Текст книги "Отрок. Женское оружие"

– Ты, что ли, будешь та самая вдовица Арина, которую Немой в походе подобрал? – протянула она насмешливо, оглядывая чужачку с головы до ног.

Аринка напустила на себя простодушный вид, даже рот чуть приоткрыла, захлопала глазами с выражением наивной невинности на лице и спросила с искренним удивлением:

– Не тво-о-ой? А что, там и твой был? Прости, не заметила. У нас в Дубравном дубов много, одним больше, одним меньше. Да и не знаю я, который из них твой-то был?

Аринка еще только начала говорить, а на лице Варвары уже появилось выражение презрительной жалости, ведь судьба пришлой была предопределена заранее: быть обсмеянной и униженной, чтоб сразу место свое поняла и не заносилась. Смысл ответа до первой ратнинской сплетницы дошел только тогда, когда вместо поощрительных смешков она услышала за спиной тишину. Бабы, затаив дыхание, ждали продолжения, прекрасно понимая, что первый отпор Варвару, при ее-то опыте, смутить не должен. Наоборот, только раззадорит, а значит, забава удастся на славу!

Аринка тоже в этом не сомневалась, но совершенно не боялась. Варвару она поняла прекрасно, случалось и не таких окорачивать в Турове – там ей не раз приходилось за себя постоять. Красивая молодая чужачка, не городская, а из дальнего села, да замужем за красавцем Фомой, по которому, что уж там говорить, сохли и девки, и молодые вдовы. Спасибо бабкиной науке – отбилась, а уж тут-то…

– Да уж! Конечно, не мой! – Варвара тем временем задорно подбоченилась и оглянулась на подруг. – Уж мой-то тебя, бесстыдницу, в чем мать родила на руках таскать не стал бы. Тем более, на глазах у отроков.

– Так это ты про Андрея Кириллыча, что ли, любопытствуешь? – просветлела лицом Аринка, будто только сейчас догадавшись, о чем ее спрашивают. – А я-то не пойму никак… Ну да, он уж точно не твой! – согласно кивнула она Варваре. – Ты-то ему зачем? – и, критически осмотрев соперницу, проговорила вроде как про себя. – Да и такое… не то что поднять – волоком не всякий дотащит! Если перекатить только…

В толпе баб кто-то прыснул, видимо, представив себе описанную Аринкой картину. Варвара снова выдержала удар; хоть кровь и прилила к щекам, но ни голос, ни осанка ее не изменились:

– А ты и обрадовалась! Хоть какой, да все ж таки муж потрогал, не побрезговал… после других.

– Ну так ежели ему другие все, как ты, попадались… – сочувственно покивала ей Аринка. – А я-то удивлялась, что он не женат… Ну, да такой воин, из рода высокого, на кого ни попадя и не посмотрит…

– Ну, ты, потас…

– И как твой-то муж справляется, даже удивительно, – продолжила Аринка, словно не слыша противницу. – Это ж от такого счастья и очуметь недолго!

Оглушительный хохот прервал ее на полуслове. Некоторые даже слезы утирали, так их пробрало. Какие-то слова Арины явно попали в «убойное место»: Варвара побагровела и, набрав полную грудь воздуха… выдохнула его, так и не произнеся ни звука.

Причины этого Аринка не поняла, но воспользовалась представившейся паузой, чтобы оглядеться. Во дворе заметно прибавилось народу: кто-то вышел из лавки, да так и остался на крыльце, стараясь не пропустить ни слова, кто-то мимо ворот проходил да подошел поближе, привлеченный собиравшейся толпой. Мужи, правда, до сих пор делали вид, что их мало интересуют бабьи перепалки, хотя некоторые уже посматривали с интересом, ухмылялись в усы и явно ждали продолжения. Несколько баб, подошедших чуть позже, собрались вместе и тихо переговаривались, но что-то не спешили поддержать Аринкиных противниц и стояли хоть и близко, но все-таки особняком. Они и до этого откровенно посмеивались, глядя на односельчанок, а сейчас хохотали громче всех.

«Видно, тут, как и везде, свои раздоры. Похоже, бабы-то между собой не ладят. Хоть и не спешат они явно на мою сторону встать, я для них чужая, но и своим не сочувствуют. Не любят люди сплетниц и скандалисток, нигде не любят. Да что ж я такое сказала-то?»

Чтобы оценить все это, Аринке хватило нескольких мгновений – тех самых, когда, оглушенная ее отповедью и хохотом односельчан Варвара хлопала глазами и разевала рот, впервые, вероятно, не находя слов в ответ. Она давно привыкла, чтобы смеялись не над ней, а вместе с ней, и теперь совершенно от того растерялась, не зная, как быть. К тому же ее сбивало с толку по-прежнему приветливое, немного сочувственное выражение лица Аринки, совершенно не соответствующее тем словам, что как будто отхлестали ее по щекам у всех на виду. Да и произнесены они были не в запале и не со злом – мимоходом, с милой улыбкой, слегка снисходительно. ТАК скандалить Варвара не умела и была совершенно выбита из колеи – это сразу в глаза бросалось. Остальные бабы тоже замолчали, пытаясь осознать происходящее: они привыкли к стычкам с криками, бранью, взаимными обвинениями, порой совершенно нелепыми, но сейчас скандал получался какой-то… неправильный, непонятный, так что даже те, кто уже были готовы заклевать пришелицу, примолкли.

Возможно, Варвара и попыталась бы продолжить, но неожиданно у нее из-под локтя вывернулась какая-то мелкая бабенка весьма неряшливого вида.

– А-а-а! Потаскуха!!! Блудить сюда приперлась!!! Мужей наших… – заголосила она с такой неподдельной злобой в голосе, что Аринка удивилась. Остальные, да хоть вот и Варвара, тоже неласково смотрели, но не так: их неприязнь была как раз вполне объяснима и вписывалась в обычай, но не больше. А у этой все так и кипело внутри, словно приезжая ей самой в чем-то поперек встала.

«Э-э-э, подруженька, а ты тут не слишком в чести, вон как остальные на тебя косятся – без одобрения, даже с насмешкой. Похоже, не очень-то тут к тебе прислушиваются, скорее, терпят только, ну и помыкают тобой, не без этого. Даже Варвара вон поморщилась. А вот ты на них смотришь заискивающе».

– Ой, а что это такое? – с искренним интересом спросила она, одарив распустеху лучезарной улыбкой.

– Где? – та от неожиданности обернулась назад – посмотреть, что это там углядела ненавистная чужачка.

– А что это у вас такое крикливое и чумазое? – поверх головы новой противницы поинтересовалась Аринка у тех баб, что громче других смеялись над Варварой.

– Да это Лушка Безлепа! – весело ответила ей одна из них, явно наслаждаясь происходящим – судя по всему, эта самая Безлепа давно стала всеобщим посмешищем. Оттого, видать, и к Варвариной компании примкнула, чтоб прочие не заклевали.

«И с мужем ты, должно быть, неладно живешь: голубки на подвеске, символ супружества, тусклые, даже заржавели кое-где. Да вон и синяк под глазом еще не совсем прошел, и взгляд затравленный – часто бита бываешь… Ну так и неудивительно – при такой-то неряшливости хорошей хозяйкой не будешь. А муж, должно быть, от такой жены гуляет. Его виноватить ты боишься, так на баб всю свою злость и перенесла. Потому и на меня смотришь заранее, как на врага: соперницу во мне заподозрила…»

– Ты дурочкой-то не прикидывайся… – вякнула было Безлепа, растеряв первоначальный разгон, но не желая останавливаться. Опыт Варвары ее ни чему не научил; остальные-то, кто поумнее, помалкивали.

– Так приходится под тебя подстраиваться, – ласково улыбнулась ей Аринка, – у тебя-то оно само получается.

– Умная больно! – снова срываясь на возмущенный визг, выпалила Лушка в лицо Аринке, опять распаляясь. – Ежели на Немого нацелилась, так того добра и не жалко! Этого лисовиновского цепного пса бери, а других не замай!

«Ну, так и есть! Ох, и дура же… да в придачу еще и ревнива без меры… Вон бабы-то как на нее смотрят – с насмешкой; видать, одно только на уме – что все ее благоверного соблазнить норовят! Но как она на Андрея-то… А ведь остальные явно при этих словах от нее отшатнулись… боятся. Его боятся! Она-то, дура, в запале сама себя не слышит… Ну, зря ты это сказала, голуба, ох, и зря!»

Хоть и разозлилась Аринка, что эта баба смеет так Андрея задевать, но даже бровью не дрогнула, наоборот, улыбнулась ей еще ласковее, словно дорогой подруге. И не сказала – пропела в ответ:

– Преданность да верность мужу не в укор, а воину цепь не наденешь. Вот иных кобелей шелудивых только на цепь и сажать, да и то без пользы: все на сторону смотрят. Но ты не кручинься, мне такие без надобности, только под ногами путаются. Хотя… – Аринка окинула задохнувшуюся от ее слов бабенку жалостливым взглядом, вздохнула с сомнением и покачала головой. – Ведь все равно по чужим дворам бегать не перестанет. Может, где и пожалеют, кость какую кинут, раз дома-то помоями потчуют. Вон, я гляжу, у голубка-то твоего ненаглядного и клюв уже заржавел от такой жизни собачьей, – и кивнула на пояс своей противницы.

И опять ее слова были встречены дружным хохотом со стороны тех баб, что стояли чуть в стороне; Варварины подружки – и те уже откровенно усмехались. Веселились и зрители, собравшиеся поглядеть на бабий скандал; даже мужи теперь не скрывали своего интереса, а некоторые так и вовсе глядели с одобрением на Аринку, которая продолжала сохранять на лице откровенно сочувственное выражение.

Безлепа же вспыхнула до корней волос, растерянно оглянулась на товарок, ожидая от них поддержки. Те, однако, ей на выручку не спешили, зато со стороны второй стайки баб раздался задорный голос:

– Эй, Безлепа! А ведь угадала вдовица Арина про помои-то! Недаром твой Прокоп миску с подгорелой кашей намедни в сердцах тебе на голову надел!

– А у голубка-то твоего, и правда, нос заржавел. Смотри, скоро и хвост заржавеет! – сквозь смех выкрикнула другая.

– Заржавеет и отвалится, – добавила еще одна бабонька к всеобщей радости.

– Хво-о-ост, говоришь? – не выдержала Лушка, оборачиваясь к последней насмешнице. Мгновенно позабыв про Аринку и явно вспомнив старую обиду, она заголосила уже в ее сторону:

– А ты-то куда лезешь, коза блудливая?! Думаешь, не знаю, с кем ты на сеновале кувыркалась?!

– Ты лучше за своим обормотом следи, помойка ходячая! – тут же раздалось в ответ. – Тебе не достает, так другим не завидуй! Сама виновата!

Видать, намек пришелся не в бровь, а в глаз, Лушка опять развернулась и накинулась на другую бабу, стоявшую до того прямо у нее за спиной:

– А тебя я и вовсе в нужнике утоплю, кикимора рыжая! Если еще хоть раз рядом с моим…

– Да он тебя раньше утопит в тех помоях, что ты на стол подаешь! – не осталась в долгу та.

– Потаскухи!!! – сорвалась на визг неряха. – Все знают – и ты, и твоя сеструха на передок слабы! А ты, Глашка, только и думаешь…

– Сама ты муха навозная! Да кому твой опарыш лысый надобен! – насели те на Лушку уже вдвоем.

«У-у, угадала я: ты еще и ревнивая! Ну, с таким норовом, бабонька, тебе только в прорубь головой… если муж раньше не прибьет».

Аринка успокоилась и отшагнула немного в сторону. Дело было сделано. Бабы сцепились между собой, позабыв про нее. Обычное дело – чтобы посильнее уязвить обидчицу, в ход идут как справедливые, так и выдуманные обвинения и попреки, ни малейшего отношения к тому, с чего началась ругань, не имеющие. Да и неважно уже бабам, что говорить, главное – высказаться.

Скандал, как костер, продолжал разгораться, чуть ли не в десяток голосов оповещая округу о подробностях ратнинской жизни за последние несколько лет. У кого-то свинья в чужой огород залезла, у кого-то капуста аж в позапрошлом году, вместо того чтобы закваситься, стухла; у кого-то дочка хромая и ни в жизнь замуж не выйдет; кто-то с мужем в погребе любился (другого места не нашли); кому-то ворона на голову нагадила (знает, куда гадить, птица мудрая).

Аринка некоторое время поколебалась – уходить от греха или остаться, а потом склонилась к уху Ульяны:

– А чего это я сказала такого, что над Варварой все хохотать начали?

– Да мужа ее как раз и кличут Чумой, – усмехнулась Ульяна. – Угадала ты ловко – и правда, совсем чумовой он у нее. Да и она… У нас ее еще никому не удавалось заткнуть. Как ты-то умудрилась? – начала было Ульяна, но вынуждена была прерваться, потому что крики и визги переросли уж и вовсе в дикие вопли. Оказывается, Лушка, не выдержав словесного поединка со своими противницами и исчерпав все слова и оскорбления, вцепилась ближайшей в физиономию, за что тут же получила затрещину от второй. Пострадавшая от нее баба, издав протяжный вой, еще и добавила, так что Безлепа отлетела на несколько шагов и со всего маху наступила на ногу стоявшей в стороне дородной бабище – широкой в кости и сложения весьма не малого.

– Куда прешь, лягуха тухлая?! – рявкнула та на скандалистку и отвесила ей такой мастерский удар кулаком по уху, что несчастная Лушка, запутавшись в юбке и споткнувшись, полетела дальше, но уже вперед головой, и врезалась в трех молодух, до этого не принимавших никакого участия в драке.

– Бодаться вздумала, коза безрогая?

– Ах ты, корова мокрохвостая! Я те щас хвост-то на рога живо накручу!

А молодуха, сбитая Лушкой с ног, падая, заверещала и, широко взмахнув руками, задела ожерелье на груди Варвары. Нитка лопнула, и бусины рассыпались прямо в пыль.

– Ты чего, курица ощипанная, творишь?! – ахнула та и, мимоходом пнув ногой упавшую бабу, рванулась на Лушкину обидчицу:

– Из-за тебя все, кобыла лядащая!

– Катьку не тронь, беременная она! – взвизгнули сзади сразу две бабы, кидаясь на свою лишенную украшения товарку.

Вскоре перед крыльцом сельской лавки кричала, визжала и крутилась, словно в хороводе, безобразная бабья драка, втягивая в свой круговорот все новых участниц. Одна рванулась было вытащить из этой кучи-малы пострадавшую то ли дочь, то ли сестру, но ненароком встряла между двумя вцепившимися друг в дружку противницами и только успевала отмахиваться от них. Еще одной, по неосторожности подошедшей слишком близко, неожиданно заехали по носу, она рванулась дать сдачи, да так и растворилась в свалке. На кого-то упала вырвавшаяся из этого кипящего котла молодуха с совершенно безумными глазами, в растерзанной одежде, пытаясь устоять на ногах, дернула за руку, ее оттолкнули, но через мгновение обратно в толпу влетели уже двое.

Растрепанные бабы в запале сыпали проклятиями и обвинениями, рвали друг с дружки платки, вцеплялись в косы и норовили выцарапать противницам глаза, да и кулаками махали вполне споро – уже кое-кто выл в стороне, держась за разбитое лицо или еще какую пострадавшую часть. Раскатились в пыли еще чьи-то порванные бусы, трещали рубахи, а наблюдающие за этим буйным весельем многочисленные зрители не торопились прекращать побоище – себе дороже обойдется.

В общем, бабы самозабвенно выясняли отношения, напрочь забыв про Аринку, а она по-прежнему стояла в сторонке с невинным и немного отстраненным видом, удивленно наблюдая за происходящим – такого она еще не встречала.

«Да-а, мальчишеские драки я видела, мужские тоже, но женскую – в первый раз. Права бабка была: отвратное зрелище… и страшное, хотя и не так, как драка мужей или отроков. Муж в драку полезет только тогда, когда НЕ драться он не может, иначе мужем себя считать не станет. Мальчишки себя перед дракой бранью распаляют, а бабы… Они ведь тоже бранились, но не так, как отроки: не распаляли себя, а… будто они УЖЕ бились – словами…

Ну надо же, сколько лет прошло, как бабка мне это говорила, я ведь и забыла уже про тот разговор, а вот увидела сейчас – и все вспомнила. Главное женское оружие – это не кулак, а слово. В драку же полезет только та, у которой слов уже не осталось.

И это боевые подруги воинов, про которых Михаил толковал? Да обычные же бабы! Или… или они сейчас могут себе ПОЗВОЛИТЬ быть обычными бабами? Вон, мужи стоят, посмеиваются, значит, бояться нечего, все тихо-мирно. Однако некоторые-то вполне умело кулаками машут и от чужих ударов защищаются… Как Ульяна сейчас говорила – ее муж обозником был? Может, здесь не только мужи на воинов и обозников делятся, но и у баб что-то похожее есть? Тогда… обозницы непременно биты бывают? Или тут не так все просто?»

Ульяна, хоть ей такое и не в диковинку было, откровенно маялась и высматривала кого-то, кто смог бы остановить побоище – может быть, именно потому, что не раз видела, до чего оно в конце концов довести может.

– Слава богу, что не у колодца мы сейчас!

– А чем здесь лучше-то? Думаешь, в колодец могли кого-то ненароком толкнуть?

– И это тоже… Был у нас один случай… Баба непутевая с пьяных глаз младенца своего в колодце утопила…

– Батюшки-светы! Это как же надо было упиться-то? – Аринка ахнула и перекрестилась.

– Ну… в семье не без урода… есть у нас такая, Донькой зовут. Увидишь – сразу ее узнаешь, не ошибешься. Бабы, когда услышали про такое, ее коромыслами чуть насмерть не забили, с трудом растащили их. Потом полсела в синяках да царапинах ходило… И сейчас, боюсь, разойдутся бабоньки… Ну, наконец-то, вот он-то и управится!..

После такого невнятного восклицания Ульяна решительно направилась в сторону ворот. В них, сложив руки на груди, щерилось в страшной ухмылке вчерашнее чудовище, так напугавшее Аринку – ратнинский обозный старшина Бурей. Что уж ему говорила Ульяна, не давал услышать шум драки, заметно было, что он сам удивлен Ульяниной смелостью, однако же выслушал ее, ухмыльнулся еще шире, кивнул и… как-то вмиг оказался рядом с визжащей и орущей бабьей свалкой. От свиста заложило уши, но увлеченные друг другом бабы не сразу сообразили, что происходит. Тогда Бурей, не глядя, схватил двух ближайших к нему кумушек за шкирку и, будто кутят, швырнул в самую кучу-малу, сбив ими еще нескольких.

– Р-р-разойдись! – рявкнул он на оглядывающихся в недоумении баб, которые по одной вываливались из общей толпы.

Какая-то молодка, разгоряченная дракой, попыталась было огрызнуться в ответ, но Бурей только ощерился и зарычал уже совершенно по-медвежьи. Вот тут-то до баб и дошло, КТО стоит рядом. Драка, будто по команде, прекратилась, а ее участницы, разом забыв все свои споры, как переполошенные куры бестолково заметались по двору – казалось, в ужасе они не сразу сообразили, в какой стороне ворота. Пораженная Аринка, не веря своим глазам, смотрела, как они дружной толпой (и не подумаешь, что только что от души метелили друг друга) наконец рванули на улицу. Визг при этом стоял такой, что свист Бурея тихим шелестом казался.

«Ну, прямо как воробьи с кучи мякины вспорхнули. Хотя… от такого, пожалуй, голову потеряешь».

Бабы, не успевшие в числе первых выскочить со двора, с испуганными криками вдруг шарахнулись в сторону, прижимаясь к одной из створок. Ульяна с Аринкой изумленно глядели на происходящее, не понимая причины столь странного поведения, но в следующее мгновение в опустевшем проеме ворот показался Андрей Немой. Бабы с опаской проскакивали на улицу, стараясь держаться подальше от него и обмахивая себя на ходу крестным знамением.

«Да что ж это такое? Чего они все от Андрея-то так шарахнулись? За что же его ТАК боятся? Почему? Он же… он же лучше всех!»

– Господи, Пресвятая Богородица! Что деется-то! – Ульяна изумленно переводила глаза с Аринки на Немого и обратно. – Арина, да ведь он… он за тобой сюда пришел!

А Андрей и правда поверх голов мелькающих перед ним баб глядел на нее. Неужто, заслышав шум драки, решил, что и она в нее встряла? Аринка успокаивающе улыбнулась ему в ответ, заметив краем глаза, как уставились на нее при этом окружающие, даже у Бурея лицо как будто вытянулось и ухмылка пропала.

«Совсем они тут с ума посходили, что ли? Ну, даже если он и за мной пришел… Чему тут удивляться-то?»

Из-за скандала Аринка с Ульяной в лавку так и не зашли – после всего случившегося посчитали за лучшее вернуться, от греха подальше. Андрей все-таки проводил их обратно на усадьбу, чем окончательно поверг в столбняк всех присутствовавших перед лавкой односельчан. Впрочем, сам он будто и не замечал потрясенных взглядов зевак, да и Арина сделала вид, что внимания на них не обращает.

А в воротах лисовиновской усадьбы на нее налетели сестренки и затеребили:

– Ой, Аринка, а каких кукол нам показала Елька!

– У нее каких только нету!

– Аринка-а, ну Аринка же!

Пришлось на ходу распрощаться с Ульяной, поблагодарить Андрея и, подхватив сестренок за руки, идти на женскую половину дома – обед уже был готов.

– Ну, так что там за куклы, а? Деревянные да складные?

– Ой, а ты откуда знаешь? Тебе тоже их показали? – с подозрением протянула Стешка.

– Нет, не показали, а рассказали – жена дядьки Ильи, тетка Ульяна.

Девчонки с облегчением вздохнули, переглянулись и опять задергали Арину за рукава рубахи.

– Деревянная куколка у нее есть, да… А еще… ой, Арин, мы та-акую видели…

– Да ладно, рассказывайте уж, не томите, – подыграла им Аринка, и довольные сестренки захихикали, а потом одновременно выпалили:

– У Ельки кукла с нарядами есть!!!

– И что? Они же все одетые делаются, – не разделила их восторга Аринка.

– Да нет же, ты же ничего не понимаешь! – возмущенно загалдели малявки. – У этой куклы наряды СНИМАЮТСЯ!!! И их много – разных! Правда-правда! Ты таких никогда и не видела!

– Как это – снимаются? – Аринка и в самом деле ничего не понимала: куклу-то шьют вместе с ее нарядом, он – часть самой куклы, сними его – и что останется? А девчонки продолжали щебетать:

– Ой, Арин, а какие лоскутки там у нее есть! Елька говорит – у нее матушка лучше всех здесь шьет, а ткани ей аж из самого Турова привезли.

– Арин, а нам можно будет таких же кукол? Мы сами сделаем, правда-правда! Ты нам только… это… лоскуточки дашь, а? – Фенька на ходу забежала вперед и, умильно улыбаясь, просительно заглянула в лицо старшей сестре, а Стешка потерлась носом о ее руку. У Аринки слова комом в горле застряли.

«Им бы матушку сейчас об этом просить, а не сестру. Господи, Пресвятая Богородица, ну за что им-то такое испытание? За что безгрешные души наказываешь, Господи?»

Молодая женщина остановилась, обняла обеих сестренок сразу, прижала их к себе и серьезно ответила:

– Будут у вас такие куклы, как вы захотите! Обязательно будут! Дайте только до крепости добраться и на месте устроиться – вместе сделаем! – сказала – как зарок дала, только сама не поняла, кому она это пообещала, им или себе.

После обеда заметно уменьшившийся обоз двинулся в сторону крепости. Аринка, сидя на телеге, проезжающей, как и вчера, через село, снова ловила на себе взгляды встречных ратнинцев. Пожалуй, пялились на нее теперь больше, но… совсем иными уже были эти взгляды. Любопытные и заинтересованные мужские, порой не ласковые бабьи – вон и Варвара с подругами стоит, косится… У многих морды поцарапанные, да синяки уже наливаются… Лушке-то больше всех досталось, но тоже здесь отирается, злобится.

Но кое-кто из баб смотрел весело, даже с одобрением, а на сгрудившихся возле Варвары односельчанок поглядывали и посмеивались. Но не в этом даже дело-то, просто НЕ ЧУЖАЯ она теперь для них, вот что главное! И в усадьбе… Вспомнила, как перед самым отъездом, когда первые телеги уже трогались со двора, поймала на себе взгляд Листвяны. Утром ключница совсем иначе смотрела, не так равнодушно, как вчера, а с интересом, словно только что увидела. Но теперь и еще кое-что появилось в ее взгляде: как будто старая волчица оценивала молодую, не соперничая, нет, скорее, признавая.