Текст книги "Стыдно быть несчастливым"

Стыдно быть несчастливым
лирика
Евгений Казмировский

© Евгений Казмировский, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.

Об авторе. Родился в 1954 году в г. Фрунзе (ныне Бешкек), с 1978 года живет в Санкт-Петербурге. Капитан 2 ранга в отставке. Номинант премии «Поэт 2011-2015 года». Последние публикации в 20, 21, 22, 25, 27, 28 выпусках международного альманаха «Чувства без границ».

Издательством «Altaspera Publishing & Literary Agency Inc.» (Торонто, Канада) выпущен сборник стихов «Пришельцы из 20-го столетия».

Моя жизнь (пролог)

 
Жизнь моя – прочитанный буклет,
Все дела, события не новы.
В памяти он не оставит след
И не станет библией толковой.
 
 
Жизнь моя – кому-то вечно дань,
Дань любви, почету, страху, риску.
Жизнь моя, как трепетная лань,
Что с ослом навряд ли станет близко.
 

 
Жизнь моя – потерянный рывок,
И глядит мне в спину грустно тренер.
Жизнь моя, я подвожу итог:
Мой рекорд сегодня не оценен.
 
 
Жизнь моя – в тоннеле яркий свет.
Что там ждет меня в конце тоннеля?
Может, встречу чудный я рассвет?
Может, от безумства поседею?
 
 
Жизнь моя! Такая уж как есть!
Кто тебя, скажи, когда чеканил?
Есть в тебе рельефы – совесть, честь —
Борозды, оставленные мамой.
 

 
Жизнь моя, дай мне еще глоток
Твоего ко мне благоволенья,
И не буду к падшим я жесток,
И не буду мыслями растерян.
 
 
Жизнь моя, поверь, я соберусь.
Я еще хлебну со дна погуще.
Вечной истины, конечно тяжек груз,
Но гораздо все же смерти лучше.
 

Гражданская лирика

Не в наших силах угадать подчас,

Когда усталость нас, кряхтя, обнимет,

Но пусть наступит этот грустный час

Когда последний враг окоп покинет!

Пришельцы из 20-го столетия

Посвящается выпускникам ВВМУРЭ

им. А. С. Попова 1976 года.

 
Над летним Петергофом тишина,
Полночных соловьёв умолкли трели.
Лишь братии курсантской не до сна —
До выпуска осталось две недели.
Романтика, прогулки до утра,
Объятья пылкие при свете бледной ночи —
Всё это в прошлом, такова игра,
И правила менять никто не хочет.
 
 
Когда-нибудь под тяжестью невзгод
Во сне всплывёт вдруг праздничной химерой
Беспечный мир, где всё наоборот:
Где в очереди ты всё время первый,
Где всё логично, где у неба – синь,
А черноту никто не красит белым…
Остынь, дружок, всё это сон, остынь!
Оставь мечты и занимайся делом.
 
 
Поре беспечной наступил конец,
Что впереди? Пока ещё не ясно.
Но если жизнь в тебя вдохнул творец,
Надеюсь, он трудился не напрасно.
Что наши судьбы нам приберегли?
К чему на деле прилагать усилья?
Погоны липкой тяжестью легли
На безмятежно сложенные крылья.
 
 
Смогу ли воспарить когда-нибудь,
И хватит ли мне силы для полёта?
Как в оглавленье книги заглянуть?
А меньше станет ли от этого заботы?
Прошли года, под гримом стариков
Не распознаешь нас, двадцатилетних,
Свободных от проблем и животов,
Пришельцев из двадцатого столетья.
 
 
В помине нет уж той большой страны,
Которой мы на верность присягали,
И хоть кровавой не было войны,
А флот мы безвозвратно потеряли.
Кому-то строить, а кому крушить —
Стяжать не сложно славу Герострата…
Потомков жаль, а нам уж не дожить
Ни до прискорбной, ни до светлой даты.
Пока ж лихая не пришла пора,
Сегодня вспомним… те, что уцелели:
Конец семидесятых, двор Петра,
До выпуска осталось две недели.
 

Остановка

 
Весенний день опрятен и согрет
И заставляет по-другому мыслить.
Но наши планы все сведя на «нет»,
Автомобиль наш на дороге «виснет».
Поняв, что дел здесь явно не на час,
Рискнул я прогуляться вдоль дороги,
Где пролетал на скорости не раз,
С проворством деревенской недотроги.
 
 
Мой интерес привлек мемориал.
Таких немало вдоль дорог пылится.
Быть может, кто-то лихачу воздал,
И к месту гибели навряд ли возвратится.
Но этот был ухожен и угрюм,
И даже оборудован скамейкой.
Сюда не долетал с дороги шум,
И кто-то там возился в телогрейке
 
 
Я подошёл, старик оставил кисть,
Которой бережно колонку красил.
«Погибшим здесь, вам сохранившим жизнь
От Сашки» – так гласила надпись.
Возможно вид мой – замечал не раз —
Щит недоверия способен был разрушить,
Но как священнику свою излил он душу.
Прохожему – послушайте рассказ.
 
 
Их привезли к нам на страстной неделе
С курсантской срочно призванных скамьи.
Им, не обстрелянным, казалось там, в апреле
Что им открыты тайны всей земли.
Они были насмешливы, безусы.
И счет своим канонам был открыт:
Греха страшнее не было, чем трусость,
Почетней участи, коли в бою убит.
 
 
Но это всё, конечно, в идеале.
Истории исход известен всем —
«Фашистам что положено «отвалим»
И – вновь к решенью истинных проблем».
Но жизнь хлестнула жёстко, непривычно.
Запасный полк, вдруг ставший основным,
Пал полностью своим составом личным,
Оставив шанс для жизни остальным.
 
 
Наутро похоронная команда
Нашла его среди остывших тел,
Что защитили Сашку от снаряда,
Который до окопа долетел.
Отправлен в тыл, по всей стране скитался,
Учился, честно родине служил.
Но на земле тот уголок остался,
Которым он всё время дорожил.
 
 
Вернулся. Что ж? – былой деревни нету.
Шоссе шумливое, покошенный погост.
И в том краю, где он явился свету,
Вдруг оказался не желанный гость.
Все превозмог – ребята «подсобили»
И, как не странно, местный депутат.
И вот над безымянною могилой
Встал монумент, дразня электорат.
 
 
Я был повержен, стиснут, в прах раздавлен.
Превратностей не чувствуя судьбы,
Торгуясь в мелочах, теряем в главном,
И – вновь плацдарм оставлен без борьбы.
А он живёт по собственным законам,
Отточенным резцом его души.
И будет мир всегда к нему с поклоном,
Каким бы ни был этот мир большим.
 
 
Послушай, может, тут… ещё… оградку…
И деньги сунул, словно сбросил груз.
Ушёл к машине скоро, без оглядки,
Наверно зная – больше не вернусь.
Мельканье дней не составляет повесть.
Привычно протерев очков стекло,
Из мелочей сложить пытаюсь «совесть»,
Но мне в который раз не повезло.
 

Письмо с фронта

 
Блиндаж наш освещён неярким светом,
Ребята добирают сон беспечно.
Письмо авось закончить до рассвета,
И, может, Кай наш сложит слово «вечность».
 
 
Вот скоро май и тишина такая!
Стрелять наверно пушки утомились?
Каким богам молиться я не знаю,
Я просто отдаюсь весне на милость.
 
 
Что по тебе тоскую – это знаешь!
Мне остаётся лишь в удачу верить.
Здесь каждый день сто жизней проживаешь,
И столько же живёшь в объятьях смерти.
 
 
Я на войне живу надеждой встречи,
Надежда эта даже раны лечит.
 

Память

 
Вновь память – нашей жизни метроном
Качнёт весной по обнажённым нервам,
И затеснятся мысли о былом:
О том победном бое и о первом.
 
 
Не оценить живущим в тишине
Заслуги ваши в битве за отчизну,
Ведь каждый день, прожитый в той войне,
Был равен подвигу в привычной мирной жизни.
 
 
Не в наших силах угадать подчас,
Когда усталость нас, кряхтя, обнимет,
Но пусть наступит этот грустный час,
Когда последний враг окоп покинет!
 
 
Пусть тёплых дней не смолкнет хоровод,
И рощи вновь обильно зеленеют!
Вы много отдали за тот победный год,
И с каждым годом жертва все ценнее.
 

Автобус победы

 
По улицам, хлебнувшим горя впрок
Чудовищной блокадною зимой,
Проплыл автобус – исторический лубок,
От прочих отличаясь новизной.
 
 
Георгиевская лента, алый фон,
Чуть впереди – осанистый овал
Вождя, чтоб не осталось у сторон
Сомнений, кто победу нам ковал.
 
 
Как вовремя возник ты, «культпросвет»,
Воздать тебе всегда готов за труд
Доживший мой израненный сосед,
Ну, и другой «непросвещенный люд».
 
 
Казалось, память – словно сталь крепка.
Но знает ли зачавший маскарад,
Как проредила Сталина рука
Людей, что отстояли Ленинград?
 
 
«Пришла пора – твердит апологет —
Вам жить с историей, какую заслужил…»
А как быть с теми, чей затоптан след,
И не найти в седой степи могил?
 
 
Дай бог, сегодня в споре повезёт.
А вдруг назавтра, птиц спугнувши клин,
Расправит крылья Сталин-самолёт,
Известный друг детей, герой былин?
 

В преддверии Дня Победы (65-ой годовщины) приверженцам Иосифа Сталина удалось привлечь внимание к себе и своему кумиру: коммунисты Петербурга и Ленинградской области (КПЛО) покатались по Невскому проспекту на автобусе с портретом генералиссимуса на борту. Городские власти, похоже, не придали акции особенного значения, ведь, и в самом деле, мало ли курсирует по городу автобусов.

Плохо

Посвящается 120-летию В. Маяковского

 
Зачем расстраивать Верону
Бесплодьем пламенной любви?
Зачем расходовать патроны,
Когда закончились бои?
 
 
Победа не далась. Так что же?
Ей, даме, логика претит.
Но и проблемы снять не может
Демонстративный суицид.
 
 
Кто объяснит потом народу,
Что благороден был порыв
Противодействовать природе,
А не банальный нервный срыв.
 
 
Всегда возможны варианты
Сберечь и имя и живот.
Увы, не свойственен гиганту
Простейшей гаммы поворот.
 
 
Сложи бессвязных слов весомость,
Помножь на суть забытых снов —
Получишь неопределённость
Без смысла, цели и основ.
 
 
Прошла эпоха одиночек
И божества сменил телец.
Неотвратимость. Ставлю точку,
Впуская в грудь свою свинец.
 

Если друг оказался вдруг

К 75-летию В. Высоцкого

 
На сердце отбивают ритм,
беснуясь, черти —
та, что воздвиг я на Олимп,
ушла со смертным.
 
 
Была б потере грош цена —
не этот случай:
богинею была жена,
с ней – друг мой лучший.
 
 
Как будем этот груз нести
всю жизнь без злобы?
Не просто будет объяснить,
но ты попробуй.
 
 
Фальшивит скорый мадригал
на каждой ноте.
То, что любовью ты назвал,
иначе – похоть.
 
 
Словами дружбу не спасти,
лишь губит слово.
Измену я давно простил —
Разочарован…
 

Жаркое лето 2010

 
Не снимает жар закат светила.
По грехам и наказанье наше —
Просто озарений ждать уставши,
Небо свою помощь прекратило.
 
 
Чуть в делах затор – с мольбою к Богу.
Церковь мнится, как толковый стряпчий,
Что сулит просящему удачу,
Не заботясь о морали строго.
 
 
Искренность в молитвах лишь отчасти.
Лишь тогда, когда совсем «припёрло»,
Надрываем у распятья горло,
В суетных делах моля участье.
 
 
Только ведь у всякого кредита
Есть и обязательства, и сроки.
Наши показатели – убоги,
Наши планы – белой ниткой шиты.
 
 
Опыт был: таких не смыть потопом.
Он решил тогда нас всех зажарить.
Как известно, страсть «покулинарить»
Выше наслаждения «полопать».
 
 
Боже, сжалься! Грех свой осознали
Твои дети! Стоит ли так злиться?
Может, разучились мы молиться,
Но твоими быть не перестали.
 
 
Пусть сегодня вопреки прогнозу
Хлынет дождь, как на исходе мая.
Скажут, мол, циклон, но я-то знаю:
То твои, отеческие слезы!
 

Романс

Галине Улетовой – автору и исполнительнице романсов

 
Концерт окончен, с вами я прощаюсь,
Но сон тяжёл в гостиничной тиши:
Как вам почти случайно удавались,
Аккорды дивные из струн моей души?
 
 
Казалось, душу вычерпал без меры,
Но, окунувшись в омут ваших глаз,
Я чувствую: осталась горстка веры
Да и любви достаточный запас.
 
 
Его растрачу я без сожаленья.
Ведь игроку всегда оставлен шанс —
Едва оправившись от прежних заблуждений,
Опять влюбиться как в последний раз.
 
 
Богиня, не останьтесь безучастны
К готовности опять на плаху лечь.
Не верю, что старания напрасны —
Вы не дадите голову отсечь.
 

Философская лирика

Как неуютно неприкаянной душе

Свой век, как крест, нести в сомненьях тяжких

на отвоеванном у смерти рубеже

который жизнью ты зовешь, бедняжка.

Наваждение

Веленью божию, о муза, будь послушна

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца

А. С. Пушкин

1

 
По полочкам все мысли разложив,
Способен буду ли на лёгкие безумства?
Ведь мир, наверно, потому и жив,
Что алгеброй не поверяет чувства.
 
 
И подсознание поныне правит бал,
А, может нам пока его не трогать —
Я б никогда с дивана не вставал,
Когда бы подбирал опоре ногу.
 
 
Что ж, может быть, для опций естества
Не надо новых создавать законов,
Кроме природных, но для волшебства,
Наверно, есть особые каноны.
 

 
О, как звучит фальшиво нота «ля»,
Где «си» должно – настройщик тут схалтурил.
Мы всё всегда считаем до рубля,
Скаредной слепо следуя натуре.
 
 
А здесь внезапно голос задрожал —
Смятенье чувств, а, может, лицемерье.
Спрос на поступок сильно вздорожал,
и я просящему сегодня не поверил.
 

2

 
Приятель, погоди, оставь упрёки.
Иду на ощупь, как по битому стеклу.
Мне сердце сжало неожиданно на вдохе,
Не выдохну – наверное, умру.
 
 
Я выплесну, а после по крупицам
В Прокруста ложе чувства уложу,
А если хочешь, всё представлю в лицах —
Твоим признаньем тоже дорожу.
 
 
И уж тогда незримые химеры
Плоть обретут в хорее иль ямБе.
Для дам изысканных заучат кавалеры
Послания, что посвящал тебе.
 
 
И в новом качестве с трудом я их узнаю.
Как выглядит новорожденный плод?
А этот мыт, облизан, обожаем.
Так, может, умер недоношенный урод?
 
 
Нет, он живёт. И критик безутешен —
Бесстрастна тема и отточен слог.
Хвала Всевышнему – души не тронул грешной.
Я вечно предан буду за урок.
 

3

 
В который раз, как только стих читаю,
Под утро светлым наважденьем ставший,
Парит над пропастью душа моя святая,
И ей, поверь, ни капельки не страшно.
 

Путь истины

…претерпевший же до конца спасётся

Евангелие от Матфея

 
Многолетний нарыв не доказанных истин
Неожиданно вскроет прозрения нож,
Что в мерцании звёзд больше жизни и смысла,
И цена лучшим помыслам ломаный грош.
 
 
Что ж, с годами, мой друг, мы становимся строже
К нашим чувствам, кумирам, объёму речей.
Вот сейчас всех богатств мне на свете дороже
Твой доверчивый сон у меня на плече.
 

 
Сатана и Господь вновь в бессмысленном споре,
Где разменной монетой несчастный Иов,
Но спасёт две души в бурном алчущем море
Тихий солнечный остров, где правит Любовь!
 

Бессонница

 
Всё жизнь расставит по местам:
рациональность миром правит.
Вершины, что не сдались нам,
потомкам покорять оставим.
 
 
Затихнут в шуме городском
побед одержанных фанфары.
И будет вновь не крепким сон
в плену воспоминаний старых.
 
 
Я здесь. Готов вернуть долги
за ваши муки, ваши слёзы.
Друзьями прежние враги
становятся, но будет поздно.
 
 
Что ж, до рассвета есть запас
в ушах звенящего безмолвья.
И вновь готов я слушать вас
и сам не буду многословен.
 
 
Пусть на заре другого дня
достанет неги и покоя
и тем, кто обманул меня,
и вам, обманутые мною!
 

Вне времени и пространства

И если через сотни лет

Придёт отряд раскапывать наш город,

Так я хотел бы, чтоб меня нашли

Оставшимся навек в твоих объятьях,

Засыпанного новою золою.

И. Бродский

 
Вне времени и пространства
Горизонта упругая нить.
Заразившись его постоянством,
Не стремлюсь ничего изменить.
 
 
Не прошу изменения участи,
В дальний ящик упрячу мечты.
Буду жить каждый день, как получится,
И причина безволия – ты.
 
 
Как рассвет разрушает устои —
Благость ночи на утра полёт,
Так и встреча моя с тобою —
Это новой судьбы поворот.
 
 
Пусть не терпит судьба постоянства,
Но за этот отчаянный грех
Попрошу я прощенья у тех,
Кто вне времени и пространства.
 

Кошмар

Что же остается человеку

За его труды и томления сердца,

Над чем он трудится под солнцем?

Ибо все его дни – печали и заботы его – это скорби,

Даже ночью нет сердцу покоя,

Даже это – тоже тщета.

Книга Экклесиаст Глава 2

 
Утонувший в пустоте
Бесконечных заблуждений,
Я парю на высоте,
Но, увы, не положенья.
 
 
Подо мною облака,
Предрассветных снов химеры,
И конкуровы барьеры
Как угроза седокам.
 
 
Я сегодня нарасхват,
Но триумф, поверьте, пирров:
Удружил мне мой собрат
Нынче главный бал вампиров.
 
 
Угадать кому из них
Приглянулось мое сердце?
Мне б живым теплом согреться,
Чтобы стук зубов утих.
 
 
Трубку взял: «ноль два», «ноль три»
Набираю – помогите.
Я ещё живой внутри,
Различаю цепь событий.
 
 
Снова утро, солнце ввысь.
Новый день. Прощай кошмары.
Хорошо, что санитары
До меня не добрались.
 

В жизни как на сцене (акро)

 
Веселья нет мне на чужом пиру,
Желаю звездопад счастливый с неба.
Из памяти опять тебя сотру:
Зачем мне тот, кто мне опорой не был.
Надену вновь свой праздничный наряд,
Иллюзию создам счастливой дамы.
 
 
Кто нынче жертвы? Ну-ка, встаньте в ряд:
Ангажемент для новой мелодрамы.
Кривое зеркало не отразит лица,
 
 
Не станет белым, что чернО, по сути.
Актёр на сцене в маске подлеца
 
 
Стяжать в миру злодея вряд ли будет.
Цена потери – мой воздушный шаг,
Естественный, не то, что шаг под грузом.
Нет, ты, по сути, вовсе мне не враг,
Есть благо – быть не связанной союзом.
 
 
Офелия, подруга, будь собой!
Держись подальше от интриг дворцовых!
Недуг не излечим вовеки твой,
А рок сулит лишь сонм страданий новых.
 
 
Интригу пьесы видишь между строк:
Грех помышлять, что быт изменит платье…
Разрушить всё способен твой звонок,
А я опять паду в твои объятья…
 

Моя душа поет и плачет (акро)

 
Мой беспокойный путь мне предназначен свыше,
От вещего клубка отматываю нить.
Я – шут и лицедей, я вновь на сцену вышел
 
 
Для вас, мои друзья, чужую жизнь прожить.
Укромный уголок открою в вашем сердце,
Шагать за горизонт заставлю в мире грез.
Ах, ваша жизнь пресна, ей не хватает специй?
 
 
Пусть свежий каламбур вас рассмешит до слёз.
Офелия скучна? Джульетта вам приелась? —
Есть вариант сойти за Алигьери в ад.
Трагедия в душе страшней болезни тела,
И я своей игрой помочь вам буду рад.
 

 
Пусть не волшебник я, но ваших душ целитель,
Лечить мне все сложней: состарилась душа.
Актёр живет, пока есть благодарный зритель,
Что будет с ним потом лишь зрителю решать.
Есть в волшебстве моём один момент печальный —
Триумф оплачивать бессонными ночами.
 

Где поезд в детство (акро)

 
Гоняешься за призрачной мечтой,
Дыхание с трудом переводя.
Есть шанс ли обрести душе покой:
 
 
Живёт он в тихом шелесте дождя?
Есть шанс ли не ругаться, не страдать,
 
 
Потерь не знать и мелочных забот —
О чем мечтать? Чего еще желать?
Есть шанс ли угадать от счастья код?
За что к иным Господь благоволит,
Другим же достаются лишь пинки?
 
 
В каком яйце Кощея смерть лежит —
Другим путем с ним сладить не с руки?
Есть шанс ли возвратиться хоть на миг
Туда, где я брожу в уютном сне,
Свободном от занудных дел дневных?
Там мама тихо подойдет ко мне.
В который раз, лишь пожурив шутя,
Обнимет неразумное дитя…
 

Артист – натура нежная (акро)

 
Афишу треплет беспощадный ветер,
Рвёт алчно то, что составляло жизнь.
Тебе уже софит в глаза не светит
И зритель не кричит в экстазе «Бис!»
Сыграл давно ты бенефис, дружище,
Тепло души, отдав ему сполна.
 
 
Никто с тобой общения не ищет.
Аншлаг, антракт, а дальше – тишина.
Теперь твой зритель – верный кот Василий,
Уютно греющий подагру старых ног.
Раб сцены сбросил цепи без усилий,
Ах, он вернулся в рабство, если б мог!
 
 
Не выносим и горек пресс забвенья.
Его бы с радостью на сцену поменял.
Живёт душа, не знающая лени,
Но пуст сейчас, когда-то полный зал.
А, помнишь, начиналось как тогда?
Явленье первое. Ваш выход, господа!
 

Моя мелодия (акро)

 
Минорный лейтмотив, опять гитара плачет.
Осенний произвол бросает струны в дрожь.
Я расскажу тебе, хоть я плохой рассказчик,
 
 
Мне надо рассказать… и ты меня поймешь.
Едва ли объясню, чем вызваны раздумья,
Ловлю особый ритм иного бытия,
Обнажена душа, недолго до безумья.
Достаточно лишь шаг и – вот за гранью я.
И если эту боль не вынесет гитара,
Я сердцем допою, пока я с ним в ладу.
Избитые слова в плену пристрастий старых,
Давлюсь вчерашним днем и лучшего не жду.
О, помоги, струна, не рвись на самом пике,
Ложатся звуки в лад по правилам родства,
Единство пальцев-струн как в таинстве великом
Меняют пресный мир, добавив волшебства.
 
 
Я простоял всю ночь в слезах, закрыв глаза.
О чём гитары плач? Зачем бежит слеза?
Меняет краски звук, являя чудеса!
 

Полет во сне… (акро)

 
Парение над бездной вдали от суеты,
От пошлости помпезной на облаке мечты.
Лететь по вольной воле на хрупком корабле —
Едва ли кто позволит такое на земле.
Так ярок, независим, ничем не сокрушим
 
 
Виток свободы мысли над городом большим.
Одно лишь огорчает уже немало лет:
 
 
Судёнышко растает, когда блеснет рассвет.
На юте склянки грустно пробьют в последний раз.
Едва ли боль отпустит, пришедшая сейчас.
 
 
Ищу судьбу получше, не веря в чудеса,
Не удосужась слушать ушедших голоса.
А ведь когда летал я по ветру над дождем,
Я слышал голос мамы, я был предупрежден.
Вновь «наступил на грабли», как будто место знал.
Унёс мечту кораблик, я снова опоздал…
 

Сердечная недостаточность

 
В бездушной череде февральских дней
Общения однообразен круг.
Когда без света день, и ночь длинней,
И в тишине один лишь сердца стук…
 
 
Не предсказуем и тревожен путь.
Все долу взгляд, когда так манит высь…
Зря убеждать меня передохнуть:
Жестокий ритм навязывает жизнь.
 
 
Не уберег себя от седины,
Но, не дождётесь пышных похорон!
Вновь на земле ристалище весны,
А, значит, я – без памяти влюблен.
 
 
Прости меня, мой безотказный друг,
За то, что отдыха тебя лишил,
Взваливши на себя забот сундук:
Как ты подсказывал, так я и жил.
 
 
Тебе достался я, увы, такой —
Без памяти, без стержня и основ.
Я отвергаю призрачный покой!
Я ставлю всё на новую любовь!
 

Поэт и центурион

Подражание Иосифу Бродскому

 
Ушла. И некого винить!
А пепел её тонкой сигареты
Как прах любви. Его похоронить
Желания и силы нету!
 
 
Ты облачишься в серый балахон
И тихо будешь ждать центуриона.
Придёт он, а меня свезёт Харон
В Аид под ваши сладостные стоны.
Уж лучше смерть, чем видеть мне
Тебя в объятиях другого.
Я подготовлен к ней вполне.
Пусть прогневить могу я Бога,
Но драхму приберёг, а не псалтырь
В последний путь вне всяких правил,
Чтобы угрюмый поводырь
Меня нарочно не оставил
На этих берегах, и чтоб
Душа моя здесь не блуждала,
И не касалась милых стоп,
Присутствием не досаждала
 
 
Однажды он оставит дом,
Чтоб в бой вести свою когорту.
Никто не знает, что потом,
Ведь в гороскопе строчки стёрты.
И, может, он в объятиях другой
Тебя забудет, как с тобой бывало,
А, может, завершит неравный бой,
Сражённый неприятельским кинжалом.
 
 
Растаял сон, и кто же виноват,
Что он – лишь плод воображенья
В миру, где чёрт, увы, не брат,
А служба Кесарю – свободы выраженье.
Где даже суд не знает правых дел…
Заметит ли Юстиция подмену?
Я выиграл бы спор, когда б умел
Определить добру и злобе цену.