Текст книги "Сотник. Не властью единой"

К ночи пошел дождь, именно дождь, а не ливень – такой вот, скорее осенний даже, пусть и не холодный – теплый. Обложили небо плотные серые тучи, ветер утих, ясно стало – дождик этот надолго, уж точно – до утра. Если нападать, то…

– Приготовиться! – шепотом, по цепочке, передали приказ. Отроки напряглись – и сотник это почувствовал, тут же приказал: – Песни – продолжить.

Продолжили…

 
На Ивана, на Купалу, выходили девки в круг…
 

Смеркалось. Ожидание нападения превратилось в муку! Скорей бы… Ну, давайте же! Вот-вот… вот…

Когда совсем стемнело, Миша скомандовал отбой. Уже ясно стало – ночью никто не придет. Темно – собственной руки не видно. Враги, даже те же лешаки, – не кошки, в темноте не видят, прожекторов у них тоже нет, а факелами светить – себе дороже, это сразу – на стрелу.

Сейчас не пришли, значит, не ночью… значит, под утро явятся, лишь начнет светать.

– К утру всем быть наготове!

Уж конечно, выставили ночную стражу: у ручья, у оврага, со стороны леса… Там, где легче всего подобраться. В ночной дозор парни вызвались крепкие, опытные – Златомир, Велебуд, Вячко… Этих учить не надо – научены давно.

Тишина повисла над лесом. Лишь слышно было, как шумел дождь. Не отсырели бы тетивы – хоть и смазаны салом да конопляным маслом, вощеной бумагой промотаны, а все же…

Не спалось Михайле – ворочался у себя в шалаше, поглаживал самострел по ложу…

– Господин сотник, – кто-то подполз с докладом… Велебуд. – Там ветка шевельнулась… А ветра нет!

– Ты как заметил?

– Светает уже…

– Всех будить! Быть готовыми.

Казалось, напряжение достигло предела. Все ждали нападения… И все же оно случилось внезапно!

Светало. Дождь кончился, небо над дальним лесом заалело зарею. Скоро пора было «просыпаться», выходить – долгий сон выглядел бы весьма подозрительно.

Урядник Дарен высунулся из шалаша… И тут же отпрянул, едва не напоровшись на нож!

Да ведь и напоролся бы, кабы не кольчуга – острое лезвие скользнуло по железным кольцам!

– Тревога!

Тут же запел боевой рог!

Отроки выскочили наружу… Уже были готовы, уже не надо было никому ничего объяснять. Каждый точно знал, что делать.

Ермил, Велька, Ждан, а с ними – и Добровоя, – схватив арбалеты, повалились в траву, посылая стрелы во все, что движется. Ветер-то был слабый: значит, все, что движется, – враг!

Остальные взялись за мечи и рогатины. Это только кажется, что лешаки – местные ниндзя – непобедимые и голыми руками с любым ратником справятся. Не-ет! Не тут-то было!

– Готовсь! – укрывшись за большим серым камнем, командовал сам себе Ермил.

Приготовился, поднял арбалет… и всадил стрелу во внезапно вскинувшийся перед самым носом куст! Куст захрипел и тяжело завалился навзничь… Не куст, конечно же, – лешак!

А вот еще один! И еще… Эх, некогда перезарядить самострел… Нож! Мечи младшим отрокам еще не давали – тяжелы.

Приподнявшись, Ермил кинул нож… опять же, в метнувшийся рядом куст…

Не попал! Лешак оказался ловчее – яростью сверкнули глаза, просвистело лезвие… Да отрок того не дожидался, бросился, упал в траву… И почувствовал, как кто-то навалился на него сзади, ударил под лопатку ножом… Не рассчитывал на кольчугу! Хотя от острого и тонкого, как штык, ножа – кончара – никакая кольчуга не спасет… Но здесь-то нож был обычный…

Значит – по горлу…

Силясь вырваться, Ермил подставил руку… И вдруг почувствовал, как вражина резко обмяк… упал, повалился…

Кто-то его…

Добровоя! Камнем! Молодец…

– Воя!

– Бежим, поможем!

Сообразив, что внезапное нападение не удалось, лешаки уже больше не таились, нашлись у них и мечи, и рогатины, вот только ни кольчуг, ни шлемов не было, не говоря уже о щитах. А у младшей стражи – было!

Увидев несущегося на него бугая в посконной рубахе с лоскутками, сотник встал в боевую стойку: выставил вперед левую ногу, чуть наклонил тело, прикрылся круглым «нурманским» щитом почти что до подбородка, меч же отвел вверх и назад – поза, удобная для обороны и внезапной атаки.

В руках у врага оказалась рогатина – толстое короткое копье – на медведя. Куда хуже меча!

Хорошо, круглый щит почти не сковывал движения. От первого натиска Миша просто увернулся, повернулся боком, пропустив противника вперед… Жаль, последующий удар пришелся впустую – противник оказался ловок, несмотря на весь свой вес! Проскочив мимо, бугаинушка тут же повернулся и ударил рогатиной… Сотник подставил щит, чувствуя, как трещит крепкое дерево основы. Острие рогатины застряло в щите! Но копье – не стрела, его ведь можно и вытащить…

Только вот времени на это Мишаня врагу не дал. Хищное лезвие меча словно само собой сорвалось сверху и чуть наискось – в шею! Рубящий удар, короткий и очень сильный… Спасибо деду – научил! Срубленная с плеч голова, подскакивая, покатилась по кочкам, словно капустный вилок. Какое-то время она еще жила, вращала глазами… Или так просто казалось?

Из разрубленной шеи фонтаном хлынула кровь – сотники едва успел отпрыгнуть. Обезглавленное тело еще сделало по инерции пару-тройку шагов и упало… рухнуло прямо в кострище…

Михаил осмотрелся, подставив щит под пущенную стрелу…

Уже совсем рассвело, заголубело над головами небо. Уже можно было рассмотреть…

Врагов оказалось не так и много – всего-то с дюжину. Понятно – собрались, как обычно, напакостить да уйти. Не ожидали нарваться на воином… А вот вам!

– Бейте их, парни!

Бились, как и было приказано, без всяких «рыцарских» правил. Так и не на турнире! Пользуясь небольшим численным преимуществом, отроки младшей стражи нападали вдвоем на одного, метали рогатины, били из арбалетов… Тут главное было – не попасть в своих…

Бой очень быстро кончился. Всего-то и длился минут пять, много – десять. Поняв, что все здесь пошло как-то не так, часть лешаков просто сбежала, растворилась в лесу.

– Теперь уж их и не сыщешь, – сняв шлем, рыжий Велька пригладил непослушные вихры, выбившиеся из-под подшлемника… и вдруг удивленно вскрикнул.

– Ой! Там… – он указал рукой за ручей.

Миша обернулся… и сердце его екнуло.

За ручьем, на пригорке, стояла кованая рать! Сверкали островерхие, с личинами-забралами, шлемы. Серебрились кольчуги, длинные, усиленные стальными пластинами. Алели большие «ромейские» щиты, злобно дрожали наконечники опущенных для атаки копий. Хищно покачивались секиры, золотом отсвечивали рукояти мечей.

– Две дюжины… – пересчитав врагов, прошептал Велька. – Две с половиной…

Кованая рать! Это вам не лешаки, это народ серьезный. Но… откуда они здесь?

Чьи? Зачем явились?

Сражаться с ними? Хм… исход боя известен заранее.

Глава 3

Погорынье, июль 1128 г.

В схватке с лешаками младшая стража потеряла двух ратников: Трофима с Дареном – убитыми и еще был серьезно ранен охотник Ратко. Нехорошо – в грудь, пока кровь удалось остановить, а уж как там дальше… Впрочем, никакого такого «дальше» уже могло и не быть…

На заливном лугу, за ручьем, вдруг сверкнули кольчуги и шлемы «кованой рати», красным огнем вспыхнули щиты.

Однако – откуда? и кто?

Враги… Кто ж еще-то?

Послышалась команда:

– Вперед!

Опустились копья. Хищно сверкнули мечи…

В намерениях чужаков больше не оставалось сомнений – перейдут ручей, сомнут, перебьют…

Тут нужно было решать быстро, вот прямо сейчас!

Сотник сглотнул слюну:

– Отря-ад… слушай мою команду… Ермил, Велимудр. Берите охотника, и – в буреломы. Архип – ты тоже. Старшим!

– Есть!

– Воя и Вячеслав – туда же. Будете прикрывать отход.

Молча кивнув, Добровоя и Вячко – один из лучших стрелков – ринулись в чащу следом за Ермилом и Велькой, тащившими раненого Ратко на плаще сотника – уж какой на глаза попался. Передвигались парни шустро – да и Ратко-охотник маленьким был и щуплым, весил мало.

– Ничего, Ратко! К Юльке отнесем – выживешь, – утешал на бегу рыжий.

– Выживу, – охотник усмехнулся, превозмогая боль. – Коли уйдем… Там тропка есть, я знаю. Покажу…

Всех остальных сотник повел за собою в овраг. Да и кто там оставался-то? Златомир, Велебуд, Ждан… Все ратники опытные, не первогодки… Однако прямого удара кованой рати не выдержат – слишком уж их мало.

– Упали все! – на бегу, бросил парням Михайла. И, показывая пример, сам первым бросился в траву…

– За-ря-жай!

Сдернул с плеча самострел, взвел тетиву, наложил стальную стрелу-болт – умели это и лежа, тренировались не зря!

– Товсь… Цель видим?

– Так точно!

– По первой шеренге… Прицельно… Пли!

Неслышно пронеслись стрелы… Схватившись за грудь, враги тяжело повалились в воду, да так там и остались, не встали больше. Три стрелы – три цели – три трупа. Недаром учились, чего ж… Да и кольчуга с такого расстояния от арбалетной стрелы не спасет.

– Меняем позицию… перекатом… заря-жай… Целься…

Вражины замешкались… Кто ими командовал, было не определить – командир не стоял отдельно, не выделялся… Но был, точно! И все команды исполнялись четко.

Оп! И чужаки отошли от ручья… И пошли снова, перегруппировавшись в колонну по трое, выставив перед собой большие миндалевидные щиты, именовавшиеся на Руси ромейскими.

– Пли!

На этот раз результат стрельбы оказался куда хуже. Стрелы, конечно, щиты пробили… но и почти совсем потеряли при этом всю свою боевую силу. Да и кольчуги оказались усилены стальными пластинками. А еще – шлемы, стальные маски-забрала с чеканными хищными мордами – «личинами». Попробуй таких на стрелу возьми!

Нет, вот один схватился за предплечье…

– По-пластунски… к оврагу… – оценив ситуацию, негромко скомандовал сотник. – Марш!

И ползать в младшей страже тренировались изрядно. К примеру, наставник Прокоп так и вообще любил загнать первогодков в самую грязищу, особливо – в дождик… Вчера как раз дождь и прошел, а сегодня – гляньте-ка! – солнышко. Хороший денек зачинался, вёдряный. С утра уже начинало парить, с росной травы вставал-поднимался туман, правда, не очень-то густой нынче.

Оказавшись в овраге, сотник и его люди живенько выбрали удобные для стрельбы места. Зарядили арбалеты, устроились – ждали команды.

Между тем кованая рать уже подходила к воротам. Выстроившись в две рассыпные шеренги, воины шли медленно, прятались за щитами… Позади всех появились лучники… вспыхнули, запылали стрелы, зажглись огнем! Полетели, впиваясь в ограду, в недавние постройки, в улья…

Рать замерла, ощетинилась копьями…

– Вот ведь гады, – выбирая цель, выругался Миша. – Теперь пожгут здесь все. Не поторопились ли? А как же добра пограбить?

О чужом-то добре, видно, вражины и вспомнили – словно их старшой подслушал Мишины мысли. Видно было, как из строя вылилась, словно капля, ватажка с полдюжины человек. Штурмовая группа, ага. Вот и бросились прямо в ворота…

– Внимание… По лучникам… целься… Пли!

Выпущенные стрелы на этот раз нашли цель! Хоть и прятались лучники за щитами, а все ж не убереглись – высунулись, стрелять-то надо было…

Из-за ограды послышался крик – как видно, враги просекли, что птички уже улетели! Первая шеренга тут же втянулась в ворота… Прочие остались прикрывать. Что и говорить – действовали грамотно. Только вот грабить в недавно выстроенной усадьбе было совсем нечего! Но пока это раскусят, поймут…

– Уходим, – закинув самострел за спину, отрывисто скомандовал Михаил.

Пригнувшись, ватажка побежала по дну оврага к буреломам, к лесу… Нужно было нагнать своих. Жаль, пришлось бросить щиты – в лесу-то от них одна морока.

– Может, засаду? – нагнав сотника, высказал мысль Ждан.

Михайла лишь хмыкнул:

– К чему? В буреломы они не пойдут – тяжелы, да и мест, скорее всего, не знают. А вот лешаков опасаться надо. Так что повнимательней, парни.

Начет лешаков сотник оказался прав: когда догнали своих, у тех оказались потери. Убили белокурого красавца Велебуда, разбившего не одно девичье сердце. Нет теперь Велебуда – не одна девчонка всплакнет…

Просто кто-то метнул из чащи нож – да угодил парню в горло! А кто метнул, откуда точно? Бог весть… Ну, лешаки, ясно. Не повезло Велебуду, не повезло.

– На руках у меня и умер. Быстро, – скупо пояснила Добровоя. – Тело мы в буреломах спрятали… Так ведь зверье-то – сожрет. Похоронить бы по-христиански… Да понимаю – некогда.

– Правильно понимаешь, – вглядываясь в заросли, Михайла поднял настороженный самострел и пустил стрелу в малинник… что-то ему там не понравилось. Может – зря?

– Ничего, молебен по ним проведем. И обязательно вернемся – похороним, уж что останется. Иначе-то как?

– Думаю, можно и раньше вернуться, – Добровоя упрямо сжала губы. – Вряд ли эти, кованые, за нами погоняться. Лешаки разве что… Так и тех немного осталось.

– Я тут такие места знаю – ни один лешак не найдет, – усмехнулся на плаще Ратко.

Наскоро перевязанный, он все же почувствовал себя лучше и даже порывался встать, однако наткнулся на непреклонный взгляд командира.

– Рано тебе вставать. А дорогу и с плаща покажешь. Так… Архип – ты и еще двое здесь останьтесь. На всякий случай.

– Слушаюсь, господин сотник! – сверкнув кольчугой, Архип выпятил молодецкую грудь. – Ждан, Златомире – со мной.

Оставив засаду, сотник повел людей, руководствуясь указаниями Ратко. Раненый охотник прекрасно ориентировался в здешней, казавшейся такой непроходимой чаще.

– Здесь вот, за ракитой – налево, ага… Видите, тропка… Кабаны ходили, на водопой… Так, стойте все!

Ратко резко повысил голос, и все удивленно переглянулись – чего это он раскомандовался?

Один Миша знал – с чего. Прищурился одобрительно:

– Я так полагаю, где дичь – там и охотники.

– Верно! – тут же закивал раненый. – Тут и самострелы настороженные, и ловушки могут быть. Я-то их знаю… А вот те, что в засаде… Надо потом за ним сходить.

– Велька, Ермил… – сотник соображал быстро. – Все ловушки запоминайте. Вам потом за парнями идти.

– Да как же мы их запомним-то? – удивленно переспросил Велимудр. – Коли кругом ничего не видать!

– Так на то у нас и охотник! Верно, Ратко? Дай Бог здоровья бы…

– Благодарствую, господин сотник… Тут на пути сосенка должна быть приметная…

– А! Вижу, вижу – с двумя верхушками, – приметную сосенку первым узрел Велимудр.

– Так ее обойдите не по тропе… Там самострел на оленя налажен! Добрый такой самострел…

– И олень, я смотрю, – добрый…

Сделав пару шагов, идущая впереди Добровоя наткнулась на пораженное стрелою тело в рубахе с нашитыми бурыми ленточками и с капюшоном…

– Лешак! – любопытствуя, наклонилась девушка. – А мертвяк-то – свежий! Вот прям только что…

– Тихо всем! – сотник настороженно повел арбалетом. – И впрямь – свежий… Мог бы нас поджидать. И не факт, что других нет…

Все присели, выставив самострелы и в любую секунду готовые к атаке врагов… Затихли, слушали тишину, прерываемую лишь птичьими трелями да долбением дятла.

– Спокойно все, – приподнявшись на локте, заверил Ратко. – Если был кто – дичь бы его почуяла. Лешаки – они тоже люди, не черти. Самострел бы заново насторожить… А, господин сотник?

– Вячеслав! – Миша скосил глаза.

– В един миг, господине. Где самострел, Ратко?

– Старый пень видишь? Стрелу мою возьми… вот…

Зарядив охотничий самострел, ратники дошли до болота и, руководствуясь указаниями охотника, ступили на шаткую гать.

– В старые времена тут волхвы были, – вполголоса пояснил раненый. – Там небольшой такой островок, а кругом – дрягва. Зимой-то не всегда пройдешь, а уж летом… Ой, не спеши, дева. Не торопись!

– Да я и не тороплюсь, – Добровоя с сомнением глянула на качающийся шаткий настил из гниловатых, позеленевших от времени бревнышек. – Ой, сомневаюсь я…

Охотник вдруг рассмеялся, показав редкие зубы:

– А ты? дева, не сомневайся – иди. Только упаси тебя боже по гати ступать. Левей на три шага бери – и все хорошо будет.

– Как это? – снова усомнилась девчонка. – Прямо по дрягве идти?

– Прямо по дрягве. Ну, коли сомнительно – можешь слегу взять.

«После споем с тобой, Лизавета», – неожиданно вспомнилось Михаилу. Вот выполним приказ и споем.

Утонувшая вот в таком же точно болоте Лиза Бричкина из бессмертного фильма «А зори здесь тихие»…

Черт! И вспомнится же! Тем более – в такой вот момент.

– Так что, идем, господине? – не решаясь ступить прямо в трясину, Воя все же обернулась, вопросительно глядя на сотника.

Тот махнул рукою:

– Идем… Вячеслав! Здесь, у гати, останься. Схоронись за деревьями – мало ли? Как на остров идти – запомнил?

Юноша молча кивнул, снял с плеча самострел… и сгинул! Пропал, как и не было, спрятался за деревьями, не хуже всяких там лешаков. А что? Почему хуже-то? Наставники младшей стражи свой хлеб ели не зря!

По болоту шли минут сорок, по самой дрягве, лишь поглядывая в сторону гати.

– Волхвы так устроили, – пояснил Ратко. – Чтоб чужаки не прошли и дружинники княжьи. На острове-то волхвы требы свои и творили. Себя рекли – Даждьбожьи внуки. И сильны были, и боялась их вся округа.

– А потом куда они делись? – рыжий Велька пригладил вихры. – Раз такие сильные.

– Кто к богам ушел… а кого и убили. – Охотник повел плечом. – Давно это было, за сотню лет еще. Старики говорили – в те времена и примучили волхвов черторыйские князья. Они ведь в ту пору куда главней туровских были. Одначе прокляли их волхвы, успели. С тех пор где Черторыйск? А где Туров? Кто кому подчиняется? Кто кого главнее?

Идущая впереди Добровоя вдруг обернулась и фыркнула:

– Ну, ясен пень – Туров!

– Вот! – раненый поднял вверх указательный палец. – А мог бы – и Черторыйск. Коли б не волхвы. Даждьбожьи внуки. Говорят, проклятье их и по сю пору на черторыйцах живет.

– Ну уж, – Добровоя все же вела себя как истинная христианка, воспитанная еще отцом Михаилом, в честь которого – и Михайлов городок. – Скажешь тоже – волхвы. У нас и свои волхвы есть… Вон, хоть Нинея… или Настена-лекарка… Да та же Юлия! Скажете, не волхвица? Ой…

Девчонка вдруг осеклась, глянув на Михайлу. Тот шел позади всех, прикрывая отряд от возможной атаки. Если не справится оставленный в засаде Вячко.

Отношения сотника и Юльки-лекарки тайны ни для кого в Ратном не составляли. Все думали-гадали – даже заключали пари: станет ли Юлька женой Михаила Лисовина, нареченной боярышней, или все же останется лекаркой и волхвою? И тут было одно из двух, все знали – совместить и то и другое никак не выйдет.

Миша, впрочем, не обратил никакого внимания на слова Добровои. Как раз задумался о Даждьбоге и о его жрецах – «внуках». Как говорила когда-то та же Нинея Всеславовна, Велесова жрица: Даждьбог, Хорс и Ярило – три сына Свароговых, которые солнце по небу водят, но каждый в свое время. Хорс – от зимнего солнцеворота до весеннего равноденствия, Ярила – от весеннего равноденствия до летнего солнцеворота, а Даждьбог – от летнего солнцеворота до осеннего равноденствия. Как раз вот сейчас! Даждьбог, Сварожич, бог солнечного дня и податель благ. Каких благ, кому и за что – про то разное говорили. Священники – одно, а та же Нинея – совсем-совсем другое. Солнечные лучи – стрелы Даждьбога. А его внуками называли не только волхвов, но и князей, праправнуков Владимира Красное Солнышко, Владимира Святого.

– А вот вам и остров! – раненый вдруг указал на маячившие впереди заросли. Заросли вполне себе серьезные – не какие-нибудь чахлые болотные кусточки, а могучие дубы, грабы, рвущиеся к солнцу липы.

– Вот это лес! – Рыжий Велька восхищенно прищелкнул языком.

– Так ты, друже Ратко, говоришь – чужим сюда ходу нет? – задумчиво уточнил сотник.

– Нет, господине. Даже если б и очень захотели. Сам видел – до дрягвы и самострелы, и ямы, а уж про гать и молчу.

Охотник говорил искренне, со всей убежденностью, даже перекрестился и поклялся Христом… и Сварожичами. Ну, чтоб клятва оказалась более действенна. Один бог – хорошо, а много – лучше. Так многие делали… и не только в те незатейливые времена.

– Тут вот липы, дубрава… А дальше что? – вглядываясь в лес, поинтересовалась Добровоя.

– Дальше снова болото… ну и камни.

– Что еще за камни? – сотник напрягся – что-то не очень-то понравилось ему выражение лица раненого. Тот словно бы не хотел говорить. Немного рассказал об островке… а еще что-нибудь интересное?

– Камни как камни. Старые, – неохотно пояснил Ратко. – Капище тут было в стародавние времена.

– Даждьбога капище? – Войша с любопытством рассматривала приближающийся остров.

– Его… – буркнул раненый. – А может, еще и иных чьих… Знаешь, мы, охотники, туда не заходим. К камням этим чертовым – была нужда. Если приспичит, в дубраве переночуем. Там и ключи бьют, да рядом, в камышах, уток полным-полно.

– А, так вы сюда за утками… – догадался Велька. – Ой! Что-то тут и дна…

Отрок едва было не выпустил плащ, да вовремя удержался, застыл в опасной дрягве!

– Вправо, вправо уходи! Дальше еще! Еще дальше… – охотник закричал, спохватившись. – Вот так, да… Забыл ведь сказать, заговорился – у самого островка от гати резко направо надо. Так от чужих сделали.

– Туда? – несмело оглянулся рыжий.

Раненый усмехнулся:

– Туда, туда. Шагай смело!

Сделав шаг, другой, Велимудр сразу же почувствовал себя гораздо уверенней – по крайней мере, почва из-под ног не уходила. Вернее сказать, не почва, а все та же трясина, дрягва.

Ратники расположились на отдых на уютной опушке, у самого края болота. Опушка оказалась вполне обустроенной – березовые туеса возле бьющего ключа, повешенные на ветке старой березы, обложенное камнями кострище. Даже шалашик и тот отыскался, правда, если б Ратко не показал, навряд ли б его углядели, слишком уж неприметен, невысок. Да и травища кругом – в пояс. Цветы еще – лютики, купавницы, кашка…

– Славно-то как! – выбравшись на берег, Добровоя обернулась и развела в сторону руки. – Так бы сейчас в траву и повалилась.

– Так вались! – осматриваясь, добродушно расхохотался сотник. – Можешь даже одежку сбросить да позагорать. Мы смотреть не станем.

– Ой, господин сотник… скажете тоже…

Девушка заметно сконфузилась – выходит, не такая уж и была оторва. Вся ее грубость – напускная, оборонительная… а что еще остается, коли не красавица, мягко сказать?

Все же по лужайке Добровоя прошлась, нарвала травы – лечить раненого.

– Отвар бы сварить, господине.

– Отвар… Да и перекусить бы оно неплохо, – Миша задумчиво почесал бородку. – Костерок небольшой разведем – деревья тут высокие, дымок не так и заметен. Ну, а заметят – милости просим в трясину! Ратко, друже, тут, кроме уток, еще какая-то дичь есть?

– Перепелов полно, господин сотник. И всякой другой птицы.

– Парни! Слыхали? А ну-ка…

Отроков уговаривать нужды не было. Переглянулись, усмехнулись, прихватили самострелы да деревянные охотничьи стрелы. Вернулись минут через двадцать – не только с перепелами, но и с дюжиной пестрых перепелиных яиц.

Тут же сварганили костерок, в шалаше отыскался и котел, и деревянные ложки, и даже берестяная коробочка с солью – богатство великое, если что.

Михаил усмехнулся:

– Запасливый народ – охотники. Вон, как себя балуют – солью.

– С зимы осталось, – кривясь от боли, пояснил Ратко. Добровоя как раз меняла пропитанную отваром повязку. – Зимой тут от волков – самое место! Мало ли вдруг… сюда не пройдут – дрягва-то и зимой не вся промерзает.

Перекусив, послали ребят обратно – привести оставленных в засаде парней. Отдавая приказ, Михайла даже не уточнил – помнят ли отроки все опасные места, не забыли ли дорогу… Сотник прекрасно знал – спрашивать об этом не имелось никакой надобности. Знали все парни, помнили. Иначе и быть не могло! И не только потому, что оба – из младшей стражи. Чтоб средневековый человек да вдруг забыл дорогу, по которой только что шел?! Да вы белены объелись?

Проводив отроков, они остались втроем – Михаил, Добровоя и раненый Ратко, уже устроенный в тени, под деревьями.

Затушив костер, девушка уселась в траве, вытянув ноги и задумчиво глядя перед собой.

– Поспи, – зевнув, предложил сотник.

Он не предлагал осмотреть остров – знал, если б что-то было не так, мальчишки заметили бы, донесли бы…

– Не хочу я спать. Выспалась, – Добровоя тряхнула головой и поднялась на ноги. – Можно, господине, посмотреть на те камни? Ну, про которые Ратко…

– Никак на капище языческое взглянуть захотелось? – с притворной суровостью глянул на девушку сотник. – А помолиться не захотелось? Нет?

– Ну-у… Раз нельзя…

Девчонка всерьез растерялась, побледнела, бедная, и не знала, куда деть руки. Стояла на ветру, простоволосая плоская нескладуха. Мише даже жалко ее стало. В конце-то концов, не всем же писаными красотками быть! Зато она много чего умеет – вон как ногами машет, Брюс Ли обзавидуется! К тому ж и умница – не отнимешь.

– Все ты правильно сказала – капище осмотреть нужно, – Михайла понизил голос. – Я тоже о том думал. Надо! Только вот – подождать парней. Придут – потом и осмотрим. Ну? Что хмуришься?

– Пока они, господине, придут, темнеть начнет. И что мы там насмотрим? А вдруг в камнях прячется кто?

А вот девчонка была права! Вообще надо, надо бы… Хотя бы одним глазком пока глянуть.

Иногда – очень-очень нечасто – та, вторая Мишина ипостась, средневековая, все же брала верх, проявляясь лишь на глубинном уровне, в привычках и смутных сомнениях. А также – в неумеренном любопытстве, более приставшем шестнадцатилетнему подростку, нежели солидному, уже много чего повидавшему в своей непростой жизни мужу, Михаилу Андреевичу Ратникову. Между прочим – депутату, вот так!

Некстати вдруг вспомнилось бессмертное: «Же не манж па сис жур! Пода-айте бывшему депутату Государственной думы…» Вспомнив, Михайла не выдержал – расхохотался. Добровою тут же бросило в краску:

– Опять я что-то не так сделала, господин сотник?

– Все так! – встав, сотник протянул девушке руку. – Идем, Войша-душа. Глянем! Минут за двадцать успеем. Сюда уж точно за это время никто не явится… Да! А куда идти-то – знаешь?

– Знаю – по берегу. Я Ратко спрашивала.

– По берегу так по берегу, – хмыкнув, молодой человек решительно зашагал по траве. Даже песню вполголоса затянул: – По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед…

– Чтобы с бою взять Приморье – белой армии оплот! – треснувшим дискантом потянула дева. Ой! Лучше бы не подтягивала! Коли уж слуха нет… Так ведь и Мише тоже медведь на ухо наступил, если честно.

Капище открылось неожиданно – вот только что была целая стена деревьев, непроходимая чаща, и сразу за ним вдруг – камни! Большие серые камни, мегалиты, стоявшие полукругом вокруг старого дуба. Откуда они здесь, кто и зачем их принес? Язычники… Поклонники Даждьбога. В стародавние времена…

Над дубом кружили-каркали вороны…

– Стоунхендж! – непроизвольно вырвалось у Михаила.

И действительно, было очень похоже. Правда, камни поменьше, зато дуб – толстый, с раскидистыми ветвями и густою листвой, среди которой…

Сотник тряхнул головой, словно прогонял наваждение, и искоса посмотрел на Добровою:

– Там… мне не кажется?

– На ветках кто-то висит… – округлив глаза от ужаса, негромко промолвила дева. – Тела… Похоже, что нагие…

– Пойдем-ка поближе. Взглянем.

Поближе стало еще ужаснее… И как-то… противно, что ли. На ветвях старого дуба, на высоте примерно три человеческих роста от земли, в строгом порядке были развешены трупы. Женские. Обезглавленные. Нагие. Из распоротых животов свисали кроваво-сизые кишки, уже изрядно поеденные вороньем…

– Жертвы… – Войша осенила себя крестным знамением. – Это все язычники, волхвы… Знаю, они есть, много. Но вот про такое я никогда не слышала. Чтоб вот так… на ветках…

Потревоженное воронье, недовольно каркая, закружило над дубом. Порыв ветра принес запах тлена и смерти…

– Интересно, давно они тут? – снова перекрестилась девушка.

Сотник дернул шеей:

– Да уж точно не с давних времен. Свежие! Навскидку дня три – неделя, вряд ли больше. Иначе б давно расклевали все.

– Их бы похоронить… по-человечески, по-христиански… – Добровоя вдруг зажала рот ладонью и побежала к кустам, склонилась, извергая из себя остатки пищи и желчь.

Вырвало… Что ж, было с чего. Мишу вон тоже немного мутило, хоть и привычный к смертям человек, воин.

– Ой! Тут кувшины какие-то… Горшки… – Войша указала на кусты, росшие вокруг толстенного ствола дуба. Сред кустов виднелись кувшины… нет, скорее – корчаги, довольно большие горшки с широким горлом, в каких хранили муку, сушеный горох и все такое прочее. Горшки были плотно закрыты такими же глиняными крышками.

– Там что-то есть, господин… – заглянув в первую попавшуюся корчагу, девушка тут же скривилась и отпрянула. – Фу! Ну и запах. Гниет что-то, ага…

– Не смотри. Лучше поищи какую-нибудь палку.

Сотник уже догадался, что было в этих поганых сосудах… и оттого стало еще омерзительней!

Догадка его подтвердилась сразу же, как только Войша принесла хворостину. Откинув крышку, Михайла пошуровал в горшке… вытащил что-то тухло-кровавое…

– Печень…

Самого едва не вырвало – еле сдержался, не хотел показывать свою слабость. Ни к чему это, подчиненные всегда должны видеть начальника бодрым и уверенным в своей правоте.

Миша специально вспомнил один из постулатов теории управления – чтоб успокоиться, отрешиться на миг от всего. Он не был хирургом или мясником… Но печень узнал – видел. Все корчаги были наполнены гниющими внутренностями развешанных на дубе жертв!

– Это сделали не люди, нет… – несколько придя в себя, прошептала Воя. – Это оборотни! Вурдалаки. Надо их найти и… осиновым колом!

Сотник покачал головой: надо же, здесь знают про оборотней и осиновые колья… Так, может, и правда – оборотень! Или – оборотни… С этой языческой мистикой все может быть, чем черт не шутит, когда Бог спит.

А может быть, и не оборотни! Следы надо искать… пока не затоптали. И хорошо бы все записать, чтоб потом – на досуге – обдумать.

– Войша! Давай, беги к раненому – проведай, как он. Там береза – коры нарежешь на грамотцы, и сюда. Да, хорошо бы что-нибудь острое найти… гвоздь или…

– Так писало же есть, господине! – неожиданно улыбнулась девчонка.

Вот уж и впрямь – неожиданно…

– Писало? У тебя?

Дева повела плечом:

– Раз на мне пояс – так на нем много чего есть.

Ну да, а как же! Карманов в эти времена не было, все носили в котомках, в поясных сумках – калитах или «кошках» – или вот – самое простое – привешивали к поясу, чтобы нужные вещи всегда были бы под рукой. А что? Удобно…

Правда, Михайла к такому удобству как-то не очень-то привык и приказал пришить карманы к верхней рубахе и к теплому кафтану, что носил по осени и зимой. Идея эта, в отличие от многих прочих, у местных жителей понимания не нашла. Что поделать – сила привычки. Да и вещи-то все были массивные, для карманов – большие. Всякие там ложки и прочее…

На кожаном поясе Добровои тоже висело много всего. Раньше-то Миша не особо приглядывался, а теперь вот заметил, разглядел, кроме серебряных оберегов-подвесок, еще и писало, и узорчатый гребень, и какой-то затейливый, средних размеров, ключ. Наверное, от личного сундука или от какого-нибудь амбара. Добровоя – девчонка не бедная, скорей, так сказать, из кулацкой семьи.