Текст книги "Холодное блюдо"

Ангус проследовал по мостовой, вымощенной круглым камнем, мимо домов, сложенных из красного обожженного кирпича. Стояли здесь и дома, построенные из замшелых, могучих камней, – это уже самые старые, тысячелетнего происхождения. На некоторых до сих пор видны следы пожаров – город три или четыре раза грабили степняки, раз в триста-четыреста лет обретавшие общего вождя, объединявшего всю эту толпу и направлявшего ее на завоевание сытой и слабой империи.

В конце концов оказывалось, что империя если и сыта, то совсем не так уж слаба. Степняков хорошенько били, частенько вдребезги разбивали, и они откатывались в свою Дикую степь, чтобы вновь когда-нибудь ополчиться на «толстых и ленивых» имперцев.

Все набеги, само собой, шли через Ангор – он был первой крепостью на пути захватчиков. И ему доставалось так, как не доставалось больше никому. История пестрила легендами о героических защитниках Ангора, и что в них было правдой, а что ложью – теперь уже не сказал бы никто. Фактом было лишь одно: в этом городе и вокруг него создался некий анклав, в котором людям позволялось немного больше, чем в Центральной империи. Люди, живущие постоянно под страхом смерти, теряют часть страха перед центральной властью, и лучше обращаться с ними помягче, ведь здесь недалеко и до бунта, а бунт в пограничном городе – верный способ получить множество неприятностей, например, от тех же степняков, у которых в городе имелись свои осведомители. В Ангоре налоги в имперскую казну были ниже, чем в центре, налога на пограничные земли не было вообще, ну и было еще несколько мелких налоговых послаблений, дань духу вольницы, владевшему настроениями не только бесшабашной черни, но даже части верхушки городской власти. «До трона далеко, до Создателя еще дальше» – любимая пословица бунтовщиков, скрытых и явных.

Улицы города были на удивление пусты – обеденное время, в которое каждый уважающий себя горожанин или гость города должен сидеть за столом и отдавать должное вкусной еде. Или невкусной, но еде. Обычай такой. В обед даже рабы не работают – многовековая традиция!

Впрочем, ближе к центру улицы стали более оживленными. Если ты занимаешься приносящим прибыль делом, плевать на обед, плевать на обычаи, главное – заработать серебрушку-другую. И в конце-то концов кто-то же должен дать горожанам то, что они будут есть в этот самый обеденный перерыв? Так что голоса разносчиков пирогов, торговцев жареными осьминогами и печеной рыбой сливались с воплями торговцев водой, увешанных кружками и кружечками всевозможных размеров.

Ангус не удержался и купил кружку воды у разбитного парня, выкрикивающего залихватские частушки, в которых тот прославлял свою холодную воду, которую он продает за сущие медяки!

К чести этого парня, вода и взаправду оказалась холодной (даже зубы ломило!), в нее была добавлена капля лимонного сока, так что жажду утоляла просто замечательно.

Лекарь воспользовался кружкой из чистого серебра, что обошлось ему на один мелкий медяк дороже. Однако он знал, как легко поймать заразу, выпив из дешевой глиняной или медной кружки, которой попользовались до него десятки, а то и сотни людей. Уличные разносчики обычно мало заботятся о том, чтобы как следует отмыть кружку от чужих губ, а серебро, и это давно известно, убивает всяческую заразу. В серебряных кубках вода стоит много дней и даже не портится! Почему – никто не знает. Такая вот магия серебра.

Само собой, все лавки открыты, что привносит свою долю в уличный шум и гам – на пороге или перед лавкой обычно стоят зазывалы и, стараясь перекрыть вопли разносчиков еды, истошно голосят: «Господин! Лучшие башмаки в городе! Да что в городе – во всей империи! Господин! Лучшая одежда! Лучшие швеи на всем свете и за сущие копейки! Лучшее оружие! Лучшие девки!»

Тут Ангус поднял голову и с интересом посмотрел – что там за лучшие девки? Они как раз высовывались из заведения, свесившись на улицу по пояс и выставив на всеобщее обозрение совсем не маленькие достоинства, да еще и потряхивая ими в воздухе, будто торговка, продающая дешевое мясо. Ангус поморщился, но на заметку себе взял – в конце концов, он уже несколько месяцев без женщины! Нужно же опробовать вылеченный мужской причиндал? Эдакая проверка эффективности собственной работы, ради медицинского эксперимента!

Но основная цель – не бордель. Цель – лавка ювелира. Самого лучшего ювелира!

– Хей, хей, дорогу! – Свист кнута, боль обожгла спину! Рука дернулась туда, где обычно висел дуэльный меч, но кто-то железной хваткой вцепился в плечо и отбросил к стене дома. Мимо пронеслась карета. За ней – двое верховых, вооруженных сверху донизу, в блестящих кольчугах и шлемах с плюмажами.

– Учитель, не забывай – ты не аристократ! Ты просто прохожий, который мешает аристократу проехать по улице! Понимаешь?

Хрипловатый низкий голос Хесса пробился через ярость, затопившую мозг, и Ангус сдулся, как проколотый рыбий пузырь. Действительно, какого демона он себя едва не выдал?! Рука тянулась за оружием! А простолюдин, напавший на аристократа с оружием, не удостаивается дуэли! Его просто-напросто убьют, тут, на улице, ни на секунду не думая о последствиях. Да и последствий никаких не будет!

Аристократ имеет право зарубить любого простолюдина или раба, если тот угрожает его жизни, здоровью или чести. Без суда, без каких-либо особых последствий (самое большее – заплатит хозяину крестьянина или простого раба символическую плату за испорченное «имущество»). Другого аристократа – нет. Там уже дуэль. Хотя… всякое бывало. Можно ошибиться и принять власть имущего за простолюдина. Тогда придется оправдываться: мол, откуда я знал, что это аристократ? Настоящие аристократы не одеваются в одежду простолюдина, не ходят по городу пешком!

В общем, как и всегда: у кого больше денег, тот и прав. Денег и власти. Что, впрочем, часто одно и то же.

Когда проходили через базарную площадь, Ангус обратил внимание на человека с бляхой служащего Управы на тощей шее. Он клеил на тумбу указов какой-то плакат, и два стражника стояли рядом, поглядывая на собравшихся вокруг зевак. Ангус подошел поближе и с ужасом обнаружил на плакате свою физиономию и рядом – описание всех гнусностей, совершенных беглым преступником! И награда была уже не сто, а двести золотых!

– Двести золотых! – непроизвольно вырвалось у него из самой души, и служащий, услышав его выкрик, довольно хохотнул:

– Эй, старик, решил получить награду за чернокнижника?! Да он тебе сердце вырвет и снадобье приготовит – от поноса! Ха-ха-ха… двести золотых решил получить, да?!

В толпе захихикали, а кто-то за плечом Ангуса завистливо, с сожалением протянул:

– За двести золотых рыбацкую лодку можно купить, да еще и погулять как следует! Эх, знать бы, где этот чернокнижник прячется, я бы его своими руками! Приволок бы в Управу – отдай денег и не греши! Только дураки они – чего чернокнижнику делать здесь, в заднице мира?! Он где-нибудь в столице заныкался! А тут ему делать нечего, идиоты!

– Поговори мне! – Служащий нахмурился и сделал угрожающий шаг к толпе, чем совершенно никого не испугал. Уж больно убогим и тщедушным был служака.

Ангус не стал дожидаться окончания свары, медленно выбрался из толпы и побрел дальше, не чуя ног, сделавшихся ватными. Он почему-то испытал потрясение, увидев на плакате свою физиономию – молодую, сытую, красивую. Огладил бороду, вдруг вспомнив слова служаки, и, увидев дверь в цирюльню, решительно повернулся и вошел, не обращая внимания, идет ли следом Хесс. Конечно же, идет словно тень, ни на шаг не отстает.

Толстый, улыбчивый цирюльник встретил Ангуса так счастливо, будто встретил давным-давно потерянного брата, усадил в кресло, потирая пухлые руки, и минут десять дотошно выспрашивал, что хочет получить такой хороший клиент. Когда «хороший клиент» отказался от умащивания благовониями (всего за три серебряка!), от массажа лица (всего за один!), от выдергивания зубов (вырву – вы только засмеетесь, так не больно!) – цирюльник слегка увял, но вскоре воспрянул духом и яростно защелкал ножницами, ровняя бороду и волосы клиента. Ангус же с тоской и облегчением смотрел в зеркало, стоявшее на столике перед ним, и видел совершенно седого старика, борода которого не могла скрыть шрамов, перекосивших лицо до полной неузнаваемости. Никто теперь не смог бы заподозрить в этом уродливом старике бывшего блестящего офицера, лекаря его императорского величества.

Бороду сбривать, само собой, не стали, только подровняли. Как и длинные седые патлы. Собрал в воинский хвост, и все. Голову еще помыли. Выглядеть стал уже не так дико, хотя прежнего Ангуса в нем не узнал бы почти никто. Если только самые, самые близкие. Те, кто знали его голос, запомнили его глаза, ну и… другие части тела.

Впрочем, тело тоже изменилось. Исчез лишний жирок, нагулянный за время сытой жизни, да и на коже некуда было ткнуть, чтобы не угодить в шрам. Особенно досталось спине, с которой ленточками срезали кожу, удивляясь тому, что «пациент» почти не реагирует на боль (тогда Ангус уже впал в транс, отодвинув от себя болевые ощущения и вообще все ощущения).

От цирюльни до лавки ювелира, в которую его вел Хесс, было уже недалеко. Они шли еще минут пять, чтобы оказаться перед большим серым каменным домом, сложенным из крупных каменных блоков, – от этого дома исходило ощущение незыблемой мощи, эдакая крепость в крепости! Что и немудрено – при очень даже беспокойном занятии владельца дома. Известно, что, как только в городах вспыхивают беспорядки, люди в первую очередь громят лавки с товаром. И какие среди лавок первые примут на себя удар толпы? Само собой, те, где товар стоит дороже и размером поменьше, – ювелирные. А значит, нужно укреплять лавку, превращая ее в настоящую маленькую крепость, что и было сделано мастером Дурганом – имя этого славного ювелира было начертано на красивой, дорогой вывеске, указывающей на род занятий владельца. А еще на ней красовалось ожерелье из камней, сверкающих на стройной шее прекрасной дамы.

Стальная дверь, прикрывающая вход в лавку и вделанная в толстую стену, была открыта, вторая, деревянная, украшенная узорами и обработанная корабельным темным лаком, прикрыта, и возле нее стоял здоровенный детина в кольчуге, в руке – окованная железом дубинка. На могучем теле охранника лавки (а это явно был именно охранник, судя по скучающему лицу и острым взглядам, жалящим каждого, кто приближался к двери) висели короткий широкий меч, кинжал, а к сапогу сзади крепилась рукоять засапожного ножа. И скорее всего, имелись и еще средства лишения человека жизни и здоровья, но только до поры до времени скрытые под широкой одеждой парня, выглядевшего грозно, как и подобает охраннику важной персоны.

Ангуса он внимательно осмотрел снизу доверху и, хотя не был удовлетворен видом праздношатающегося старика, явно не подходящего на роль покупателя ожерелий для прекрасных дам, пропустил его в лавку, отодвинув в сторону свой тяжеловесный корпус, напоминающий о бортах боевых кораблей. Пропустил – и зашел следом, ну так, на всякий случай. Все-таки незнакомый человек – чего от него ждать? Хесса, который шел следом за Ангусом, он не удостоил даже взгляда – так, покосился, будто на коровью лепешку, да и забыл о его существовании. Скорее всего, принял парня за слугу этого наглого старика. За безобидного неуклюжего парня, от которого не стоит ждать неприятностей – его щелчком можно перешибить.

Приказчик в лавке не бросился навстречу покупателю и поэтому тут же потерял уважение в глазах Ангуса: продавец должен нутром чуять денежный мешок на поясе клиента. Вот столичные купцы, те великолепно чуют потенциальную «жертву» и, даже если она придет к ним одетая в мешок и деревянные ботинки, примут с распростертыми объятиями. Тысячелетия потомственной торговли сделали из них людей, за сто шагов чующих запах монет. В этом Ангус убеждался не раз и не два. Такого приказчика они никогда бы не стали держать на этом месте. Выгнали бы взашей.

Он нашарил глазами кресло, стоящее возле полированного стола, и, не глядя на полки вдоль стен, на которых лежали сотни разнообразных побрякушек, уселся в это самое кресло, заложив ногу за ногу и презрительно уставившись на приказчика, ошеломленного наглостью посетителя. Когда тот опомнился и, запинаясь, спросил: «Что угодно господину?» – Ангус холодно и твердо ответил, что угодно ему говорить с хозяином или с тем, кто умеет встречать потенциального клиента, а не находится в лавке только для мебели.

Выслушав эту тираду, приказчик скрылся за дверцей, что находилась в дальнем углу лавки, и через три минуты вернулся с мужчиной лет пятидесяти, утирающим рот кружевной белой салфеткой. Салфетка эта была белее, чем носовые платки многих аристократов, которых в своей жизни видел Ангус, а потому он решил, что дела у ювелира идут очень хорошо, ведь только богатый человек может себе позволить вытирать рот салфеткой с бербанскими кружевами.

– Что угодно господину? – спокойно и дружелюбно спросил ювелир, не глядя на облачение потенциального клиента и сосредоточившись только на его лице, точнее, на глазах. И это понравилось Ангусу. Вот теперь перед ним был типичный представитель торгового сословия, понимающий толк в том, как надо обслужить клиента.

– Прошу прощения за поведение моего… хм… помощника, он еще молод и глуп, не всегда знает, как себя вести. Впрочем, это и моя вина – ведь это мой работник! С меня хорошая скидка – если вы пожелаете что-то здесь приобрести. Итак, господин, слушаю ваши пожелания!

Ангуса так и подмывало сказать: «Желаю, чтобы вы уволили этого болвана!» – но вслух он сказал совсем другое:

– Мне нужен перстень с розовым, лучше красным алмазом. Небольшой бриллиант меня устроит. А еще такого же размера перстень с изумрудом. Чистота камней должна быть безупречна, никаких вкраплений, трещин и подобной пакости. И еще – не нужно предлагать вместо изумруда зеленый сапфир. Вы только потратите свое и мое время.

– О! – приятно удивился ювелир. – Господин разбирается в камнях? Какого точно размера вам нужны камни? В какой оправе? Золото, серебро? Может быть, темный камень? Сейчас очень модны перстни с темными камнями в качестве оправы. На темном цвет бриллианта кажется еще более ярким и сочным!

– Мне все равно, какая оправа, – пожал плечами Ангус. – Изумруд можно и в серебре… даже лучше в серебре. Бриллиант – тоже. Главное, повторю, их чистота. Оправа вторична. Размер… хм… от вот такого, – он показал величину, зафиксировав расстояние между большим и указательным пальцами, – и выше. Зависит от той цены, которую вы мне предложите.

– Подождите, пожалуйста, сейчас посмотрим! – Ювелир направился к двери, и уже на пороге приказал: – Войтек, налей господам холодного сока! Разве не видишь – они запыхались?! Когда ты научишься как следует встречать клиентов, болван?!

Ангус отмахнулся от кружки, протянутой ему угрюмым приказчиком, похоже, сыном ювелира, а Хесс взял ее и выпил до дна, сохраняя на лице маску благодушного простачка. Он во все глаза пялился на разложенную по полкам бижутерию, и на лице его был написан восторг идиота, всегда мечтавшего заполучить что-то такое блестящее, чем можно похвастаться перед сисястыми дворовыми девками. Кстати, Леван тоже неплохо умел прикидываться деревенским дурачком, хотя оба были неплохо образованны, грамотны – на удивление Ангусу, прежде считавшему членов Братства тупоумными убийцами, не более того.

Ювелир вплыл в лавку, как военный корабль, заваленный награбленной во вражеском городе добычей. В руках – десятка два коробочек, обтянутых тонкой кожей, на которой был вытиснен некий герб, напоминающий герб аристократа.

Конечно, никаким аристократом ювелир не был – это всего лишь цеховой знак, клеймо, которое тот ставит на свои драгоценные изделия. Однако выглядел знак ничуть не хуже того же герба семьи Ангуса и, в отличие от герба какого-нибудь аристократа, был выдан ювелиру за большие успехи в его ювелирном деле, в настоящем деле, а не достался по наследству тупоумным потомкам. Лучшие мастера-ювелиры, как и оружейники, всегда метили свой товар личными клеймами, зарегистрированными в установленном порядке в Управе. За что, кстати, платили очень даже кругленькую сумму.

Коробочки были торжественно расставлены перед клиентом, и через минуту Ангус углубился в разглядывание камней, пользуясь еще одним признаком хорошего, дорогого ювелира – увеличительной лупой, вещью дорогой, редкой и встречающейся не у каждого коллеги мастера Дургана.

Через полчаса Ангус уже осмотрел весь представленный товар и отложил в сторону три перстня – два из серебра, один золотой. Подумал… и отодвинул один серебряный. Все. Выбор сделан. Следующие полчаса прошли в вежливой, но тем не менее жесткой и бурной торговле, во время которой ювелир был пойман на обещании сделать скидку, а еще – вытребована скидка за покупку сразу двух изделий и за «красивые глаза».

К чести ювелира и к некоторому удивлению Ангуса, здешние цены на камни были ощутимо ниже, чем в столице. Возможно, потому, что часть камней, которые поступали в столицу из различных источников, шла как раз отсюда, из окрестностей Ангора. Эти камни старатели мыли в степи на ручьях и речушках ближе к Паграйскому хребту, находившемуся в двух дневных переходах от города. И, само собой, куда еще старатели понесут найденные ими камешки, если не скупщикам и ювелирам, живущим в ближайшем от них городе? Уж не в столицу – это точно. Хочется ведь поскорее выпить, закусить, сходить в бордель, поиграть в кости – чтобы спустить все деньги за считаные дни и снова отправиться в степь на поиски счастья. Чтобы больше никогда не вернуться назад…

Степь – жестокая страна. Голод, холод, жара, безжалостные кочевники – вот что ждет претендента на счастливую богатую жизнь. Тот, кто ищет сокровища, никогда не бывает богатым – это уже такой закон жизни.

В общем, когда Ангус выходил из лавки, его кошель сильно похудел – чистой воды камни стоят хороших денег. Однако камни оказались крупными, их размеры превышали ожидаемые, а кроме того, в тощем кошеле осталось еще достаточно приятных на цвет и вес кругляшков, предоставляющих их владельцу возможность с пользой и удовольствием провести в городе не одну неделю и даже не один месяц, совсем не экономя на еде и питье.

Кроме монет в кошельке лежали два перстня, обошедшиеся во столько же, сколько зарабатывает небольшая деревня за несколько лет. Если только не будет неурожая.

Главное дело сделано, теперь можно отправиться в бордель, чтобы проверить работоспособность некоторых не жизненно важных, но вполне себе дорогих сердцу органов. Проверять их работу наедине с собой, пользуясь картинками из воспоминаний, в принципе тоже не возбраняется, но только если тебе мало лет и нет возможности сделать это с партнером противоположного пола. У Ангуса такая возможность была, так зачем отказывать себе в удовольствии потискать молодую упругую женскую плоть?

Хесс не очень-то был доволен решением Ангуса, но послушно поплелся за ним, лишь заметив, что не сможет охранять своего дорогого учителя, пока тот будет наедине с объектом вожделения, а потому – как бы не случилось каких-либо неприятных происшествий. Это замечание рассердило лекаря и утвердило в желании хоть на часок-другой освободиться от назойливой опеки соглядатая-телохранителя. Что он, ребенок, что ли? Постоять за себя не сможет?!

Уже когда они подходили к дверям шикарного борделя, случилось происшествие, едва не стоившее Ангусу кругленькой суммы и делавшее бесполезным и глупым сегодняшний поход за драгоценными камнями. Конечно же, его обокрали.

Почувствовал он это практически мгновенно – пояс вдруг стал легким, как пушинка, кошель, в котором все еще позвякивали увесистые серебряные и золотые монеты и лежали два драгоценных кольца, обрел ноги, принадлежащие шустрому тощему парню лет двадцати, замелькавшему меж прохожих будто лис, спасающийся от охотников между кочками осоки. Ангус от неожиданности замер, открыв рот, и только разевал его, будто рыба, вытащенная на палубу рыбацкой шхуны, перед тем как ее трахнут по башке деревянной колотушкой.

Спас положение Хесс, который недреманным оком следил за обстановкой вокруг охраняемого объекта. Когда лекаря «случайно» стиснули трое прохожих – двое шли навстречу, один оказался сзади, якобы наткнувшись на неожиданно остановившегося Ангуса, – Хесс все сразу понял. Рука его нырнула в карман, секунду он фиксировал взглядом убегающего воришку, а потом что-то метнул – легким, почти ленивым движением. Воришка упал как подкошенный, проехав по мостовой пару шагов, и уткнулся макушкой в столик уличного торговца пирогами. Хесс тут же легкими прыжками подскочил к поверженному супостату, выхватил у него из-за пазухи кошель Ангуса, поднял с земли что-то круглое, небольшое и сунул эту штуку в карман. Затем вернулся к лекарю и протянул ему кожаный мешочек с ровно обрезанным ремешком крепления:

– Возьми, учитель. И спрячь поглубже. И вообще, я хотел тебе сказать: никогда не носи деньги в кошеле, подвешенном к поясу. Мы… хм… воришки называют такие кошельки «подарок Создателя». Срезать его – пара пустяков. Двое тебя зажимают, один срезает и убегает.

– Что, эти двое были с воришкой?! – недоверчиво протянул Ангус, для которого, честно сказать, подобные откровения явились новинкой. Он не особо разбирался в уличных реалиях, ибо бродить по трущобам и городским улицам не любил и даже брезговал. Чего делать в трущобах блистательному офицеру, аристократу, лекарю императора? Трущобные люди не заказывают лекаря-мага и понятно почему. Так что делать ему в трущобах совершенно нечего. Ну… так было раньше.

Хесс не успел ничего ответить – рядом с ним вдруг выросли два здоровенных плечистых парня, в которых Ангус узнал тех двоих, с которыми столкнулся на дороге во время кражи. Он тут же чутьем беглеца почувствовал запах неприятностей, потянулся за кинжалом, но… не успел.

– Ты чего ребенка обидел, а? Ты зачем ему врезал? Да исчо и обнес? Верни хабар, сучонок! – Громила поднял кулак, на котором был надет здоровенный медный кастет, но не ударил. Как-то странно хрюкнул, глаза его закатились, и он мягко осел в уличную пыль, смешанную с кожурками орехов и затертой соломой.

Второй хотел что-то сказать, открыл рот… и устроился рядом с первым, упав на него крест-накрест, поперек живота.

Ангус не заметил движений Хесса, даже не понял, чем убийца свалил обоих парней, и только когда тот аккуратно убрал в чехольчик на куртке тонкую иглу с темным налетом на самом конце, все понял. Он сам делал этот парализант, наносимый на иглы, звездочки и клинки. Мгновенное действие, паралич мышц – достаточно хотя бы маленькой частичке яда попасть в кровь.

Ценное свойство! Убивать нужно только тех, кого нужно убить. Охранники, слуги и другие свидетели убийства в контракт не входят. Вот если бы за них заплатили – тогда другое дело. А так – пусть живут. Профессионал не оставляет за собой лишних трупов – это закон. Так ему однажды объяснил Леван.

Они поспешили уйти с места происшествия, пока ими не заинтересовалась стража. Ни к чему профессиональному убийце и беглому чернокнижнику встреча с представителями закона, даже если в этом случае Ангус и Хесс выступали в роли жертв. Да и вообще, тот же Леван давным-давно рассказал лекарю, что стражники в бедных кварталах, как правило, сидят на жалованье от преступных сообществ. Воры платят, чтобы им позволяли воровать, ловцы рабов – чтобы не слишком прижимали их промысел, барыги, перепродающие ворованное, платят за то, чтобы стражники закрывали глаза на их «работу». Ну а трактирщики, трактиры которых служат не только для застолий свободных от работы грузчиков и купцов, платят за то, чтобы стражники не слишком часто заходили в их трактиры с проверками и чтобы поскорее бежали на помощь по свистку, когда нужно выдворить разбушевавшегося клиента.

Впрочем, в последнем случае они старались справляться своими силами или силами тех, кто не хотел, чтобы в этом трактире поднимался шум, а именно – силами воров, грабителей и всякой такой преступной мрази. Где, как не в трактирах, устраивать свои сходки преступникам, где еще обмывать удачные дела? Где заливать горе, когда их коллегу поймали «на работе» и укоротили на голову или отправили на императорские гребные суда, чтобы тот сгнил за веслами в течение ближайшего года-двух (большего срока там не выдерживал никто).

– Чем ты его достал? – Ангус покосился на Хесса, шагающего рядом с неизменно кисло-спокойным выражением лица. Тот молча сунул руку в карман и протянул Ангусу небольшой увесистый шарик – такие снаряды метали из пращей армейские пращники. Страшное оружие – шарик, попадая в шлем, делал в нем такую вмятину, что человек терял сознание. Или даже умирал, если попадание было особо удачным. Ангус даже поежился, представив, что ощутил парень, когда этот свинцовый желудь воткнулся ему в затылок.

Не останавливаясь, оба нырнули в дверь публичного дома, скрываясь с глаз возможных наблюдателей, и через несколько секунд оказались в «храме» похоти, представленном полутора десятками разнообразного сложения и расцветки жриц, тела которых едва прикрыты переплетением узких ленточек и дешевой бижутерии, сделанной из меди и покрытой недорогой позолотой.

Впрочем, опытный глаз Ангуса тут же заметил колдовские амулеты, слегка мерцающие в магическом зрении. Обычный человек не смог бы понять, что вот те сережки – на самом деле амулеты, которые уберегают женщину от нежелательного зачатия, а вот этот маленький камешек, вставленный в пупок, бережет плоть от заражения какой-нибудь из дурных болезней, выстроившихся в очередь перед любвеобильным лоном любой из здешних девиц. Без этих амулетов жизнь девушек была бы просто невозможна. Каждая из них пропускала через себя не менее трех – пяти мужчин в день, а самые удачливые, самые красивые – и по десятку клиентов любой степени «свежести» и чистоты. Это Ангус знал прекрасно, хотя никогда не пользовался услугами платных любовниц. Всю жизнь платили ему, а не наоборот.

– Господа! Добро пожаловать! – Хозяйка борделя расплылась в радостной улыбке, будто увидела давних друзей, когда-то потерянных на дороге жизни. Получилось это у нее вполне естественно и даже искренне – когда делаешь подобное самое меньшее десяток лет подряд, сама начинаешь верить, что любой клиент, приносящий тебе деньги, – друг, брат и любимый родич.

Впрочем, хозяйкой Анита Годор была совершенно номинально – будучи членом Братства и покинув список активных Братьев, она заняла выгодный и почетный пост управляющей борделем, тем более что до того она числилась в его штате, будучи для всех непосвященных одной из девушек, обитавших в комнатах этого дворца удовольствий. Быть девушкой для удовлетворения мужчин – это не только и не столько жизненные обстоятельства, это еще и склонность. Анита любила секс, и даже сейчас, когда ей шел уже шестой десяток, нередко пользовалась услугами наемных «жеребцов». Были в борделе и такие – номинально они числились охранниками, а на самом деле время от времени использовались для обслуживания богатых дам (вход с обратной стороны здания) и не менее богатых мужчин, склонных к «экзотическим» утехам.

– Итак, что бы вы хотели получить, господа? – Анита плавным, красивым жестом показала на плюшевый диван возле большого незнакомого растения, росшего в деревянной кадке, и уселась напротив, на другой диван, расслабленно, но очень внимательно разглядывая пришедших гостей. Вернее, одного гостя, бородатого седого мужчину, с лицом, покрытым шрамами, прячущимися в густой полуседой бороде.

Мужчина слегка нервно теребил кончик бороды, из чего Анита сделала вывод, что бороду он отпустил совсем недавно и никак не может привыкнуть к ее наличию. Бросились в глаза его руки, тоже покрытые шрамами – тонкими, почти незаметными. Эти бледные отметины мог различить лишь острый, тренированный взгляд. У Аниты был именно такой взгляд. На шестом десятке она не потеряла ни остроты зрения, ни остроты ума и сразу же сделала вывод: Хесс сопровождает этого человека и то ли охраняет его, то ли стережет, чтобы не сбежал. А скорее всего, и то и другое вместе.

Да, она прекрасно знала Хесса – несколько раз они работали вместе. Более того, некоторое время она была его наставницей – и не только в ремесле убийцы. Ей всегда нравились молоденькие мальчики, пахнущие молочком и сексом…

– А что здесь можно получить, кроме секса? – иронично спросил седой и криво усмехнулся одним уголком рта. Аните вдруг показалось, что одна сторона лица у него полупарализована, как после тяжелой травмы.

– Ну-у… мы стараемся удовлетворить все желания наших клиентов, – широко улыбнулась Анита. – Можно найти и мальчиков. Даже совсем молоденьких, но это будет стоить гораздо дороже.

На лице мужчины мелькнула тень отвращения, он поморщился.

– Я хочу красивую девушку. Умелую девушку. И без заразы! – Мужчина посмотрел в сторону девушек, притихших в десяти шагах от них на огромном длинном диване, установленном в углу этой залы. Они явно прислушивались к разговору и неосознанно поправляли волосы, покусывали губы, чтобы сделать их пухлее и розовее, тихонько теребили соски, добиваясь твердости.

– Все наши девушки здоровы – на каждой из них имеется амулет, уберегающий от заразы и поддерживающий здоровье. Потому наши услуги не так дешевы, как в портовом борделе, где принимают всех без исключения клиентов. К нам приходят обеспеченные господа, желающие получить лучшие в городе услуги за свои звонкие монеты.

Анита нахмурилась и, откинувшись на спинку дивана, скрестила руки на груди:

– Так все-таки, господа, вы будете делать выбор или решили просто поговорить? Услуги наших девушек стоят десять серебряков за час, и каждая из них стоит своих денег. Итак?

– Пригласите их сюда, я посмотрю. Выберу, – пробурчал Ангус, стараясь скрыть дрожь своих покалеченных рук. Нет, не от воспоминания о ранах дрожали руки. Сейчас он чувствовал себя подростком, впервые допущенным до женского тела. И хочется, и страшно, и… немного стыдно. «А вдруг не получится? А вдруг она будет смеяться?»

Хозяйка сделала знак рукой, и девушки мгновенно сорвались с места, выстроились напротив дивана, на котором сидели гости. Черненькие и беленькие, рыжие и шатенки, полные и худые, мускулистые и нежные, даже хрупкие, как цветки, они все доброжелательно улыбались – видимо, так их здесь приучили. И улыбки, пусть в основном и натянутые, неплохо украшали их гладкие молодые лица, подмазанные красками и белилами.

Ангус вдруг подумал о том, что, встреть он какую-нибудь из этих девушек на улице, никогда бы не подумал, что эта симпатичная девица работает в обычном борделе. Например, вот эта, нежная, хрупкая девушка аристократически отточенной внешности. Снять с нее эти ленточки, надеть длинное платье с разрезом на бедре, сделать модную прическу, из тех, что в ходу при дворе, – и все, дочь аристократа, не менее того!