Текст книги "Трое на пути в Хель-гейт"

Что делать? Надо бы перевязать, но толком этого не умеет, да и аптечка осталась в глайдере. Лучше поскорее сообщить спасателям, может быть связь восстановилась. Однако пока руки слишком дрожат, чтобы возиться с телефоном. Толуман сполоснул лезвие ножа в лужице и спрятал обратно в ножны. Сделав пару шагов назад, поднял «Сайгу». Отыскал и оружие противника – тоже охотничий карабин, хотя незнакомой модели. Сунул подмышку и побрел вниз – его трясло, осыпь казалась бесконечной.

Вдруг зазвонил телефон. Толуман опустил карабины на осыпь и кое-как достал аппарат. Отец Маркел!

– Слушаю, – буркнул Толуман.

– С вами все в порядке, гражданин Варламов? Я слышал стрельбу, но связаться не получалось.

– Я иду, – сумрачно сказал Толуман. – Включите фары.

Внизу появились два желтых пятна, и Толуман свернул правее. Вскоре показался и глайдер, словно плавая в клубах тумана. Толуман приостановился и вытащил кристалл – странно, по-прежнему красного цвета. Взял «Сайгу» левой рукой, а трофейный карабин перекинул через плечо. Подошел ближе, но возле глайдера никого не было. За ветровым стеклом маячило белое лицо отца Маркела, похоже так и просидел в машине. Толуман открыл дверцу, с лязганьем пристроил карабины в багажном отсеке, и бросил туда молоток.

– С образцами не получилось, – зло сказал он. – Привязались два хмыря, пришлось отстреливаться.

– Да ну, – покачал головой отец Маркел. – Кто это мог быть?

– Возможно, черные золотоискатели. Надо глянуть выше по течению, там может быть лагерь и бутара. И я позвоню спасателям, одного я точно ранил, и другого наверное тоже. Надо их отыскать и оказать помощь.

Он открыл аптечку, соображая, что взять, а отец Маркел поджал губы: – Не надо спасателей. И сами в тумане никого не найдете. Что-то было со связью, но теперь восстановилась. Пусть наша служба безопасности займется, у них есть и инфракрасные датчики, и врач в команде. Заодно выяснят, что им было нужно?

Он стал говорить по телефону, а Толуман пожал плечами: так хлопот будет меньше. В теплой кабине пальцы заболели, отходя от холода, и искать кого-то в промозглом тумане не хотелось. Отец Маркел закончил распоряжаться, и Толуман спросил:

– Будем ждать службу безопасности?

– Зачем? – удивился отец Маркел. – Место они зафиксировали, а больше мы ничем не поможем. И летать больше не стоит, ничего не видно. Давайте обратно. Сможете вести глайдер в тумане?

– Да, – буркнул Толуман. Он включил локатор, и на лобовом стекле высветился пейзаж в зеленоватых тонах: валуны, каскады воды, темные громады кигиляхов. Поднял глайдер и повел его над ручьем.

Не разговаривали, а Толумана все еще знобило: кто же пытался его убить?

С полчаса летели в тумане, потом он остался позади. На панели заднего вида было видно, как удаляется серая стена. В верховьях Адычи только затянутое на севере небо напоминало о непогоде. Над горизонтом возникла точка, превратилось в пятнышко, и послышалось тарахтение – вертолет. Пролетая мимо, тот приветственно качнулся – видимо, служба безопасности и спасательная команда. В глайдер все это не поместится, еще один минус легких летательных аппаратов. Толуман проводил вертолет взглядом, и тут заметил среди пятен снега желтые искорки. Озорная мысль пришла в голову. Он сбавил скорость и опустил глайдер.

– Это зачем? – недовольно спросил отец Маркел.

– Желтые рододендроны, первые цветы весны, – не очень внятно объяснил Толуман.

Он вышел, нарвал цветов и бросил на карабины. Странный получился контраст: вороненые стволы и нежная желтизна цветов. Дальше летели без задержек.

Толуман опустил глайдер на ту же площадку и повернулся к спутнику:

– Карабин, из которого в меня стреляли, оставлю в багажнике. Пусть ваша служба безопасности разбирается.

Отец Маркел странно глянул на Толумана:

– На сегодня с вас хватит. Подойдите к стойке, вас куда-нибудь поселят. До завтра.

Толуман загнал глайдер в ангар и подсоединил клеммы. Неплохо, израсходовали едва половину заряда. Потом взял «Сайгу» и цветы, карабин отнес в свой глайдер, а с цветами зашел в холл. Та же девушка с челкой сидела за стойкой.

– Это вам, – сказал Толуман, протягивая цветы. – Желтые рододендроны, они первые расцветают в этих краях.

– Ой, спасибо, – обрадовалась девушка. – А я думала, тут только камни и снег.

– Зимой сурово, – сказал Толуман. – Но летом есть очень красивые места, да и цветов бывает много.

Девушка положила цветы на стойку и глянула на дисплей.

– Вас поселили в корпус «Е», там временная гостиница. Когда выйдете, то направо. К сожалению, ремонт еще не закончен, но жить можно. Комната номер 12.

Толуман поблагодарил, взял из глайдера сумку с вещами и стал отыскивать корпус «Е». Это оказалось нетрудно, здания были обозначены крупными буквами – и тут порядок. Корпус в два этажа, вдоль наружной стены строительные леса, а в холле громоздятся тюки с утеплителем. Комната оказалась на втором этаже – стандартный номер с двумя застеленными кроватями, похоже лишь она и несколько соседних были отделаны.

Первым делом Толуман принял горячий душ, а пропотевшее белье и еще мокрые брюки развесил на батарее. Где бы это постирать? Оделся в сухое и поспешил в столовую, от бегания по горам разыгрался аппетит. С сочувствием и одновременно злостью подумал о тех, кто остался лежать на мокрых камнях: лучше бы их спасли, хотя чего ради нападают на людей? Совсем одичали в тайге?.. Некая мысль прошла стороной, но не стал вдумываться.

После обеда вернулся в номер и подремал, нервное напряжение отпустило. Разбудил звонок телефона, приглашали в офис службы безопасности. Толуман улыбнулся девушке, которая все скучала за стойкой, и поднялся на третий этаж. Его встретил человек в штатском, но с военной выправкой – глава службы.

– Поздравляю, – сказал он, – ловко вы от них отделались.

– Они живы? – спросил Толуман. – И что им было нужно?

– Живехоньки. У одного неопасная рана в ногу, но сильно задубел, пока его отыскали. А второй… ну, после операции может опять мужиком станет. – Он рассмеялся, открыв крупные зубы, а Толумана передернуло. – Если им верить, это черные золотоискатели. Испугались, что их накроют, да и вообще крыша в тайге поехала. Потом сдадим полиции.

– Спасибо, – поблагодарил Толуман, но какая-то мысль опять заскреблась в голове.

Ему задали несколько вопросов и отпустили. Когда уже спускался по лестнице, мысль обрела четкость. Мужики, когда долго живут в тайге и негде помыться, начинают ощутимо вонять. А от второго даже одеколоном пахнуло, когда попал головой между его ног. Чистенький, будто только недавно выбрался на природу.

Толуман сумрачно спустился в холл. Хорошо бы отвлечься, даже голова от мыслей разболелась. Подошел к стойке, где его цветы уже стояли в банке с водой.

– Не устали? – спросил он девушку. – С самого утра тут сидите.

– Немного. Пока у нас не хватает народу и приходится работать за двоих. Но скоро, – она глянула на часы, – смена закончится. Как устроились?

– Спасибо, неплохо.

Он помялся, набираясь смелости:

– Любопытно, каково это, жить в новой империи? Не хотите отдохнуть в кафе после работы (он приметил небольшое кафе в торце столовой)? Или вам запрещено?

Девушка улыбнулась и опять поправила челку.

– Что вы, у нас не казарма. Давайте, я подойду через час. Кстати, меня зовут Елена. А ваше имя я уже знаю.

Обрадованный, Толуман поспешил к себе: давно не встречался с девушками. Иные вроде не прочь, но как узнают, что сын рогны, начинают сторониться. Расчесал волосы, надел замшевую куртку, сшитую старой Айтой, и улыбнулся: мать говорила, что именно у нее отец купил унты к свадьбе. Подержал на ладони кристалл: красноты уже нет, но холодок остается. Неужели что-то еще угрожает?

На дворе похолодало, солнце садилось за горы. Толуман прошелся по улице (людей почти нет) и вернулся к кафе. Вскоре появилась девушка, в кожаном плаще и длинной юбке.

– А что означает имя Толуман? – спросила она. – Когда вносила ваши данные, оно меня заинтриговало.

– По-якутски означает «бесстрашный». Мама так назвала, а отец у меня русский.

В кафе Толуман заказал две порции строганины «Индигирка» (наверное, рыбу привезли из Усть-Неры) и бутылку китайского сливового вина. Выпили по бокалу, Елена осторожно попробовала строганину и покачала головой: – Вкусно!

Ее глаза блестели, челка придавала лицу мальчишеский вид. Оказалось, что она из Вологды, закончила педагогический колледж, но учителям платят мало, так что завербовалась в компанию «Восток». Больше расспрашивала Толумана: как живут люди в этих суровых краях? Напоследок попили кофе и вышли на улицу.

Солнце скрылось, однако западная часть небосвода была алой – начался сезон белых ночей. Шли под руку, и когда проходили мимо его корпуса, Толуман приостановился.

– Постой, – сказал он (уже перешли на «ты»). – Я, кажется, свой номер не запер.

Лицо Елены розовело в свете заката, она слегка толкнула Толумана в бок.

– Я тоже гляну, как у них ремонт продвигается?

Дверь Толуман действительно не закрыл. Пока отыскивал в ящике ключ, спутница заглянула в номер, и Толуман неожиданно оказался с ней лицом к лицу. Ее щеки раскраснелись, и она нерешительно улыбнулась. Казалось вполне естественным обнять ее, что он после секундного колебания и сделал.

– Ну вот, – вздохнула девушка, слегка прижимаясь к нему. – Ты очень милый.

Окрыленный неожиданной удачей, Толуман поцеловал девушку в прохладные щеки, а помедлив, и в губы. Та не сопротивлялась и понемногу стала отвечать на поцелуи, похоже решила не отказывать себе в удовольствии. Плащ мешал, так что скинула его, и Толуман воспользовался удобным случаем, чтобы раздевать ее дальше. Блузка, а потом и длинная юбка полетели на пол… уже скоро они голышом оказались в постели, и от ощущения горячего тела девушки Толуман так возбудился, что вошел в нее слишком резко, а оргазм случился почти сразу. Елена подождала немного, потом тихонько рассмеялась:

– Отдохни и повтори еще разок, ладно. Я впервые оказалась в постели с мужчиной так быстро, и не успела ничего толком почувствовать. Но не переживай, ты очень хорош.

И действительно, уже вскоре после первого конфуза все получилось просто замечательно, а потом и еще раз. Девушка удовлетворенно потянулась:

– Надо же, как ты меня… (слово явно не входило в учебную программу педагогического колледжа). Так приятно.

Вскоре она уснула, а Толуман не шевелился, глядя на темнеющее в окне небо. Как все здорово получилось, девушку даже уламывать не пришлось! Можно и поработать в этой компании «Россия-Восток».

Незаметно и он задремал…

Они шли по зеленой долине, держась за руки, и странно – даже стланик не мешал, словно парили над ним. Толуман рассказывал о своем месторождении, о Великой северной магистрали, а Елена улыбалась ему, и временами они останавливались, чтобы целоваться. Вот и заснеженное плоскогорье нависло над ними. Снова долгий поцелуй… но тут сильно заболела голова, и Толуман неохотно оторвался от мягких губ девушки. Он оглянулся.

С плато стремительно стекали щупальца тумана, охватывая их кольцом. От тумана саднило горло, а в груди началось жжение. Показалось, что призрачные кигиляхи, зловеще покашливая, нависли над ними. Толуман попытался схватить «Сайгу», но в руках оказалась пустота.

«Это кошмар, просыпайся!» – с неимоверным трудом приказал он себе.

Наконец очнулся и понял, что кашляет он сам. Серая пелена перед глазами. Отвратительный запах в ноздрях. Словно огонь полыхает в легких.

Толуман скатился с постели и только у пола смог сделать несколько глотков воздуха. Пополз в сторону, где должна была находиться дверь. Нащупал ручку, но она не поддавалась. Проклятие, запер комнату на ключ!

Наконец дверь распахнулась, однако в лицо ударил смерч горячего дыма, и в нем извивались красные змеи. Пожар!

Хотя Толумана качало из стороны в сторону, он сумел захлопнуть дверь обратно. Назад, к окну! Он споткнулся и упал на кровать, на чье-то мягкое тело. Елена! Толуман в исступлении пошарил вокруг, наткнулся на стул и из последних сил швырнул туда, где, как смутно помнилось, было окно.

Звон разбитого стекла. Потянуло холодным свежим воздухом, и стало чуточку видно. Дым уносило в окно, но из-под двери стремительно текла серая пелена. Страшно болела голова, мышцы по всему телу конвульсивно дергались.

Внизу полно пластика, при горении он выделяет ядовитый газ! Скорее наружу, только не через дверь, за нею огонь!

Толуман бросился к окну: слева как раз заканчиваются строительные леса, при известной ловкости можно перебраться на них. Но как быть с Еленой, похоже потеряла сознание? Да и сам… Он растерянно глянул на себя – совсем голый!

Нагнулся за брюками, но качнуло так, что растянулся на полу. С трудом встал и, придерживаясь рукой за спинку кровати, все-таки натянул брюки, а потом и свитер – прямо на голое тело. Надеть юбку и блузку на девушку был уже не в силах, а без них обдерется на лесах. На миг растерялся, но потом завернул углы простыни, на которой она лежала, и завязал узлами. Распахнул окно, затащил девушку на подоконник, а потом, напрягая все силы, попытался засунуть куль с нею на площадку лесов. Оба чуть не полетели вниз. Где же пожарные?

Соберись! Толуман схватил девушку в охапку, взгромоздился на подоконник и отчаянным усилием все же затолкал верхнюю часть ее тела на площадку лесов. Сам чуть не упал, но успел схватиться за арматурную трубу. Рывок, мышцы рук онемели от боли, однако сумел подтянуться, хотя и ударившись головой о другую трубу. Искры из глаз, но это неважно. Хватая ртом изумительно свежий воздух, распростерся рядом с девушкой.

Дышит ли она? Непонятно. Он попытался нащупать пульс на сонной артерии – очень слабый. Вдруг ее тело задергалось от судорог, и ее стало рвать. Толуман поспешно повернул голову на бок, чтобы девушка не захлебнулась. Рвота скоро прекратилась, но Елена засипела, а лицо приобрело синюшный оттенок. Задыхается!

Что же делать?.. Вот оно, учили на курсах выживания! Толуман раскрыл девушке рот, который недавно целовал, засунул туда пальцы и стал выгребать блевотину, хотя и тошнило от омерзения. Он плакал, делая это, но Елена как будто стала слабо дышать. Вой пожарной машины донесся издалека, и вдруг все стало быстро темнеть…

2. Тёмный инок

Он долго был непонятно где, а потом очнулся другим. Чужими мосластыми руками вытаскивал какую-то девочку из фургона, а еще один, послушник в сутане, еле удерживал ее за ноги. Девочка явно ослабела – заплаканное лицо, вытаращенные голубые глаза и заклеенный скотчем рот на миг вызвали жалость. Но это прошло при взгляде на искусанные руки. У послушника вид и того хуже: лицо в волдырях, сутана обгорела.

– Держи ее! – прохрипел другой. Как клещами сдавил одну руку маленькой пленницы, а послушник схватил вторую.

Оставалось втащить девочку на паперть храма, и тут это произошло. Воздух сгустился, замерцал, а в лица ударил холодный вихрь. Впереди появилась женская фигура: черный плащ, изможденное лицо, яростные голубые глаза.

Голос будто скрежетал по стеклу: – Отпусти ее, тёмный инок! Ты зашел слишком далеко.

Он содрогнулся, но тут же пришел в себя.

– Не вздумай отнять рук! – приказал послушнику. – Если перестанешь касаться маленькой ведьмы, тебя сожгут в один миг. А так старшая побоится, что огонь перекинется на их отродье.

Удерживая девочку, он повернулся к старшей рогне:

– Мы не причиним ей вреда. Только доставим в монастырь, чтобы спасти ее душу. Уйди с дороги!

Рогна не двинулась с места. Другой приказал в микрофон на вороте: – Двое сюда! Уберите старую каргу.

Из фургона выпрыгнули двое. Эти были не в монашеских одеяниях, а в форме и с кобурами на поясах. Лица бледные от страха, из-под фуражек стекают капли пота.

– Конечно, ты можешь сжечь их, – с вызовом сказал другой, – но я позову еще. Сколько невинных людей ты посмеешь убить?

– Среди вас нет невинных, – голос прозвучал как свист пурги, – но ты рассчитал верно, Тёмный. Только берегись причинить ей больший вред. И будь проклят!

– Спасибо, – серьезно отозвался тот, и опять холодный ветер хлестнул по лицу. Фигура в черном плаще исчезла, а двое поволокли девочку по ступеням храма.

Не совсем обычного храма: два неосвещенных придела по сторонам центрального, а над ним крест с тремя горизонтальными перекладинами.

Девочку вздернули на ноги перед приоткрытыми царскими вратами. Над ними изображение бога Саваофа, Повелителя воинств – в белом одеянии и на облаках. Справа от царских врат – Христос с земным глобусом в одной руке и мечом в другой, а слева женщина в синем одеянии, со скрытым капюшоном лицом. Не крестясь, тот, кого назвали тёмным иноком, склонил голову.

– Ты сказал: «Ворожеи не оставляй в живых»33
  Библия, Исх. 22:18


[Закрыть]. Хотя твои законы не соблюдаются ныне, и мы вынуждены не лишать колдуний жизни, но одну мы привели, дабы покаялась.

Он толкнул девочку на пол и придавил спину, чтобы лицо уткнулось в каменные плиты. Тонкие ребра прогнулись под его ладонью, и он надавил сильнее, пока девочка не захрипела… Потом с неохотой вздернул ее на подгибающиеся ноги.

– Забирайте!

Двое в темном возникли из-за колонн и потащили девочку куда-то вниз. Появился другой мужчина, тоже в темном балахоне, но с золотой цепью на груди. Он убрал в складки одежды планшет, по которому следил, как отняли у родителей и увезли маленькую рогну.

– Приветствую, господин магистр, – поклонился инок.

– Неплохо, – сказал тот. – Ты прошел первую ступень посвящения, одним демоном станет меньше. Протри отметины от ее укусов спиртом, вдруг заразны. – Он подал фляжку, а другой рукой сделал повелительный жест, и послушник исчез.

Посвящаемый смочил из фляжки носовой платок и вытер им кровь, а затем сделал несколько глотков, мерно двигая кадыком. Магистр безразлично глядел, потом повернулся к левому изображению и чуть наклонил голову.

– Тебе пора узнать скрытое от непосвященных, – сказал он. – Это изображение второго лика Единого. Древние евреи почитали женскую ипостась бога, Шехину, но потом забыли о ней, а христиане и подавно. Они почитают Святого духа, хотя разве бог Саваоф не дух? Она скрывает свой лик, и мы не поклоняемся ей.

Слегка склонился перед изображением Христа.

– Когда-нибудь Ты придешь судить мир, но пока сидишь одесную Отца, и мы сами вынуждены вершить суд. Прости нас, если ошибаемся.

Отвернулся и приказал: – Идем!

Повернули налево – тут изображений нет, а пандус уходит вниз. Магистр помедлил:

– Троица слишком далека от нас, и мы почитаем ее формально. Наши повелители ближе к людям, и сейчас ты встретишься с ними.

В проходе сумрак, на стенах красноватые язычки несколько свечей. Три других придела под землей.

В первом из них нет горящих свечей. Холодноватое мерцание исходит из ниши, где как живой стоит мужчина в темном одеянии, с обнаженным мечом в руке. Магистр низко кланяется.

– Темный воин, – шепчет он. – Христос вручил ему меч, когда вознесся к Отцу.

Посвящаемый низко кланяется и почтительно говорит: – Приветствую тебя, покровитель нашего ордена. Я выполнил Твое поручение. Позволь и далее служить тебе устами и мечом.

Вдруг проекция оживает: темная фигура вытягивает меч и касается лезвием плеча инока. Тот содрогается и клонится все ниже, пока не упирается лбом в каменный пол. Трехмерное изображение постепенно меркнет, и справа озаряется помещение со столом и несколькими стульями. По другую сторону дверной проем, задернутый красной тканью. На этот раз магистр не трогается с места.

– Две другие ступени посвящения ты пройдешь один. Помни, что Владыки могут явиться тебе лично.

Посвящаемый кивает и, пройдя через помещение, откидывает завесу. Здесь тоже нет свечей. Черный стол, а за ним, в алтарной нише, светится изображение нагой женщины, лишь слегка прикрытой длинными волосами. Призывно глядя из багрового сумрака, она одной рукой, с зажатой в ней красной розой, касается низа живота, а другой отстраняет с выпуклых грудей водопад темно-каштановых волос. Губы полураскрыты как карминовые лепестки, глаза светятся колдовским зеленым огнем.

– Приветствую тебя, госпожа Лилит, – склоняется перед ней посвящаемый. – Позволь служить Тебе, приводя к поклонению других людей.

Что-то меняется. Из ниши словно накатывает багровая волна, проситель отшатывается… и вдруг перед ним стоит женщина – а ниша пуста. Женщина касается его красной розой.

– Сними свой дурацкий балахон, – требует она, и голос пронизывает как пламя. – Ляг со мной.

Она откидывается на черном алтаре, а мужчина кое-как расстегивает балахон и ложится сверху. Когда начинает двигаться, женщина охватывает его шею своими волосами. Движения все быстрее, и все туже стягивает Лилит удавку своих волос. Глаза посвящаемого выпучены, из горла вырываются всхлипы, а глаза Лилит горят свирепым зеленым пламенем. Наконец сдавленный крик вырывается у мужчины, и Лилит отбрасывает его, так что падает со стола на пол. Изо рта свешивается ниточка слюны. Все гаснет.

Темнота, только слышно хриплое дыхание. Потом сзади падает красноватый свет, мужчина шевелится, с трудом встает и идет к выходу. Уже нет ни стола, ни стульев. Узкий проход идет вниз, и посвящаемый спускается к проему, который на миг вспыхивает зловещим синим огнем.

Странно, это уже не помещение, а некий лес с черными стволами деревьев, и земля усыпана пеплом. На фоне мертвых сучьев возникают два глаза – желтых, с вертикальным зминым зрачком – и тут же гаснут. Посвящаемый ковыляет к одному из деревьев, скидывает балахон и прислоняется к стволу спиной. На шее висит веревка, а в руке появляется нож.

– Приветствую тебя, повелитель Рарох, – хрипло говорит он. – Позволь служить тебе своим разумом и мечом.

А следом вонзает в грудь нож – так, что лезвие проходит под левой грудной мышцей и показывается с другой стороны. Проделывает это же справа, а потом втыкает нож в дерево. По животу стекает кровь, но несмотря на это, мужчина протягивает сквозь раны веревку, заводит руки назад и пытается завязать веревку так, чтобы притянуть себя к стволу. Зубы оскалены, руки мучительно двигаются, и наконец это удается. Посвящаемый повисает на дереве, но снова берет нож и надрезает себе живот от пупка вниз. Теперь крови больше, она стекает по вялому пенису и струйкой падает в пепел. Голова мужчины бессильно падает на грудь, похоже он теряет сознание…

Темнота, потом снова брезжит красноватый свет. Посвящаемый лежит на черном ложе, грудь и живот перевязаны. Перед ложем стоит магистр, на золотой цепи кровавые отсветы.

– Жаль, – говорит он. – Ты прошел почти все испытания на магистра, но пожалел крови, ее натекло слишком мало. Даже если бы вытекла половина, тебе сделали бы переливание. А так Рарох недоволен. Пока получишь ранг адепта первого ранга, как-никак тебя приняли Темный воин и Лилит. Отправишься в отдаленный, но важный для нас регион, чтобы строить форпост Империи и храм. И возможно, благосклонность Рароха вернется к тебе.

– Нет!.. – Лежащий выгибается в отчаянном крике, но вопль переходит в болезненный кашель. Все меркнет…