Текст книги "Холодное солнце"

– Может, доза мала? – спросил он замеревшего на пороге фармацевта.

– А что, не признаются? – хитро улыбнулся Аптекарь.

– Несут всякую чушь.

– Ну, значит, не они. Им вкололи по полной форме. Больше нельзя – откинутся!

– Значит, не они, – задумчиво сказал Блюм. – Понимаешь, какая штука. «Зверь» настаивает на том, что Эталон из здания не выносили. Но его здесь нет. Это уже точно! Как тогда он исчез? По воздуху? Взял и улетел? Но тогда охранники непременно должны участвовать в похищении. Ведь если слиток перебрасывали через хомуты, его еще нужно было ловить! А иначе-то как? – Илья Борисович вопросительно посмотрел на улыбающегося Аптекаря.

– На крыльях, шеф, – усмехнулся Аптекарь. – Пойду что-нибудь поем.

– Иди-иди… Значит, на крыльях. На крыльях, хм, – задумался Блюм. – Как ты сказал? – очнувшись, переспросил Илья Борисович пустоту и рассеянно посмотрел на испуганных охранников. – А ну, вон отсюда! – рявкнул он и бросился к парням, чтобы побыстрей вытолкнуть их за дверь. Они мешали ему сосредоточиться.

Схватив за шиворот сладострастца, который прижимал к груди измятую журнальную страницу, он еще раз подумал, что сегодня днем уже видел это рыжее пятно.

– Откуда у тебя эта девка, идиот? – спросил Блюм охранника. Не в силах произнести ни слова, охранник заплакал. – Тебе ее кто-то дал? – прохрипел Блюм, выталкивая всхлипывающего охранника за дверь.

– Он был… – тоненько проскулил охранник, – в желтых ботинках.

Сладострастца тут же подхватили парни из Службы безопасности и повели спать. После процедуры Аптекаря клиентам следовало хорошенько выспаться, чтобы ничего не помнить впоследствии.

Илья Блюм плотно закрыл дверь кабинета.

Теперь у него было несколько любопытных фактов и совпадений, из которых могла сложиться интересная комбинация.

Во-первых, как раз в тот промежуток времени, когда пропал Эталон, проводилось плановое проветривание лабораторного корпуса, и, естественно, вентиляционные окна были открыты. И как он выпустил это трехминутное открывание вентиляционного окна из виду?

Во-вторых, в качестве носителя Эталона могли быть не человеческие руки, а… крылья. Некая подъемная

сила.

В-третьих, вопрос об участии охранников в похищении после допроса можно было снять. При условии, что хотя бы один из них занимался на посту чем-то посторонним. Но как раз один из них наверняка отвлекался. Тот самый, с голой девкой за пазухой!

И, наконец, последнее…

Это последнее было самым любопытным и неожиданным, и его Илья Борисович приберегал на крайний случай, если комбинация вдруг не будет складываться.

Потирая от нервного возбуждения ладони, Блюм вызвал к себе мальчиков.

– Срочно предоставьте мне информацию об оборудовании, которое имеется в Лабораторном корпусе. Здесь, кажется, есть инертные газы? – Блюм строго посмотрел на мальчиков.

– Не только, – ответил кто-то из них. – Еще кислород…

– Вот-вот. Пять минут хватит?

Илья Борисович ощущал себя гениальным математиком, шаг за шагом доказывающим теорему Ферма.

Через две минуты мальчики положили перед Блюмом выведенную с компьютера информацию. В нетерпении пробегая по строчкам глазами, он воскликнул:

– Вот то, что нужно! – и радостно хлопнул в ладоши. – Значит, все эти газы находятся именно в лаборатории второго этажа?

– Да. В аппаратной, в баллонах.

– Отлично. А теперь скажите, резиновые перчатки имеются у всех сотрудников лаборатории?

– А это зачем? – улыбаясь, спросил один из мальчиков.

– Скоро поймешь, губошлеп, – криво усмехнулся Блюм.

– Должны быть у всех. Вот тут, в журнале контроля, зафиксировано, что некоторые сотрудники лабораторий иногда проходят через хомуты в резиновых перчатках.

– Почему?

– А кто их знает. Прямо в раздевалке надевают.

– Сегодня были такие?

– Да.

– Кто именно?

– А вот, можно посмотреть по журналу.

– Ага, – сказал Блюм, пробежав глазами утренние записи. – Вот что… – здесь Илья Борисович помедлил, – вызовите ко мне Томилина. Пусть пока подождет в приемной. Я его скоро позову.

17

Двумя часами раньше Бармин торопливо шагал по переулку Буферной зоны. Не позже чем через четверть часа он должен был стоять во дворе серого трехэтажного здания со стороны кирпичной трубы. Но попасть туда он мог, только перебравшись через забор в укромном тупичке, заваленном всяким мусором.

Двадцать минут назад Бармин продрал глаза на заднем сиденье своего УАЗа в гараже Объекта.

Всю ночь парню снились кошмары: погони, стрельба. Какой-то одноглазый циклоп пытался его задушить. Задыхаясь, Бармин бегал от циклопа, спускаясь все ниже и ниже, до тех пор пока его не обступила тьма. И циклоп был все время где-то рядом: он горячо дышал ему в затылок, и Бармин с ужасом ожидал, что вот-вот острые зубы одноглазого вопьются в его шею. Еще чуть-чуть, и Бармин бы умер от ужаса…

Удары кувалды вернули его к действительности. Страшно хотелось пить.

«Не надо было мешать водку с пивом! – скорбно думал он, сплевывая горечь под колеса автомобиля. – Вот всегда так: пока не нагрузишься до поросячьего визга, не угомонишься! Надо бы опохмелиться. У меня где-то была бутылочка…»

Внезапно его мутноватый, как бутылочное стекло, взгляд уперся в отпиленный приклад винтовки. Это был приклад его мелкашки!

И тут он вспомнил все. Вспомнил и посмотрел на

часы.

– Надо спешить! – просипел Бармин и стал собираться…

Шагая вдоль бетонного забора, он еще раз посмотрел на план и спрятал его в карман.

«Тупичок должен быть за поворотом!» – подумал он и услышал грохот компрессора.

В тупике трудилась бригада рабочих. Четверо разбивали отбойными молотками полуразрушенную бетонную плиту, вероятно для того, чтобы заменить ее новой. У забора сидел человек в камуфляжной форме с автоматом на коленях – страж порядка.

Увидев удивленно смотрящего на забор лохматого парня, охранник лениво поднялся и, сделав знак рукой, не спеша направился к нему.

Бармин юркнул за угол и побежал, стараясь скрыться за следующим поворотом прежде, чем охранник появится на улице.

«Он говорил, что перелезть через забор можно только здесь! – думал Бармин, переводя дух уже за углом. – Все правильно: забор ниже, да и людей почти не бывает. Но здесь теперь нельзя! Словно кто-то знал, что я собрался к науке в гости. А не провокатор ли тот дядя? Послал меня, а сам… Нет, ерунда! Ладно, что-нибудь придумаем! – размышлял Бармин, любивший приключения не меньше, чем выпивку в хорошей компании. – И все же… я ему не снайпер! – невольно подумалось, когда его локоть вдруг уперся в обрез, спрятанный под курткой. – А если промахнусь?!»

Еще ночью, когда пьяное возбуждение вечера исчезло, он решил не приходить сюда, посчитав разговор в рюмочной наваждением.

– И чего я только согласился? – бурчал он себе под нос, пересекая очередную улицу. – Что мне, в Поселке приключений не хватает?

Он стремительно обходил бетонный забор по периметру, ища удобное место. До назначенного времени оставались считанные минуты.

В этом квартале Буферной зоны было оживленно. Проходчики и горные мастера, бригадиры, технологи и литейщики спешили расслабиться – пропасть в хмельном угаре до начала рабочей смены. Их набрякшие лица были сосредоточены.

Даже здесь, в Буферной зоне Объекта, где можно было на несколько часов забыть о рабском труде шахты и не вдыхать раскаленный жар плавильной печи, где было столько рюмочных и пивных, они не могли отключиться, сойти с марафонской дистанции медленно убивающего труда, когда, как километры, накручиваешь рабочие смены, думая лишь о том, что в конце концов тебя рассчитают и ты отправишься на Материк… умирать.

Встречные бросали на Бармина тяжелые взгляды, насквозь прошивая его тупым безразличием. Многие из них были уже пьяны. Но даже пьяные, они не могли забыть о предстоящем им завтра.

Бармин вспоминал вчерашний разговор в рюмочной…

– Если они тебя с этим поймают, – говорил муж чина, глядя в сторону, – ты – покойник! Да и я тоже… Но у тебя должно получиться! И у всех нас появляется шанс спастись! Понимаешь? По крайней мере надежда!

Плотно сжав губы, мужчина в упор смотрел на Бармина.

– А ты думаешь, этой толпе нужно твое спасение? – усмехнулся уже изрядно захмелевший Бармин. – Ты глянь на них. Это же морские свинки! Скот и тот мычит, когда его гонят на бойню, а этим – все равно.

– Что ты про них знаешь!.. Ладно, вернемся к нашему делу. Ты должен пробиться на Материк.

– Поскольку ковра-самолета у меня нет, – Бармин хохотнул и покачал головой, – придется махнуть через тундру на своих двоих. Верст двести одолею, а что потом? Евражек ловить и шашлык делать? Нет, тут надо волчарой быть, так сказать, коренным жителем тундры. А человеку здесь хана. До первого жилья тысячи полторы верст… Можно, конечно, раздобыть колеса. Но где взять топливо? Больше ста литров мне не дадут, да и то спросят зачем. А тут ведь не сто и даже не пятьсот литров понадобится. Тут счет идет на бочки. Так что…

– Слушай меня, – приглушенно заговорил мужчина. – О тысячах верст ты верно сказал. Но есть более короткий путь. Можно добраться до железной дороги. Это верст триста-четыреста строго на юго-запад.

– Я в этих местах давно, больше десяти лет, но ни о какой железной дороге не слышал. Да и на карте ее нет!

– Верно, на карте нет. Нет, потому что дорога засекречена. По ней доставляют сырье для закрытых объектов ВПК на Материке. Я всегда знал, что она там есть, должна быть. Ведь не по воздуху же привозить эти тысячи тонн руды?! И однажды увидел ее!

– С высоты птичьего полета?

– Угадал. На космических снимках. Мне их показывать не должны были. Секретные… Но уж очень было надо, чтобы проследить одну геологическую структуру. В общем, взглянул одним глазом… Так вот, я думаю, что это обычная двухколейная дорога, оставшаяся со времен освоения Крайнего Севера первыми комсомольцами с лагерными номерами на робах. И дорога эта действующая, поскольку комбинат на Материке все еще работает. Я это точно знаю. Значит, сырье до сих пор туда возят. Если не собьешься с курса, непременно выйдешь на железку…

– А если очередной состав пойдет только через неделю или через месяц? – усмехнулся Бармин, считая, что разрушил замысел мужчины.

– Нет. Составы идут раз в три дня или что-то вроде этого. И вот почему. Это были два снимка, сделанные один за другим через три дня. И на обоих дешифрировались железнодорожные составы. На снимках, кстати, было указано и время, правда, московское… Скажи честно, ты ведь мечтаешь смыться отсюда?

– Я-то что! А вот ты почему до сих пор здесь?

– Я тут еще нужен, – улыбнулся мужчина. – И потом, живым меня отсюда не отпустят.

– А меня? – ухмыльнулся Бармин.

– Тебе что! Ты – не местный. Сегодня здесь, а завтра там, у себя в Поселке… Если доберешься до железки, – мужчина вновь говорил вполголоса, – и пробьешься на Материк, доставь посылку в Питер, одному человеку. Надеюсь, он будет на месте. Должен быть. Ты запомнил, как его найти? Имени его сказать не могу, потому что, если тебя сцапают, то все из тебя вместе с жилами вытянут. Отдашь ему сверток, скажешь, что от меня. Там будут нацарапаны кое-какие цифры, а выводы он сам сделает. И никуда не ходи. У «JJ» везде свои люди! Высунешься – тебе конец! Это дело можно раскрутить только через прессу. Власти его непременно замнут, а всех причастных в порошок сотрут. Только скандал сможет рассекретить Объект и дать нам шанс… Сделай, как я сказал, и ложись на дно. Имей в виду, как только разразится скандал, люди из «JJ» начнут тебя искать… Ты даже представить себе не можешь, какую бомбу повезешь на Материк!

18

«Наверное, дело было так, – Глеб пытался восстановить последовательность событий того вечера в чебуречной. – Юрий и тот, четвертый, изрядно выпившие, вышли поздно вечером из чебуречной, и на них напали. Несомненно, те самые охранники. Эти ребята не могли так просто отпустить их. Они избили обоих, Юрия и его приятеля. Нет… Не так. Ведь приятель не явился в милицию, чтобы заявить о нападении. Значит, этот драчливый „четвертый” ушел от них или они его упустили и всю злость переключили на Юрия, но перестарались – забили насмерть. Уже мертвого они отвезли его на окраину и сбросили с моста в реку. Кстати, материалы из его сумки они могли где-нибудь выбросить. А тот драчун, приятель из Сыктывкара, в этот момент ехал в аэропорт, ничего не подозревая…

Стоп! Приятель из Сыктывкара!

Не тот ли это парень, который некогда учился с Юрой в университете? Он, кажется, поехал по распределению куда-то в Коми. Значит, мог попасть и в Сыктывкар… Как же его звали? Кажется, Валера. Валера по прозвищу… Бандит. Точно, Бандит!»

Гардеробщик бросил ему на плечи плащ, и он вышел на улицу. Уже стемнело. По причине непрекращающегося дождя на улице было пустынно. Одиночные прохожие спешили спрятаться от непогоды. Мысли путались в голове Глеба. В конце концов всплыть на поверхность должно было главное.

Надо ехать в гостиницу. Там остались вещи…

Ах да, он обещал позвонить Ошоту и забрать прах Юрия!

Накинув на голову плащ, Глеб подбежал к телефонной будке. Когда он набрал номер потрошителя, на том конце провода моментально сняли трубку. Прозектор словно ждал звонка.

– Да-да, Глеб джан! А я тебе в гостиницу звоню! Слушай, дорогой, покупай коньяк, только настоящий армянский, и приезжай ко мне, я все уладил! – Голос Ошота сорвался на фальцет.

– Что все? – рассеянно спросил Глеб, думая о том, что услышал от официанта.

– Как что?! – удивился Ошот Хоренович. – Ты же сам хотел прах покойного? Я подготовил. Можно забирать… – прозектор волновался: он словно боялся, что Глеб, не выслушав его, положит трубку. – Тебе далеко ехать?

– На такси минут пятнадцать.

– Давай, дорогой! Я тут ради тебя горы свернул!

– Хорошо, сейчас приеду, – вяло ответил Глеб и повесил трубку.

Что это он так беспокоится о прахе? Ему-то какое дело? Или этот потрошитель – альтруист, чтобы сворачивать горы ради чьего-то там пепла?

Молодая женщина, почти девчонка, спасаясь от упругих дождевых струй, срывающихся с крыши, с визгом бросилась с тротуара в телефонную будку, где стоял Глеб. Сбросив с хорошенькой головы капюшон, она игриво спросила:

– Можно?

– Что можно? – не понял Глеб, с рассеянной улыбкой глядя на миловидное лицо.

– Постоять с вами. Насквозь промокла!

– Стойте! – Глеб немного посторонился.

– Спасибо! – мило улыбнулась девица и тут же прижалась к Донскому, не сводя с него плутоватых молодых глаз и словно говоря: «Правда, хорошенькая? Нравлюсь? Нравлюсь! Я не могу не нравиться!»

Донской улыбнулся и молча предложил девице свою согнутую в локте руку. Девица тут же обеими руками обвила ее.

– Меня зовут Вероника! – продолжая с интересом разглядывать Донского, сказала она. – А тебя?

– Глеб Александрович, – усмехнулся Донской и, видя, как девица удивленно подняла брови и надула губки, добавил: – Но можно просто Глеб!

– Куда пойдем? – деловито заговорила она, по-хозяйски беря ситуацию в свои руки. – Тут рядом есть прикольныи подвальчик: совсем не дорого и уютно, не то что в этой чебуречной. Я страшно хочу есть! – Ее глаза блестели. – И пить! – добавила она, обнажая крупные зубы.

– Мне надо к прозектору, – улыбнулся Глеб.

– К прозектору? – сморщилась Вероника. – Фу, противный!

19

Дождь лил как из ведра. У светофора стояли двое: он и она.

– Слушай, не ходи ты туда, пойдем лучше ко мне, – говорила она, прижимаясь к нему и вытягивая губы для поцелуя. Из-под шелкового платочка, повязанного у нее на шее, выбивались синие пятна кровоподтеков. – Что ты в него вцепился? Да пошли ты его и всю эту канитель!

– Сначала пусть отдаст, что должен!

– Он что, обязан тебе?

– Согласился, значит, обязан! Баков на сто я его опущу! – зло усмехаясь, говорил он, и теплые струи текли по его сухощавому угреватому лицу.

– Думаешь, он даст? – с сомнением спросила она, пряча от дождя лицо у него на груди и ежась в своем легком дождевике.

– А куда ему деваться!

– Дурак! – крикнула она. – Он тебе не будет платить! Я бы не платила!

– Будешь жадничать, потеряешь все! – насмешливо сказал он. – Он это понимает. Там такие дела творятся, такие бабки крутятся! Я буду дураком, если не воспользуюсь!

– Знаешь, ему дешевле сделать так, чтоб тебя вообще не было!

– Конечно, легче! Кто же платить хочет?

– А я бы на его месте… грохнула тебя!

– Не сможет! – засмеялся он. – Клятву Гиппократа давал!

– Ну и что ему клятва? Он ею себе давно задницу подтер! Ну и пусть они там дела крутят! Тебе-то какое дело? Ты же еще не покойник!

Ошот Хоренович положил трубку.

– Все, едет! – прозектор был взволнован. – Минут через пятнадцать будет.

– Он питерский? – Мужчина с гладким спокойным лицом спортсмена насмешливо смотрел на Ошота Хореновича, который не знал, куда ему деть свои пухлые руки с волосатыми пальцами. Этот насмешливый взгляд холодных глаз волновал его много больше, чем новенький ланцет или вдумчивое лицо жмура.

– Приехал из Питера, а загар южный. Загадочный субъект! И очень настойчивый: впился в меня, как майский клещ, развел тут целое следствие. Он что-то пронюхал о том покойнике. Помните? С костюмом у него, понимаете, неувязка. Говорит, в морг его в синем костюмчике доставили, а матери для опознания предъявили коричневый. Санитар ему об этом, видите ли, рассказал. Санитар этот – алкаш! Наврал ему с три короба за бутылку, а он и уши развесил. Я, честно говоря, как мог, разубеждал его. Думаю, он в конце концов согласился со мной. Отдам ему прах – и закрою это дело! Пусть успокоится! – говорил Ошот Хоренович, энергично размахивая руками.

– Успокоится? – усмехнулся гость прозектора. – Нет, он не успокоится. Кстати, кем питерский приходится тому, в костюмчике? Родственником?

– Говорит, что брат. Вот и пусть прах забирает.

– Прах… – Мужчина ухмыльнулся и встал.

Он был почти двухметрового роста и весьма плотного телосложения. Даже массивный Ошот Хоренович казался рядом с ним школьником.

– Знаете, у меня еще одна проблема образовалась, – робко начал прозектор, уважительно глядя на мужчину, который по-барски строго приподнял брови. – Один человек, так, сявка привокзальная, наехал на меня. Шантажирует! Выкопал что-то о левых кремациях. – Ошот Хоренович вопросительно посмотрел на мужчину, бесстрастный взгляд которого был устремлен на него. – Он как раз собирался… Я думал, раз мы делаем общее дело, – прозектор закашлялся, понимая, что сказал глупость, – то вы не могли бы меня оградить? – Тут он окончательно смешался и опустил глаза под насмешливым взглядом гостя, выдавив из себя напоследок: – Это ведь ваша прерогатива!

– Во как ты говорить умеешь! – усмехнулся гость. – Кстати, прошло уже пятнадцать минут, а его все нет! Я тут уже полтора часа. Не слишком ли много чести для одного сайгака?

– Сайгака? – испуганно переспросил прозектор. – Вы имеете в виду…

– Я имею в виду общее дело, как ты выразился. Не волнуйся, скульптор. Дыши ровнее. Мы тебя в обиду не дадим. Ну, где же он? – Глаза гостя метали искры.

Прозектор, бледнея, подбежал к окну и, взглянув на часы, уставился на дорожку, ведущую к патологоанатомическому отделению. Дождь барабанил по карнизу. Люди с открытыми зонтами и целлофановыми пакетами над головами спешили найти себе убежище.

– Идет! – просипел Ошот Хоренович. – Вон тот, в длинном плаще, с непокрытой головой. Только это, вы уж… – зашептал хозяин, с мольбой глядя на гостя.

– Светловолосый?

– А пес его знает!

– Кто-нибудь еще остался в отделении? – спросил мужчина, не глядя на прозектора, который все никак не мог решиться сообщить гостю еще что-то и только растерянно хлопал глазами.

– В этой половине никого. Кстати, вымогатель этот… – решился наконец прозектор, но гость не дал ему договорить.

– Потом, – буркнул он. – Приготовь свое хозяйство. Один справишься с утилизацией?

Ошот Хоренович ухмыльнулся, давая понять гостю, что уж в этих-то вопросах он профессионал.

Глубоко сунув руки в карманы, мужчина вышел из кабинета и двинулся по слабо освещенному коридору к выходу. Внезапно входная дверь с шумом распахнулась, и в помещение ворвался мужчина в промокшем плаще. В полумраке его было трудно различить. Виден был лишь силуэт: длинный плащ, волосы, зачесанные назад. С вошедшего обильно стекала вода, и он, отфыркиваясь, раздраженно стряхивал ее с плеч и головы.

Гость Ошота Хореновича не спеша двинулся навстречу. Поравнявшись с этим насквозь промокшим посетителем, он вытащил из кармана плаща руку и, приставив ко лбу скорей удивленного, нежели испуганного мужчины пистолет с глушителем, изрек: «Прощай, сайгак!» После этого он нажал на курок, на лету подхватывая уже мертвое тело.

Гость бросил труп на каталку и накрыл его плащом, предварительно снятым с убитого.

Ошот Хоренович вздрогнул: на пороге вновь стоял его гость.

– Он в предбаннике. Действуй, скульптор! Да, я там в коридоре немного набрызгал. Кстати, санитар тот сейчас здесь?

– Платон? Нет, с половины дня ушел. Лыка, подлец, не вязал! – крикнул прозектор и вдруг испуганно замер. – А зачем он вам?

– Адресок его мне запиши, – сказал гость и, получив от прозектора листок с адресом, неспешно направился по коридору к выходу, вполголоса бормоча: – Смена костюмов ему не понравилась! Сайгак!

– При чем здесь костюмы? – недоуменно пробормотал прозектор и замер, смотря перед собой круглыми, полными паники глазами.

Хлопнув себя ладонью по ляжке, Ошот Хоренович выскочил из кабинета. Подойдя к каталке, на которой лежал труп, он осторожно отбросил плащ и вгляделся в худое лицо покойника.

– Ну что, получил свою сотку? – мстительно прошипел прозектор покойнику, достал из тумбочки заранее подготовленную простыню и, расправив ее, накрыл тело.

Надо было поспешить с утилизацией. Но прежде необходимо было позаботиться о чистоте. Ошот Хоренович вышел в коридор, добавил света и принялся стирать с линолеума капли крови.

20

Кроме обреза у Бармина под полой промасленной куртки была с собой кошка с куском капронового фала.

Обходя бетонный забор, он все еще надеялся найти в нем брешь. Внезапно его остановили трое парней в камуфляжной форме. Не давая схватить себя за куртку, дабы не обнаружить запрещенное к ношению на Объекте огнестрельное оружие, он сунул свой пропуск в нос молодцам и приветливо улыбнулся.

Это был постоянный пропуск в Буферную зону. Специалисты из Промзоны имели сюда лишь разовые пропуска и перед посещением местных «заведений» были вынуждены томиться под пристальным взглядом начальника режима Промзоны, выписывавшего эти бумажки в качестве поощрения лучшим. Пропуск устроил Бармину Береза, бывший в приятельских отношениях с самим Блюмом.

Времени уже не осталось… Беспомощно озираясь по сторонам, Бармин замер на одном из перекрестков.

«А может, прямо тут попробовать? – мелькнуло у него в голове. – Время-то почти вышло!»

Дрожащей рукой он нащупал под курткой кошку… но тут же на перекрестке появились люди. Нервно улыбаясь, он принялся насвистывать мотивчик модного шлягера, привлекая к себе еще большее внимание.

Бармин нервничал. У него дрожали колени. Время стремительно убывало.

«Сцапают меня тут! – лихорадочно размышлял он. – Скрутят. Вон уже все косятся! Надо уходить. Нет, я не смогу. Пусть мужик не обижается. Что я ему, обязан, что ли? Если меня возьмут здесь с оружием – мне не отвертеться. Отправят на Пионерский к специалистам, а там… Нет, мужик, извини! Своя рубашка ближе к телу! И чего я только сюда притащился?! Вот и мелкашку свою загубил! Прощайте, гуси-лебеди вместе с куропатками!»

Привалившись спиной к бетону, он все отчетливей понимал, что не может оставаться здесь более ни минуты.

– Гори оно все огнем! – буркнул Бармин себе под нос и выругался.

Спасаясь от растущего в нем чувства тревоги, он уже собрался рвануть к гаражу, к спасительной бутылке водки, как вдруг на перекрестке появился некто.

Скрюченный, как осенний лист, доходяга брел вдоль улицы в поисках мелкой монеты. Это был человек без паспорта, любитель дармового тепла теплоцентра и друг крыс, который обычно метров за десять сигнализирует вам о своем приближении крепнущим ароматом мерзости запустения.

На нем была грязная роба строителя и фетровая шляпа пижона. Похоже, он доживал здесь, в Буферной зоне Объекта, последние дни и даже часы, Наверняка уже сегодня его должен был задержать патруль. Задержать и отправить в Промзону. Бармин взглянул на часы.

– Хочешь заработать? – вынув из кармана деньги, весело крикнул он доходяге, тут же подковылявшему к нему.

– Шутишь? – В мутных глазах доходяги вспыхнули огоньки. – От такой суммы у меня стынет кровь в жилах! Я весь просто леденею!

– Я серьезно, приятель. Только давай быстро!

– Что надо?

– На той стороне улицы устроить потасовку. Слабо? – скороговоркой говорил Бармин, разглядывая доходягу и мучительно размышляя: стоит ли доверять этому синяку?

– Потасовку, то есть драку? – бродяга вырвал деньги из руки Бармина.

– Желательно драку, причем с криком и руганью. Так, чтобы никто из идущих по улице не остался равнодушным! – нервно хохотнул Бармин, взглянув на часы.

До назначенного времени остались секунды.

– А можно без мордобоя, но чтоб никто не остался равнодушным?

– А разве можно без мордобоя развлечь толпу? – Глаза Бармина блуждали поверх головы доходяги. Секунды истекали…

– Можно! Плевое дело! – обрадовался доходяга.

– Но это еще не все, – улыбнулся Бармин и вытащил из кармана бумажник. – Понадобится вторая потасовка. За нее столько же получишь! В общем так: устроишь бучу и мотай, когда увидишь, что я через этот забор перемахнул. Но минут через пять чтоб опять здесь был. Я обратно полезу. Как якорь на заборе увидишь, так начинай по новой бузить!

Бармина трясло, как в ознобе. Уже миновал тот момент, когда он должен был стоять за забором. Драгоценные секунды убежали вперед, оставив его в смятении: уже поздно или еще успею?

Но лихорадка действия брала свое.

Сама судьба властно схватила его, как слепого котенка, за шкирку, и, оторвав от тепла рабской зависимости, швырнула туда, где каждый шаг мог стать роковым, но где царил воздух свободы.

– Скажи, парень, зачем тебе через забор? – недоумевал доходяга. – Что-нибудь украсть?

Он придвинулся поближе к Бармину и сделал заговорщицкое лицо.

– По малой нужде!

– Ну ты даешь! – развел руками повеселевший доходяга. – Я и большую здесь справляю! А он за забор по малой лезет! Вот что, хошь я на перекрестке присяду?

Доходяга, осмотревшись, перешел улицу и принялся расстегивать штаны. Пешеходы остановились и удивленно повернули головы к присевшему на корточки человеку.

Трясущимися руками Бармин извлек из-под куртки кошку и закинул ее на забор. Упираясь ногами в бетон, он в три шага достиг его верхушки и прыгнул вниз вместе с кошкой.

Не успев добежать до бочек, где ему надлежало ожидать появления из вентиляционного окна бомбы, Бармин увидел ее.

Нечто плавно вылетело из круглого отверстия и, набирая скорость, устремилось к забору вверх по наклонной. «Бомбу» несли воздушные шары или что-то вроде этого.

Выхватив из-под плаща обрез, он тут же выстрелил… и промахнулся. Шары неумолимо несло в сторону улицы. Для следующего выстрела уже не оставалось времени.

Дослав дрожащей рукой патрон в патронник, Бармин тут же от живота выстрелил. Прицелиться он уже не успевал – шары вылетали на улицу. Бомба продолжала свое стремительное движение к забору, но только теперь по нисходящей траектории: один Шар лопнул. Водила привстал на цыпочки: высота, на которой летела бомба, была значительно выше забора.

И все же, металлически шмякнувшись о бетон, бомба свалилась в лабораторный двор, увлекая за собой шар.

Тяжело дыша, Бармин поднял с земли бомбу. Это был сверток. Развернув его, он удивленно взглянул на содержимое, затем сунул в карман. Ощущая дрожь в коленях, Бармин бросил кошку, и, вцепившись в веревку, влез на забор.

На улице уже собралась толпа.

Кого-то били.

Бармин ухмыльнулся, узнав скрюченную фигуру.

«Молодец! – подумал он. – Хорошо отрабатывает!»

Бармин спрыгнул на тротуар позади зевак, наблюдавших за представлением. Те лишь покосились на него. Потасовка с жалобными стонами жертвы и рычанием палачей была им по вкусу.

– Что дают? – спросил Бармин, нагловато улыбаясь и показывая глазами на толпу.

– Убивают!

– За что?

– А какая разница… Уже минуты три!

– Тогда надо помочь!

Толпа плотным кольцом обступала доходягу. Отдельные энтузиасты заплечных дел в охотку обрабатывали его, крепко прикладываясь сапогами к обмякшему телу. Бить могли бы и сильней, но бить сильно имели право только патрули.

Бармин едва протолкался к доходяге, который жалобно охал, защищая от ударов голову.

– Вот я тебя и нашел! – грозно заорал Бармин. – Спасибо, братва, что задержали! Хорош, оставь его, теперь он никуда не денется.

Экзекуторы изумленно посмотрели на лохматого парня, несколько поубавив энтузиазм.

– В чем дело? – недовольно спросил один из них: ему хотелось еще разик поддеть сапогом вонючку под ребра.

– Ничего страшного! – бодро ответил Бармин. – Этот синяк вытащил у меня в отряде все радиоактивные источники из приборов: три кобальта и один кадмий! – вдохновенно врал он. – Вытащил и проглотил! Думал, умрет, как от цианистого калия. Умрет-то он умрет, да только не сразу! Сначала фонить будет, как ядерный реактор.

– Фонить? – испуганно переспросил главный экзекутор в добрых сапогах с подковками.

Остальные члены «зондер-команды», побледнев, стали перешептываться.

– Да, рентген на сто. Кстати, не подходите к нему близко!

– То-то я думаю, чего это он гадить посреди улицы собрался! – забормотал главный экзекутор и попятился назад, раздвигая толпу. – Все ясно: радиация назад просится!

– Да нет! – серьезно сказал Бармин. – Просто передумал умирать. Однако поздно, дядя! Ты уже труп! – обратился он к доходяге. – Походишь еще часа три-четыре, а там…

Толпа бросилась врассыпную.

– Не бойтесь! – кричал им вслед Бармин. – Возможно, вы не получили дозу! А его мы закопаем вместе с отходами! Зуб даю!

Стараясь как можно дальше уйти от злосчастного перекрестка, Бармин бежал по переулкам жилого квартала и буквально волок за собой потерпевшего. На первом же повороте они напоролись на патруль: Бармин едва не опрокинул стража порядка на тротуар.

– Стоять! – завопил удержавшийся на ногах парень и наставил на беглецов дуло автомата.

Бармин тут же предъявил патрулю свой пропуск. Затем, кивнув на сжавшегося в комок доходягу, усмехнулся:

– Этот утиль со мной!

– Зачем он тебе? – возвращая пропуск, спросил патрульный. – От него же дерьмом несет!

– Для коллекции, парни!

– А чем мы, если не секрет, занимаемся? – вежливо спросил патрульный Бармина, волком поглядывая на доходягу.

– Чучела набиваем! – бойко отрапортовал Бардин. – Этого ватой набью: пусть ворон гоняет!

Ворон? – усмехнулся патрульный.