвращалась в Санкт-Петербург, и чем ближе они подъезжали к столице, тем все более Павлом овладевала хандра. Его тревожила встреча с матерью, которая могла поставить ему в вину его слишком откровенные высказывания о ней в Вене и в Париже. С какой торжественностью их встречали в европейских столицах! Какое подчеркнутое уважение проявляли к нему лично правители европейских государств и сам римский папа! Все это было разительным контрастом к тому пренебрежению, с которым он сталкивался при российском императорском дворе. Опять начнется этот шепот со спиной, эти кривые усмешки и наглые ухмылки, князь Потемкин будет презрительно косить на него своим единственным глазом, а императрица с подчеркнутой холодностью будет отчитывать его, как мальчишку.

Мария Федоровна, как могла, старалась успокоить и развеселить мужа, сама она была рада, что вновь увидит своих сыновей. Но когда они вернулись, от императрицы досталось в первую очередь именно ей. Государыня проверила счета, полученные великой княгиней от мадемуазель Бертэн, личной модистки Марии-Антуанетты, и пришла в негодование от расточительности своей невестки. У тихой и скромной великой княгини Марии, как выяснилось, были вовсе не скромные запросы: она привезла с собой двести коробок всевозможных кружев, помпонов, вышивок и газовых тканей! Королева Мария-Антуанетта была большой модницей и транжирой, это в Европе знали все. Но здесь не Франция! Екатерина приказала в течение трех дней все коробки отправить обратно в Париж.

Шло время, и в семье великих князей появлялись новые дети: Александра, Елена, Мария, Екатерина, Анна, Николай. Михаил появился на свет уже в императорской семье. Маленькая Оля умерла в раннем детстве, но все остальные великие княжны были здоровыми и крепкими детьми, которые превращались в красивых и умных девушек, желанных невест для королевских семей Европы. Все они впоследствии стали хорошими женами для своих августейших мужей и были любимы народами своих государств.

Мария Павловна вышла замуж за великого герцога Карла Фридриха Саксен-Веймар-Эйзенахского, родила ему четверых детей, а в числе ее правнуков будет последний кайзер Германии Вильгельм II. Веймар она превратила в центр европейской культуры и стала покровительницей великого Гете.

Анна Павловна стала супругой принца Оранский, наследника престола в Нидерландах и родила ему пятерых детей, но перед этим ее руки просил сам Наполеон Бонапарт. В 1840 году Анна стала королевой Нидерландов. Она была умна, добра и приветлива, покровительствовала искусствам, строила на свои деньги приюты для сирот, сохранила православную веру. Во время Крымской войны, которую вела Россия уже при императоре Николае Первом, королева на личные средства доставляла на родину перевязочные пакеты для полевых госпиталей. Когда она ушла из жизни, благодарные голландцы дали ее имя одному из больших муниципалитетов в провинции Северная Голландия.

В июне 1796 года родился сын Николай, которому суждено было стать императором Николаем Первым. В отличие от Александра и Константина, бабушка не занималась его воспитанием, поскольку она умерла, когда Николаю не было и года. Воспитателем Николая и Михаила стал генерал М. И. Ламздорф, который привил великому князю любовь к порядку, дисциплине и военному делу. Когда в 1825 году случилась попытка дворянского военного путча, которое вошло в историю как «Восстание декабристов», грозившее ввергнуть Россию в пучину кровавого хаоса, новый государь решительно подавил его, после чего казнил всего лишь четверых главных заговорщиков и одного убийцу боевого генерала. После этого Николай повел твердую внутреннюю политику: усилил государство, искоренял гнилой либерализм, навел железный порядок в армии, провел кодификацию права, способствовал появлению Свода законов Российской империи, существенно облегчил положение крестьянства. Его суровый, но справедливый и отходчивый характер был унаследован им от его благородного отца.

Император Николай Первый в молодости

***

Павел невольно залюбовался новым фарфоровым чайным сервизом, который слуги расставили на столе. Этот сервиз, украшенный видами Михайловского дворца, был сделан по заказу самого императора.

– Какая прелесть! – воскликнул он, взяв в руки одно из блюдец и повернувшись к генерал-губернатору. – Не правда ли, граф?

– Да, Ваше величество! – подтвердил Пален. – Сервиз великолепен, и в этом нет ничего удивительного, ведь именно вы утверждали все рисунки на предметах.

Охваченный наивным восторгом царь поцеловал блюдце и воскликнул:

– Я никогда не переживал таких превосходных мгновений!

Генерал-губернатор бросил на него быстрый и острый взгляд. Подумать только, подумал он, этот человек отдал ему сегодня приказ об аресте жены и сына, которые его предали, сидит в последний раз с ними за одним столом и при этом может искренне радоваться какому-то сервизу. Ему, действительно, все равно! Потрясающая черствость, граничащая с душевным расстройством. Граф еще раз мог сказать себе, что все его действия абсолютно правильны. Страну просто необходимо избавить от этого жестокого безумца.

Мария Федоровна, напротив, смотрела на улыбающегося мужа с грустью и жалостью. Как давно она не видела этой его улыбки, которая придавала ему такой трогательный и простодушный вид! Он часто так улыбался, когда они жили тихой жизнью в Гатчине. Павел приходил домой усталый, но довольный, с какого-нибудь смотра, учиненного им своим «потешным войскам», и улыбался, если его солдаты продемонстрировали ему отменную выучку. Она была счастлива там, в Гатчине, и ей совсем не хотелось выезжать в Санкт-Петербург ко двору свекрови. Их дворец был таким уютным, у нее там был свой театр, и она устраивала балы. А еще, ее любимый супруг тогда принадлежал только ей. С Катюшей Нелидовой его связывала не более чем нежная дружба. Она это знала точно, несмотря на болтовню злых языков. Если у него и были какие-то связи с другими женщинами, то она об этом ничего не знала и жила спокойно. А впрочем, женское сердце безошибочно чувствует такие вещи. Нет, он был только ее. Ах, если бы можно было вернуться в то беззаботное и счастливое для нее время!

***

Имение в Гатчине у них появилось летом 1783 года. Это был подарок от Екатерины, а сама она его выкупила у Григория Орлова. Большой и строгий, похожий на укрепленный замок, Гатчинский дворец был совсем не похож на роскошный и красивый дворец в Павловске. Впрочем, Павлу он именно этим и пришелся по вкусу, а его супруга принялась с энтузиазмом украшать новое жилище картинами. В пристройке к дворцу великие князья открыли театр, оружейную палату и библиотеку в сорок тысяч томов.

В Гатчине проживало почти пять тысяч человек, и супруги принялись обустраивать это селение, строя для селян новые хорошие дома, больницу, где они могли бесплатно лечиться, школу, где могли бесплатно учиться их дети, суконную фабрику, которая давала им новые рабочие места. Верный своим принципам веротерпимости, для лютеран и католиков Павел построил в Гатчине отдельные часовни. Дважды в неделю Мария Федоровна устраивала в Гатчине балы и театральные представления, а Павел получил под свое командование два батальона, которые подчинялись только великому князю и стали ему верной опорой в будущем. Эти батальоны составили основу «Гатчинских войск», к которым вскоре были отнесены также отряды, расположенные в Павловске.

По мере роста численности и боевой мощи «Гатчинских войск» сама Гатчина все более походила на крепость или на государство в государстве. Павел на собственные средства содержал эти войска, регулярно проводил маневры и учения. К 1796 году в них входили шесть пехотных батальонов, егерская рота, три кавалерийских полка, казачий эскадрон и рота артиллерии. Дисциплина была строгой, а жалование военнослужащих – весьма скромным, но после воцарения на престоле Павел щедро вознаградил своих офицеров, а сами «Гатчинские войска» вошли в состав императорской лейб-гвардии. Несмотря на небольшое жалование, которое Павел мог предложить своим офицерам, люди к нему шли, причем шли отличные и опытные специалисты в военном деле – такие, как барон Штейнвер, кавалерист Ленденер, специалист по тактике майор Каннабих.

Любимцем Павла стал молодой офицер Алексей Аракчеев, новгородский дворянин из бедной помещичьей семьи, обладавший прекрасными математическими способностями. Он окончил Артиллерийский и инженерный корпус, начальником которого был Петр Иванович Мелиссино. Последний обратил внимание на талантливого юношу и порекомендовал его графу Салтыкову в качестве учителя математики для его детей, а тот отрекомендовал его с самой лучшей стороны великому князю, когда он обратился к Салтыкову с просьбой помочь ему найти ему толкового офицера. Павел вскоре дал Аракчееву чин полковника и обрел в его лице преданного друга.

Граф Алексей Аракчеев

Солдаты Гатчинских войск немало времени тратили на муштру и шагистику. Этой чисто внешней, парадной стороне дела великий князь уделял, пожалуй, основное внимание. У него все должно было быть красиво, все должно было радовать глаз – и мундиры, и начищенные оружие, и парики и чеканный шаг. Однако кроме этого, военнослужащие обучались тактике и артиллерийскому делу. Суворовcкий девиз «Пуля – дура, штык – молодец!» Павлом отметалось напрочь. Он считал, что главное в бою – это артиллерия и меткость оружейной стрельбы. То, что было слабо развито в армии его матушки, Павел стремился развивать в первую очередь. Его личные войска не должны были быть похожими на войска екатерининские. Солдаты в русской армии по настоянию Потемкина и Суворова больше не носили париков и буклей. «Солдатский туалет прост – встал и готов!» – говорил Потемкин. В пику ему «гатчинцы» выглядели чистыми пруссаками.

В своем маленьком государстве Павел был суровым правителем, для военных он ввел целую систему телесных наказаний, к которым относились прогоны сквозь строй, удары шомполами, тесаками, палками и шпицрутенами. «Из жалости я должен быть суровым!»1010
  В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Акт 3, сцена 4


[Закрыть] – любил повторять он слова Гамлета. Строгое наказание полагалось за малейшее нарушение воинского устава, к разработке которого приложил руку сам великий князь. Неуставные отношения были исключены. Во всем должен быть порядок и следование строгим правилам, детально регламентирующим все стороны жизни военнослужащих. Строгость и справедливость властей, дисциплина, порядок, и неотвратимость наказания за проступки – вот основные принципы, на которых должно основываться его государство. Да, Павел занимался в Гатчине не только своими «потешными войсками», он строил там свое маленькое государство, лишенное коррупции и прочих злоупотреблений, которые были свойственны для Российской империи.

Екатерина смотрела на его занятия с усмешкой. Чем бы дитя не тешилось! Бывало, что придворные со страхом ей говорили о том, что ее сын в Гатчине создал целую личную армию с артиллерией и кавалерией. Чем это может обернуться? Императрица притворно вздыхала и сокрушенно качала головой, скрывая улыбку. Пусть уж лучше ее сын командует своей маленькой армией в Гатчине, воображает себя повелителем и властителем судеб, чем будет пытаться вмешиваться в ее дела и плести против нее интриги.

Павел, между тем, все чаще задавался вечными вопросами бытия: кто он, для чего пришел в этот мир, какова его миссия? Порой он приходил в отчаяние от того, что ему уже больше тридцати лет, а он ничего значительного в своей жизни не совершил. Был ли он властолюбив? Да, ему хотелось повелевать над людьми, в этом он видел свое предназначение. Но ему нужна была не власть сама по себе, а власть как средство, с помощью которого он сумеет выполнить свою миссию. Он должен был построить то идеальное царство света и справедливости, о котором мечтал с юности вместе с графом Паниным. Но Панин был масоном, а масонство отвергает Бога, любую религию и христианскую мораль. Павел же, в отличие от своей матушки, был истово верующим православным человеком, хоть и абсолютно лояльным к другим религиям. Кроме того, масонство отрицает саму идею монархии. Звонкий лозунг «свобода, равенство, братство», используя которого иллюминаты, эти заклятые враги человечества, захватили власть во Франции и устроили там свою кровавую вакханалию, является чисто масонским.

Однажды в юности он прошел обряд принятия в масонский орден в доме Ивана Перфильевича Елагина, бывшего в то время великим мастером Провинциальной великой ложи в Санкт-Петербурге. Присутствовал при этом действе и граф Панин. Но от формального принятия в свои ряды цесаревича орден никакого «профита» не получил. Павел не принимал сколько-нибудь активного участия в деятельности масонской ложи. Чем старше он становился, тем все более отдалялся он от своего юношеского увлечения масонством и в итоге дошел до полного его отрицания. Сын же его, Александр, став императором, и вовсе масонство в России запретил.