Текст книги "Другая медицина. История врача, который спасает тех, кому некому больше помочь"

Евгений Косовских
Другая медицина. История врача, который спасает тех, кому некому больше помочь

Посвящается Саше, который развернул мою жизнь на 180 градусов

Евгений Косовских

Студент медицинского колледжа, волонтер, создатель проекта помощи бездомных

© Косовских Е. Н., текст, 2018

© Одношевин И. C., фото на обложке, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Введение

Бездомность – одна из глобальных проблем человечества, заключающаяся в отсутствии возможности обеспечения жильем большого количества жителей планеты. Она может быть хронической или ситуационной; добровольной либо вынужденной.

В настоящее время стало обыденным явлением то, что люди живут на улице в ужасающих условиях, и даже если человеку очень плохо, но он бездомный, чаще всего сострадания к нему и желания помочь у прохожих не возникает. Бездомные становятся инвалидами и погибают из-за болезней, которые давным-давно научились лечить. Бездомность – болезнь не человека, лишенного своего дома, это болезнь цивилизации.

В городе Челябинске, по официальной статистике прошедшего года, 5100 человек (а по неофициальной статистике – 10 800) живут на улице и нуждаются в лечебно-профилактической помощи, но не имеют возможности обратиться в лечебные учреждения ввиду трудной жизненной ситуации и социальной незащищенности.

Недоступность горячей еды и питьевой воды, а также отсутствие элементарных санитарно-гигиенических условий (мытье рук, мытье тела, стирка одежды и белья, уличный туалет), жилье на теплотрассах, легкая одежда при внешних низких температурах – существенные объективные причины ослабленной сопротивляемости организма к заболеваниям, сниженной способности выдерживать физические и психологические нагрузки в процессе бездомного существования.

Заболеваемость среди бездомных туберкулезом – 45 %, вирусным гепатитом В и С – 36 %, ВИЧ – 28 %, вирусным гепатитом А – 53 %, а также среди болезней бездомных: пневмония, септицемия, чесотка, импетиго, опоясывающий лишай, бородавки, эритромелалгия, педикулез, себорейный дерматит и глубокий тромбоз вен с возможными третичными осложнениями в виде трофической язвы (92 %) или легочной эмболии (4,5 %). Смертность среди бездомных, проживающих на улице, очень высока: максимальный период жизни на улице – 7 лет.

Термин «уличная медицина» был придуман доктором Джимом Уизерсом. Уличная медицина – отдельный раздел в медицине, отвечающий за оказание медицинской помощи пациентам, не имеющим возможности получить ее в условиях ЛПУ (бездомные, беженцы). При этом официальной даты зарождения уличной медицины нет, но исторические факты указывают на врачей, бесплатно оказывающих помощь рабам еще в Древнем Египте.

Во время одной из самых страшных эпидемий чумы прошлого тысячелетия, разразившейся на территории Европы в 1348 году, были впервые организованы отряды из медицинских сестер и докторов из церковных приходов по приказу Папы Римского. Помощь оказывалась всем одинаково, независимо от социального статуса и гражданства заболевшего чумой.

Эта традиция продолжилась и во времена более современных революций, войн и репрессий: монахини католических и православных храмов продолжали помогать нуждающимся, а кроме того, к ним примкнули врачи и средний медицинский персонал.

В настоящее время в европейских странах и США организована отдельная служба уличной медицины. Сотрудник данной службы имеет не только медицинское, но и психологическое образование, а кроме того, каждый врач принимает в передвижной мини-диагностической лаборатории, где можно провести экспресс-тест на многие вирусные заболевания, туберкулез, определить степень сепсиса, уровень гормонов в крови и выявить некоторые генетические заболевания. Хирургические инструменты и медицинские принадлежности позволяют провести многие операции прямо в автомобиле.

Финансирует деятельность уличной медицины непосредственно правительство. Заработная плата сотрудника значительно выше по сравнению с заработной платой сотрудников лечебных учреждений, кроме того, таким врачам предоставляется оплачиваемый отпуск два раза в год, но кадров все равно не хватает, так как условия работы действительно очень тяжелые. Правительство США из-за нехватки кадров службы уличной медицины приглашает сотрудников из Международного Красного Креста.

В царской России существовала правовая норма, определяющая бродяжничество. Бродягами считались люди, которые бесцельно бродят от одного места к другому, без денег и без желания работать. Само бродяжничество было запрещено и преследовалось законом с довольно суровыми наказаниями в случае поимки.

В СССР Конституция гарантировала предоставление и распределение бесплатного жилья для жителей страны, но, несмотря на мощную организацию Советского Союза, все же бездомные в больших городах были. И если им требовалась медицинская помощь, то бездомный кроме полной санитарной обработки получал и полноценное лечение. Затем его передавали в наркологическое отделение или в дом-интернат.

С 1991 года, после распада СССР, количество бездомных людей значительно увеличилось. Причины для этого многочисленны: ослабление административного контроля, массовое закрытие предприятий, институтов, сокращение рабочих мест день ото дня. Людей из рабочих общежитий начали выгонять на улицу, неприватизированные квартиры, коммунальные квартиры частично расформировывались. Произошла отмена уголовного преследования по статье «тунеядство», неспособность части людей приспособиться к новым неолиберальным реформам, освобождение заключенных из тюрем – все это привело тысячи людей к жизни на улице.

В современной России в политической журналистике и средствах массовой информации чаще всего для определения бездомного используется слово «бомж» (от милицейской аббревиатуры – «Без определенного места жительства»).

В России нелегко и недешево восстановить утраченные документы, они часто привязаны к месту регистрации, которой у бездомных людей нет. Невозможность восстановить паспорт и другие бумаги становится серьезной проблемой для человека, которая не позволяет ему вернуться к обычной жизни. А на улице бездомный человек может потерять их очень быстро: ему просто негде хранить ни свои вещи, ни документы.

В нашей стране нет доступной и по-настоящему эффективной системы государственной помощи людям в кризисной ситуации. Проекты, подобные «Другой медицине», – это новое явление, пока еще не набравшее силу и огласку, но уже помогшее тысячам людей, оказавшимся на улице.

Глава 1
Саша

Это был обычный день, похожий на любой другой, но запомню я его навсегда.

Утром в четверг я привычной дорогой шел в городскую клиническую больницу, в которой в то время проходил практику. Несмотря на то что было начало весны, на улице царили жуткий холод и промозглый ветер, который продувал насквозь мой пуховик. Пока я мерз и жалел о том, что пошел пешком, а не воспользовался транспортом, в мыслях выстраивался план дня: управиться в больнице за три часа, затем побежать на работу, вернуться домой, измерить давление соседке и поставить ей же укол, позаниматься, а кроме того, надо было успеть встретиться с друзьями, давно им обещал. Все, как обычно.

Я тогда учился на втором курсе медицинского колледжа. На днях мы проходили тему про заболевания легких, и, чтобы закрепить полученные знания на практике, наш педагог повел нас в пульмонологическое отделение. Я оказался там впервые. Переодевшись в халат, вымыв руки и получив указания, я пошел осматривать пациентов.

По распределению педагога мне достался дедушка с бронхиальной астмой из палаты № 14. Опрашивая его и прослушивая дыхание в легких, я, как обычно, все записывал в блокнот. Однако сама палата была необычной. Мой взгляд и внимание сразу же, как я зашел, привлек молодой человек, находящийся на соседней кровати. На вид ему было лет 30, он был одет в теплое спортивное трико, толстовку с капюшоном, видимо, сильно мерз. Он сидел ко мне боком, взявшись обеими руками за голову, и пристально смотрел в пол. Его лицо было серого цвета, нос заострен, а большие глаза выражали глубокое страдание. Он не шевелился. Возникло даже ощущение, что и не дышал.

Я осматривал дедушку, а парень продолжал неподвижно сидеть. Когда я вышел из палаты, то направился в ординаторскую, чтобы узнать, кто это такой.

– Что за молодой человек в четырнадцатой палате у окна? Что с ним?

– Ой, не трогайте его, он на контакт ни с кем не идет… Очень сложный в общении, – впопыхах ответила врач и убежала.

Мне нужно было идти по другим палатам, чтобы осмотреть новых пациентов, но Саша (молчаливого парня звали именно так) никак не выходил у меня из головы. Даже когда я возвращался домой после практики, я думал о нем. Идти было сложно, ветер то и дело норовил повалить с ног.

«Кто он? Что с ним? Почему не идет на контакт?» – крутилось в голове, и я решил, что, когда через два дня снова буду в той больнице, обязательно найду способ с ним пообщаться.

Тогда я еще не знал, что это знакомство развернет мою жизнь на 180 градусов.

Через два дня на улице уже светило солнце, и привычная дорога вновь вела меня в ту больницу. Оказавшись на месте, я первым делом пошел в 14-ю палату. За время моего отсутствия здесь многое поменялось. На трех койках у окна были новые пациенты. «Старых», видимо, выписали, и на их место «Скорая медицинская помощь» привезла «замену», но тоже с различной легочной патологией.

Про больничные койки можно говорить много. Постоянно думаю о том, скольких пациентов они повидали, сколько из них выздоровело. Кем были эти люди? Это могли быть артисты, повара, сантехники, слесари, директора магазинов, водители, певцы, даже сами врачи и другой медицинский персонал, ставшие жертвами уральской погоды. Но, главное, пациентов выписывают, а жизнь коек продолжается в больнице.

Молодой человек, занимавший мои мысли, находился на своей койке, будто и не уходил никуда. Сегодня я твердо решил поговорить с ним, несмотря на предостережения врачей по поводу его необщительности. К тому же моего пациента с бронхиальной астмой не было на месте, и я решил подождать его прямо в палате.

Незнакомец сидел ко мне спиной за столом и молча ел. Его голова была опущена, а большие глаза были широко открыты и смотрели как бы сквозь стол, в пустоту. Вся его поза выражала то, о чем мне говорили врачи: молодой человек не был готов общаться. На нем все так же были надеты спортивное трико и толстовка, капюшон которой укрывал лысую голову. В моей голове промелькнула мысль: мерзнет, без волос, скорее всего – после химиотерапии.

Я присел на табурет и потрогал ладонью одеяло его соседа, оно было теплым. «Значит, недавно ушел на спирографию[1]1
  Спирография – это метод оценки состояния легких путем измерения объема и скорости выдыхаемого воздуха. В ходе спирографии может быть определено до двух десятков параметров, описывающих состояние верхних дыхательных путей и легких. – Прим. ред.


[Закрыть] и будет не раньше чем через тридцать минут», – подумал я.

Этого времени вполне хватило бы пообщаться с заинтересовавшим меня молодым человеком. Но как? По заверениям врачей, он был совершенно неконтактен, и я мог его разозлить. Но мое сердце упрямо твердило: «Поговори с ним». И я решился.

– Добрый день, как тебя зовут? – спросил я.

– Саша, – ответил молодой человек.

– Как твое самочувствие? – с осторожностью продолжал я.

– Плохое, – отрезал Саша.

– А какое было вчера?

– Такое же.

В его голосе мне послышалась безысходность, и было видно, что Саше с трудом удается говорить. И физически, и морально. Я задал еще несколько несложных вопросов и, получив на них односложные ответы, предложил Саше осмотреть его. Молодой человек очень глубоко вздохнул, медленно встал и, тяжело передвигая ногами, направился в сторону кровати.

«Рост – около 190 сантиметров, вес на вид – около 80 кг», – машинально отметил я про себя.

Он присел на край кровати, и я начал осмотр. Внутри я ликовал: ведь у меня получилось наладить контакт! Однако при прослушивании левого легкого я не услышал в нем дыхания.

Легкое молчало. Я был очень удивлен.

– Доктор, как вас зовут? – спросил Саша.

– Евгений, – ответил я.

– Просто так? Без отчества? – поинтересовался молодой человек.

– До отчества я еще не дорос, – пошутил я в надежде рассмешить своего пациента. И у меня это получилось.

– Интересный вы доктор, да еще и шутите, – заулыбался он.

Наши глаза встретились. В его взгляде одновременно читались какое-то стеснение, вызов и в то же время разочарование, обида и непонимание. Но больше всего было вопросов: «За что? Почему я?»

– Саша, расскажи мне, пожалуйста, что у тебя произошло. Я постараюсь тебе помочь, – решился я наконец, понимая, что сейчас он расскажет мне о себе.

Мой «новый» пациент вздохнул и начал рассказывать:

– Год назад у меня обнаружили опухоль в легком размером с грецкий орех. Я не воспринял это всерьез и отказался от операции. Не до того было. Семья, работа, ребенка на ноги надо поднимать, – пояснил он. – А потом я просто забыл об этом, думал – само пройдет, но спустя год мне стало очень плохо, так я тут и оказался.

Я почувствовал пробегающие по спине мурашки и наворачивающиеся на глаза слезы. С каждым словом его рассказа мне все больше хотелось хоть как-то помочь своему новому знакомому.

– За год опухоль выросла и дала метастазы в печень и поджелудочную железу, – продолжал Саша. – Мне поставили диагноз: онкология четвертой стадии, сильная анемия. Провели химиотерапию, сделали переливание крови, но гемоглобин держался лишь несколько дней, а затем вновь понизился…

Молодой человек сидел на кровати, с грустью рассказывая мне о своей болезни. Я же не мог его спокойно слушать, понимая, что при таком диагнозе Саше оставалось жить не более двух недель.

Дальше я узнал, что за свои двадцать восемь лет Саша не раз оказывался в сложных жизненных ситуациях. Его мать покончила с собой, когда Саше было 8 лет, отец много пил, а потом и вовсе ушел в другую семью. Где парень только не работал – начиная от пункта по приемке металла, заканчивая баром. Узнав о болезни, родственники затаскали его по народным целителям, а затем в очередной раз отправили в больницу, надеясь на исцеление. Но ничего не помогало.

Сейчас дома вместе с женой и полуторагодовалым сыном Сашу ждала воспитавшая его бабушка.

После этой беседы я стал приходить в больницу, даже когда не было практики. Просто для того, чтобы поговорить с Сашей. Я понимал, что ему это нужно.

– Евгений, – как-то обратился он ко мне, – я ведь поправлюсь? Я – молодой, мне умирать нельзя! Я хочу купить дом за городом, завести хозяйство, варить сыры и продавать экологичные продукты в Челябинске. Хочу большую семью, хочу дочь.

Я смотрел на него и не знал, что ответить. Что бы вы сказали, зная, что человеку осталось не больше двух недель? И я опускал глаза в пол, стараясь улыбаться. В те моменты я чувствовал себя связанным цепями совести: ведь даже так, молчаливо соглашаясь с его планами и давая надежду на жизнь, я лгал ему. Но сказать прямо о скорейшей кончине я просто не мог.

Однажды я снова зашел к Саше в день, когда мне не надо было в больницу.

– Саша, ты ел? – спросил я.

– Нет. Аппетита нет и тошнит, – пожаловался мой пациент.

– Я думаю, тебе просто не с кем поесть. Давай доставай свой пакет из тумбочки, посмотрим, что у тебя там есть. Так… Яблоко, банан, апельсин, вареная кукуруза… Я буду яблоко, – решительно продолжил я и запустил руку в пакет.

Пока я ел яблоко, рассказывая ему увлекательную историю о том, как мы проходили первую практику по сестринскому делу, Саша слопал половину содержимого пакета. На сегодня он был сыт, а я радовался, что смог сделать для него хоть что-то.

Проходили дни, я старался как можно чаще ходить в больницу и общаться с Сашей. Я понимал, что этим поддерживаю его. Но наши разговоры были важны и для меня. Незаметно для обоих мы стали неплохими приятелями и начали обсуждать не только больничные вопросы. Однажды он спросил, что я планирую делать дальше.

– Саша, – начал я, – ты знаешь, я пока точно не могу сказать что, но это будет огромная помощь для людей. Для этого нужно купить авто. Водительские права у меня есть, а вот с маркой автомобиля я не определился, возможно, куплю старенькую иномарку, у меня уже отложена небольшая сумма.

– Не надо иномарку, – отрезал Саша, – я тебе советую купить «Ладу Калину». Это комфортная, неприхотливая, дешевая в обслуживании машина, и она тебя везде будет выручать.

– Только не отечественный автопром! Это точно.

– Еще раз повторяю: тебе нужна «Лада Калина», – настаивал Саша.

Через несколько дней я снова пришел в больницу. В ординаторской уговорил показать мне историю болезни Саши и новые анализы. К сожалению, ничего хорошего в них не было, и я предложил Саше выписаться и отправиться домой, к семье. На самом деле это против правил этики практиканта, так как на врачах всегда лежит огромная ответственность за пациента. Но я искренне считаю, что в таких случаях человеку лучше провести последние дни дома с близкими, чем в палате с зелеными стенами и побеленным потолком, в компании незнакомых кашляющих соседей.

Часть родственников Саши, однако, считали иначе, они начали «давить» на его супругу. Они требовали дальнейшего лечения в стационаре, считали, что так лучше, правильнее, заявили, что смогут о нем позаботиться.

Саша был в растерянности и спросил моего совета. Я даже не заметил, как он стал для меня чем-то бо€льшим, чем просто пациент.

– Евгений, что делать? Они хотят, чтобы я прошел через повторную химиотерапию, они отговаривают супругу принять меня домой, потому что за мной нужен уход, они… они… они… – в растерянности повторял он.

– Саша, – отвечал я спокойно, – у них нет медицинского образования, они не понимают, что сейчас ты слаб и вторая химиотерапия тебя убьет. Твой гемоглобин пока не поднять, а с низким гемоглобином никто химию не делает. Лучше быть дома со своей семьей. В родном доме и стены помогают, – аргументировал я.

И Саша отправился домой, купив все необходимые препараты, а я – начал ездить к нему на дом делать инъекции. Мы с ним беседовали на разные темы, открывали друг другу душу, вместе смеялись и плакали, пили чай и общались с семьей. Однажды его бабушка приготовила «самолепные» вареники. Их вкус я помню до сих пор.

Я навещал Сашу два раза в неделю, чаще не получалось из-за работы. Однажды раздался звонок.

– Евгений, у меня сильные боли опять, а трамадол[2]2
  Трамадол – синтетический опиоидный анальгетик. – Прим. ред.


[Закрыть] на исходе, где его можно достать? – услышал я в трубке голос Саши. – Ведь сейчас будет 8 Марта, три дня праздников.

Я понимал, что пациенту с сильными болями остаться без наркотических обезболивающих – хуже смерти, и пообещал Саше придумать что-нибудь утром.

В аптеки звонить было бесполезно, по закону они не имеют права продать трамадол, даже если человек будет корчиться от болей у окна кассы и держать в руках просроченный рецепт на препарат. Аптеку за это лишат лицензии. Сам же рецепт может дать только участковый врач, у которого в праздники – законный выходной.

Мы решили при сильных болях сразу звонить в «Скорую», но вдруг поступил очередной поздний звонок.

– Евгений, мне как-то нехорошо. Есть ничего не могу, и икота замучила, – пожаловался Саша.

Я сразу же вспомнил выдержки из литературы по онкологии: непроходящая икота является признаком обширного роста метастазов в брюшной полости и сигналом о скорой гибели пациента – и ужаснулся. Но Саша понимал это и без книг. И сказал:

– Если что, ты сможешь быть рядом? Мне страшно умирать!

– Саша, давай я приеду, – предложил я.

– Нет, не нужно, ты, наверное, занят, да и поздно уже. Спасибо за все, – тихо произнес он.

– Хорошо, завтра к вечеру освобожусь и приеду.

– Договорились, буду ждать! Мне так будет спокойнее…

Я положил трубку и поехал по следующим пациентам, меня ждали люди. Но я понимал, что скорее всего это был наш последний разговор с Сашей. Я чувствовал его желание увидеться, хотел держать его за руку в последний момент… Но просто не смог приехать. А он понимал, что есть и другие пациенты, которые нуждаются во внимании.

На следующий день мне позвонила супруга Саши.

– Евгений, здравствуйте. Саши больше нет… – Я слушал ее голос в трубке, но в голове звенела тишина, а ноги словно налились свинцом. – Я уехала за рецептом, а когда вернулась, он уже лежал на кровати, отвернувшись к стенке, и не дышал.

Я винил себя в том, что послушал Сашу и не поехал к нему сразу… Но я не хотел прощаться с ним. Не хотел прощаться с человеком, который за столь короткий срок из незнакомца превратился для меня в близкого друга. С человеком, с которым я мог делиться самым сокровенным и знать, что он всегда меня поймет и поддержит, что-то подскажет или посоветует, разделит мои сомнения, опасения, а при необходимости сможет прямолинейно раскритиковать мои планы. В моем мире Саша оставался живым, поэтому я не смог поехать и на похороны. Я внутренне не мог с ним прощаться, ведь за каких-то два месяца он стал для меня родным.

Саша дал понять мне главное: все в жизни решаемо. Нет никаких преград. Нужно смотреть на жизнь во всех ее измерениях – и тогда мир заиграет всевозможными красками. Саша всегда верил в лучшее до последнего: об этом говорили его глаза и добрая улыбка.

Эту главу я не мог написать около трех месяцев. Но я дал слово: Саша хотел, чтобы, прочитав о его случае, люди не боялись страшных диагнозов, на его примере пациенты планировали свою жизнь дальше, а родственники не терялись и помогали правильно. Ведь семейная поддержка и душевная беседа – это самое важное лекарство для каждого больного.

С семьей Саши мы поддерживаем общение до сих пор. У него растет прекрасный сын. А его жене я передал главное наставление от Саши: чтобы после его смерти она вышла замуж за другого без угрызений совести. Он действительно хотел этого, но супруге так и не сказал.

По его же настоянию я купил «Ладу Калину» – машина действительно служит верой и правдой, помогая мне и моим пациентам. Именно на ней я впервые поехал на выезд проекта «Другая медицина». Именно в ее багажнике я возил лекарства подопечным и вел приемы.

И каждый раз я вспоминал Сашу. Он не открыл сыроварню, не стал отцом дочери, но сделал нечто большее – вдохновил меня. И теперь благодаря ему я могу помогать многим людям и воплощать в жизнь все то, что мы с ним обсуждали.

Но это уже совсем другая история.

В этой книге я расскажу вам о том, как начинался проект «Другая медицина», о наших волонтерах, подопечных, о том, как живут люди улиц, почему их не надо бояться и как мы помогаем им вот уже более двух лет.