Текст книги "Племя с левого берега реки"

Глава 6

Так скажи сынам израилевым: сущий послал меня к вам.

Исход. 3:14

– А я говорю, надо идти налево!

– А я говорю, направо!

– Налево!

– Направо!

– А я говорю, идите вы все к чёрту!

Суть спора состояла в том, что и отряд Мачете, и отряд Геворга нашли пригодные для жизни пещеры. И ни один из отрядов не хотел отступать. Потасовка, начинавшаяся как небольшой спор Оксаны и Самира, уже охватила весь лагерь и грозила перерасти в драку. Нейтралитет сохраняли лишь бывшие представители оргпреступности, которые, лишившись главаря, точили немую ненависть абсолютно на всех.

– Налево!

– Направо!

– Давайте договоримся по-людски! – попыталась выступить Алиса, оставленная за старшего. Однако кто-то из широкоплечих мужчин в центре свары её оттолкнул.

* * *

– А тебя за что взяли?

Милан изучал свои ладони. Санмартин изучал Милана.

– Индекс на моей груди – АВ-10-80, – ответил Милан.

– Я в них не разбираюсь, – честно признался смертник.

Милан отвлёкся от своих ладоней и мельком глянул на собеседника. Ладони оказались определённо интереснее.

– Первая цифра – номер в группе. Мой – десятый. Вторая цифра – срок заключения, если бы его пришлось отсиживать в камере.

– То есть сидеть бы тебе восемьдесят лет? Ягодицы устанут. А буква?

– А – преступление против государственного строя. В – убийство.

– И много ты убил? Восемьдесят лет. Двоих? Троих? Троих с половиной?

– С – преступление против собственности. Воровство, проще говоря. D – организованная преступность. Рэкетиры, контрабандисты, наркоторговцы. Е – преступление в сфере нравственности. Насильники, сутенёры, проститутки.

– Так тут почти у всех девушек индекс Е! Хочешь сказать, что они все…

– Да, нынешняя молодёжь не та, что раньше, – улыбнулся серб. – Зачем совать голову под пули, когда можно сунуть жопу под… за те же деньги…

 
Ветры-ветры не ждут ни рассвет, ни закат.
Перед ветром равны и скрипач, и солдат.
Ветры кутают солнце в покрывало небес,
Залезая в те щели, куда чёрт бы не лез.
 
 
Сквозь сто лугов,
Вдоль берегов
Стая ветров,
Верни мне мой кров.
 
 
Ветры-ветры поют на десяти языках.
Ветры-ветры не спят и не грезят о снах.
Они кушают тучи, они пьют каплю рос,
Они смотрят в глаза и щекочут до слёз.
 
 
Сквозь сто лугов,
Вдоль берегов
Стая ветров,
Верни мне мой кров.
 
 
Ветры в поле кричат, ветры шепчут в листве.
Ветры-ветры судачат обо мне и тебе,
Ждут момента, когда там, в небесных шатрах,
Новым ветром обернётся наш прах.
 
 
Сквозь сто лугов,
Вдоль берегов
Стая ветров,
Верни мою кровь.
 

Санмартин закончил петь.

– Что нам делать? Что теперь будет?

По спине Милана сползла капля холодного пота, выписывая кривые зигзаги, будто алкоголик на трассе, и со всего разгону врезалась в заградительную родинку на повороте к пояснице. Бинго! В эту секунду Милан понял всё. Он понял своё место, место Санмартина и место этого странного места в какой-то неведомой галактике. Ваша ставка сыграла, пройдите на кассу.

Серб даже засмеялся.

– Начнём с того, что будет, – Милан сел прямо. Лицо его выражало нечто среднее между глубокой задумчивостью и тапочкам. – Как только мы найдём воду, группа наиболее сильных мужчин (человек пять-шесть) уйдут к воде, прихватив с собой десяток наиболее красивых женщин и всю провизию. Как только еда закончится, начнут отнимать у остальных то, что те будут успевать собрать. Месяца через два дойдём до каннибализма, – Милан выдержал паузу, вертя между пальцами свой посох. – Это жесткий вариант. В мягком варианте просто делимся на кучки по три-пять человек, предварительно поделив еду и инструменты, и расползаемся по лесу, как тараканы по кухне. Гибнем поодиночке быстрее, зато без извращений.

– Почему ты считаешь, что мы так поступим? Почему сильные будут жрать слабых?

– Потому что могут. На каждого барана обязательно найдётся волк.

– Но если волки сожрут всех баранов…

– Да, ирония в том, что в войне за пропитание последний умрёт голодным.

* * *

Геворг неистово матерился сразу на двух языках и молотил здоровой рукой в темноту. И только в эту самую темноту и попадал.

Самир толкался и препирался с группой людей из своего десятка, пытавшихся доказать, что они вообще не намерены куда-то идти. Оксана с кем-то спорила. И Артур Георгиевич с кем-то спорил.

Но громче всех спорила Алиса. Спорила она с одним и «организованных».

– Слушай ухом, киса, мы берём часть… Слышишь? Ч-а-с-т-ь! – «организованный» сделал жест руками, видимо, означавший «часть». – Часть хавки и отваливаем. Не надо кипеш поднимать.

– Нет, – не своим голосом отвечала Алиса.

– Чё? – к вопросу урка прибавил пару увесистых ругательств, сравнивающих собеседницу с пожилыми парнокопытными.

– Нет, – уже уверенней произнесла Алиса. Роль главной, выданная ей Санмартином, намного больше нравилась ей, нежели роль парнокопытного, выданная собеседником.

– Да я тебе…

Ни с кем не спорил только Зайчик, который уже получил по печени и тихонечко постанывал в тёмном углу. Постанывал ритмично: музыкант всё-таки.

* * *

– А теперь скажи мне, что делать, – северный ветер принёс холодный воздух и приторный запах. Или восточный, или южный. Компаса-то нет.

– Смотря чего ты хочешь.

– Не умереть.

– Все умирают. Рано или поздно.

– Не умереть так глупо.

– Смерть всегда глупа. Одинаково глупо умирать и играя в чехарду с бегемотом, и расщепляя атомы на электроны в химлаборатории Саратовского института дури и мозга.

Санмартин подумал ещё немного. Поёрзал на камне, почесал в затылке.

– Я не хочу умереть как баран.

– Вот!

* * *

Спор перешёл в ругань. Ругань перешла в драку. Драка перешла в поножовщину.

Поножовщина перешла в разочарование, потому что поножовщина в полной темноте – всё равно, что поло в конкур в самолёте: занятие крайне неудобное и бесперспективное.

Хотя в челюсть многие получили. Многие не один раз.

Алису запинали ногами и извозили в пыли.

Самир вот уже пятнадцать минут кого-то душил. Оказалось, что бревно. Артуру Георгиевичу выбили зуб. Мачете разбили нос. Оксану кто-то укусил за задницу. Девушка ушла из общей своры в замешательстве и негодовании. Хотя где-то в глубине души ей даже понравилось.

Драка медленно расползалась по углам на перекур.

* * *

– Даже волк может умереть как баран. А баран может жить как волк. Различие в том, чтобы достойно бороться за жизнь изо всех сил, а не самому приближать конец своей глупостью, трусостью или жадностью. – Милан вещал. Холодный медный на вкус воздух наполнял лёгкие, выходя обратно тёмным паром. Шершавый деревянный посох наполнял руки приятной тяжестью. Мысли выстраивались в один чёткий ряд. – У нас у всех серьёзный противник – окружающий мир. Этот мир враждебен, и если мы хотим растянуть удовольствие пребывания здесь в качестве живых, здоровых и по возможности сытых, нам нужно приложить все усилия. Понимаешь, о чём я?

– Понимаю, – кивнул Санмартин. – Мы можем объединиться. Но зачем? Одно дело, когда надо было оглядеться и уйти туда, где поспокойней. Тут нужно было как можно больше пар глаз и как можно больше рук и ног, – смертник не сводил глаз с собеседника. Хотя собеседник и казался лишь размытым пятном на фоне розовой луны. – Соберу вокруг себя самых сильных и плодовитых. Кто откажется, того в расход. С боем заберу и инструменты, и сухпаёк и двину в самые тёплые пещеры.

– А остальные?

– А какое мне дело до остальных?! Почему я должен думать о них?

Стальной блеск луны в глазах Милана завораживал. Так же, как и его низкий голос. Голос если и не бархатный, то мохеровый уж точно. Санмартин и сам не заметил, как серб приблизился к его лицу.

– Вот именно. Почему сильный должен заботиться о слабом?

Они молчали. Две луны отражались друг в друге.

– Это риторический вопрос?

– Нет.

Морщины на лбу Санмартина давили одна другую. Желваки сильно дёргались в такт дыханию. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

– По какой причине сильный будет заботиться о слабом? По какой причине один организм вообще может интересовать поддержание жизнедеятельности другого организма?

Вдох-вдох-вдох.

– Он собирается его съесть?

– Для того чтобы съесть, надо убить. Но мыслишь в правильном направлении.

Вд-о-о-о-ох. Смертник так сильно ёрзал по земле, что вот-вот мог бы добыть искру силой трения.

– Размножение?

– Грибы размножаются спорами. Дрожжи – почкованием. Наше дело не рожать, сунул, вынул – и бежать. Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

– Незачем. Нет смысла.

– Есть. Всё на свете является частью причинно-следственных связей. Именно это придаёт смысл. Причины. У всего есть причины. Если у чего-то нет причины, этого нет, – Милан активно жестикулировал. Точнее, Санмартину казалось, что это чёрная клякса с горящими глазами активно жестикулирует. Может быть, он просто от комаров отмахивается.

– Я не знаю.

– Знаешь, просто не хочешь понять.

– Тогда объясни мне.

– А трусы тебе с детским мылом не постирать? – свет луны горел уже не только в глазах, но и в тридцати двух сербских зубах. И в каждом отражался Санмартин. – Я тебе не Камасутра, чтобы всё разъяснять прямым текстом с чертежами. Сам думай. Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»? – мохеровый голос с каждой секундой становился всё более вкрадчивым.

– Я не понимаю.

– Когда додумаешься – сходу поймёшь, что такое семья, государство, зачем они и как образуются. Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

Голос настолько вкрадчивый, что им можно влезть в организм, вырезать аппендицит и выйти наружу, не оставив шрамов.

– Я не знаю!

– Думай! Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

– Я не могу!

– А ты через не могу! Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

– Ради мира на земле!

– Тогда бы он стремился поддерживать жизнь всех организмов, а такого не бывает. Слоны не заботятся о баранах. Бараны – о сусликах. Суслики – о тараканах. Никто на свете не собирается делать лучше весь мир, а только какую-то его часть, – Милан перевёл дыхание. В горле першило от сухого воздуха и начинающегося обезвоживания. – Зачем организму «А» поддерживать жизнь организма «Б»?

– Организм «А» просто добрый.

– Просто доброты не бывает. Бывает хорошо скрываемая выгода.

Санмартин нервно почёсывает лоб.

– Что ещё?

– Ну?!

Санмартин нервно почёсывает подбородок.

– Это…

– Ну?!

Санмартин нервно почёсывает пузо.

– Как его…

– Ну?!

Санмартин нервно почесывает колени.

– Организму «А» что-то нужно от организма «Б»…

– В точку!

В голове каша. На душе оргазм. И что?! И всё?!

– И что?! И всё?!

Санмартин нервно почёсывает землю.

– Организм «А» собирается паразитировать на организме «Б». Только в этом случае ему важно его выживание. Симбиоза в природе не бывает. Всегда кто-то один берёт больше, чем отдаёт. И чем больше этот баланс, тем эффективнее паразитирование.

– М-м-м… Продолжай.

– Это основа взаимоотношений. Сильный всегда будет жрать слабого. Но умный будет слабого эксплуатировать. А эксплуатировать надо аккуратно, чтоб не изнашивался.

– Следовательно…

– Чтобы не умереть как баран, нужно приложить все усилия. Или, правильнее сказать, усилия всех.

* * *

Столкновение переросло в абсурд.

Зэки разделились на две группы. Первая оцепила провизию кольцом и обороняла её от второй. Вторая стремилась поставить своё кольцо и оборонять её от первой. Причём из-за темноты и сумбура не было понятно, кто в какой группе.

Где-то кричал одноухий. Где-то ругался Геворг. Где-то выл Самир, верещала Оксана. Где-то стонал Зайчик.

А где-то будущий вождь и будущий шаман беседы беседовали.

* * *

– Как нам эксплуатировать столько народу? Как нам объединять и выжимать их усилия? Рано или поздно народ прочухает, в чём дело, и бараны свергнут волков, – Санмартин и Милан теперь сидели рядом, а не друг напротив друга.

– И тогда они выберут себе новых волков. Или целый парламент из двух палат волков с представителями от каждого стада.

– Но почему? Почему люди позволяют паразитировать на себе?

– Если по-умному, то это будет звучать как самоидентификация через навязываемые роли. Если по-простому, то люди предпочитают быть нужными, нежели свободными.

– А почему?

– Потому что это наполняет их жизнь смыслом. Это даёт причины их существованию. Например, никто в здравом уме не пойдёт на войну. Умирать по чужому приказу – идиотизм. Но государству нужны солдаты. И то, что правительство называет тебя своим щитом, придаёт какое-то значение твоей жизни. Делает тебя частью причинно-следственной связи под названием война, – Милан вертел посох в руках. А что за шум там внизу? – Точно так же никто не пойдёт в здравом уме в слуги или в палачи.

– Что же, лучше быть слугой, чем хозяином?

– Лучше быть слугой, чем быть никем и нести ответственность за своё решение кем-то стать. Когда на тебе паразитируют, с тебя снимают тяжесть принятия решений. И ради этого люди готовы пойти на многое.

– Резюме: что такое государство?

– Аппарат паразитирования общего блага над частным.

Санмартин и Милан поднялись. Небо серело. По горизонту поползли первые лучи восхода.

– Что нужно для того, чтобы создать государство?

– Первый закон лидерства: «Лидер – тот, кто знает лучший путь к достижению общей цели». Следствие из первого закона: «Лидеру нужна цель, заинтересовавшая бы всю группу».

– Что ж мне теперь, себя мессией объявить? – Санмартин ухмыльнулся.

Милан тоже ухмыльнулся. Теперь это было видно. Светало. Но затем ухмылка сползла его лица, и оно вновь приобрело мечтательно-задумчивый вид. Милан смотрел куда-то вдаль.

– Похоже, Бог и вправду с нами. Взгляни туда…

Глава 7

Этому в противовес создал злой дух шатание умов.

Отрывок из священного писания зороастризма

– Ну, ты, бля зауральская, ты меня уже затрахала по самые тапочки, – одноухий крепко сжимал Алису за шею левой рукой. На природе светало. В глазах темнело. Но всё-таки она могла различать прямые острые черты лица её противника. Лица, которое за ночь просто размазали по голове, обтесали сзади и чуть не оторвали и второе ухо.

Впрочем, различать пришлось недолго. Глаза закрылись, ноги подкосились, гортань издала предсмертный хрюк.

– Эй ти, ушатий. Ти такой нюдний. Как диарея.

Рука отпустила женскую шею, и женское горло принялось с жадностью пропускать сквозь себя воздух.

– А ты, сука черножопая, хочешь сдохнуть мужиком – сам себе харакири сделай.

Геворг покачивался, тяжело дышал, но всё же смотрел на одноухого не мигая. Одноухий смотрел мигая, но зато его так сильно не шатало. Да и синяков и кровоподтёков на бандите было не в пример меньше, нежели на армянине, стремившемся быть в каждой стычке живой стеной.

Те, кто ещё мог и хотел стоять на ногах (а таких осталось не больше десятка), обступили противников полукругом. Прошлую стычку бандит проиграл, но с того времени многое изменилось, и сейчас шансы урки и армянского богатыря были примерно одинаковы.

Шаг влево, шаг вправо. Мужчины напоминали пружины, готовые в любую секунду разжаться.

– У тибя нэт чести.

– А у тебя нет трёх зубов.

Одноухий ударил ногой с разворота. Удар достиг цели, но горец был раза в два тяжелее и на голову выше, так что особого эффекта он не возымел. Прихватывание за грудки. Тычки, толчки, прыжки вокруг. Одноухий отвлёкся буквально на секунду – на какое-то движение на склоне горы.

В итоге – подсечка, и бывший телохранитель сидит верхом на бывшем рэкетире.

Никто не решался вступить в драку. То ли все уже намахались кулаками за ночь, то ли им просто доставляло удовольствие наблюдать за тем, как огромный армянин пытается развернуть одноухую голову на сто восемьдесят градусов.

А дальше – неожиданный поворот сюжета. Растолкав пару рослых мужиков, на авансцену потасовки вышла Оксана и с присущим всем женщинам изяществом исполнила то, что в карате называется маваси-гэри, в тхэквондо – долиочаги, а в подворотне – «надо было отдать мне кошелёк по-хорошему». Проще говоря, она съездила ногой в висок беззащитному армянскому амбалу. Нокаут.

Через секунду уже одноухий вдавливал ногой кадык противника ему в затылок. Ни слова не говоря, Оксана присела в сторонке.

– Скажи «нахвамдис», армянская сука! – одноухий улыбался во весь рот.

Ещё один резкий поворот сюжета. В корпус бандита влетело что-то и оттолкнуло его на добрых три метра. Этим чем-то была Алиса. Женщина рухнула на землю, держась за ушибленное при столкновении плечо.

– «Нахвамдис» – это по-грузински, придурок!

– Чё за… – поднимаясь на ноги, одноухий успел выкрикнуть ещё пару ругательств. Обернулся, огляделся.

Но на него уже никто не смотрел. Все смотрели на две точки, с шумом спускающиеся с горы. Они оставляли за собой огромные клубы пыли и крики на всю округу.

– Чё за… – вновь произнёс бандит, но уже вдумчивей.

Точки стремительно приобретали человеческие очертания.

– Санмартин! Санмартин! – зашептались люди.

Звук этого имени поднял с земли даже тех, кто лежал.

– Вали чертей! – выкрикнул одноухий уже на ходу.

Двое остальных «организованных» на всякий случай двинулись за своим главарём. Расстояние между противоборствующими организациями стремительно сокращалась.

Как бы описать тот удар, которым Санмартин встретил одноухого Соболя?.. Вы когда-нибудь смотрели американский футбол? Вот представьте, что Соболь – полузащитник, а Санмартин – мужик, который только что узнал, что его жена спит с этим полузащитником. С такой яростью он приложил одноухого плечом. Шмяк!

Рёбра Соболя очень сильно пожалели о том, что они остались внутри своего хозяина, а не переехали куда-нибудь в Саратов. Двух оставшихся противников смертник также достаточно быстро привёл в горизонтальное состояние. И уже через минуту стоял перед побитой и изорванной толпой.

– Ай-ай-ай. Стоит папе отойти – дети уже вечеринку закатывают. Надо было вам няньку нанять.

* * *

Утро. Солнце блестело в лысых затылках колонистов и утопало в их запёкшейся крови. Быстрая инвентаризация еды, инструментов и костей показала: не всё так плохо. Пропала пара десятков батончиков, зато смогли найти все ножи и не смогли найти ни у кого серьёзных повреждений. Ссадины, синяки, царапины и пара сотрясений. Ну, ещё несколько колотых ран на некоторых конечностях. Но жить все будут.

Обменявшись парой фраз с жаждущим решений народом, Санмартин отправил всех в пещеры, которые нашли Геворг и Самир. А так как сил сопротивляться двум сильным мужчинам у народа не осталось, пришлось подчиниться.

– За мной, барышни, – скомандовал Санмартин.

И «барышни» пошли за ним. Ну, кто пошёл, кто пополз, кого-то понесли.

Ущелья сменялись склонами. Народ брёл молча. За буйную ночь все наговорились вдоволь, аж языки болели. Через полчаса все сидели на залитой солнцем поляне, потирали ушибы, поглаживали раны, почёсывали затылки. Санмартин вещал.

– Кто вы?

Молчание.

– Невезучие? – предположил один.

– Преступники? – отозвался другой.

– Люди? – высказался третий.

– Вы все долбоёбы! – он стоял напротив толпы. Голос уверенный, спина прямая, лицо одухотворённое. За спиной Анмаш. – Прошло три дня! Три! А мы не добыли огонь и не нашли воду. Зато морды друг другу зачем-то расквасили.

Расквашенные морды переглядывались, но ответа не было.

– Вы все долбоёбы! Если вы хотели таким образом извлечь влагу друг из друга, так я вас расстрою: кровь солёная. Ею не напьёшься.

Переглядывания переросли в перешёптывания.

– Вы все долбоёбы. Я понимаю, что большинство из вас про несинтетические продукты только в книжках читало и живых зверей только в зоопарках видело, но какая-то хитровывернутая извращённая тварь отправила вас в реальный мир. И хотя отправлять такого долбоёба, как живой человек, в реальный мир слишком жестоко, это случилось. Причём, если верить Библии, уже во второй раз.

Перешёптывание разбавилось смехом. Кто-то нашёл в себе смелость высказаться.

– Эм-м, Санмартин… – начал Самир.

– Да, долбоёб? – продолжая улыбаться, спросил смертник.

– Где вы были всю ночь?

– Разговаривали с Богом. Или делали пирсинг единорогу. Какая разница?

Самир неуверенно пожал плечами, а смертник продолжил:

– Вы все долбоёбы. И долбоёбы не потому, что не умеете быстро бегать, высоко прыгать и мочиться минералкой. Вы долбоёбы потому, что всеми силами стремитесь приблизить свою смерть. Помните, я спрашивал вас в первый день, кому жить надоело? – широкие жесты, громкий уверенный голос, прямая осанка. Он не двигался с места и, казалось, был везде. Внутренний мир одного человека заполнил весь окружающий мир. – Так вот, вы мне тогда соврали. Жить вам всем, похоже, надоело. Даже не надоело, а просто осточертело! – он орал. Орал даже не голосом. Орал всем своим телом, всем своим существом. Людям было стыдно. – Кто из вас хочет умереть? Прямо сейчас? Поднимите руки, вычеркнем вас из списка на пайку.

Руки никто не поднял.

– Так, то есть суицидников среди вас всё ещё нет. Так какого же лешего вы так стремитесь поднасрать в общий котёл, получить по шее и выжать из себя все силы впустую? А? Почему?

Молчание.

Милан напрягся. Что сейчас произойдёт? Их закидают камнями? Их изобьют, изнасилуют, а после этого закидают камнями?

– Потому что мы долбоёбы? – наконец произнесла Алиса. Её карие глаза скользнули с земли по Санмартину и обратно.

Толпа взорвалась смехом.

– Да, детка, – смертник подмигнул ей. – Вы долбоёбы. Это бывает. А теперь серьёзно, – осанка его накренилась в сторону слушателей. Голос стал под стать голосу серба. Скрипучий, завораживающий, проникающий прямо в мозг и почёсывающий его изнутри. – Каждый из вас нашёл свои причины, чтобы не поднять руку, и мне, если честно, насрать, какие именно. Но раз уж вы решили пожить, то давайте жить как люди, а не как звери на букву «д».

Санмартин сделал паузу, чтобы слушатели смогли переварить сказанное им. Переварили. Он продолжил:

– Тараканы могут выжить поодиночке. Саранча тоже. Но мы люди. Мы не такие крутые, – народ перестал ёрзать, пыхтеть и шептаться. Все слушали. Слушали. – Этот мир враждебен. И он хочет поиметь вас ничуть не меньше, чем вы его.

Милан поймал себя на мысли, что он и сам поддаётся очарованию этого оратора с блестящей головой.

– Человек не выживет в таких условиях. Выживет племя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что мы должны объединиться. Объединиться не в смысле спать рядом и пинать друг друга в темноте до усрачки, – полсотни опухших рож понимающе закивали. Санмартин перевёл дыхание. – Мы будем действовать как одна команда. Один народ. Одна воля. Одно…

Пауза. Одна секунда, две, три. Народ чешет затылки. По небу ползёт туча в форме бегемотика. Четыре. Пять.

– …Племя, – наконец выдает кто-то из присутствующих. Кажется, Алиса.

Все обернулись к ней.

– Что? – переспросил Санмартин.

– Племя, – почти хором ответили Самир, Алиса и Артур Георгиевич.

Санмартин сделал хитроватое лицо. Не то чтобы вообще трындец какое хитрое. Но определённо хитроватое.

– Вы хотите быть племенем?

– Да, – три голоса, может, четыре.

– Вы хотите быть племенем? – голос Санмартина становится твёрже и уверенней.

– Да! – вторят ему десятка три голосов. Некоторые вскакивают со своих мест.

– Вы хотите побеждать?

– Да!!! – четыре десятка. Даже четыре с половиной десятка.

– Вы хотите подчинить этот мир себе?

– Да!!! – орут все, кроме Соболя.

– Вы хотите быть племенем?

– Да!!!

– Я не слышу!

– Да!!! Да!!! Да!!! – экстаз, как на религиозных проповедях. Или в накуренном клубе.

– Мы лучшие из сильнейших. Вы достойнейшие из избранных. Вы люди, пришедшие в этот мир подчинять. Кто мы?

– Племя!!!

– Кто мы?

– Племя!!!

– Кто мы, кто мы?

– Племя!!! Племя!!!

Время шло. Воздух прогревался. То ли от солнца, то ли толпа надышала, но на поляне перед пещерами определённо потеплело. Вещал уже Милан.

– Ну, господа бывшие долбоёбы, какие заповеди вы знаете?

– Что?

– Заповеди, – серб стукнул посохом. – Законы придумывают одни, а исполнять должны другие. Поэтому их писать бесполезно, да и не на чем. Так что какие заповеди вы знаете?

– Ам-м, «нэ убэй», да, – произнёс с немного поредевшей улыбкой Геворг.

– Скажи это той пантере, что пыталась позавтракать твоей рукой, – Милан ткнул Геворга посохом сначала в предплечье, а затем в индекс В на номере. – Если не будем убивать мы, найдутся те, кто будет убивать нас. Эта заповедь не катит.

– «Не укради», – предложил парень с индексом С.

– Тоже не катит. Если ты можешь отнять, присвоить и удержать, это не воровство, это трофеи сильного. Если не можешь удержать – это бессмыслица. Дальше.

– «Возлюби ближнего», – в ухмылке Санмартина было одновременно и что-то детское, и что-то животное.

– Слышь ты, вождь, даже если во сне попробуешь меня возлюбить – проснись, извинись и помой руки с мылом, – невзначай Милан впервые назвал Санмартина вождём.

– «Не прелюбодействуй», – буркнул ушастый парень.

– Ты что, с ума сошёл? – толкнула его в бок Алиса. У женщин данная заповедь вызвала массу негодования.

– А размножаться ты спорами собрался? – прервал прекрасный пол Милан. – Но если задумал в кого-то пиписькой потыкать, будь готов к тому, что от этого дети появляются.

– Ближайшая аптека у нас в соседней галактике, – закончил его мысль Самир. Народ разразился смехом. В том смехе никто сразу и не заметил, как, расталкивая людей, вперёд вышла крупная широкоскулая женщина, чья фигура чем-то напоминала дирижабль, а количество вторых подбородков совпадало с количеством ноздрей.

– Вообще-то заповедей всего шестьсот тринадцать, – начала женщина крепким, чуть картавым голосом. Словечко «мамаша» лучше всего могло охарактеризовать такой тип женщин. – «Люби Бога», «бойся Бога»…

Стук. Нет, громкий хлопок. Все вздрогнули.

– Как вас зовут? – спросил Санмартин. Это он хлопнул.

– А что?

– Как вас зовут, добрая женщина? – повторил Санмартин.

– Надежда Глебовна.

– Вот что, тётя Надя, если где и есть тот Бог, что сотворил Адама, Еву, овцу, барана и прочих бесполезных ублюдков, то он создал их для того, чтобы они его целыми днями любили и боялись? – женщина хотела что-то ответить, но он ей не дал. – Для преданной и беззаветной любви хватит и одной собаки. Для искреннего и всеобъемлющего страха достаточно одного хомячка.

– Тогда на кой Бог стока людин наклепал? – подала голос Оксана, казавшаяся поначалу какой-то странно отстранённой. Но сейчас она была более серьёзной, более вдумчивой, чем обычно. Хотя и гэкала даже в слове «Бог».

Санмартин пожал плечами.

На выручку пришёл Милан.

– Значит, были причины. На всё есть причины. Сделай Богу интересно. Заставь его гордиться своим творением. Будь достойным его внимания.

Дирижаблеобразная женщина фыркнула. Оксана снова ушла в себя.

– «Не лжесвидетельствуй», – прервал общую задумчивость Самир.

– Что?

– Не ври. Заповедь такая.

– А-а-а, – протянул Милан. – Тут то же самое, что и с воровством, главное – не попадаться и не признаваться.

По народу прокатилась ещё одна волна смешков и бурчания.

– Я так понимаю, что на путь исправления мы ни фига не встали, – улыбнулся ушастый парень.

Милан цыкнул зубом.

– Просто в головах у вас не мысли, а полное говно. Причем жидкое и сильно размазанное. Значит, запоминайте: заповедей существует всего три, – Милан показал три пальца. – Три. Заповедь первая: «Борись». Борись всегда. С природой, с обстоятельствами, с противником, с собой. Борись. Борись до конца. Победители и побеждённые лягут в одну землю и встретятся на одном небе. А вот трусы погибают поодиночке в забвении.

Люди слушали внимательно. Так же внимательно, как слушали до этого Санмартина. Санмартину же было искренне интересно, откуда Милан все это берёт.

– Какая наша первая заповедь? – Милан чуть повысил голос.

– «Борись!» – хором ответила толпа.

– Наша вторая заповедь: «Заботься о своих», – Милан продолжил. В отличие от смертника он говорил медленнее, размереннее и более низким голосом. Подул свежий ветер, колыхая островки зелени на серой земле. – Заботься о племени, и племя позаботится о тебе. Все, кто входит в племя, – твои братья и сёстры. Все, кто не входит, – твоя добыча. Какая наша вторая заповедь?

– «Заботься!»

– Третья заповедь: «Созидай», – Милан загнул третий палец. Затем отогнул обратно и похрустел им. – Мы пришли в этот мир не для того, чтобы просто вдыхать кислород и выдыхать всякую гадость. Делай что-нибудь полезное, создавай что-то. Бог дал тебе противолежащий большой палец и свободу выбора – так используй их во благо. Создавай что-то прекрасное, полезное, важное. Наша третья заповедь?

– «Созидай!»

Аплодисменты.

Долго ещё над горами будили птиц криками «борись», «созидай», «заботься о своих».

Наконец поднялся Санмартин и прервал общий восторженный шум.

– А теперь организационные вопросы, – он обернулся лицом к пещере. – Эти пещеры будут нашим новым пристанищем. Мы будем…

– Пошёл ты в задницу!

Опачки!

Санмартин медленно обернулся и оглядел толпу.

– Что?

– Пошёл ты в задницу!

Это был Соболь.