Текст книги "Факультет рыболовной магии"

Глава пятая
Один веселый Воль-Дер-Мар

– Мой дедушка, когда ему было сто девяносто девять лет, во время своей девяносто девятой свадьбы однажды сказал…

Железяка уже сбился со счета, – в который раз он слышал сегодня это, не меняющееся начало каждого из тостов, произносимых Воль-Дель-Маром. Еще не далее часа назад в трактире от посетителей буквально яблоку негде было упасть. Теперь же заведение, к большому неудовольствию его хозяина – гнома Моги-Йоги, заметно опустело.

А причиной этого, по мнению трактирщика, были тролли, которые обычно в гости к нему не жаловали. Да и что им было делать там, где не подавали специфические тролльские угощения – кремниевку и каменевку, заменявших им горячительные напитки? Нечего! Потому и обходили тролли «русалок» стороной. И вот – на тебе, пожаловали! Двое! Причем, один из них, которого звали Щербень, оказался в форме факультетского магостража и, по мнению окружающих, явно намеревался воспользоваться своим правом «привлекать к ответственности всех нарушителей общественного порядка».

Ну, а какое может быть веселье без нарушений? Вот и потянулись на выход, чтобы не быть «привлеченными», одна компания за другой: и гномы, и лекпины, и даже гоблины. Щербень же пробрался в самый темный угол и там, никому не видимый, притаился, изредка похрустывая своими ковшеподобными челюстями. Посетители трактира этот подозрительный хруст хорошо слышали, и он им очень не нравился.

Однако истинную причину зубодробительных звуков знала только наша четверка. Хрустел Щербень кварцем, которым угостил его Пуслан. Сам победитель недавних отборочных соревнований по мормышке уже «нахрустелся» и сейчас находился в полудремотном состоянии. В такое же состояние, судя по всему, вскоре должен был впасть и магостраж, – пару кусочков кварца, которые он успел употребить, были немаленькими. Посему, по сравнению с великанами, и Тубуз с Железякой, и Воль-Дель-Мар, пусть и успевшие достаточно хлебнуть пива, все же не настолько еще опьянели, чтобы задремать.

– Так вот, – продолжал тост Воль-Дель-Мар. – Мой дедушка сказал: «Когда я еще не был дедушкой, мой дедушка во время похорон своего дедушки однажды сказал…»

– Так-так-так, Воль-Дер-Мурр, – прервал тамаду, откуда ни возьмись появившийся кот Шермилло. – Все про своего дедуш-шку рассказываеш-шь? Молодежь спаиваеш-шь!

– А-а-а, меховой! – улыбнулся Воль-Дер-Мар. И вдруг вскочил, вплотную приблизился к коту, после чего они резко развернулись друг к другу спинами, слегка стукнулись лопатками, повернулись обратно. Длинный кошачий хвост ткнулся человеку в живот, Воль-Дер-Мар зажал его ладонями, Шермилло, в свою очередь, прижал его руки когтистыми лапами, после чего руки, лапы и хвост стремительно замелькали в воздухе, совершая замысловатые пассы. Лекпины недоумевающе наблюдали за необычным действом, и только когда в завершение Шермилло спокойно протянул вперед правую лапу, а Воль-Дер-Мар стиснул ее правой рукой и потряс, они догадались, что это было своеобразным приветствием.

– Никто никого не спаивает, – сказал Воль-Дер-Мар, усаживаясь на свое место. – Сам ведь знаешь: выпить пивчанского за отлично сданные экзамены – святое дело!

– Так то – за все экзамены, а эти отроки только первый сдали, – прицепился Шермилло. – Ты тоже знаеш-шь – я не против разных там отмечаний. Но представляеш-шь, что по твоей вине эти трое оставш-шиеся экзамены завалят. Не простиш-шь ты себе этого, ох, не простиш-шь…

– Успокойся, меховой, – не стал продолжать спор Воль-Дер-Мар, – мы как раз уходить собирались. А ты иди лучше, молочка попей. Эй, Мога-Йога, – счет! Я плачу за эту троицу и за полтора литра молока для этого котяры тоже.

Через минуту-другую они оказались на улице. Железяка вспомнил про оставшегося в трактире Щербеня, но слегка протрезвевший Пуслан сказал, что его родича, скорее всего, уснувшего, лучше оставить в покое.

– В таком случае я предлагаю направиться в мое скромное жилище и там продолжить, – предложил Воль-Дер-Мар.

Никто не возражал. Лекпины премного были наслышаны о своем новом знакомом. Славился Воль-Дер-Мар веселым, разудалым нравом, помыслами был чист, обаятелен, общителен и добродушен, умел ладить со многими. Кроме того, его великолепные баллады, исполняемые им на самодельном многострунном инструменте, больше всего напоминающим гусли, были известны далеко за пределами факультетского замка. В свое время Воль-Дер-Мар отучился на отделении спиннинга, да так и остался при Факультете. Никто толком не знал, чем он зарабатывает на жизнь. Однако Железяка небезосновательно считал, что подружиться с этим человеком было бы не только здорово, но еще и очень полезно. Воль-Дер-Мар был просто кладезем разнообразной информации, знал все новости и сплетни, а Алефа интересовало буквально все, связанное с Факультетом.

– Воль, а ты не мог бы нам про себя рассказать? Откуда ты родом, как на Факультет поступил и вообще… – попросил лекпин.

– О-о-о, друзья мои, это очень интересная и удивительная история, – улыбнулся Воль-Дер-Мар. – Вообще-то рассказывать ее надо в подробностях и не на ходу, а, к примеру, поедая ароматную ушицу на речном бережку. И когда-нибудь я поведаю ее вам во всех деталях. Ну а пока мы дойдем до моего скромного домишки – расскажу в двух словах.

Родился я в далеком отсюда маленьком и очень уютном городке с названием Мар. Вокруг леса, рядом река, а воздух – сами понимаете какой! Хорошо! Только вот нечисти всякой в округе многовато было. Но это так, ерунда… А славился наш городок ткачеством. И ковры там ткали, и веревки плели, и все такое, а Лига, к которой я с рождения принадлежал, вышивала гобелены из восточных нитей да северных паутин. Был я сначала подмастерьем, потом до мастера дорос, и работа мне очень нравилась, но… Постоянно томила меня тяга к рыбалке. Как улучу свободный момент, так на Щуку иду. Так наша речка называется. Она у нас славная – широкая, да глубокая, и рыбы разной в ней водится много.

Ловил я в той речке рыбку. А все, что было с рыбалкой связано, всю красоту и величие природы, всю неповторимость каждой поклевочки, каждого мига удачи, каждой рыбки пойманной на свои гобелены переносил. Стали те гобелены у купцов очень большим спросом пользоваться, в другие страны продаваться. Разбогател я даже, хотя мог бы и дворянский титул купить, гобелены вышивая, если бы рыбалке так много времени не уделял. Но без рыбалки я жить не мог…

И вот однажды, после того, как поймал свою очередную рекордную рыбину, приснился мне ночью сон. Вроде как иду я на рыбалку, а навстречу человек, одетый в четырехцветную мантию. С черной шевелюрой и черными глазами, да такими колючими, прямо насквозь меня буравящими. И говорит он мне: ступай, мол, на юго-запад, там твое предназначение и счастье твое, мол, тоже там…

– И что? – не удержался Железяка.

– Да ничего. Проснулся я. Но на следующую ночь сон этот один к одному повторился. И повторялся так каждую ночь в течение трех месяцев. А весна пришла, забросил я ремесло, закрыл мастерскую, да и рванул на юго-запад. Путь свой не помню. Но нечисть меня не тронула, словно что-то отгоняло ее от меня. Шел, как в народе говорится, куда глаза глядят. И пришел сюда, к стенам факультетского замка. И первым человеком, кого я здесь повстречал, был тот самый, из моих снов. Знаете, кто это был?

– Кто? – одновременно спросили Алеф и Тубуз.

– Декан наш, Эразм Кшиштовицкий собственной персоной! И знаете, что он сказал?

– Что? – этот вопрос задали уже трое – к лекпинам присоединился почти окончательно протрезвевший Пуслан.

– Долго ты шел, – сказал мне Эразм, – но знал я, что обязательно дойдешь. Ибо в книге рыболовных таинств о тебе сказано: «…и придет он с северо-востока, и принесет тканей чудесных с рыболовными узорами, и поступит на Факультет Рыболовной магии, и будет ловить рыбу и изучать магию, и Прорыв без него не остановить…»

– Прорыв? – Удивился Пуслан. – В наших легендах есть про Прорыв. Гр. Это когда нечисть влезть в наш мир? Я думал, гр, это враки.

– Я тоже, – сказал Тубуз, – я тоже думал, что это бабкины сказки…

– Нет, друзья мои, это не сказки. Не все, что в легендах говорится, правда, а кое-что в них и не сказано вовсе. Но Прорыв – штука страшная и подробности про это вам знать пока не положено. В свое время все узнаете… Если, конечно, на Факультет поступите.

Они остановились на углу невысокой узорчатой ограды, где была калитка, оказавшаяся незапертой.

– Вот здесь и находится мое скромное жилище, – Воль-Дер-Мар толкнул калитку и пропустил друзей вперед.

Дома видно не было, он утопал в гуще фруктовых деревьев. Сливы соседствовали с грушами, яблони особенных северных сортов росли рядом с абрикосовыми и персиковыми деревьями, были среди них и такие деревья, названия которых знал только хозяин этого сада.

Идя мимо них, мимо этих аппетитно свисающих красных персиков и прозрачно-наливных яблок, лекпины еле сдерживались, чтобы не подпрыгнуть и не сорвать вкуснотищу. Они не делали это только из уважения к хозяину. Воль-Дель-Мар же, словно не замечая наворачивающиеся у гостей слюнки, вел их по утоптанной песчаной тропинке.

Внимание Железяки привлекло очень необычное дерево: листьев на нем не было, вместо них на сучьях торчали короткие толстенькие отростки с утолщениями на концах. На некоторых сучьях часть отростков была аккуратно срезана.

– Воль, как это называется? – не удержался от вопроса Алеф.

– Воблерное дерево, – пояснил тот. – Таких во всей округе только три. Два в саду у Кшиштовицкого и вот это. Лучшие в Среднешиманье плавающие воблеры получаются именно из него. Но срезать заготовки можно только в определенные дни и в определенные часы. В свое время, если поступите и доучитесь до четвертого курса, вы об этом узнаете. Кстати, дерево охраняется…

Воль-Дель-Мар указал на землю. Его гости посмотрели вниз и увидели глядящую на них из травы средних размеров болотную черепаху. Шея черепахи была до предела вытянута, рот приоткрыт. Выражение ее морды было такое, что Железяке показалось, будто черепаха вот-вот зарычит, а если возникнет необходимость, то готова и прыгнуть, укусить, или, или…

– Это Манюанна Пятая, – сказал Воль-Дель-Мар, – Еще где-то шастают Манюанны Вторая, Четвертая и Девятнадцатая.

Однажды, когда я учился на первом курсе, решил поспиннинговать на одном сильно заросшем водоемчике – Восьмигранной старице. Из-за травы блесну там провести практически невозможно, но я все-таки пытался и случайно зацепил за хвост мамашу этих черепашек – Манюаннищу. Она очень испугалась, переживая, что пойдет на черепаховый суп, но я всегда считал, что употреблять в пищу этих замечательных созданий – кощунство. Манюанннища была отпущена восвояси, а в благодарность, когда у меня появился этот дом и сад, она решила выделить в стражи своих дочурок. Они мне очень преданны, даже преданнее и исполнительнее морских щенков. Хотя, конечно, благодаря своей внешности, порой, вводят злоумышленников в заблуждение. Мол, что эти неповоротливые черепашки сделать могут. Но как же злоумышленники потом в своем заблуждении раскаиваются!

– Ты хочешь сказать, – решил уточнить Тубуз, – что если кто-то без твоего спроса решит с этого дерева веточку для воблера срезать…

– То моментально останется, как минимум, без одного пальца на ноге, – сказал Воль-Дер-Мар. – Воровать нехорошо, и наказание за воровство должно быть жестоким.

– Так значит, если бы я пару минут назад без спроса сорвал с твоего дерева абрикосик, то был бы сейчас калекой? – возмутился Тубуз.

– Без спроса, гр, нельзя! – сказал тролль.

– Согласен с Пусланом на все сто, – кивнул Воль-Дель-Мар. – Но не переживай, друг мой. Ведь вы гости, а фрукты и любые угощения в этом саду и в доме можете употреблять, меня не спрашивая. Вот только трогать воблерное дерево – ни-ни! И не потому, что веточку жалко, но если не вовремя срезы делать, дерево погибнуть может. Это, кстати, и тройникового дерева касается.

– А это что такое? – удивился Железяка.

– Сейчас скажет, что на нем крючки растут, – усмехнулся Тубуз.

– К сожалению, очень медленно растут, – не обратил внимания на иронию Воль-Дер-Мар. – Урожай один раз в несколько зим бывает. Но зато тройнички на нем – иголки тоньше. И главное – заточки не требуют!

Через несколько шагов они увидели тройниковое дерево, у которого словно из-под земли выросла и встала в «стойку» еще одна Манюанна. Приближаться к дереву сразу отпало всякое желание и пришлось рассматривать его метров с двух. Оно было усыпано коричневатыми листьями, а на концах некоторых веточек, приглядевшись, можно было различить малюсенькие крючки-тройнички.

– И когда же, э-э, урожай созреет? – спросил Алеф.

– Да к вашим выпускным экзаменам в аккурат и опадут тройнички, – сказал Воль-Дер-Мар. – А прежде, пока они на ветках, срывать их нет смысла. Даже опасно. У них, как бы, существует инстинкт впивания. Другими словами, если ты тройник рвешь, он тебе в отместку крючками в пальцы впивается, и что самое неприятное – обязательно всеми тремя крючками в три пальца. И хорошо еще, если только на одной руке…

– Опасное деревце, – прокомментировал Тубуз.

– Ничего опасного, если его не трогать.

Наконец, они очутились перед домом, дверь в который тоже оказалась незапертой, однако, прежде чем переступить порог, Железяка успел заметить морду еще одной Манюанны, высунувшуюся из-за растущих рядом с крыльцом лопухов.

Первое что бросалось в глаза в парадной комнате, был герб Факультета Рыболовной магии, вышитый на большом гобелене, который занимал всю противоположную входу стену. На других стенах, также обитых гобеленами, на разноцветных лентах висело множество медалей и почетных свитков в изящных рамках из красного дерева. Был в комнате и традиционный для домов факультетского городка камин, на полке которого теснились призовые пивные кружки и кубки, деревянные, бронзовые и даже золотые статуэтки рыб, причем, исключительно хищных. Большие окна обрамляли шикарные занавески из настоящего восточного шелка, на подоконниках стояли цветочные горшки с невиданными растениями. На полу лежали звериные шкуры. Стульев или табуреток не было, вместо них по комнате были разбросаны толстые подушечки. Справа от камина находился столик, заставленный разнокалиберными бутылками, рюмками, бокалами, фужерами и кружками, слева на специальной подставке соседствовали два пивных бочонка внушительных размеров, с деревянными краниками.

– Располагайтесь, друзья мои, – радушно предложил Воль-Дер-Мар, – и чувствуйте себя, как дома у старого надежного друга.

Подойдя к камину, он сделал несколько пассов, что-то пробормотал, и дрова в камине зашипели и вспыхнули. Прежде чем устроиться напротив огня, Железяка подошел к окну, где на широком подоконнике под хрустальным колпаком рос очень красивый, в виде двойной спирали белоснежный цветок. Из любопытства лекпин приподнял колпак и склонился над цветком, но моментально от него отстранился из-за ударившего в нос запаха… рыбьей крови.

– Этот очень редкий цветочек называется «Судачья страсть», – сказал скривившемуся лекпину Воль-Дер-Мар. – Имеет очень неплохой эффект для привлечения мохнорылого судака, если в ночь перед рыбалкой в специально приготовленный настой из одного лепестка положить поролоновую рыбку. Но потом эту рыбку можно брать только в специальных перчатках, чтобы запах крови не перебил посторонние запахи.

Лекпины и Воль-Дер-Мар уселись на подушечки напротив камина. Пуслан, который предпочитал держаться от огня подальше, расположился под гобеленом с гербом Факультета и сразу запустил руку в сумку с кварцем.

– А может тебе придется больше по вкусу каменная восточная настойка? – спросил у тролля хозяин дома.

– Гр, гр, у тебя есть каменка? – удивился Пуслан. – Да я, гр, очень ее. Я могу дать за нее, – он вновь полез в сумку.

– Не надо ничего давать, – остановил его Воль-Дер-Мар. – Я угощаю от чистого сердца.

Он порылся среди бутылок на столике и достал бесформенную, совершенно непрозрачную посудину, у которой кто-то, кажется, отгрыз горлышко.

– Я пробовал этот… каменный напиток, но вкуса как-то не уловил. Но ощущения своеобразные. Держи.

Пуслан ловко поймал посудину и аккуратно откусил от нее маленький кусочек. Его тут же два раза передернуло, тролль смачно крякнул и расплылся в улыбке.

– Ну а вы, друзья мои, наливайте себе кто чего желает, – сказал Воль-Дер-Мар.

Тубуз взял со стола высокую пивную кружку, на которой была нарисована раскрытая щучья пасть, пробитая сверху тройником маленькой вертящейся блесны, и подобрался к пивным бочонкам. На секунду замешкавшись, он подставил кружку под кран правого бочонка и открыл его.

– Угадал. Светлое факультетское, – удовлетворенно сказал Тубуз. Темное пиво он тоже любил, но оно действовало на лекпина слишком опьяняюще, и после пары кружек с ним, как правило, случались разные неприятности. В последний раз он пил темное во время отборочных соревнований Железяки, и это закончилось тем, что Тубуз заступил за границу зоны, и нарушителя укусил за ногу магический рак…

– Конечно, светлое, – Воль-Дель-Мар улыбнулся в свои пышные усы. – Если бы ты пожелал темного или светлого другого сорта, то потекло бы именно оно.

– Как это?

– Магия. Внутри эти бочонки разделены на отсеки, заполненные разными сортами пива. Каждый отсек заряжен на исходящее желание от того, кто берется рукой за краник, и моментально оказывается напротив этого краника. Все достаточно просто.

– Здорово! – Тубуз пригубил из кружки. – Холодненькое. Я думал – будет теплым, ведь рядом с камином стоит.

– Я же тебе говорю – магия. Бытовая магия третьей степени.

Железяка пожелал себе портера, и темное карамельное пиво сильной струей ударило в донышко кружки. На ней, помимо рисунка вылетающей из воды никогда не виданной им рыбы была выгравирована надпись: «Участнику Кубка по ловле на спиннинг магической форели. 9-е место».

Заметив, что лекпин прочитал надпись, Воль-Дер-Мар сказал:

– Эту кружечку я привез со своего первого и самого неудачного выступления на Кубке. Потом ни разу ниже пятого места не опускался.

– Везет тебе, – сказал Тубуз. – Но ничего, мы тоже кое-что завоюем!

– Согласен целиком и полностью, – улыбнулся Воль-Дер-Мар. – И за ваши будущие успехи я предлагаю поднять тост.

Он взял прозрачный бокал и наполнил его розоватым вином из бутылки синего стекла.

– Мой дедушка, когда ему было сто девяносто девять лет, во время своей девяносто девятой свадьбы однажды сказал: «Много лет прожил я на этом свете, многое видел, многое испытал. И всегда я жил одним очень важным вопросом – что же будет дальше, что ожидает меня в будущем? Возможно, именно это любопытство и стало причиной моего долголетия». Итак, за наше любопытство и за будущее!

Чтобы чокнуться, Пуслан покинул свое место. Кружки, бокал и бесформенная посудина сдвинулись, лекпины и человек выпили, тролль откусил кусочек и вернулся к гобелену с гербом.

– Вы мне, друзья, сразу приглянулись, – сказал Воль-Дер-Мар, вытирая ладонью усы. – Есть во всех вас что-то такое стоящее. Дух, что ли, в вас правильный. У меня ведь на существа с гнильцой особый нюх имеется. За три версты бестию чую. Еще, конечно, парочку-другую заклинаний применишь, и все как на ладошке видно.

– Гр, – подал голос Пуслан, – мы – тролли, разные бываем, гр, гр. Есть такие, какие могут и гномом закусить и даже, гр, человеком. Но наши, восточные, давно не так. Вот! Гр!

– А мы-то – простые лекпины, – сказал Железяка, переглянувшись с Тубузом. – Что в нас такого особенного?

– Об этом ни вы, ни я, ни кто другой пока не знает, – сказал Воль-Дер-Мар. – Но когда-нибудь все обо всем узнают. А сейчас давайте-ка, обновим наши кружечки, и я вам что-нибудь расскажу.

– А ты можешь про Факультет наш рассказать? И про герб факультетский? – спросил Алеф, подставляя кружку под бочонок.

– Конечно! Вот смотрите, – Воль-Дер-Мар показал на гобелен, под которым возлежал Пуслан. – Был этот герб создан в день образования Факультета Рыболовной магии, и все в нем имеет свое назначение.

Щит герба эльфийского фасона с двух сторон держат в лапах два морских пса лазурного цвета. Морские псы, на самом деле, существа очень загадочные, водятся они не только в морях и океанах, но и прекрасно себя чувствуют в пресной воде. Кстати, очень славные звери, а морские щенки такие забавные. Некоторые маги даже умудряются приучать их.

Поле щита разбито на четыре части. По количеству главенствующих отделений факультета. Верхнее правое поле, что вишневого цвета, означает мой любимый спиннинг, нижнее красное – цвет отделения нахлыста, нижнее зеленое – отделение зимней рыбалки, верхнее темно-красное – отделение поплавочной удочки. В центре герба – серебряный рыбодракон с растопыренным спинным плавником – как самая ценная, редкая и почетная добыча рыболовного мага. Не многие из известных мне уважаемых профессоров могут похвастать таким трофеем…

– Я сегодня видел картину, на которой Эразм Кшиштовицкий как раз тащит на спиннинг огромного рыбодракона, – сказал Железяка.

– Ха! На самом деле это, мягко говоря, художественный вымысел. Насколько я знаю, наш декан лавливал в своей жизни рыбодраконов, но только не такой рекордной величины, – Воль-Дер-Мар вновь наполнил свой бокал и продолжил: – Вы, наверняка, встречали в журналах гравюры, где рыболов держит на вытянутых руках пойманную рыбу, и только один ее глаз, кажется больше головы самого рыболова. Можно себе представить, сколько такая рыбка должна весить, и каким надо быть силачом, чтобы ее на вытянутых руках держать! Обычный эффект «вытянутых рук»!

– Значит, Кшиштовицкий…

– Скажу вам, друзья мои, по секрету – наш декан любит слегка преувеличить свои рыбацкие подвиги. Впрочем, как и большинство рыболовов.

Неожиданно в дверь громко постучали, отчего гости вздрогнули, а Воль-Дер-Мар спокойно обернулся и, повысив голос, спросил:

– Кому угодно беспокоить меня?

– Благородный эльф Лукиин и его товарищи пришли к Воль-Дер-Мару, зная, что у него в гостях присутствуют интересующий нас лекпин. Дело не терпит отлагательства.

Железяка и Тубуз, обеспокоено переглянувшись, вскочили на ноги. Слегка осоловевший Пуслан приподнялся на локте и нахмурился. Воль-Дер-Мар же лишь подмигнул им и сделал жест рукой, что все в порядке.

– Заходите, благородные эльфы и расскажите мне и моим друзьям о своем неотложном деле.

Дверь открылась, в комнату один за другим вошли семь или восемь эльфов. Они остановились посередине комнаты, образовав полукруг, в центре которого был самый старший из них – Лукиин. Лица эльфов были хмурыми, лицо Воль-Дер-Мара же, вставшего напротив их, наоборот, расплывалось в улыбке. Лукиин выдержал небольшую паузу и, обежав взглядом комнату, увидел, что кроме хозяина, лекпинов и возвышавшегося за их спинами тролля, в ней больше никого нет, сказал:

– Благородным эльфам необходимо урегулировать важнейшую проблему, которая возникла по вине одного из представителей нашего народа. Вина его тяжела, и снять эту тяжесть может лишь пострадавший, – Лукиин сделал паузу. Видно было, что речь дается ему непросто. Гордо вскинув голову, он продолжил: – Благородные эльфы очень надеются, что пострадавший проявит благородство и забудет нанесенное ему оскорбление. К сожалению, я лишь сегодня узнал о случившемся. Но мы знаем, что это щекотливое дело до сих пор не предано широкой огласке…

– В первую очередь, почтенный Лукиин, – прервал его Воль-Дер-Мар, – хотелось знать, о каком щекотливом деле идет речь?

– Вот, он все вам расскажет, – эльф вытолкнул впереди себя потупившегося Мухоола.

– Я, ну, виноват, – еле слышно заговорил тот. – Меня… бес морской попутал… Я, ну, на отборах у Железяки рыбу утянул. Я никогда больше не стану… Прошу простить, вот!

Мухоол поднял голову и посмотрел в глаза Алефа. Лекпин вдруг ужасно покраснел, словно он сам совершил неблаговидный поступок и теперь при всех приносил извинения. Он сделал три шага вперед и молча протянул эльфу руку. Мухоол пожал ее, скупо улыбнувшись.

– Что ж, инцидент исчерпан? – спросил Воль-Дер-Мар. – Ведь, насколько я понимаю, о нем никто, кроме непосредственных участников и не знал? – он посмотрел на Железяку.

– Да, я никому не говорил…

– Вот и замечательно! – воскликнул Воль-Дер-Мар.

– Лично я, – вновь взял голос Лукиин, – еще раз приношу глубокие извинения перед лекпином Железякой и выражаю надежду, что случившееся не станет препятствием для хороших взаимоотношений между вами и нашей многочисленной диаспорой!

Лукиин церемонно поклонился и отступил на два шага. Остальные эльфы тоже поклонились, и в ответ отвесили поклоны Воль-Дер-Мар, Железяка, Тубуз и, глядя на них, поднявшийся на ноги Пуслан. Затем вперед вышел худой голубоглазый эльф в вишневом плаще и, одарив всех улыбкой, сказал, обращаясь к Алефу:

– Эльфы благодарят молодого лекпина Железяку за проявленное им благородство и просят принять в дар этот инструмент, который бывает так необходим во многих рыболовных делах.

Он протянул на ладони предмет сантиметров десять в длину и сантиметра три в диаметре, с виду напоминавший обычный толстенький сучок, долгое время пролежавший в воде. Алеф хотел его взять, но тут эльф слегка зажал сучок, и из него вдруг выдвинулось тонкое стальное лезвие. Еще одно нажатие, и вместо лезвия появился длинный пинцет, еще одно – миниатюрные ножницы…

– Это называется Изымс, – сказал эльф, передавая инструмент лекпину. – В нем набор эльфийских инструментов на все случаи жизни. Береги.

– Спасибо, – только и сказал Железяка.

– Что ж, друзья, – вновь взял слово хозяин дома, – щекотливого дела больше нет, все улажено, поэтому предлагаю отметить это событие глотком славного вина!

Все подошли к заставленному бутылками столику; рюмки, бокалы и фужеры наполнились разноцветными напитками, все выпили, а Пуслан откусил очередной кусочек от своей кремниевой посудины…

* * *

– Дорогой Малач, ты вручил Железяке Изымс?

Прежде чем задать этот вопрос, Воль-Дер-Мар проводил голубоглазого эльфа в свой кабинет и плотно прикрыл дверь.

– И скажи, к чему вся эта пафосность? Взаимоотношения! Многочисленная диаспора… Ведь атмосфера итак напряжена дальше некуда! А если бы Железяка вдруг оказался совсем не таким простым парнем, а затаил бы на вашего Мухоола обиду и, вместо того, чтобы помириться, плюнул бы ему в физиономию?

– Как много вопросов сразу, дорогой Воль! – эльф сделал глоток пенящегося оранжевого вина и поставил высокий прозрачный фужер на самый край стола, так что сдвинься он еще на миллиметр и полетел бы на пол. Потом посмотрел на часы, висящие на стене между двумя барометрами. Часы представляли собой широко открытую, ощетинившуюся острыми зубами и клыками рыбью пасть. Минутная стрелка отсутствовала, вместо этого через каждые шестьдесят секунд в пасти подсвечивался фосфорным цветом соответствующий зуб или клык. Часовой стрелкой служил вращающийся по «циферблату» удлиненный острый рыбий язык. Сейчас, судя по расположению языка и подсвеченному зубу, была где-то половина девятого вечера.

– Попробую ответить, но не по порядку. В отношении пафосности – ты же знаешь нашего Лукиина, его церемониальность и прочее…

Воль-Дер-Мар согласно покачал головой.

– Ну, а твой новый друг Железяка, к счастью, оказался не болтливым – чему есть веские подтверждения, и, надеюсь, не злопамятным. Хотя, последнее качество, на мой взгляд, не из самых лучших. Кто забывает обиды – рискует второй раз наступить на одни и те же грабли. По поводу же Изымса, ты знаешь, эльфы редко раздаривают свои инструменты. Но здесь особый случай. Ведь, как ты сам только что сказал, атмосфера напряжена достаточно сильно. Неудачная попытка Прорыва, думаю, оказалась таковой лишь потому, что это был разведочный шаг. Нам грозит гораздо большее зло.

– Да, знаю я, знаю, – сказал Воль-Дер-Мар, глядя на фужер, вот-вот готовый упасть со стола.

– И это зло, к сожалению, творим мы сами… – Малач посмотрел в глаза Воль-Дер-Мару, ожидая вопроса, который тот не замедлил задать.

– Что ты имеешь в виду?

– Помнишь, как горячо ты отстаивал идею увеличить тираж «Факультетского вестника», чтобы распространять его за стенами замка и вообще по всему Среднешиманью?

– Совет ордена монахов-рыболовов эту идею поддержал…

– Да, поддержал. И главный редактор вестника, мой соплеменник Алимк, не замедлил этим воспользоваться, потребовал увеличить финансирование, чтобы расширить штат.

– Я в курсе…

– Да, да! Обычно ты бываешь в курсе всего, что творится вокруг! – не сдержавшись, эльф повысил голос. – Только ты, скорее всего, не в курсе, что себе в заместители Алимк взял небезызвестного тебе господина Репфа! И ты еще не видел передовую статью обновленного «Факультетского вестника» этим господином Репфом сочиненную! А нашим хитровыделанным Алимком напечатанную!!!

Малач распахнул свой плащ и выхватил из бокового кармана сложенный вдвое газетный листок:

– Полюбуйся, а я послушаю, что ты на это скажешь? – он передал листок Воль-Дер-Мару, не глядя, подхватил со стола фужер, присел на место, где тот стоял, и сделал пару глотков.

Воль-Дер-Мар развернул газету и нахмурился впервые за весь день. На первой странице «Факультетского вестника» огромными буквами было набрано название передовой статьи: «СУДЕЙСКАЯ БЕСПРИНЦИПНОСТЬ ИЛИ НЕСЛЫХАННАЯ ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ?» Фамилия автора была набрана еще более крупными и жирными буквами: РЕПФ.

– Этот самый Репф, насколько я помню, раньше писал совершенно нелепые статейки, в которых не было ничего, кроме превознесения собственного «я»! – Возмутился Воль-Дер-Мар. – И Алимк додумался взять в штат это ничтожество?

– Ты прочти, прочти, – усмехнулся Малач, потягивая винцо.

Прежде, чем приняться за чтение, Воль-Дер-Мар подошел к висящей на стене картине, изображавшей вид широкой реки, дотронулся до нижнего края рамы, картина плавно отъехала в сторону, открыв заинтересованному взгляду эльфа миниатюрный бар, заставленный батареей совершенно одинаковых пузатых бутылочек без обычных цветастых наклеек. Воль-Дер-Мар выхватил две, стоявших с краю. Оставшиеся в баре бутылки сами собой передвинулись, и у Малача создалось впечатление, что их количество не уменьшилось. В следующую секунду он поймал, брошенную ему бутылку и ногтем большого пальца поддел пробку, без каких-либо надписей и рисунков. В горлышке запузырилась пена точно такого же вина, которое оставалось на донышке его фужера.

В бутылке Воль-Дер-Мара оказалось такое же вино, которое он пил в гостиной. Сделав добрый глоток, он принялся за чтение:

«Очередной этап отборочных соревнований, прошедших на озере Зуро 15 июня в районе пристани замка Факультета Рыболовной магии, заставил множество собравшихся болельщиков и зрителей-обывателей глубоко усомниться в компетентности судейской бригады, которую, как это ни прискорбно говорить, возглавлял сам декан Факультета Рыболовной магии Эразм Кшиштовицкий! Но обо всем по порядку.