Текст книги "Холодное солнце"

У этого пресмыкающегося, – Блюм весело засмеялся, – глаза уже были на мокром месте, когда вы шли к нему по коридору. И вдруг собачка видит оранжевое пятно, так мучительно напоминающее ему купальник дивы. И от этого пятна ему, бедному, не оторваться. Ничего, кроме ваших ботинок, он уже не видит! А в это время под самым потолком в струе воздуха плывет наш слиток, несомый воздушными шарами. Там, за хомутом, скорость потока возрастает и шары поворачивают направо за угол – к вентиляционному окну. Их непременно вынесет в дырку!

В общем, сработали вы, Томилин, не хуже, чем Мессинг. Да что там не хуже! Гораздо тоньше. Кстати, сейчас сюда привезут вашего сообщника, верней, ваших сообщников. Один из них проходит у нас в картотеке как Артист. Опустившийся господин, но с выдумкой и известной долей артистизма! Представляете, присел на улице гадить. Совсем как дворняжка. Зачем, скажете, присел? После того как наш Эталон вылетает в вентиляционное отверстие, его необходимо как-то поймать. Вы сами сделать этого не можете, и, разумеется, у вас должны быть сообщники. Кто-то из них ловил шары. Как? Ну, скажем, подстрелил. Но для этого он должен был оказаться во дворе Лабораторного корпуса. Перелезть через забор и остаться при этом незамеченным – почти невозможно. Поэтому сообщников было двое. И один из них – Артист – отвлекал внимание прохожих. Да-да, – Илья Борисович перевел взгляд на своих растерянных мальчиков, – инцидент у перекрестка был отвлекающим маневром. Правда, каким-то вычурным. Но дело в том, что этот Артист – личность неадекватная. От него всего можно ожидать, даже такой экстравагантной выходки. Пока Артист работал, его сообщник перелез через забор и попал во двор Лабораторного корпуса. Там он и получил посылку.

– Бросайте бизнес, господин Блюм, и беритесь за перо! – усмехнулся Томилин. – Из вас выйдет романист. Конечно, деньги не те, но зато слава на века!

– Зачем же так громко: романист. Ведь это ваш роман, а не мой. Даже не роман, а пьеса. А я – всего лишь вдумчивый читатель! Сейчас здесь у нас будут сразу два артиста, и мы сыграем финал вашей пьесы. Только учтите, режиссером буду я!

Блюм поднялся из-за стола и облегченно вздохнул. Присутствующие в кабинете восхищенно смотрели на Илью Борисовича. Только Аптекарь безучастно жевал резинку, хмуро поглядывая на Томилина. Он понимал, что теперь ему опять придется воспользоваться своим саквояжем.

– Ну, не расстраивайтесь так, – Блюм по-отечески похлопал Томилина по плечу. – У вас еще будет время для покаяния. А вы неплохо знаете Фрейда! Крашеный башмак и порножурнал, что, кстати, в отношении вас, мой дорогой пуританин, ни в какие ворота не лезет, – довольно изящный этюд. Вот если б вы были полным идиотом, тогда я бы еще сомневался! Но вы совсем не идиот. Даже наоборот! Я бы сказал, вы – почти гений! Но только почти! Потому что гений в данном случае – я! Я, который разгадал ваш трюк. Конечно, не без помощи машины. Компьютер – тонкая игрушка. Особенно в паре с моей программой. Знаете, как она называется? «Зверь»! Вот и в вас мой «Зверь» вцепился мертвой хваткой. Да, умная машина, очень умная. И все же не умнее Блюма!

26

…Глеб ожидал чего-нибудь в этом роде. Поэтому он тут же напряг тело и коротким движением подал вперед голову – лбом навстречу летящему кулаку. Голова Донского оказалась на несколько сантиметров ближе той точки, куда целил длинный, и он не успел сжать пальцы.

Донской почувствовал сильный толчок в лоб и услышал краткий хруст. Длинный хрипловато вскрикнул и согнулся, взвыв от боли. Гладковыбритый остолбенел, не зная, что ему теперь делать.

Сбросив руки благоухающего «офицера безопасности» с запястий, Глеб размашистым левым боковым отправил красавчика на асфальт. Удар пришелся в скулу, и потому гладковыбритый с вытаращенными от неожиданности глазами попытался тут же встать на ноги.

Донской отскочил, потирая кулак, но, видя, что длинный, уже справившийся с приступом боли, вытащил из-за пазухи какой-то темный предмет, прицельно – сверху вниз – выстрелил своей правой в челюсть поднимающемуся моднику… А длинный уже летел на него сзади, держа в поднятой над головой руке милицейскую дубинку.

– Это и есть твоя ксива? – крикнул Донской, увернувшись от удара длинного.

Попутно он успел скользнуть краем глаза по гладковыбритому, который лежал теперь на спине, закатив глаза. Теперь инициатива была у Глеба.

Видя, что руками противника не достать, длинный пустил в ход ноги. Это было как раз то, на что Донской рассчитывал. Вместо того чтобы увернуться от летящей в голову ноги длинного, он резка поднял руку и подался вперед. Ботинок парня угодил куда-то за спину, при этом рука Глеба автоматически захлестнула ногу длинного, плотно прижав ее щиколотку к подмышке. Следующим движением Донской заступил правой ногой за ногу пытающемуся сохранить равновесие парню и коротким ударом в грудь опрокинул его на асфальт. Длинный ударился затылком о тротуар и затих.

Донской поспешил вырвать из его рук дубинку. Теперь, если нападение повторится, ему не придется сбивать кулаки в кровь. Выглянув за угол, Глеб увидел автомобиль с горящими фарами и отпрянул назад. В автомобиле находились двое, причем один из них, открыв дверь, уже выходил. Глеб оглянулся на лежащих. Длинный пробовал подняться, а гладковыбритый даже не шевелился.

Глеб подбежал к нему и ощупал его -куртку, надеясь найти оружие. Ни под мышкой, ни за поясом пистолета не оказалось. Человек из автомобиля должен был вот-вот появиться…

Донской вырвал из внутреннего кармана модника какие-то удостоверения с визитками. На одной бросились в глаза латинские буквы – «Компания JJ». Ни имени, ни фамилии.

Сунув документы себе в карман, Глеб поспешил удалиться… и налетел на стремительно вышедшего из-за угла мужчину в длинном, застегнутом под самое горло плаще и шляпе, надвинутой на глаза.

Мужчина вздрогнул и, инстинктивно сделав шаг назад, прикрыл лицо руками. Глеб отрезал ему путь к отступлению и двинулся на него, сжимая в руке дубинку. Мужчина взялся за верхнюю пуговицу плаща…

– Не успеешь! – крикнул Донской и шагнул навстречу.

27

Рентгенщик Яковчук поднялся к себе в комнату и сел на кровать. Пружины скрипнули, и в деревянную перегородку кто-то отчаянно застучал.

– Слава, сука, дай поспать! Я же тебе говорил, ходи на цырлах! – раздался раздраженный голос.

– Извини, Ильяс! Это все проклятая койка!

– Койка, койка… – заворчал Ильяс. – Брось матрас на пол и замри!

За перегородкой жил охранник с Аналитического центра. Уже несколько часов он пытался заснуть. Побег косых, неразбериха, свистящие над головой пули – одна царапнула ему макушку, – все это едва не свело его с ума. Нервы гудели высоковольтными проводами и не то что не успокаивались, а даже повышали напряжение. Ильяс уже стоял под душем, обливался холодной водой из ведра и пил настой валерьяны. Нет, ничего не помогло! О, если бы он мог выпить! Но доктора пить запретили. Под страхом смерти! И теперь Ильяс медленно сходил с ума, сгорая в пламени вихрем кружащихся видений…

Яковчук сел на стул рядом с обшарпанным письменным столом, безвольно свесив жилистые кисти рук. Сегодняшний день был слишком тяжелым. Сначала обыски, потом допросы и, наконец, прогулка в Промзону, где ему едва удалось уйти от преследования патрульной машины. Если бы не та неразбериха, которая сейчас царила на Объекте, его наверняка бы сцапали. Но количество патрулей, к счастью, было сегодня ограничено. В районе вертолетной площадки шел бой, и туда были стянуты значительные силы.

Он очнулся от забытья и, разгоняя туман дремоты, резко встал. Взяв из ящика письменного стола свою фотографию, лезвие безопасной бритвы, тюбик клея и сморщенную картофелину, он повернулся лицом к перегородке, за которой страдал охранник.

– Ильяс, ты заснул? – осторожно спросил он.

– Я тебя убью, падло! – взвыл охранник, будто все это время только и делал, что, изнывая от нервного напряжения, ждал любого шороха.

– Не сердись. У меня есть таблетки!

– Пошел ты со своими таблетками! – крикнул Ильяс.

– Да нет, ты не думай. То, что надо! Транквилизатор!

Охранник продолжал что-то кричать, а Яковчук вышел на лестничную площадку и постучал в дверь охраннику.

Дверь моментально распахнулась, и перед рентгенщиком вырос охранник в длинных семейных трусах и майке. Он весь дрожал от злости. Измученное бессонницей лицо его имело желтоватый оттенок, а красные глаза были подведены землистой краской страданий.

– Что у тебя? – взвизгнул охранник.

– Вот, держи… Четыре таблетки – и будешь в норме!

– А если сразу восемь?

– Спать будешь долго. Тебе ведь в ночь на дежурство?

– Не твое дело!

Охранник вырвал из руки Яковчука упаковку и прочитал название.

– Там внутри есть аннотация, – сказал рентгенщик, внимательно глядя на соседа.

– Здесь сказано по одной два раза в день! А, ладно! – воскликнул охранник и проглотил четыре маленьких таблетки. – Когда подействует?

– Через полчаса!

– Все, иди! – сказал охранник и принялся выталкивать Яковчука за дверь.

– Да подожди ты! Я ж тебе помочь хочу, чтоб ты не мучился! Иди, ляг на кровать!

Яковчук с улыбкой подтолкнул удивленного охранника к кровати и шагнул в комнату.

– Как помочь?

– Успокоительный точечный массаж – акупунктура. Слышал? Ну, ложись на спину. За минуту расслабишься! – тон Яковчука стал повелительным.

Охранник подчинился.

Сначала рентгенщик прощупал у охранника пульс, озабоченно глядя на секундную стрелку своих часов. Охранник несколько успокоился и перестал крутиться. Затем Яковчук положил свои длинные пальцы на виски страдальца и начал сильно нажимать, делая при этом легкие круговые движения. Охранник закрыл глаза. Сняв пальцы с головы Ильяса, Яковчук интенсивно встряхнул их и мягко положил в основание шеи охранника. Тот блаженно улыбнулся.

– Кайф! – промурлыкал охранник.

Сделав вдох, рентгенщик погрузил свои вдруг ставшие твердыми, как железо, пальцы в сонные артерии Ильяса. Тот вздрогнул, поднял было руки, но тут же расслабленно опустил их. Голова его упала набок.

После этого Яковчук вложил еще несколько таблеток транквилизатора в вяло шевелящий губами рот охранника и осторожно влил воду из стакана, следя за тем, чтобы охранник все проглотил. Охранник затих. Могло показаться, что он умер. Яковчук склонился над ним, слушая его едва уловимое дыхание.

Пятнистый костюм Ильяса лежал на стуле. Пожалуй, он был маловат рослому Яковчуку, однако выбирать было не из чего.

Переодевшись, рентгенщик извлек из нагрудного кармашка куртки удостоверение Ильяса и сел за стол. Минут через десять его фотография легла на место фотографии Ильяса. Правда, печать в углу снимка немного расплылась из-за того, что Яковчук передержал на нем срез картофелины.

Охранник все так же спал, едва слышно постанывая.

Яковчук вышел на лестничную площадку и закрыл дверь на ключ. Вернувшись к себе в комнату, он набил сумку сахаром, проверил наличие патронов в обойме взятого у Ильяса пистолета.

Едва он успел отойти от дома, как подкатил автомобиль, набитый охранниками, которые тут же бросились в парадную. Яковчук свернул за угол и побежал.

На улице было пустынно. Лишь иногда навстречу ему попадались люди, торопливо спешащие домой. С соседних улиц раздавался вой патрульных машин. В городе продолжались облавы. Надвинув шапочку на глаза, рентгенщик широким шагом двигался в сторону Промзоны.

На контрольном пункте он молча предъявил свое удостоверение, однако никто из постовых даже не заглянул в него. Ему лишь махнули рукой, мол, проходи, не до тебя.

Служба безопасности была сегодня «именинницей»: патрульные и охранники потеряли в столкновениях с косыми дюжину своих людей!

– Стрелять их всех надо! – говорил один постовой другому, глядя вслед длинному охраннику, только что миновавшему их КП и, конечно же, решившему поохотиться на беглецов. – Перебить всю косую сволочь, и точка!

– Стрелять? Ну, тогда тебе придется за них работать! Учти, Блюм в первую очередь таких, как мы, в шахту засунет! А там, приятель, нам крышка! – отвечал его товарищ.

28

Мужчина шарахнулся от Донского и побежал. Глеб бросился за ним, стараясь не слишком наступать ему на пятки.

Хрипло дыша, мужчина помчался к освещенному проспекту, а Глеб обогнул дом с другой стороны, накинул плащ на руку, в которой сжимал дубинку, и двинулся к автомобилю с тыла.

Это был синий «вольво». Донской видел, что водитель подался вперед, чтобы лучше видеть того, кто появится из-за угла.

– Оставь ключи зажигания в замке и можешь отдыхать. Даю тебе выходной! – ласково сказал Донской, приставив к затылку водителя милицейскую дубинку. – Вот какой ты молодец! – похвалил он водителя, который осторожно, словно нес на голове поднос с графином, стал выбираться из салона. – Теперь слушай установку: встань у капота и замри до второго пришествия!

А от угла дома, закрывая глаза от слепящего света фар, уже ковыляли «офицеры безопасности». Длинный здоровой рукой поддерживал под локоть модника, ноги которого расползались.

Не смея обернуться, водитель стоял перед автомобилем по стойке смирно. Глеб закрыл дверь и, едва не задев крылом замершего водителя, рванул вперед.

Вылетев на проспект, он, отчаянно скрипя тормозами, свернул влево. При этом «вольво» подрезал автомобиль ГАИ, который моментально включил сирену. Первым порывом Донского было немедленно принять вправо и остановиться. Но сработал инстинкт самосохранения: машина была не его, и соответственно для инспекторов ГАИ он являлся банальным угонщиком. Во-вторых, если бы он остановился, «офицеры безопасности» тут же достали бы его со всеми вытекающими последствиями. Какими именно? Этого он не знал, но то, что конфликт не закончится обычным мордобоем, было яснее ясного.

И Донской давил на гашетку!

Не снижая скорости, он мчался по проспекту в левом крайнем ряду, то и дело пересекая двойную осевую. Преследующий его «жигуленок» включил мегафон и теперь требовал от «вольво» немедленно остановиться.

Рядом с Глебом на сиденье лежала мигалка, и он через открытое окно сумел водрузить ее на крышу автомобиля. Получалась интересная картина: по проспекту летела чуть ли не правительственная иномарка со включенной мигалкой, а за ней гнался жигуленок, надрывно хрипя из матюгальника и угрожая лимузину расправой. Такие гонки умиляли водителей, и они без предупреждения сторонились, с нетерпением ожидая начала перестрелки.

Не снижая скорости и не реагируя на красный свет светофора, Донской отчаянно маневрировал, беспрерывно сигналя фарами и гудком. Но долго так продолжаться не могло. Впереди, на каком-нибудь перекрестке, его наверняка ждали…

Резко взяв вправо, «вольво» перемахнул тротуар в метре от изумленных пешеходов и помчался к арке огромного дома.

Выключив мигалку, он вкатился во двор. Здесь открывались утопающие в зелени пятиэтажки и детские площадки.

Покрутившись среди домов и скверов, Глеб уткнулся в бетонный забор. Это был тупик.

Боднув мусорные баки, автомобиль остановился. Глеб открыл дверь. Преследователей не было видно.

«Пусть теперь „офицеры безопасности” сами с ГАИ объясняются!» – мстительно думал он, быстрым шагом приближаясь к дому, справа и слева от которого тянулся каменный забор.

Послышался вой сирен, замелькали милицейские мигалки. Откуда-то выскочили милиционеры и остановились, глядя на «вольво».

«Не думал, что вы так быстро!» – удивился Глеб и неторопливо, словно проживал в этом доме, подошел к ближайшей парадной.

Милиционеры были в ста метрах от него. Взявшись за ручку, Донской потянул ее на себя. Дверь оказалась закрыта на кодовый замок. Краем глаза контролируя приближение милиционеров, он пристально посмотрел на кнопки замка. Три из десяти были отполированы особенно тщательно. Не впуская в себя озноб волнения, Донской нажал одновременно на три эти кнопки. Замок щелкнул.

Милиционер приближался. Как бы нехотя Донской открыл и тут же закрыл за собой дверь – под самым носом у стража порядка.

Оказавшись на лестничной площадке, Глеб кинулся в подвал. На его счастье, подвальная дверь раскрыта нараспашку. По щиколотку в тухлой воде он двинулся к противоположной стене. Здесь были узкие подвальные окна. На одном железная сетка отсутствовала, и Донской протиснулся в это окно.

Теперь он стоял посреди заросшего репейником и лопухами двора, где валялись ржавые станки в полусгнивших ящиках, лысые покрышки и куски кровельного железа. Чуть дальше чернели здания ангарного типа и трехэтажный дом красного кирпича, в окнах которого горел свет. За ангарами тянулся все тот же высокий забор с колючей проволокой наверху.

Какие-то тени метнулись прочь от Донского.

Глеб отпрянул и вгляделся в полумрак: это были мальчишки лет двенадцати. Донской догнал одного из них. Мальчишка сразу заплакал.

– Я больше не буду! – гундосил он. – Мы только посмотреть!

– И я тоже не буду! – сказал Глеб. – Покажи-ка мне, как отсюда выбраться?

– А вы не сторож? – спросил мальчик, вмиг перестав плакать.

– Нет! – Мальчишка попытался вырваться, но Глеб цепко держал его за руку. – Только покажи мне путь отсюда, и будешь свободен.

– Ладно. Вон там, в дальнем углу, дыра. Только вы не пролезете!

Действительно, где-то у земли в зарослях репейника бетон оказался проломлен, а стальная арматура кем-то перепилена. С трудом разогнув стальные прутья, Донской расширил лаз и по-кошачьи продрался сквозь него прямо на улицу. Отряхиваясь от грязи, он поднял глаза. Перед ним стоял милиционер, пыхтя от возмущения…

29

Бармин знал порядки Объекта: если его сейчас поймают, ему не жить. Но больше всего его возмутило то, что на его жизни собрался подзаработать сиплый мужик в грязном фартуке мясника.

Это было слишком!

Бармин схватил с ближайшего стола бутылку за горлышко и с размаху опустил ее бармену на затылок.

Бутылка глухо звякнула и отскочила от продолговатого черепа. Кочегар икнул и рухнул на цементный пол, выронив карабин. С улицы послышалась сирена патрульных машин.

Бармин поднял карабин с пола и, сунув его под куртку, крикнул Артисту:

– Смываемся!

– А может, сдадимся? – загундосил Эдик, с ужасом поглядывая на распростертое тело кочегара с вылупленными стеклянными глазами.

– И тебя сегодня же сдадут на мыло! Ты, котик, даже пикнуть не успеешь!

Бармин бросился к выходу, но у двери уже притормозил патрульный УАЗ. Один из посетителей глазами показывал Бармину на дверь за стойкой бара.

Оглянувшись на Эдика, Бармин прыгнул за стойку, и, расшвыривая ногами бутылки, навалился на дверь черного хода.

– Зачем я с тобой связался?! – стонал Эдик, заламывая руки. – Ведь нас сейчас подстрелят! Давай сдадимся! Я согласен идти в шахту!

– И не надейся! – крикнул ему Бармин. – Не будет никаких шахт. Теперь для нас с тобой только одна дорожка – к стенке!

Они бежали по узкой кривой улочке, Метрах в ста позади них мелькали вооруженные люди. К счастью, патрульная машина не могла здесь протиснуться между зданиями.

Попадавшиеся навстречу люди сторонились и растерянно прижимались к стенам домов. Когда двое подвыпивших мужиков, у которых сработал охотничий инстинкт, бросились им наперерез, Бармин извлек из-под куртки карабин и, сделав дикие глаза, крикнул:

– В сторону, гады!

Гады не послушались и широко, как при игре в жмурки, раскинули руки. Бармин передернул затвор: мужики тут же юркнули куда-то, как подвальные коты из-под колес автомобиля.

Однако навстречу им уже бежали автоматчики. Их взяли в клещи. Бармин с тоской посматривал на двери и окна домов. Понимая, что уйти теперь вряд ли удастся, Бармин остановился, чтобы занять оборону. Растерянный Артист топтался рядом. Бледный от волнения Бармин криво усмехнулся:

– Кажется, приплыли…

– Смотри! – прошептал Артист, указывая рукой на квадратный люк, закрывающий доступ в канал с подземными коммуникациями.

Доступ в такой канал был категорически запрещен. Там, под кварталами Буферной и Промышленной зон, были проложены десятки километров кабеля и труб, круглый год обеспечивавших население теплом и энергией.

На железной крышке лежал массивный замок. Погоня приближалась…

. Бармин отстрелил замок. Они откинули крышку и ринулись по железным ступеням.

То, что они увидели, потрясло их.

Под мрачными кварталами Объекта город продолжался. Оказывается, строения Объекта имели подземные этажи. Правда, это были уже не здания, а их скелеты: зачастую без стен и пола, на высоких сваях, с металлическими мостками.

Беглецы стояли сейчас на металлической решетке рядом с трубопроводом и тяжелыми связками кабеля.

– Туда! – крикнул Бармин, и они побежали по мосткам, гремя железом над черными ямами и -провалами, минуя лестницы, ведущие на более низкий уровень.

Их путь слабо освещали фонари. Через полсотни метров металлические мостки уперлись в бетонный короб, ведущий куда-то во мрак. Сзади послышался грохот металла. Это погоня спускалась в канал.

Бармин остановился против очередной лестницы.

– Чем глубже, тем больше шансов, Артист! – он весело посмотрел на испуганного подельника. – Не бойся, два раза не убьют! А если прихлопнут, на том свете доживешь!

Артист первым скатился по узким ступеням и, не оглядываясь, побежал. Бармин едва поспевал за ним.

– Как дешево ты меня купил! – ныл Эдик, не снижая, однако, скорости. – И зачем я потащился сегодня в город?! Спал бы себе в теплоцентре! Теперь мне крышка!

– Что ж ты, крыса подвальная, бежишь, если крышка? – возмутился Бармин и остановился, чтобы перевести дух. – Стой, есть идея!

– Ну что тебе еще от меня надо?! – с надрывом прокричал Артист.

– Смотри, от туннеля идут ответвления, а мы все время драпаем по прямой! – Бармин схватил Эдика за локоть, указывая ему на боковой проход. – Как только они потеряют нас из виду, им придется разделиться на группы. Давай туда!

– Нет, надо вперед – к Промзоне. Там должен быть выход! – Артист тянул Бармина за собой.

– Выход? Да они ждут нас у всех выходов! Они объявили на тебя охоту! Или ты забыл?

Погоня приближалась.

Бармин нырнул в узкий боковой туннель. Артист бросился следом, боясь потерять его из виду. Этот туннель, прорубленный в горной породе для новой ветки трубопровода, почти не освещался.

В любое мгновение ожидая услышать позади топот накатывающейся толпы, беглецы обдирали себе плечи о выступы стен и не чувствовали боли. Они выбивались из сил, а проход с каждым шагом становился все уже.

Артист настиг Бармина и схватил его за плечо.

– Хватит! У меня сейчас сердце лопнет! – захрипел он.

– Надо бежать! – Бармин повернул к Эдику потное лицо. Широко открытым ртом он жадно хватал воздух.

– А я… не могу! Что если мы… в тупике?! – возопил Эдик и начал всхлипывать.

– Не раскисай, Артист! Это еще не тупик. Тупик – это когда ты сдался! – подбадривал Эдика Бармин.

30

Гость Ошота Хореновича вел свой автомобиль уже в центре города, когда раздался телефонный звонок.

– Мясник! Мы нашли этого питерского в чебуречной. Он пас профессора!

– Успокойся! Я уже снял питерский вопрос с повестки дня, – спокойно ответил Мясник и уже хотел повесить трубку, но на том конце возбужденный голос продолжал:

– Ты что?! Его нельзя отпускать!

– Я же сказал тебе: вопрос снят! – процедил сквозь зубы Мясник.

– Почему?!

– Не почему, а как! – рявкнул Мясник. – Или тебе надо изложить суть метода?

– Да какой там метод! – взвыли на том конце провода. – Пять минут назад он кинул нас и смылся в нашей тачке! Ментов со всего района на уши поставил, и теперь мои люди с ГАИ разбираются, заявления пишут.

– Значит, это был не питерский! – сказал Мясник и, стиснув зубы, побледнел.

– Да нет, он! Самый натуральный! А вот какой вопрос ты снимал?

– Скульптор сам указал мне на него. Правда… – замялся Мясник, вспомнив о какой-то сявке, шантажировавшей Ошота Хореновича. – Где он сейчас?

– Не знаю! Но теперь его нельзя выпускать из города. Он выгреб у моего парня документы. Ты понимаешь?

– Ладно. Я знаю, где он может быть.

– Сделай что-нибудь! И главное, забери у него документы!

– Неужели он один всех вас?.. – усмехнулся Мясник и покачал головой. – Ай да питерский! Интересно, на кого он работает? Ладно, придется действовать культурно. Я еду к нему в гостиницу. Постараюсь опередить его. Пришли туда Цыгана.

31

В кабинет Блюма вошел человек и положил перед ним лист бумаги. Илья Борисович пробежал глазами текст и прошипел:

– Идиоты!

Однако тут же взял себя в руки и обратился к бледному Томилину.

– Финал нашей пьесы откладывается. Артисты ударились в бега. Но это ничего не меняет, потому что убежать от меня нельзя. Входов сюда много, а вот выходов – ни одного! Так уж он задуман. Как чернильница-непроливашка… – Блюм встал напротив Томилина, который сидел не шевелясь. – А пока скажите мне, зачем вы похитили Эталон? Вы что, действительно собирались его кому-то предъявить? Ради чего? Чтобы сделать наше дело достоянием гласности? Глупо! Разве вы еще не поняли, что даже упоминание об Объекте ставит человека на грань жизни и смерти? Вы подвергли всех этих людей, – Блюм обвел рукой присутствующих, – смертельной опасности… Скажите, – Блюм вернулся к столу, – как вы представляли себе путь Эталона с Объекта на Большую землю? Допустим, вы – человек способный и что-то придумали. Но все же как доставить Эталон на Материк? На самолете? Исключено! Пешком по тундре? Безумие! Наши люди – не Амундсены. На что же вы рассчитывали?! – Блюм уперся взглядом в Томилина. – Нет, вы не авантюрист! И в загашнике у вас наверняка кое-что есть! Какой-то неведомый мне путь!

Блюм подозвал врачей и что-то сказал им вполголоса.

Аптекарь поставил на стол саквояж и раскрыл его. Но его коллега оглянулся на Томилина, все так же равнодушно смотрящего перед собой, и, покачав головой, сказал вполголоса:

– Боюсь, после этого вливания он не сможет полноценно мыслить.

– Что же вы предлагаете? – Блюм раздраженно смотрел то на докторов, то на Томилина. – Мне нужно знать, по какому пути произошла утечка. А ты что скажешь? – обратился он к Аптекарю. – Повредит это Томилину?

– Очень может быть! – улыбнулся Аптекарь. – Но не стоит так переживать, шеф. Там, где не проходит химия, сгодится и физика!

– Да-да, – подтвердил Многостаночник. – Только… хм… полегче. И… не трогайте голову. Все же у него хорошие мозги: по всем тестовым проверкам он получил высшие баллы.

– Точно! У него ведь имеются еще и другие органы. Ливер, например! – хохотнул Аптекарь.

32

Метров через пятьдесят слева от беглецов открылось еще одно ответвление трубопровода. Бармин, не раздумывая, свернул туда.

Сзади, вцепившись в его куртку, едва успевал переставлять налитые тяжестью ноги Артист. Запрокинув голову, он с хрипом втягивал в себя стоячий холодный воздух. Втягивал и все равно задыхался.

Бармин тащил Артиста. Он словно и не чувствовал усталости. Его грудь стянул колючий обруч боли; сердце, работая как мощный насос, в любую секунду грозило захлебнуться, не выдержав бешеного ритма.

Наскакивая на выступы стен и раздирая при этом одежду в клочья, они уходили всё дальше во тьму. Бармин вжимал голову в плечи: ему казалось, что свод вот-вот резко снизится, и тогда он с разбегу снесет себе полголовы.

Сзади стонал Артист. Уже несколько раз он собирался упасть и умереть. Но, слыша дыхание товарища, оттягивал свою кончину еще на несколько шагов.

Артист был уверен, что их непременно догонят. Догонят и раздавят, как крыс.

Он так устал, что ему уже было все равно: убьют его сразу или отправят в Промзону на медленную смерть.

И тут перед его глазами четко обрисовалась спина Бармина на фоне красноватого сумрака. И в этом красноватом сумраке стали видны стены, полукруглый свод туннеля и матово блестящая труба.

– Свет! – прохрипел Эдик.

Забыв о боли и усталости, Бармин рванулся, увлекая за собой согнувшегося пополам Артиста, двумя руками цепляющегося за товарища.

И вдруг они остановились. Остановились, потому что бежать было некуда. Это был тупик. Труба упиралась в груду камней. Туннель закончился.

Тяжело дыша, Бармин растерянно смотрел по сторонам, надеясь найти в стене какое-нибудь отверстие. Хотя бы звериный лаз! Но стена была глухой.

Артист лег на землю, часто дыша. Если бы это могло помочь ему сейчас, он бы, пожалуй, высунул язык. Сверкая полными слез глазами, он засмеялся.

– Назад! – зарычал Бармин. – Вставай! Надо идти назад!

– Нет! Не могу! Оставь меня! Я им ничего не сделал!

– Они тебя все равно убьют!

– Ну и пусть! – закричал Артист. – Пусть! Но зато я еще немного поживу. Вот, закопаюсь здесь и поживу! А ты – уходи. У тебя еще есть силы!

Встав на четвереньки, Эдик добрался до кучи, в которую упиралась труба, и стал разгребать ее, отбрасывая щебень и откатывая крупные куски породы.

– Назад, я сказал! – взревел Бармин, наставляя на Артиста карабин.

– А?! – обрадовался Артист. – Ну, стреляй! Стреляй в артиста. Увидишь, как красиво он умрет! Я отсюда все равно никуда не пойду. Здесь хоть свет есть!

Бармин опустил карабин и сел у стены на камни.

Эдик рыл свою нору, отчаянно пыхтя и смахивая пот со лба.

– Думаешь как крот зарыться? – Бармин, ухмыляясь, смотрел на Артиста. – Это тебе не земля, парень! Это песчаник! Его не то что лопатой, буром не взять! Или ты грызть его будешь?

– И буду! – взвизгнул Эдик.

«И чего я сунулся в это дело?! – в который раз с ужасом подумал Бармин. – Что мне спокойно не жилось?! Вроде и не очень пьяный был! А если тот дядя из лаборатории – обыкновенный псих? Тогда я – псих необыкновенный! Псих, помноженный на дурака! Ладно, побегали и будя. Теперь – конец! Только зря они рассчитывают, что слопают меня без приправы!»

Страха он не испытывал. Только злость. На себя! Ему было даже немного весело. Весело и странно. Странно оттого, что через несколько минут его не станет. Бармин усмехнулся и повернулся к Артисту.

Но Артист исчез.

33

– В таком пиджаке, а денег на сортир нету? Ну народ! – проворчал возмущенный милиционер остолбеневшему Донскому… и побежал к проспекту. Страж порядка был почти мальчишка. Он бы, конечно, мог еще постыдить этого гнилого интеллигента в дорогом костюме и задержать его, но там, на проспекте, продолжалась какая-то грандиозная возня с криком в мегафоны, и мальчишка надеялся, что еще застанет кровавую развязку.

Глеб не успел ответить. Он растерянно улыбнулся вслед убегающему милиционеру и остановил «Запорожец».

– Куда поедем? – спросил его водитель. – На проспект не пускают. Там Джеймса Бонда ловят!

– Тогда в другую сторону!

«Домой, скорей домой! – думал Донской. – А прах Юрия пока подождет!»

Пожалуй, стоило поскорей убираться из стольного града!

Даже без праха!

Как только Донской вошел в номер, раздался телефонный звонок.

Это был Ошот Хоренович.

– Глеб джан! Почему не едешь? Я тут сижу, время теряю. Ты же сказал, что едешь! – у прозектора был на удивление радостный голос.