Электронная библиотека » Евгений Карнович » » онлайн чтение - страница 24


  • Текст добавлен: 16 октября 2020, 02:35


Автор книги: Евгений Карнович


Жанр: Приключения: прочее, Приключения


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Шрифт:
- 100% +
XXV

На другой день после побывки своей у Ломоносова Попов, потерявший всякую надежду избавиться от подневольного брака с поднадоевшей уже ему Шарлоттою, явился в назначенный час в комиссию о безбрачных, где председатель комиссии встретил его грозным взглядом.

– Государь мой! – строго сказал ему Демидов. – Вот ваша записка с обещанием жениться на обольщенной вами девице Шарлотте Миндер, от вас очреватейшей. Вам предстоит теперь только выслушать сделанное по сему делу постановление комиссии, так как подлинность записки вы не отрицали да и отрицать не можете.

Сказав это, президент и все члены комиссии встали со своих кресел, и кабинет-секретарь громким голосом прочитал следующее:

«По указу ее императорского величества, самодержицы всероссийской, особо учрежденная ее величеством комиссия о безбрачных и об исправлении поврежденных нравов, рассмотрев жалобу иноземки Шарлотты Миндер на состоящего при санкт-петербургской академии десианс адъюнкта астрономии Никиты Петрова сына Попова, по силе шестнадцатого артикула „Воинского Регламента” и присовокупленного к оному артикулу „Толкования”, постановила: обвенчать его, адъюнкта Попова, с вышереченною Шарлоттою».

Попов не возражал ничего и только покорно склонил свою повисшую голову. Президент и все присутствовавшие опустились в кресла.

– Теперь, государь мой, вам под сею бумагою надлежит учинить рукоприкладство в том, что вам в присутствии сей комиссии было объявлено ее постановление; жалобы же на комиссию в Правительствующий сенат не допускаются, ибо комиссия сия не есть ординарное, а только чрезвычайное учреждение, восприявшее свою власть непосредственно от высокомонаршей воли.

Сказав это, Демидов подал бумагу Попову и приказал ему подойти к секретарскому столу, чтобы учинить на бумаге надлежащее рукоприкладство.

– Бракосочетание ваше, государь мой, по определению комиссии, воспоследует сего июля в двадцать девятый день, в соборной церкви Казанской Богородицы, куда вы и имеете прибыть в пять часов вечера неотменно, в одеянии, приличествующем бракосочетающемуся лицу. Григорий Григорьевич! – крикнул Демидов, обращаясь к секретарю. – Возьми с господина Попова надлежащую подписку о явке в определенный час и в указанное место.

Расписавшись под подпиской, Попов, совершенно растерянный, вышел из залы заседания.

По уходе Попова в присутствие комиссии был введен асессор Коммерц-коллегии Дмитрий Петрович Ладыгин, человек уже довольно пожилой, представлявший совершенную противоположность Попову. Насколько адъюнкт казался унылым и подавленным, настолько асессор казался веселым, беззаботным и самоуверенным. Войдя в залу, он очень развязно раскланялся с президентом и членами комиссии и, по-видимому, был вполне уверен, что дело кончится пустяками.

Демидов, не удостоивший своего старого знакомца даже кивком головы, встал, как и все члены комиссии, со своего кресла и громогласно прочел Ладыгину постановление комиссии, написанное в той же форме, в какой было написано и постановление по делу Попова, с тою разницей, что, во-первых, в постановлении об асессоре упоминалась не иноземка Шарлотта Миндер, а санкт-петербургская мещанская дочь Евфимия Васильева, и, во-вторых, постановление комиссии основывалось не на письменном доказательстве, как в деле Попова, а только на свидетельских показаниях.

Этим обстоятельством и захотел воспользоваться подневольный жених. Ладыгин начал ссылаться на недостоверность таких показаний и потом на то, что обещание его было только шуткою, а наконец, и на то, что, ведя веселый образ жизни, он иногда вследствие излишней выпивки говорит в приятельской компании вовсе не то, что сам думает. Он уверял, что если свидетели и слышали обещание, данное им Евфимии Васильевой, то оно только случайно сорвалось у него с языка.

– Сими и подобными тому отговорками, – строго сказал Демидов, – всегда возможно, государь мой, отстранить от себя всякую виновность. Комиссия при обсуждении вашего дела имела в виду возможность таких неистовых и продерзостных отговорок и не приняла их в соображение при решении вашего дела, так что вам, государь мой, теперь не остается ничего более, как только учинить под сим постановлением надлежащее рукоприкладство. Всякие же ваши объяснения будут излишни и не будут иметь никакой силы.

С видимой неохотой и сильно дрожавшею рукою подписался асессор как под постановлением комиссии, так и под поданной ему секретарем подпиской о явке к бракосочетанию в соборную церковь Казанской Богоматери в тот же день и час, какие были назначены Попову.

– Вижу, – начал Демидов, обратившись к Ладыгину, – что в вас не имеется готовности исполнить монаршую волю, объявленную вам через сию комиссию, с тою предупредительною готовностью, каковая должна быть свойственна каждому из верноподданных ее величества, всемилостивейшей нашей государыни. Посему нахожу нужным предупредить вас, что для точнейшего исполнения вами высочайшей воли, выраженной в сей комиссии, отныне будет поставлена в вашем доме воинская команда при полицейском офицере, который, в случае нежелания вашего – чего, впрочем, я и представить себе не возмогу – исполнить добровольно законное постановление комиссии, приведет вас под караулом в назначенную для вашего бракосочетания церковь.

Бойкий и беззаботный асессор при этой угрозе изменился в лице. Колени его задрожали, он понял, что спасения уже нет, и с понуренной головой и расстроенным лицом хотел уже выйти из залы заседания.

– Вот что еще, государь мой, я должен сказать вам, – обратился к нему Демидов. – Так как со стороны вашей могут быть представлены отговорки в том смысле, что у невесты вашей не готовы соответствующие предстоящей церемонии наряды, то о сем беспокоиться вам не надлежит. Всемилостивейшая государыня повелела своей гардеробмейстерине снабдить от высоких своих щедрот невесту вашу необходимым подвенечным нарядом. Кареты будут присланы за нею и за вами с колымажного двора, а духовенство и певчие будут удовлетворены за совершение брачного таинства из казенных сумм; на сии же суммы будет произведено освещение храма, так что вам ни о чем заботиться не предстоит. Да, кстати, Григорий Григорич, – обратился Демидов к секретарю, – я позабыл предуведомить обо всем этом Попова, так ты тотчас же, как окончится заседание комиссии, поезжай к нему и объяви ему то, что я сказал господину Ладыгину.

Между тем окончательно помолвленный жених вышел из присутствия комиссии, и вскоре роковое для него заседание закрылось, так как ей в этот день не пришлось заняться рассмотрением какого-либо другого дела.

XXVI

Был на исходе июль месяц, и приближался Успенский пост. Перед этим непродолжительным постом не бывало и не бывает у нас так много свадеб, сколько справляется их обыкновенно перед наступлением Великого поста, а потому свадьбы в эту летнюю пору, оставляя довольно редкие случаи, обращали на себя в прежнее время особенное внимание петербургских жителей и преимущественно жительниц, особенно если справлялись так называемые богатые свадьбы, и такие свадьбы готовились на 19 июля 1750 года. Тем еще более заняли охотников и охотниц до всяких зрелищ предстоявшие свадьбы, что по городу разнеслась молва, что на этих свадьбах женихи будут подневольные, а невесты – девицы, «очреватевшие» от своих соблазнителей. В Петербурге все говорили об этих свадьбах и желали посмотреть на женихов, обязанных повенчаться против воли по постановлению комиссии, наведшей ужас на множество петербургских женихов.

В день, назначенный для свадеб Попова и Ладыгина, потянулись по Невской першпективе к Казанскому собору толпы народа нескончаемой вереницей, а также загромыхали тогдашние тяжелые кареты и берлины, в которых ехали знатные обоего пола персоны, желавшие тоже посмотреть на брачующихся.

В то время Казанский собор стоял на том же месте, на котором находится и ныне, но он вовсе и не был таким великолепным храмом, какой был сооружен впоследствии. Старинный Казанский собор был небольшой деревянной церковью крайне незатейливой и, можно даже сказать, уродливой архитектуры, но, несмотря на это, он считался тогда главным храмом в Петербурге, и в нем отправлялись все торжественные богослужения. В день, назначенный для свадеб адъюнкта астрономии и асессора Коммерц-коллегии, мрачный внутри собор был ярко освещен зажженными в нем паникадилами и свечами перед иконами. Полицейские офицеры и десятские не допускали внутрь церкви никого из «подлого народа», и она наполнилась только знатными персонами, которых, смотря по степени их рангов, полицейские офицеры предупредительно провожали в церковь вперед, через плотно стоявшую толпу.

На правой стороне церкви, как бы таясь от всех, стоял сильно приунывший адъюнкт, тогда как асессор важно и спокойно прохаживался около поставленного перед царскими вратами аналоя, как бы стараясь быть на виду у всех. Ладыгин, поняв, что он никоим образом не избегнет предстоявшей ему участи, собрался с силами и теперь казался не только равнодушным, но и веселым, каким он был всегда.

Так как при императрице Елизавете Петровне, любившей церковное пение, церковные наши песнопения начали принимать оттенок итальянской музыки, то у нас в церквах стали вводить так называемые концерты. На свадьбы Попова и Ладыгина послана была, по приказанию государыни, часть хора придворных певчих, которые и встретили приехавших женихов торжественным песнопением.

Вскоре после того приехали обе невесты, и певчие приветствовали их пением концерта «Гряди, невеста, от Ливана!». Вся церковь пришла в движение, все кинулись вперед и приподнимались на цыпочки, чтобы лучше посмотреть на приехавших невест, роскошно разодетых гардеробмейстериною государыни. Свадьбы отличались, по-видимому, большою пышностью, так как комиссия, по внушению ее президента, хотела тем самым показать жителям столицы, что хотя обольщение непорочных девиц не проходит даром легкомысленным волокитам, но что вместе с тем государыня, строго держась закона, изданного блаженной памяти ее родителем, изливает свои непомерные щедроты на тех, которые сделались жертвами соблазна и обмана, будучи увлечены невольно в пропасть греховную.

Главным распорядителем брачных торжеств был Демидов и председательствуемая им комиссия. Она явилась в собор в полном составе, в праздничной одежде. Президент ее строго посматривал кругом, как будто отыскивая тех, кого за их любовные «упражнения» следовало бы по закону поставить под венец.

Во время бракосочетания адъюнкт и его невеста стояли приунывши. Он скорбел о своем мимолетном увлечении и о сделанном им промахе, а она раскаивалась в той хитрости, которую употребила, чтобы женить на себе раба Божьего Никиту против его воли.

Совсем иначе держали себя асессор и его невеста. Он с полным равнодушием глядел на свою невесту и с легкой усмешкой на окружавшую их толпу, среди которой видел немало и своих знакомых, и своих приятелей. Невеста смотрела на всех как бы вызывающим взглядом, но, следуя русскому обычаю, не раз принималась хныкать под венцом, закрывая лицо платком и оплакивая свое девство, хотя такое оплакивание, судя по сильно уже раздавшейся ее талии, и казалось довольно запоздалым.

Когда кончился брачный обряд и молодые стали садиться в подъехавшие кареты, их окружила плотная толпа, среди которой шли самые разнообразные толки. Многие, особенно женщины, восхваляли справедливость и мудрость государыни, желавшей положить конец соблазну молодых, неопытных девушек; другие же находили, что от подневольных браков не будет никакого добра.

Убедившись после обвенчания Попова и Ладыгина в своем неограниченном полновластии, комиссия принялась действовать еще усерднее и еще отважнее, чем прежде. Против нее поднялся в Петербурге сильный ропот, и Мавра Егоровна Шувалова, находя, что ветреникам и ветреницам задана уже хорошая острастка, начала склонять государыню к отмене тех чрезвычайно строгих мер в отношении чиновных персон, которые приняты были комиссией. Под влиянием ее государыня приказала 1 августа 1750 года написать из кабинета новый именной указ с. – петербургской полицеймейстерской канцелярии. По скромности нашего щепетильного в иных случаях времени не совсем было бы удобно передавать некоторые выражения и слова, встречающиеся в этом указе, а потому мы сообщим его содержание в смягченных выражениях.

Так как оказалось, говорилось в этом указе, что некоторые женщины, подлежащие ведению комиссии о безбрачных, кроются около Петербурга по разным островам, «а иные и в Кронштадт ретировались», того ради ее императорское величество указала: таких женщин как иноземок, так и русских сыскивать, и имеет полицейская главная канцелярия приказать по всем островам от полиции определенным командам смотреть и, «пристойным образом разведывая, оных ловить и приводить в главную полицию, а оттуда присылать в комиссию, и притом оным командам накрепко подтвердить, чтобы честным дамам и людям насильств, обид и примет никаких не чинили».

Указом этим была сдержана излишняя ретивость комиссии, напугавшей своими действиями всех грешников и грешниц по любовным «произвождениям».

Главная виновница всего переполоха, «принцесса», беспрепятственно уехала за границу, и неизвестно, встретила ли она опять Станислава Понятовского, которого полюбила со всем пылом молодой страсти. Сохранилось только известие, да и то не вполне достоверное, что впоследствии она жила в Триесте, где вышла замуж за богатого итальянского негоцианта и считалась дочерью короля польского Августа II.

Понятовский, сделавшийся благодаря покровительству Екатерины II королем польским под именем Станислава-Августа, женился уже в преклонных годах, но брак этот никогда не был объявлен, так как по принятому им при избрании его на престол условию он имел право жениться только на той невесте, которую изберет ему сейм Речи Посполитой. Такой способ сватовства королю не нравился, и он, постоянно окруженный роем хорошеньких женщин, вовсе и не думал о приискании себе постоянной подруги жизни до тех пор, пока наступившая старость показала ему, что пришел конец мимолетных утех и что ему остается только обзавестись преданным другом, какого он и нашел в лице вдовой графини Грабовской, с которой он еще до брака с нею успел сжиться в течение многих лет.

Освобожденную из-под ареста Дрезденшу, признанную по решению комиссии главною развратительницею всего Петербурга, наказали, как говорили, жестоко розгами и после того выслали из пределов Российского государства.

По странной случайности из всех лиц, прикосновенных к переполоху, долее всего сохранилась память о друге принцессы, графе Дмитревском, и сохранилась она в летописи нашего театра. Когда императрице Елизавете Петровне был в первый раз представлен актер Нарыков, то императрица, пораженная его сходством с графом Дмитревским, повелела ему носить фамилию графа, и под этою фамилиею он составил себе на нашей сцене громкую известность.

Мало-помалу в Петербурге стали забывать о страшном переполохе, произведенном комиссиею о безбрачных, а затем исчезло о ней и всякое воспоминание, как исчезает и все в водовороте людской жизни…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации