Текст книги "Пираты медного века"

Глава третья

Он, как и все в Домах, знал, что Черная Матерь иногда гневается. Сказания о её гневе, от которого трясется земля, передавались в их роду издавна. И, когда однажды он отошел от родного селения так далеко, как еще никогда не отходил – больше чем на день непрерывного пути – наткнулся на место, где жили древние. Вернее, кучи камней, которые от него остались. Древние строили дома, уходившие вверх, а не в землю, и гнев Черной Матери заставил стены и кровлю рухнуть на головы обитателям. Последыш, как и все в роду, знал, что такое бывало… но даже в самом страшном сне не представлял, что гнев земли вызовет он сам.

Хромая, с лукавой улыбкой, позволила довести себя до можжевельника, и первая протянула ему руку, когда он, дрожа от предвкушения, повернулся к ней. Она вытащила костяную застежку, позволив грубой материи освободить смуглую грудь, которой он коснулся так же бережно, как в первый раз мужского оберега… и он уже стаскивал с себя пояс, державший плетеную накидку, когда Хромая вдруг завизжала и ударила его. Несильно, но он, потрясенный, отдернулся, не понимая, что происходит. Девушка шарахнулась в сторону, материя окончательно упала с её тела, но она подхватила её и выкрикнула клич, которым в Домах зовут на помощь.

И громкий ответ справа показал ему, что они не одни. Кто же знал, что Остроглазая решит в тот день проверить, поспели ли уже можжевеловые ягоды, и оправдает свое имя. И что Хромая заметит её раньше, и закричит, что на неё напали.

То, что она сделала, было нечестно, но не очень удивительно. Когда Остроглазая подбежала к ним, Хромая уже успела прикрыться своей накидкой, и, поминая Черную Матерь, вопила, что Последыш напал на неё и хотел взять силой. Растерянный, он почти не пытался оправдаться, слушая крики её и Остроглазой.

Наверное, ему стоило ожидать этого. Женщины, которые по желанию Черной Матери должны быть отданы в другие Дома, неприкосновенны. Тем более до обряда крови. Юноши из Домов Черной Матери не должны даже касаться их, тем более позволять большее. Конечно, молодым часто горячит кровь безглазый Сим, дух, что живет в их обточенных камешках, смотрит их глазами и заставляет плоть твердеть, а сердце яростно биться – но, когда молодые предаются запретным утехам, то делают это втайне. А их поймали. И все, что Хромой оставалось – кричать, что она этого не хотела, а Последыш напал на неё. И почему, собственно, он рассчитывал на что-то иное? Но все равно было горько.

Впрочем, он не испытывал большого страха. В Домах, обычно, не применялись суровые наказания. Его могли побить палкой старейшины, заставить выцедить немного крови на землю и отлучить на время от общих трапез. В общем, ничего страшного. Но, когда он, взбешенный словами старого Кедра, яростно огрызнулся в ответ, земля начала колебаться. И холодный ужас заполнил его жилы, заставив сначала замереть, а потом опрометью метнуться прочь.

И вот Последыш, дрожа, затаился в зарослях можжевельника – не тех, в которых все началось, можжевельник тут рос повсюду – и, вслушиваясь в окружающие его звуки, ощущал, как рушится привычная жизнь. Черная Матерь, что дала жизнь им всем, проявила свой гнев слишком ясно – как раз в ответ на его слова. Такого не простят, даже если в этот раз все жилища остались целы. Теперь он здесь, исцарапанный и уставший после бега, а дороги назад нет. Как нет её и вперед. На расстоянии двух дней пути от Домов расположены два поселения – но в одно из них именно и должны отдать Хромую и её сестер, так что надеяться найти там пристанище не стоит. А второе – сумеет ли он сейчас его отыскать? И примут ли его местные? А если они тоже почувствовали гнев Черной Матери?

Ничего не придумав, но не слыша вокруг никаких подозрительных звуков, он медленно двинулся между кустами по направлению к ручью. С неба падали вечерние лучи, жара шла на спад, но во рту страшно пересохло. Просто подойти к воде и напиться, а потом… С такими мыслями Последыш вышел на узкий просвет, где открывалась полоска травы и прозрачная лента воды – и увидел её. Вздрогнул, готовясь бежать, но в следующий миг замер в растерянности. Женщина, тоже увидевшая его, не убежала, не дернулась, просто молчала, уставившись на него в упор.

– Мать…, – пробормотал он.

Это была она. Дети в Домах Черной Матери, после того, как начали твердо держаться на ногах, растут вместе – едят на общих трапезах, учатся всему нужному у старших. Но ту, что выпустила их в мир, кормила и нянчила, помнят все равно. И теперь он смотрел на неё, стоявшую у ручья, а она смотрела на него.

– Я знала, что ты придешь сюда, – сказала Тихая чуть хрипловатым голосом, как говорила всегда после той болезни, – ты любил играть здесь еще ребенком. Они думали, ты бежишь к домам за лесом, и ищут тебя на тропах и под кустами.

– Меня ищут? – глуповато переспросил юноша, и, хотя это не было неожиданностью, почувствовал, что сердце его упало.

– Старый Кедр велел юным пройти дальше по лесу. Они взяли копья. Если найдут тебя, то убьют.

Он молча смотрел на неё, не в силах сложить её слова воедино. Смерть была исключительным наказанием в Домах, на его памяти так не наказывали никого.

– Я же ничего…, – заговорил он вдруг севшим голосом, но Тихая потрясла головой, её стянутые тремя веревочками пряди закачались.

– Они увидели её образ, – сказала она, и её глаза расширились, – он упал с подставки, и на него сверху упала деревянная балка. Черная Матерь в гневе, и вызвал его ты.

В конце её голос сорвался, и она прикоснулась рукой к висевшему на шее оберегу – выточенный из темного камня, без рук, без ног, торс прародительницы.

Юноша молчал, не зная, что сказать.

– Тебе нужно бежать, – проговорила она быстро, – здесь тебе больше нет жизни. И в домах за лесом – тоже. Они все узнают. Может, и от Хромой.

– Но я…, – пробормотал он, но она его прервала.

– Если долго идти по берегу, будет речка, потом еще одна, сейчас наверно сухая, потом каменная гряда. Поверни у гряды и иди через рощу, пока не придешь к берегу ручья. Поверни по течению – и ты выйдешь на земли людей из дальних домов. Они не роднятся с Домами Черной Матери, и, может быть, тебя примут.

– Мать…, – тихо проговорил он, но Тихая опять мотнула головой.

– Тебе надо идти. Здесь может кто-то появиться. Иди!

И он попятился, но она ухватила его рукой, и, поколебавшись, протянула ему руку.

– Возьми это и повесь на шею. Это мужской знак, он сохранит тебя и сейчас.

И юноша почувствовал, как в его руку скользнул гладкий камешек, нагретый о тело той, что когда-то дала ему жизнь.

Горячие лучи уже падали с неба искоса, образуя дрожащий ореол вокруг торчавших из моря камней, ушедших в воду на две трети во время прилива. Он повернулся на своем неудобном ложе из опавших веток и усеянной ракушками и мелкими камешками земли. Ищут ли его все еще? Или уже прекратили? Ведь сейчас время вечерней трапезы – той, которую едят сообща, на площадке перед хижинами, вознося Черной Матери и духам растений благодарность за еду и покой. Неужели жажда крови охватила сородичей настолько сильно, что они решили её пропустить?

Здесь его почти не было видно – с одной стороны закрывала круча, с другой густые заросли. Лишь с берега это место можно было разглядеть – но кто сейчас ходит по берегу? Скоро горячее пламя в небе утонет у края моря, и тогда лес окутает темнота. Воспользоваться ли ей, чтобы уйти как можно дальше? Но можно ли идти в темноте? На Земле, во всяком случае, этой её части, не водилось опасных животных, но люди все равно жались друг к другу ночами, плотно задвигая заслонки на входах в хижины. Сын Ночи, тот, чье имя было никому неизвестно, приходил из холодных морских далей и вместе с ним – вся стая его духов, черных и слепых. Они приносили страшные сны и болезни, гибель посевов и неудачи на охоте. В Домах освященные статуэтки и обереги отгоняли гостей из черноты, но кто защитит его сейчас?

И юноша лежал, вжавшись в землю, и ощущая, как страх ползет по его коже, словно целая пригоршня муравьев. «Скоро стемнеет», – вновь и вновь звучало у него в голове.

Темнота пришла быстрее, чем он ожидал – или просто в скованном страхом разуме чувство времени было утеряно. Красное пламя стремительно угасало у края воды, и тени протянулись поперек берега и от деревьев. Последыш, конечно, понимал, что так его точно не должен никто увидеть, но это не успокаивало – черные слепые пятна ползли по земле, точно намереваясь утянуть его с собой, в непроглядную глубь. Стараясь сдержать страх, он дышал размеренно, и крепко сжимал левой рукой последний подарок матери – известняковый оберег, отображавший силу, что безглазый Сим дает мужчинам с детства. Если Черная Матерь теперь на него разгневалась, то сможет ли защитить он? И когда Сын Ночи явится со стороны моря, увидит ли он его и идущих за ним слепых духов?

Но услышал он их раньше, чем увидел.

Глава четвертая

– Напрасно ты не захотел отдать его тело воде, Скел, – Харак, наконец прикрывший бедра кожаной повязкой, осторожно поднялся, но Скел продолжал сидеть на корточках около покойника.

– Мехви умер на земле, не на воде, – проговорил он в ответ, и убрал волосы, прилипшие ко лбу мертвеца, – значит, он принадлежит Далекой земле. Мы прикроем его песком и, уже в море, отдадим жертву крови, чтобы он не был гневен. Пусть дух Мехви упокоится тут.

– Чем же нам рыть песок? И примет ли его дух земля, которая колебалась? – непонятно, что смущало Харака больше – необходимость вырыть яму голыми руками, или мысль о том, что эта твердь способна трястись.

– Такое бывало и на Калкид, и на Большой земле, – тихо сказал Скел, – я слышал, что говорили старшие у огня. Не на нашей памяти, но бывало. Нет тверди, которую бы не могли сотрясти черные подземные духи.

– Эта земля трясется. Здесь нет острого камня и меди, – Харак по-прежнему стоял, глядя на Скела сверху вниз, – что мы расскажем людям Калкид? Мы не нашли того, за чем нас посылали.

– Мы нашли землю, полную дичи и плодов, – возразил Скел, – здесь можно жить. Но мы плыли лишь вдоль её берега, – что там дальше, в глубине? Люди из прибрежных поселений могли бы нам это рассказать, но мы не знаем их языка… а они нам особенно и не доверяют, кажется.

– А сейчас еще будут думать, что это мы навлекли на них гнев подземных духов, – мрачно сказал Харак, – напрасно мы отошли так далеко от наших.

– Ничего они нам не сделают. Вон там, кажется, кусты. Пойди, посмотри, нет ли там палок, разгребать песок.

И Харак, пожав плечами, двинулся к стоявшим за прибрежной кромкой высоким кустам, придерживая захваченный кожаной петлей топорик. Его силуэт был уже почти неразличим рядом с темными пятнами подлеска, когда он вдруг громко вскрикнул:

– Скел! Здесь кто-то есть!

Вскакивая на ноги, Скел с опозданием понял, что не захватил с собой ни ножа с обсидиановым лезвием, ни даже дротика. Кто бы там ни был, рассчитывать приходилось теперь только на голые руки – и топорик Харака.

Между тем из кустов раздался треск и шум, словно человек или крупный зверь яростно пробирался через них, и, спешащий по помощь Хараку, Скел увидел вырвавшуюся на берег тень. Не задумываясь, он рванулся вперед. Увидевший его человек, если это был человек, резко повернулся, споткнувшись на бегу, и тех мгновений, пока он восстанавливал равновесие, Скелу хватило, чтобы приблизиться. Юноша – теперь он видел, что это был юноша – снова бросился бежать, но в несколько прыжков Скел нагнал его и толкнул плечом, повалив на землю – и сам упал рядом, выбросив руку, чтобы не дать чужаку возможности приподняться. Юноша, и правда, рванулся, но Скел, поймал его за плечо, еще раз швырнув оземь. Боковым зрением он увидел приближающуюся к нему фигуру – Харак, наконец выпроставший из петли свой топорик.

– Я держу его, – задыхаясь, бросил он.

Сумерки уже размазали очертания до того, что лицо стоявшего в трех шагах человека виделось нечетко. Скел продолжал сидеть рядом с ним, недалеко от кучи песка и мелких камешков, которыми они собирались прикрыть тело товарища. Юноша с Далекой земли казался спокойнее – тогда, когда они только поймали чужака, усмирить его было нелегко. Поняв, что противники сильнее и быстрее его, юноша сжался в клубок, следя за ними своими большими зеленоватыми глазами и ожидая удара.

И тогда, вопреки предостерегающему оклику Харака, Скел сел на песок рядом с ним и протянул руки, чтобы показать мирные намерения. Он произнес несколько слов на языке этой земли, которые успел выучить – не слишком заботясь о том, будет ли это иметь какой-то смысл. Наощупь и наугад, он старался успокоить чужака и разговорить его.

– Что ты от него хочешь? – озвучил вопрос Харак, недоуменно наблюдавший за всем происходящим. Свой короткий топорик он по-прежнему сжимал в руке, и последние сполохи заката висели каплями на тонком крае лезвия.

– Тихо, – сказал Скел ровным голосом, – или ночные духи унесут нашу удачу.

– В чем тут удача? – Харак смотрел то на сородича, то на чужака, который, кажется, чуть расслабился, поняв, что немедленно его убивать не собираются. Наклонив голову, он вслушивался в слова Скела, – Мехви упокоился. Огонь в небе гаснет, и мы одни на чужой земле. Заканчиваем, и идем к нашим.

– Сейчас закончим, – Скел повернулся, осторожно, стараясь, чтобы движения не были резкими, – мы отдаем духам тело Мехви – и в тот же миг видим его здесь. Ты не понимаешь?

– Ты говоришь, что…, – Харак осекся, поняв мысль, и покачал головой, – не может быть. Он не из детей Калкид. Он не носит мужского знака, не проливал кровь в море на жертве Мавару.

– Но он появился, когда мы потеряли одного из наших. И когда мы говорили, что нам нужен кто-то, способный рассказать о Далекой Земле, – проговорил Скел и осторожно протянул руку юноше ладонью вниз, потом повернул в его сторону. Тот настороженно следил за ним.

– Увести его к нам, – продолжил Скел, продолжая тянуть руку в сторону юноши, который напрягся, но не отдернулся, следя за ним глазами. Скел медленно поднялся и кивнул юнцу. Тот тоже осторожно встал на ноги и скосил глаза на кусты в паре десятков шагов.

– Хочет сбежать, – с усмешкой в голосе проговорил Харак, – может, и пусть бежит?

– Отойди в сторону, стань возле тех кустов, – сказал Скел ровным голосом, и показал направление чуть заметным кивком головы, – только медленно. Не пугай его. Мы приведем его в лагерь. И говорю тебе, мы не пожалеем об этом.

Юноша, и сам, видимо, догадавшийся, что сбежать не получится, а убивать его немедленно никто не собирается, сидел рядом, пока Скел засыпал пригоршнями песка тело Мехви. Это заняло немало времени, ведь приходилось работать самому, но, наконец, он поднялся. Закопать как следует не вышло, и все же тело ушедшего покоилось в выемке, кое-как вырытой на берегу и было присыпано тонким слоем песка и мелких камней.

– Прощай, Мехви, – произнес Скел, – Мавар примет кровь за тебя. Он больше не стоит над твоей душой, твоя жизнь принадлежит ночным духом. Уходи вглубь, и не беспокой нас.

Он повернулся, юноша тоже привстал, видя, что к ним приближается Харак.

– Мы… есть… вода…, – произнес он на наречии Дальней Земли знакомые ему слова, и кивнул в сторону, откуда они пришли. Потом медленно поднял руку и показал туда.

– Прощай, Мехви, помни нас, и не беспокой нашего сна, – произнес Харак чуть севшим голосом, глядя на нехитрую могилу товарища, и повернулся к Скелу.

– Мне жаль, что мы не можем остаться у тела на ночь, как заведено, – сказал он.

– Мы решили это на совете. Слова, чтобы умилостивить дух Мехви, произнесены, а кровь мы отдадим Мавару, когда будем в море. И этот юнец, – он кивнул на чужака, – пойдем с нами.

– Почему ты думаешь, что он пойдет? – спросил Харак.

– Я узнал его, – Скел дернул губой, показывая намек на улыбку, – это тот юноша, которого привели с девушкой в селение, когда земля начала колебаться. Его поймали на чем-то плохом, и я видел, как он бежал от своих. Они не рады его больше видеть. Понимаешь? Ему некуда идти.

– Этот человек вызвал гнев подземных духов? Заставил дрожать землю? – Харак резко остановился, – его нужно убить! Он навлечет на нас беду!

– Мы не на своей земле, и эти духи чужие нам, – сказал Скел, – он ничего не сделал ни Вздымающему твердь, ни духам черных вод, и через него нам сможет явиться их воля.

– Через него? – недоуменно спросил Харак.

Скел остановился и посмотрел на него, не скрывая раздражения.

– В море нельзя идти тем, кто настолько глуп, что не видит волю Мавара, даже когда она перед глазами. Не помнишь – я говорил, что нам нужен тот, кто расскажет больше о Далекой Земле. О том, что здесь найдут дети Калкид, когда придут, чтобы поселиться. И он появился. Или ты думаешь, это просто так?

Харак посмотрел на юношу, выражение его лица изменилось.

– Он не знает нашего языка, – пробормотал он.

– Научим, – коротко ответил Скел, и еще раз сжал в руке кольцо – свой новый оберег. Подумав, он сунул его в мешочек, и они продолжили путь через все сгущавшуюся темноту по усыпанному камнями берегу.

Их второпях разбитый лагерь и лагерем можно было назвать только очень условно. Кое-где были растянуты полотна кожи, покрытой белесым соляным налетом, кострище посередине, вытащенные с плота камни для жарки рыбы – и, собственно, все.

В кострище и сейчас тлел огонек, слабо освещая потемки, над овидом поднимался белый полукруг, и россыпь огней уже просвечивала сквозь темную, тяжелую воду вечернего неба.

Когда до лагеря оставалось не больше пары десятков шагов, юноша вдруг замер, дернулся, и Харак настороженно повернулся к нему. Он так и не повесил топор в петлю на поясе, сжимая его в руке. Скел протянул руку, что-то сказал на местном наречии, потом указал на челюсти и сделал жевательное движение. Он развел руки, показывая собравшихся людей, и улыбнулся – впервые за все время, что пробыл на этом берегу. Даже в потемках, он мог увидеть, почувствовать страх этого юнца. Хмыкнув, сунул руку в мешочек, который носит на поясе с тех пор как ходил в селище, и перебрал руками то, что там было. Выудил что-то мелкое и протянул пленнику, и тут сообразил, что это медная проколка. Ценная вещь, и, когда юноша протянул руку, Скел, чуть не отдернул свою. Сдержавшись в последний миг, он пожал плечами. Какая разница, что возьмет юнец сейчас. Когда они отойдут в море, его кровь будет принадлежать Мавару.

– Подбросьте дров в огонь, – крикнул он, – и, если есть еще рыба, давайте её сюда. Ночные духи дали нам добычу.

Глава пятая

Последыш сам не понимал, как оказался у костра людей из-за моря. Когда он увидел в сумерках две фигуры, несшие тело, страшные мысли пронеслись в голове. Духи ли это, что послушны невидимому Сыну Ночи? Кого они лишили жизни и принесли с собой? Страх помешал ему сбежать, потом, когда один из них направился в его сторону – он попытался, но его повалили на землю… и он понял, что это не ночные духи, а просто люди. Но не люди его Земли.

А потом он сидел и слушал, как один из них, глядя на него в упор своими бездонными глазами, что-то медленно говорит на своем невнятном наречии. Время от времени он вставлял в речь слова из языка Земли – «люди, вода, сосуд, хотите». Несмотря на полную сумятицу в мыслях, Последыш ощущал, что чужак пытается ему что-то сказать и смотрел прямо в его лицо. Не забывая, впрочем, что за спиной стоит второй человек, у которого в руке не то палка, не то еще хуже.

Чужак из-за моря, который на вид был старше его на несколько лет, в общем, не так уж и отличался от жителей Земли. Его кожа была чуть темнее и грубее на вид, словно шероховатый, обточенный ветром камень на берегу, он был на пол-головы выше, бугристые мышцы рук, на которых темнели вены. Лицо было таким же – скуластым, угловатым, с почти черными, чуть слезящимися глазами под воспаленными веками. И, даже в полутьме, Юноша увидел фигурку на жильной нити, висевшую на груди пришлеца – белый, вытянутый знак, похожий на признак мужчины. Но это, кажется, был единственный оберег чужака.

Между тем, тот продолжал медленно говорить на своем наречии, и звучание непонятных слов явно показывало – он не хочет ему зла, или, по крайней мере, не угрожает.

– Последыш, – сказал он, ткнув себя в грудь, – кто вы?

Мужчина покачал головой, что-то произнес и указал на темное пятно в стороне. Юноша и забыл тело, которое они принесли с собой, и странное предчувствие, как костяное шило, вновь ткнулось где-то внутри. Но потом перед глазами встал день прибытия чужих – вот они сходят на берег, вот несут одного из своих.

«Он все-таки умер», – подумал юноша, и, кивнув, сказал:

– Хорошо.

Когда он прятался в зарослях, понимая, что пути назад, в Дома Черной Матери, для него нет, ему казалось, что мир перевернулся, и уже не может быть более странным и враждебным. Но теперь Последыш сидел на корточках и смотрел, как рядом с ним один чужак, прибывший из страны за Большой водой, засыпает песком тело другого – и его не покидало чувство, что это странное ночное видение, из тех, что иногда приходили, делая ночь мучительной – но рассеивались, когда огонь разгорался за морем.

Но сейчас проснуться не получалось. Когда тело погибшего было, наконец, покрыто тонким слоем песка и камешков, мужчина поднялся и произнес несколько непонятных слов. После чего повернулся к Последышу, и сказал на языке Земли:

– Мы… Есть… вода…

Потом махнул рукой. И вот Последыш уже сам не заметил, как шел в потемках по берегу, и вели его два пришлеца с далекой земли, о которой он не знал ничего, кроме странных побасенок.

Когда они дошли до лагеря чужаков, свет почти погас в небе – лишь тонкая полоска у кромки воды и рассеянный белесый свет с неба делали темень не совсем непроглядной. А еще рдеющий отсвет углей кострища, вокруг которого сидели люди. И Последыш увидел, как все лица повернулись к нему. Страх вновь пронзил его до глубины, и он дернулся в сторону, но вспомнил, что за его спиной – второй чужак. И, как он успел убедиться, бегали эти люди быстрее, чем он.

Тот, кто его вел, остановился, и начал что-то втолковывать жестами и непонятными словами, то указывая на огонь, то на свои челюсти. Потом он опустил руку в кожаный мешочек, прикрепленный к поясу, и, достав что-то оттуда, протянул Последышу. Осторожно взяв в руки дар, Юноша почувствовал легкий холодок, и увидел странный предмет – проколка, но не костяная и не каменная, а сделанная из какого-то гладкого бурого материала, она тускло отсвечивала в рассеянном свете.

Подняв взгляд на чужака, Последыш увидел, как тот сделал взмах рукой и указал на костер. Потом он что-то крикнул на своем языке.

Он потом лишь смутно помнил, как ел запеченную на углях рыбу, запивая водой из большого кувшина, и глаза блестели вокруг в темноте, словно стая духов Сына Ночи окружила его и не хотела выпускать. Хотя нет, ведь духи, которые следуют за Сыном Ночи, безглазы… Потом он просто лег на песок, усталый и растерянный. Никто не пытался его беспокоить, и Последыш лежал, чувствуя, как кружатся в голове обрывки мыслей и воспоминаний этого судьбоносного дня – наконец, усталость взяла свое, и он забылся тяжелым, беспокойным сном.

Утром его разбудили голоса и желание освободить свое тело от лишней влаги. Резко выпрямившись, Последыш увидел, что чужаки уже на ногах и снуют вокруг, занятые не совсем понятной работой. Страх опять охватил юношу, когда вчерашний день встал в памяти, и он понял, где и с кем. Обернувшись вокруг себя, Последыш увидел, как пара человек тут же дернулись в его сторону, и понял, что сбежать незаметно не выйдет. Даже если бы ему было куда бежать.

Медленно поднявшись, он показал на небольшую песчаную насыпь невдалеке от лагеря. Но, вслед за ним, к насыпи двинулся один из чужаков, узкий и жилистый, державший в руке тонкий дротик. Он так и стоял, в десятке шагов от него, пока Последыш не закончил свое дело, и не одернул ткань на поясе.

Они не дадут ему уйти, понял он. По какой-то причине, гости из-за моря решили держать его при себе.

Подходя к месту своего ночлега, он увидел, что лагеря больше нет – только пара кострищ да следы на песке. Все было убрано, и несколько человек возились у плотов, связанных из каких-то стеблей, подкладывая палки под днища. Замерев на месте, он смотрел на суету, не понимая, как ему к этому относиться и что теперь предпринять.

– Гэ! – услышал он выкрик по правую руку от себя, и, повернувшись на голос, увидел мужчину с топором в руке. Увидел и вспомнил его – тот самый, который говорил с ним тогда на берегу, и потом привел в лагерь. И угостил печеной рыбой, и указал где спать. Смутно ощутив, что перед ним главный Последыш поднял на него глаза и развел руками – и мужчина рукой, в которой сжимал топор, указал на плот.

Нельзя бояться слишком долго, понял он. Рано или поздно все равно придется что-то делать. И юноша, подчиняясь взмахам рук и выкрикам, начал помогать людям из-за моря сталкивать плоты в воду. Эти сооружения были совсем не похожи на долбленки жителей Земли, в которых ему уже приходилось сидеть несколько раз. Больше напоминавшие связки каких-то странных стеблей, сжатых веревками, со странно выгибающимися носами, они казались неуклюжими и непрочными.

«Неужели в море можно плыть на таком», – мелькнула в голове мысль, пока Последыш вытягивал камешек из песка. Но странные сооружения оказались удобными для передвижения – тут и там из корпусов торчали крепкие ветви, за которые можно было удобно браться, и вскоре вода лизнула загнутый нос плота, что он помогал толкать.

– Га-ми! – услышал он выкрик за спиной, и кто-то ткнул его под ребро, повернувшись, он увидел мужчину, который взял его за плечо и подтолкнул вперед, – Хе-о!

И Последыш поднял ногу и шагнул на плот, переступив тонкий прут, поднимавшийся над водой. Его ноги, обутые в кожу, скользнули по тугим, разбухшим стеблям, и он с трудом сохранил равновесие. Следующий толчок в спину показал ему направление, и юноша осторожно ступил прочь от плота, а спокойная утренняя волна уже тихо шелестела вокруг всего сооружения.

Посредине плота располагалось пространство, обмазанное затвердевшей глиной, с двумя большими, плоскими камнями посередине, покрытое тонким слоем золы. Рядом – большая плетенка и пара связок хвороста. Он растеряно обернулся, видя как мужчины, один за другим, поднимаются на плавучее сооружение, вода доходила уже до колен тем, кто продолжал толкать его. И вдруг, не думая о том, что делает, Последыш рванулся в сторону берега. У него не было никакого намерения, только страх, обжигающий страх остаться одному с этими людьми посреди моря. Он оттолкнул бросившегося на него спереди, но в следующий миг крепкая рука ухватила его за волосы, которые он, до обряда, так и не успел обрезать. Не удержав крик, он выгнулся, и вот уже лежал на жестких, качающихся стеблях, а рядом с ним блестело в утреннем свете тонкое острие.

Державший дротик мужчина что-то проговорил, покачивая им на расстоянии ладони от шеи Последыша, и сделал жест, указывая вниз. И юноша смирился. Подобрав колени, он повернулся к берегу.

Последние чужаки, опираясь о тонкую ветвь над водой, залазили на борт. Трое или четверо мужчин держали длинные шесты-весла, погружая их в воду. Они помогали слабому утреннему отливу, который нес плот в море, прочь от всего, что Последыш когда-либо знал и видел в своей жизни. Белесовато-желтый свет разливался со стороны восхода.