Текст книги "Дело гастронома № 1"

6

Зоя сидела в кабинете Анилиной. Было поздно, она уже собралась уходить, достала пудреницу и помаду – привести себя в порядок на дорожку, как вдруг без стука вошел Боков. Зоя отложила пудреницу, бросила на него недоуменный взгляд. Боков достал удостоверение и представился.

– Майор Боков, Московское управление КГБ. Я могу с вами поговорить об Анилиной? Ваше имя Зоя Сергеевна, если не ошибаюсь?

Зоя напряглась. Боков заметил это, взялся за спинку кресла, приветливо улыбнулся.

– Я могу, конечно, вас и повесткой вызвать, если хотите. Но решил, так сказать, без протокола, по-дружески!

Зоя уловила намек, растерянно кивнула, бросила в сумочку пудреницу и тюбик помады. Потом поднялась и сняла плащ.

– Я так понимаю, разговор будет долгий?..

Майор подошел, подхватил плащ и повесил его на вешалку.

– Это зависит от многих обстоятельств.

– Тогда, пожалуй, поставлю чайник, а вы представитесь еще раз. Сами, наверное, знаете, это пугающее красное удостоверение… так что не запомнила.

– Могу еще раз, если надо… Майор Боков, но для вас просто Геннадий Григорьевич. Это мое настоящее имя. Могу еще раз и удостоверение показать.

Зоя отмахнулась.

– Это не обязательно. Верю, верю. Чем могу, помогу, – ответила Зоя и стала доставать из тумбочки стаканы для чая, вазочку с конфетами и печеньем. Потом включила электрический чайник на тумбочке рядом со столом. Каждое ее движение было отмечено неторопливым изяществом. Она знала себе цену, знала, как реагируют мужчины на ее стройную фигуру, красивое лицо с правильными чертами, и никогда не упускала возможности продемонстрировать свои достоинства. – Подзадержалась я сегодня, можно, как говорится, и почаевничать.

Боков, дивясь самообладанию этой привлекательной женщины, внимательно следил за каждым ее жестом, за тем, как она наливает чай в стаканы, как при этом умело и почти незаметно для чужого глаза смахивает салфеткой две капли заварки, упавшие на стол рядом с его подстаканником. Как разворачивает шоколадную конфету наполовину, чтоб обертка осталась в руке. Конфету она протянула ему.

Боков поблагодарил и стал расспрашивать, как и когда Зоя познакомилась с Анилиной, как им работалось вместе, что за человек Вера Петровна. Он искренне удивился, услышав, что Анилина собиралась разводиться с мужем.

– Одного не пойму! Если Вера Петровна была на грани развода, почему же хранила его валюту у себя в рабочем сейфе?

– Я и сама не понимаю! – огорченно воскликнула Зоя. – Да мы все здесь в шоке. Может, она вообще не знала про эти деньги? – попыталась оправдать она Анилину.

– Ага, как же, не знала! Не вяжется, знаете ли! То, что прятала, – факт доказанный! А раз прятала, значит, считала часть денег своими, так получается? Закон диалектики!

Зоя пожала красивыми покатыми плечами:

– Ну уж не знаю, при чем тут диалектика и как все это объяснить…

– Мы поэтому и беседуем с вами, чтоб все стало ясно, чтоб все по закону. А закон… насчет валюты, сами знаете… строгий.

– Известно, что строгий… Впрочем, мы с Верой никогда на эту тему не говорили!

Понимая, что дальше нет смысла напрямую говорить о валюте, Боков решил сменить тему и как бы невзначай спросил:

– Вы были знакомы с ее мужем?

Тут Зоя выпрямилась и даже немножко повысила голос.

– Еще бы! Нахал и бабник! Я была, ну, скажем так, подругой Веры, работали вместе, праздники вместе отмечали, как бывает на работе. А он, гад, упорно хотел затащить меня в постель. Даже квартиру снял и передал мне ключ! – выпалила Зоя и покраснела, отчего стала еще краше.

Неудивительно, что в постель хотел затащить, подумал Боков, я бы и сам… но тут же отмахнулся от этой мысли.

– А вы что?

– Что я?! Перестала с ним разговаривать, пригрозила, что обо всем расскажу Вере. Только после этого немного угомонился! – сказала Зоя и после этих слов сразу успокоилась, даже облегченно выдохнула, словно сбросила с себя какой-то грех.

Боков заметил это, улыбнулся и задал следующий вопрос:

– И Вера Петровна ни о чем не догадывалась?

– Да все она знала! Детей было жалко. Мальчик третий класс заканчивает, старшенькая – шестой. Вера так трудно их рожала! И вот на тебе! Я думаю, у них уже давно шло к разводу. Только она не жаловалась, никогда об этом не говорила, даже с близкими подругами!

– Почему? – удивился Боков.

– Гордая она! Из старинного рода. Правда, от него только она одна и осталась!

Зоя вздохнула и отвернулась. Затем встала, сказав, что сильно разболелась голова, достала из аптечки упаковку таблеток, выложила на ладонь две, бросила в рот и запила чаем.

Боков сразу сообразил: таким образом Зоя дает понять, что больше не готова отвечать на вопросы, и решил подыграть ей. Он встал, снял с вешалки ее плащ и предложил проводить ее до дома. Зоя согласилась.

Павел Сергеич ужинал у себя дома на кухне, с аппетитом поглощал котлеты с картошкой. Маша сидела напротив, рассеянно ковыряла ложкой в тарелке с творогом и вареньем, грустно улыбалась. С женой что-то происходит, понял Скачко. Он отодвинул от себя почти пустую тарелку и спросил:

– А знаешь что? Давай-ка в это воскресенье поедем на машине в лес, отдохнем, погуляем на природе?! Сто лет не выбирались!

Маша так и застыла с ложкой у рта. Затем вернула ее в тарелку, так ничего и не съев.

– Но сейчас в лесу еще грязно, даже снег до конца не растаял! К тому же в это воскресенье я собралась на выставку в Музей Пушкина.

Скачко немного удивился:

– Пушкина? А что, здорово. Чего ж меня не зовешь?

Вместо ответа Маша нервно принялась за еду. Творог в тарелке быстро закончился, на дне остались только цветные разводы от клубничного варенья, а она все продолжала ложкой набирать пустоту, пока Павел не поймал ее за руку и не остановил это бессмысленное занятие.

– Тихо, тихо… Успокойся.

Она вырвала руку и выпалила:

– У тебя же никогда нет времени на меня! Тебе же некогда! Всегда некогда! Сколько раз я предлагала сходить в театр, в кино, даже билеты покупала! До сих пор удивляюсь, как это ты на нашу свадьбу выкроил время?!

Тут Скачко ляпнул по простоте душевной:

– Я тогда был на больничном!

Маша нервно рассмеялась, всплеснула руками.

– Ах, ну да, конечно, вспомнила! Действительно, рука была сломана! Может, прямо сейчас тебе еще что-то сломать, чтобы ты наконец заметил, что у тебя есть дом, жена, родственники, в конце концов! – Маша сделала короткую паузу, затем, вспомнив что-то, добавила: – Ты даже к маме на день рождения не приехал! Она, между прочим, обиделась! Сказала: твой муж нас презирает, знать не хочет! А что я ей возразить могу?! Вот скажи: чем ты настолько занят, а?!

Полковник не ожидал такого взрыва, нахмурился.

– Ну, мы тут одно дельце крутим, расследуем… Не хочу вдаваться в подробности, да и, честно говоря, не могу!

Маша даже обрадовалась такому ответу. Начала нервно накладывать в пустую тарелку новую порцию творога с вареньем.

– Дельце, говоришь?! Ну а если без подробностей?

– Хищения там… всякие! Понимаешь?.. – Он улыбнулся, надеясь, что на этом неприятный разговор закончится. Увидев, что жена так и не успокоилась, добавил: – Не хочу тебе аппетит портить! Ерундистика, словом!

– Ты мне зубы не заговаривай. Хочешь сказать, что из-за этой ерундистики ты к маме не смог заехать?! – глядя ему прямо в глаза, но уже мягче, спросила Маша.

– Ну да! Я, честно, совсем замотался! Начальство опять же на ковер таскает!

Маша налила ему чаю. Он взял ее за руку. Погладил тонкие длинные пальцы. Напряжение немного спало.

– Ты не поверишь, я сам жутко переживал, что не смог к твоей маме заехать! – Он поднялся, обнял ее. – Поверь, я жутко тебя люблю! Честное пионерское!

Маша не ожидала такого поворота, даже немного растерялась.

– Как это «жутко»?

– Извини, оговорился! То есть как сорок тысяч братьев любить не могут!

Маша грустно улыбнулась, покачала головой. Скачко улыбнулся ей в ответ.

– А знаешь, совсем забыл. Я тут кое-что тебе принес! Ну, что ты просила, – прошептал он, взял портфель, вытащил оттуда пакет, завернутый в газету, и передал Маше.

Та развернула подарок. В газете была книга. «Август 14-го» Солженицына на русском языке. Маша обрадовалась как ребенок, бросилась мужу на шею. Скачко обнял ее, погладил по спине. А потом строго заметил:

– Напоминаю: из дома не выносить, никому не показывать и уж тем более не давать, в общественных местах не читать! Он, сама понимаешь, наш идейный враг, но имеешь право знать, что пишут враги!

Маша не обратила на его слова никакого внимания, она была счастлива, так и вцепилась в книгу. Она давно просила мужа достать ей Солженицына. А тут – такая удача, прямо с доставкой на дом!

– Спасибо! – И она поцеловала его в щеку. Скачко сразу оттаял. Не выпуская книгу из рук, Маша развернулась и убежала в комнату. Полковник взял ложечку творога с вареньем из ее тарелки, проглотил и скорчил кислую гримасу.

Когда Скачко в пижаме вошел в спальню, Маша уже лежала в постели, читала Солженицына. Он молча лег и, чувствуя, что она не реагирует на его появление, уткнулся носом в шею жены. Она улыбнулась.

– Перестань, мне щекотно! – капризно протянула она, не поворачиваясь к нему. – Дай главу дочитаю…

– Интересно?

– Конечно! Он здорово пишет!

– А ведь за чтение его книг срок дают! – сам не понимая, зачем он это говорит, заметил Скачко.

Маша повернулась к нему:

– Что, можешь и меня посадить?

Полковник ответил не сразу.

– Ну… В принципе могу.

– Это ужасно! Господи…

– Я, как убежденный марксист, могу процитировать на этот счет Ленина… Он говорил, что детей нельзя гладить по головкам, а надо бить линейкой по рукам…

Не успел он закончить фразу, как Маша перебила его:

– Я это читала!

– А он, как нам с тобой известно, наш бог. Какой бог, такое и государство.

Маша заглянула ему в его глаза, как-то жалостливо улыбнулась, потом погладила по голове.

– Давай не будем об этом, иначе можно с ума сойти! – Она погладила мужа еще раз, повернулась на другой бок и снова принялась за Солженицына.

Ее заворожили колоритная ставропольская речь и описания юга России. Маша погрузилась в ту далекую пору, так живо представила себя в солженицынском доме с «царскосельским видом». Читая, она шевелила губами: «Проехали станцию Кубанскую…в разрыве тополевой посадки, сопровождающей поезд, показался верхний этаж кирпичного дома с жалюзными ставнями на окнах, а на угловом резном балконе – явная фигурка женщины в белом… Вела вниз внутренняя деревянная лестница. Над ее верхним маршем лелеялся царскосельский вид… Дальше вились сиреневая, каштановая, ореховая аллеи».

Маша закрыла глаза, незаметно для себя задремала с книгой в руке. И во сне еще раз увидела картину, описанную Александром Исаевичем, но только на сей раз на этой аллее она была не одна, рядом шел Антон.

Беркутов в пижаме с заспанным усталым лицом вошел в ванную и начал чистить зубы. Выдавив остатки пасты на щетку, он понял – домашние запасы «Колгейта» подошли к концу. «Надо бы не забыть завтра заказать блок», – подумал он. И почему-то вспомнилось, как несколько лет назад из-за границы ему в подарок привез фирменную зубную пасту кто-то из космонавтов. При этом космонавт, как всегда по большому секрету, рассказал, что вообще-то зубную пасту изобрели в СССР, специально для космонавтов, чтобы они могли в невесомости чистить зубы, так как зубной порошок распылялся по кабине. Беркутов рассмеялся, вспомнив эту историю. До середины шестидесятых он и сам пользовался зубным порошком – его еще называли «парусинным гуталином», потому что часто применяли для чистки парусиновой обуви.

– Что же такое смешное ты увидел в зеркале, что так громко хохочешь? – услышал он голос жены, а вслед за этим в ванную вошла и она. Лида была в халатике и держала в руке альбом Босха.

– Представил себя на приеме в Кремле. Получаю из рук Брежнева Героя Социалистического Труда, он весь при своих орденах и медалях, а я стою перед ним голый, в белых тапочках, точнее, не в тапочках, а в парусиновых туфлях.

– Тьфу на тебя, типун тебе на язык. С чего ты…

– Да вот паста кончилась… вспомнил белый порошок.

– Давай заканчивай наводить марафет, ты у меня и без того красавец, дамочки так и липнут! – пошутила Лида и, указав на альбом, спросила: – Тебе только один экземпляр привезли? Я же просила еще один, для племянницы! Или забыл?

– Не забыл. На следующей неделе будет!

– Умница, котик! А завтра никак нельзя? У Маринки послезавтра день рожденья. Она этого Босха просто обожает!

– Хорошо, завтра сам заеду, возьму! А если что, отдай свой, потом принесу еще один.

– Золото, а не муж! – воскликнула она и чмокнула его в спину. – А знаешь, Старшинов завтра с утра будет в управлении! Мне Костиков сказал! – С этими словами Лида развернулась и вышла – готовить завтрак.

Беркутов прополоскал рот водой, еще раз придирчиво взглянул на себя в зеркало. Тут в ванную комнату вновь заглянула Лида.

– Да, совсем забыла! Верунька-то наша беременна! – почти весело заявила она. У Беркутова от такого сообщения вытянулась физиономия.

– Что?!

Он опустил голову, набрал в ладони холодной воды и плеснул себе в лицо. Ничего себе сюрпризец преподнесла дочурка!

Когда Георгий вернулся на кухню, Лида сидела за столом, пила кофе и курила длинные болгарские сигареты «Фемина».

– Не понимаю, и чего ты куришь эту гадость? Будто нет в доме приличных сигарет? – спросил он, наливая себе чай, настоянный на травах.

Жена ничего не ответила, но, когда увидела, что он добавил в чай еще и ложку меда, шутливо парировала:

– А я не понимаю, как ты можешь пить эту гадость?

– В этой гадости, между прочим, милая, пятнадцать трав. Плюс чистейший мед. Кстати, посмотри, какой белый. Акация, между прочим. Да ты понюхай, понюхай! – И Беркутов протянул ей ложечку с густым, почти белоснежным медом.

– Только не сейчас, – капризно поморщилась она. – Мед отдельно, сигареты отдельно. Иногда смотрю, как ты заботишься о своем здоровье, и начинаю тебя тихо ненавидеть!

Беркутов продолжил шутливую дуэль:

– То же самое происходит и со мной, когда ты дымишь и себя губишь! Между прочим, совсем скоро придется бросить, – усмехнулся он.

– Это еще почему? – Лида приподняла одну бровь.

– Так сама сказала. Из-за Верочки. Надо к свадьбе готовиться. На всю Москву пир закатим! Человек на двести! – Беркутов так и горел энтузиазмом. – А там, глядишь, и внуки пойдут.

– Но Вера не хочет! – огорошила его жена.

– Это еще почему?

Лида потушила сигарету, не торопясь с ответом. Захотела взять еще одну, медленно начала вытаскивать из ярко-красной пачки, но тут же передумала, сунула обратно.

– Да не любит она его. Он уж тут сам ко мне приходил, просил ее руки, жаловался, что она ни в какую! Откуда что взялось?! Тоже мне, графиня нашлась!

– Не любит, а в койку – это пожалуйста. Ты лучше скажи, кто ее облагодетельствовал. Вадик, да?

– Да не Вадик, а Владик.

– Не велика разница, – насмешливо фыркнул Беркутов. – Это ж надо, женишок выискался. Чуть что не так, бежит к родителям жаловаться. Вот молодежь пошла! Сами разобраться не могут. Мы в их возрасте не такие были. Куда как самостоятельнее.

– Это точно! И вкалывали как проклятые! – Лида печально покачала головой.

– Ладно, не журись. – Беркутов ласково похлопал ее по руке. – А с Веркой я поговорю. Не дело это, ребенка без отца оставлять. Уж я ей пропишу по первое…

Лида усмехнулась и перебила:

– Ну, ладно-ладно! Уж лучше бы она в тебя уродилась! – заметила она и неожиданно возмутилась: – А Рыбинца надо остановить! Ты внуши это завтра Старшинову!

Беркутов не ожидал такого поворота, поставил кружку на стол, поднялся и подошел к жене.

– Успокойся! Я в курсе и сложа руки сидеть не собираюсь! А ты поменьше болтай!

– Анилина нас, конечно, крепко подвела! Она сгорела, ей светит срок, но, как говорится, сын за отца не отвечает! Кажется, была такая заповедь, если не ошибаюсь! Ведь ты за нее тоже не в ответе, верно?..

Она встала, достала таблетку аспирина, запила водой.

Беркутов взял у нее стакан и, продолжая хмуриться, допил оставшиеся капли жидкости.

– Остатки сладки. – Усмехнувшись, он вернулся к прежнему разговору: – Из этого можно сделать вывод, что и ты за меня не отвечаешь?

Лида укоризненно взглянула на него.

– Перестань! Шутить на эту тему не люблю!

Она вдруг посерьезнела, даже слезы блеснули в глазах.

– Я за тебя, котик, в огонь и в воду! И ты это знаешь!..

Беркутов кивнул, грустно глядя на жену. Он уже давно поймал себя на том, что никому не верит, даже самым близким своим людям. Противно, конечно. Но все для их же пользы – такое он нашел для себя внутреннее оправдание.

«К Старшинову так к Старшинову! – решил Беркутов, вспоминая слова жены по дороге на работу. – Ладно, в гастрономе сейчас и без меня справятся, могут раздать несколько пакетов постоянным клиентам, ничего страшного, не впервой. Правда, минут через двадцать должен зайти Кобзон, но он парень нормальный, не обидится, тем более недалеко живет».

– Поворачивай к Старшинову! – попросил он Максимыча, а сам устроился поудобней, раскрыл тетрадь и начал вычеркивать из списка получателей тех, кому было назначено явиться сегодня в первой половине дня. Крайне редко случалось, чтоб тот, кто должен был прийти за заветным продуктовым набором, по каким-то причинам не являлся в назначенный срок. Чаще бывало наоборот: проситель сваливался как снег на голову и начинал клянчить. Отказать ему вроде бы неудобно, а ты потом выкручивайся как хочешь за счет других!

Когда машина подъехала к Управлению мосторговли, Беркутов быстро вышел и попросил Максимыча подождать.

– Я мигом, сам не знаю, на месте он или нет. Но даже если и будет, я быстренько. Вопрос мелкий, – сказал он, захлопывая дверцу «Волги».

Увидев за дверьми охранника, он на миг приостановился, ведь пропуска в это «святилище» у него не было. Но охранник сразу узнал Беркутова, даже почтительно привстал со своего места и не потребовал никаких документов.

– Проходите, Георгий Константинович, проходите, Николай Иванович сегодня на месте.

Старшинов подписывал какие-то бумаги, когда в кабинет заглянул Беркутов. Увидев гостя, он махнул рукой, приглашая зайти. Беркутов вошел, сел поближе к столу.

– Хотел отлежаться, а тут Анилиных взяли! – проворчал, не поднимая от бумаг головы, Старшинов. – Ну Вера наша и отчудила!..

Он бросил ручку и с неудовольствием уставился на Беркутова, словно тот был виноват в истории с валютой. Потом достал из ящика стола расшитый бисером кисет, вынул щепоть табака, положил на тыльную сторону ладони и понюхал, прикладываясь сначала одной, потом второй ноздрей. Несколько раз громко чихнул и взбодрился. После этого вытер платком слезы, пробормотал, словно оправдываясь:

– Глупая привычка! Еще отец баловался! – затем интонация его резко изменилась: – Тридцать пять тысяч долларов в служебном сейфе под портретом Брежнева! Весь горком гудит! Вы что там, совсем очумели?!

Он так и сверлил взглядом Беркутова. Тот еле заметно усмехнулся. Некоторое время Старшинов продолжал разбирать бумаги, словно в кабинете больше никого не было, затем снова поднял глаза и добавил:

– Я понимаю, ты вроде ни при чем! А все только и говорят: куда Беркутов смотрел?! У нас ведь сам знаешь: коллективная порука и коллективная ответственность! И контрольно-ревизионное управление тут как тут: здрасьте пожалуйста! И к тебе скоро нагрянут, жди! – погрозил он пальцем и жалобно добавил: – Ну надо же, все тело ломит!

Беркутов тут же ответил:

– Да пусть приходят! – Достал баночку с медом, передал Старшинову. – Это башкирский мед, собранный лесными пчелами! Его добывают кустарным способом. Одна такая баночка любую хворь выгоняет!

Старшинов обрадовался, медленно открыл крышечку прямо под носом, принюхался, тут же снова закрыл.

– Вот уж угодил так угодил! Таблетки, сам знаешь, на дух не переношу!

Он поставил еще несколько подписей разными ручками, с черными и синими чернилами. Снова оторвался от работы, взглянул на Беркутова и, заметив удивление в его глазах, по-барски похвалился:

– Не мое изобретение. Там, наверху, все так делают. Если есть моя синяя подпись, значит, к немедленному исполнению. Кому машину вне очереди, кому мебелишку финскую, да мало ли у нас дефицита! Райкина слышал, сам знаешь. А если подпишу черными – фигушки вам. Вроде бы и поставил подпись, дал добро, клиент уходит от меня довольным, а там, внизу, непонятно кто, как говорится, мелкие сошки, исполнители, по тем или иным причинам не исполнили. Клиент будет ходить и ходить до тех пор, пока не устанет. Подпись есть, а решения нет. Вот оно, великое изобретение! Между прочим, действует везде, не только в торговле. И там тоже! – он поднял указательный палец к потолку.

Беркутов, видя, что Старшинов слишком увлекся «чернильным» вопросом, решился перебить его:

– Николай Иванович, а наш… ну, непосредственный… на этот счет что говорит?

– Утром в горкоме был, у самого. Он в курсе. Сказал, в него целят! Ильич-то наш плох, вот и зашебуршились!

Беркутов внимательно и настороженно заглянул в глаза хозяину кабинета.

– Неужели и Андропов туда рвется?

– Еще как! Кого вместо Веры думаешь?

Беркутов привык к такому стилю разговора, с неожиданными поворотами и скачками в другую тематику. И сам практиковал не раз, когда к нему приходили люди несимпатичные или слишком наглые и требовательные. Но тут он ответил сразу:

– Зою.

– Правильно! Присылай бумагу, утвердим! Поеду долечиваться! Спасибо за медок! – Старшинов опять с легкостью перешел на другую тему, но на сей раз уже явно давая понять, что разговор окончен. Беркутов, наоборот, поднялся, подошел к нему поближе и шепотом спросил в упор:

– Рыбинца никак не свалить?

Старшинов нахмурился:

– Раньше надо было думать! Пока гром не грянет, мужик не перекрестится! Наш, конечно, тоже не сидит сложа руки. Поборемся!

Беркутов кивнул, двинулся из кабинета. Когда взялся за ручку двери, услышал вдогонку вопрос:

– Анилина много знает?

Беркутов остановился, взглянул на Старшинова. Вернулся к столу.

– Я ее в наших делах не задействовал. Но что-то слышать могла.

– Кто еще в курсе, кроме тебя?

– Зоя.

Старшинов покачал головой. Затем, прищурив глазки, с хитрецой спросил:

– Слышал, влюблена в тебя?

Беркутов пожал плечами, усмехнулся.

– Женская душа – потемки! Я стараюсь со всеми ладить!

Старшинов подошел к нему, положил руку на плечо, затем вздохнул:

– Знаю, ты однолюб, да я и не призываю изменять Лиде, но коли сам огонечек зажег, будь осторожней! Влюбленная женщина, она как раковая опухоль, дремлет до поры! А потом – бац! – и пиши пропало! – Он вдруг хрипло рассмеялся, затем добавил: – Бабы твари коварные, куда нам, мужикам, до них!

Беркутов понимающе кивнул, повернулся и вышел из кабинета.