Текст книги "Цитадели"

– Тогда отправьте туда какого-нибудь мордоворота, – обиделся я, несмотря на извинения полковника. Хотя чего на правду-то обижаться?

– Вы же слышали – целую группу мордоворотов посылали. Если слон с человеком подерется, ему, слону то есть, ведь все равно – мастер спорта по боксу или … интеллигент. Затопчет и не заметит. Значит, нужно идти от противного. А параметры кандидата я вам обрисовал.

– Смутно себе представляю, как это будет выглядеть.

– Я когда-то тоже смутно представлял себе – как мне выживать в одном, ну, скажем так, не очень приветливом месте. А там крокодилы, гориллы. А самое скверное – америкосы и дрянная вода. И, неизвестно – что хуже. У нас тогда основные потери от поноса да малярии были. И как всегда – чисто российское головотяпство, из-за которого продовольствие и медикаменты отправили не туда, куда надо. Но выжил. Рецептов здесь нет. Просто, сегодня это единственный шанс хоть что-то выяснить.

– А если я ничего не выясню?

– Ну, значит, вы ничего не выясните, развел руками полковник. – Мы не знаем – что там случилось. Никакой конкретики, никакой зацепки. Одни непонятки. Поэтому, никто не ждет конкретного ответа, потому что неизвестно чего ждать. Мое начальство вообще посчитало весь проект бредом сивой кобылы. Но деваться-то некуда. Нужно отрабатывать все варианты. Вот мы их и отрабатываем.

Полковник зашелся в приступе кашля, изрядно сбившего пафос с проникновенной речи. Наверное, после трехлетнего перерыва, моя «Балканская звезда» показалась чересчур крепкой и плебейской. Но все-таки, Унгерн сумел достаточно быстро справиться с приступом. Вот что значит сила воли!

– Ну что же, Олег Васильевич. Ряд вопросов мы еще решим. Но нужно обдумать «легенду». Как и с чем вы появитесь в тех местах? Сами понимаете – для нас важна конспирация.

– Думаете, «легенда» кого-нибудь обманет?

– Либо да, либо нет, – осторожно склонил голову на бок Унгерн. – Но все равно, гораздо лучше ехать с какой-то «легендой», чем сообщать правду. Ту же местную полицию, например, обмануть будет трудно. Но одно дело – когда реальную цель знают наверняка и, совсем другое, когда догадываются. Гадайте, ребята, на здоровье. Тем более, что особой-то тайны здесь нет. О пропаже двух групп знает весь район.

– Тогда какой смысл маскироваться?

– Потому, – усмехнулся полковник, – что начнут помогать… А вам от этой помощи больше вреда будет. Кто его знает – что там на самом деле? Может – инопланетяне. Может – другая реальность.

– То есть, берем на выбор несколько фантастических книг и делаем версии. Эту – по Белянину, эту – по Олди.

– Во-во, берите, не жалко, – поддакнул Унгерн. – Но вначале – «легенда». Под нее придется все остальное строить – подготовку, снаряжение, документы. Времени у нас немного. Эх, будь это дело летом – пустили бы вас по специальности, как кандидата наук. – Ага, Шурик… Анекдоты, песни. Тосты! Вот только с тостами будет плохо. Народ там не кавказское вино, а «Трою» хлещет. И не меня угощать будут, а самому «проставляться». Никаких денег не хватит. Меня потом «кодировать» придется…

– Это точно, – согласился полковник. – Быстрее сопьешься, чем фольклора наберешься. Ишь, в рифму заговорил. Ну а все-таки, какая легенда? Может быть, орнитолог? Метеоролог? Кто еще может зимой в лес переться?

– Если один, и в лесу, то уж скорее выживать, – подумал я вслух. И тут пришла очень простая мысль. – Специалист по ОБЖ!

– Основы безопасности жизнедеятельности? – сразу же подхватил идею полковник. – А что, в этом что-то есть. Модное дело нынче.

– Соорудите мне бумагу. Дескать, преподаватель, а лучше – специалист из такого-то ведомства, проводит курс выживания в условиях дикой среды. А можно еще проще. Шоу, – «Остаться в живых» или «Последний герой».

– Да, идея, – загорелся полковник. – Пустим информашку по всем СМИ. Так, мол, и так, стартовал конкурс «Зимнее выживание». Конкурс проводит фирма «Герострат».

– А почему «Герострат»? – насторожился я.

– А какая разница? В «Герострате» у меня подвязки есть. Они, кстати, помогают прославиться. За тысячу баксов планету вашим именем назовут, и книжку напечатают. Даже на аллее звезд мемориальную плиту положат. Правда, ненадолго… Порадуется человечек дня два, а там и звезду уберут и планету новому «звездюку» продадут.

– А книжку? – заинтересовался я.

– С книжкой еще проще. Отпечатают сто экземпляров, а в выходных данных сто тысяч поставят, – отмахнулся Унгерн. – Что же, думаем дальше… По условиям конкурса, участники распределяются по разным районам. Вещи и продукты – только те, что взяты с собой, но не более, скажем, ста килограммов. Так что ваше появление в Грязовецком районе никого не удивит. А приз можно пообещать хоть миллион долларов. Народ вам сочувствовать будет. Понимают люди, что человек не зазря мучается, а из-за денег. Глядишь, какую-нибудь информацию получите. Как идея?

Идея была блестящая. Даже лучше, нежели с вариантом Шурика или специалиста по выживанию. Полковника эта идея вообще привела в восторг. Он уже метнулся к шкафу, собираясь притащить что-то такое, к кофе, но вдруг вспомнил:

– Да. Вот еще – остались маленькие формальности. Написать заявление об устройстве на работу и подписать еще одну бумажку.

– А это обязательно?

– Олег Васильевич, Олег Васильевич, – укоризненно помотал головой полковник. Прозвучало как «Семен Семеныч!» – Не будьте ребенком. Не вам объяснять, что мы – очень бюрократическая организация. Все, что творится, должно быть зафиксировано. Тем более, что оформляем бумаги не на «секретного» сотрудника, а на внештатного. А как мы вам деньги перечислять будем?

Крыть мне было нечем, поэтому заявление написал. Под диктовку. Вроде бы «внештатный» сотрудник звучит благороднее, нежели «стукач». Хотя, кой черт разница? А вот с «бумажкой», отпечатанной на принтере, решил ознакомиться до того, как подпишу. Ва-а! Подписав эту бумажку, я становлюсь «невыездным» на целых… пятнадцать лет.

– Виктор Витальевич! – возопил я, – Да такие бумаги только секретные физики подписывают!

В голосе недавнего «колобка» прорезался металл:

– Олег Васильевич, с этой минуты вы мой подчиненный, – потряс он моим же заявлением. Вам с сегодняшнего дня зарплата идет. Я мог бы сказать – приказываю. Но, хочу, чтобы вы поняли – ни вы, ни я и никто другой не знают, с чем вы там столкнетесь. Насколько это будет опасно для государства. Подчеркиваю – для нашего с вами государства! Подписка на пятнадцать лет? Поверьте мне, не такая уж большая плата. И потом, разве вы куда-то собирались? С вашей-то зарплатой… А вот если у нас все получится, то через пятнадцать лет вы смело съездите – хоть в США, хоть в Тимбукту. Особенно, если секретную зарплату подкопите. Вы же теперь будете состоять в кадрах. Так что – не обессудьте. А теперь, давайте-ка грамм по сто. Лучше подумайте, как перед женой объясняться будете?

И я, конечно же, все подписал. Полковник прав. А еще он прав – как предстать перед женой и дочкой? Врать я им не сумею, а правду лучше не знать. И больничный тут не пляшет. Хотя, можно подумать. Особенно, если лечение будет проходить где-нибудь в другом месте. Желательно подальше, чтобы у девчонок не было соблазна меня навестить. Или позвонить… Так, что сотовый телефон придется «сломать».

Пока я размышлял, мой начальник (да, теперь уже начальник) накрывал на стол. Опять-таки, с иссушающей мозг педантичностью, заменил салфетки, выбросил использованные (один раз!) чашечки и достал новые. Включил чайник и вытащил бутылочку с коньяком, шоколадку, блюдце с лимоном и рюмочки, грамм на тридцать – нормальные, а не пластиковые.

Выпив по первой, Виктор Витальевич попытался меня утешить:

– Вообще-то, пятнадцать лет – это так, фикция. Кто вашу подписку увидит, кроме меня? Если в турпоездку оберетесь – решим вопрос.

Спал в эту ночь плохо. Вообще, я не из тех людей, считающих, что утро вечера мудрее. Засыпаю только тогда, когда не один раз подумаю о прошедшем дне и просчитаю самые скверные варианты дня следующего.

Уже теперь, «задним умом», я анализировал наш разговор. Вспоминал все жесты и недомолвки Виктора Витальевича. Все фразы были взвешены и просчитаны. Елки-палки, а полковник был хорошим психологом! Впрочем, хорошие начальники и должны быть хорошими психологами. Плохие до таких должностей не доживают. И точно рассчитано, что такой дурак, как я, клюнет. Не поверю, что не нашлось другой кандидатуры. А главное – теперь отказаться было уже просто невозможно. Деньги приняты (перед уходом полковник сунул мне сорок тысяч – аванс!), документы подписаны. Впрочем, все не так уж плохо. В крайнем случае, пенсия семье обеспечена. С тем я и заснул.

Всю ночь снились гадости: «черные» археологи, выкапывающие летающую тарелку; барон Унгерн, объясняющий мне, что мы должны срочно отбить Монголию от нашествия верблюдов; снежные люди, обещавшие приз за лучшую роль в «Снегурочке». А уже под утро пригрезилось, что лежу в медвежьей берлоге, а бывший хозяин плачет у входа. Потом Потапыч забрался мне на голову и довольно заурчал. От этого-то я и проснулся. Переложил счастливого кота со своей головы на подушку жены и пошел умываться.

Глава вторая
Герой в сугробе

От шоссе, куда я добрался на попутке, до обусловленной точки было километров тридцать – два полем, а остальное – лесом. Летом я осилил бы маршрут за день. Теперь это растянулось на два. Брести по колено, а то и по пояс в снегу не очень просто. Хорошо, что догадался взять с собой старые саночки. Сколько раз собирался их выбросить или сдать в металлолом, но рука не поднималась. Оказывается – правильно. И хотя узкие полозья частенько продавливали снежную корку и застревали, но по большей части наст выдерживал. Вот если бы еще хватило ума взять с собой лыжи!

В первый день выбился из сил часам к шести. Палатку разбивать поленился, благо спецназовский спальник позволял спать на голом снегу. Костер тоже не стал растапливать, обойдясь чаем из термоса и парой бутербродов. А на следующий день все повторилось вновь. Сугробы. Ветки. Те, за которые цепляешься. И те, которые бьют в глаза. Но в конце-концов дошел до условленного места. И донес поклажу. Дотащил. Допер. Пока шел, больше всего боялся не найти того самого места. Хотя и показывал мне Унгерн его на карте, и парни-инструкторы объясняли – как двигаться по азимуту, но все равно. Казалось бы, достаточно времени провел в лесу, но ориентироваться на местности абсолютно не умею. Могу заблудиться в трех соснах. А вот, поди же ты, нашел! Вот и приметные елки, вот и та самая точка.

Первым делом устроил хороший перекур. Выпил остатки чая из термоса, доел бутерброды. Теперь нужно ставить палатку, таскать дрова и обживаться.

В этих заботах прошел весь вечер. Палатка, которую под присмотром инструктора я умудрялся ставить за пять минут, упорно сопротивлялась – то цеплялась за ветви, то заваливалась. А костыльки, которыми она должна крепиться, постоянно вылетали из земли. Мне понадобилось часа полтора и несколько десятков слов, неприличных для образованного человека, пока клятая палатка не заняла свое место.

Проснулся от цоканья. Высунул нос из палатки и столкнулся с… чужим носиком. Маленьким, холодным и мокрым. Кроме носа на симпатичной мордочке наличествовали хитрющие глазки-бусинки, ушки и великолепный хвост. Были, конечно же, ручки-ножки (тьфу, ты – лапки) и туловище. Но глазки и хвост лучше всего. Это был не глюк, а настоящая белка. Чисто внешне не определить – мальчик или девочка. Но белка – она и есть белка, что мальчик, что девочка. Хвостатая гостья что-то настырно тараторила. Наверное, хотела познакомиться. А может, спрашивала: «Чего ты тут делаешь? Без тебя дуроломов хватало…» Честное слово, белка даже покрутила лапкой около ушка. Теперь я понял, что это девочка. Только девочки могут быть такими стервочками…

Я нашарил в кармане кусочек сухаря и осторожно положил рядом с мордочкой. Белка отпрянула. Но потом принюхалась и схватила сухарик лапками. Дальнейший момент был смазан – мелькнул только кончик хвоста. Только что была тут, и фр-р-р, и нет моей новой подружки. Вот так, даже спасибо не сказала. Точно – девочка. Но не успел я вылезти из палатки, как она появилась снова, а в лапках была – здоровенная еловая шишка! Не хотела быть обязанной и притащила отдарок.

Отдарок оказался слегка лущеным, что, в общем-то, справедливо – сухарик-то тоже не первой свежести. Чтобы не обижать новую подружку, попробовал еловое семечко, за что и был поощрен одобрительным цоканьем. Не скажу, что оно было очень вкусным, но есть можно. А при желании можно и прокормиться, если не в тягость собирать шишки. И к хвойному запаху с привкусом смолы привыкнуть можно…

Шишка-шишкой, но на завтрак хотелось чего-нибудь существенного. Сходил за сушняком и стал разводить костер. Котелок после вчерашнего ужина был грязным, пришлось повозиться, пока отскреб. На будущее дал зарок – мыть грязную посуду сразу. И заодно – надо бы систематизировать и разложить все съестные припасы, что бы в следующий раз не искать брикеты с кашей по всему рюкзаку.

В лесу костер – первейшее дело. А вот рыжей запах дыма не нравился – запрыгнула на елку и заругалась. Возможно, пыталась объяснить, что еловые семечки полезнее, нежели перловая каша с тушенкой. Видя, что увещевания не действуют, рыжая стряхнула на меня целую лапу снега и убежала. Может, тоже решила позавтракать?

После завтрака решил осмотреть поляну. Не ради желания что-то найти (были следопыты покруче!), а просто так. В конце – концов, сидеть целый день у костра – тут и завыть можно от скуки.

Времени с момента пропажи прошло немало, но следов оставалось много. «Розыскники» натоптали за целую дивизию, а нагадили за всю армию… По счастливой случайности, вчера, в темноте, не вляпался в отходы жизнедеятельности человеческих организмов.

Мне весь этот бардак не понравился. Но выбор маленький – либо смириться и жить, стараясь не наступать на «мины», или, попытаться прибраться. Что там говаривал Маленький принц? Проснулся – приведи планету в порядок!

Среди снаряжения имелась саперная лопатка. Памятуя свое крестьянское прошлое, соорудил черенок подлиннее. Удалось собрать, а потом и закопать все фекалии, а также пустые консервные банки и бычки, разбросанные по поляне. Не знаю зачем, но какашки решил закопать отдельно от банок и бычков.

Уборка так увлекла, что опомнился, когда начало темнеть.

Я как раз разводил супчик, когда к костерку подошла белка. Точнее – и не подошла, и не к костерку. Рыжая подружка меня изрядно напугала, спрыгнув на плечо откуда-то сверху. Одобрительно похлопала меня хвостом, словно поблагодарила за уборку. Я, скосив глаза в ее сторону, браво ответил: «Рад мол, стараться!» Кажется, в ответном цоканье послышалось «Вольно»…

В два последующих дня я вел тихую и скромную жизнь. Умудрился избавить поляну от следов присутствия толпы. Разложил все припасы в строгом порядке. Спальник заправлял. Жаль, похвалить некому.

Дня через три ко мне в гости пришел человек на лыжах. Судя по напряженному виду, красной роже и псевдокожаной куртке – это был местный участковый. Так оно и оказалось. Едва освободившись от лыж, стал свирепо пучить глаза и орать:

– Ты кто такой? Какого, х… тут делаешь? Доку́мент есть?

Можно было бы покочевряжиться, поинтересоваться – а кто ты сам такой, но я не стал. Моя задача – прикинуться чудаком, которому положено чувствовать нюхом представителей власти и, на всякий случай, их бояться.

Документов, благодаря стараниям Виктора Витальевича, у меня было много. Просмотрев, прочитав и, кажется, обнюхав «верительные» грамоты, среди которых было письмо от областной администрации с просьбой оказывать содействие участнику эксперимента, участковый подобрел:

– Ну, что же, ученый… Профессор кислых щей… Ха… Пить будешь?

Не спрашивая согласия, мент вытащил из «командирской» сумки бутылку водки. Я дернулся соорудить закуску, но участковый гордо повел рукой:

– У меня, как в Греции, все есть! А тебе тут еще долго куковать.

В волшебной сумке оказались бутерброды с салом и пара луковиц. Мне только и оставалось, как достать кружки. Мент, четко разлив (можно не проверять), скомандовал:

– Ну, за знакомство!

Выпив и аппетитно захрустев луковицей, соизволил представиться:

– Капитан Зотов, участковый. Можно – Славик. Так что, будем знакомы…

Выпив вторую, Славик потянулся за бутербродом, откусил половину и с набитым ртом сказал:

– Извини, Васильич, служба. Должен был проверить – что тут за человек у меня завелся. Бумажки я твои посмотрел. Про конкурс – читал. Ну, сам понимаю, что конкурс этот и бумажки твои – полнейшая хрень. Да и проверил, кое-что, по своим каналам. Ты уж нас совсем-то здесь за дураков, не считай. После того, что тут летом было – полный аут. И ты такой же кандидат наук, как я балерина.

– Славик, – возмутился я. – Зайди в библиотеку. Там книжка моя, с моей фотографией.

– Хм, – скептически ухмыльнулся Славик. – Может быть, может быть. В детстве я книжки любил читать про Ленина. Как щас помню автора – Зоя Воскресенская. А как-то по телику смотрю передачу. Писательница эта – подполковник ГРУ. Так что, может быть и ты, какой-нибудь майор госбезопасности.

– Вообще-то, когда-то я тоже в ментовке работал.

– А чего ушел? – подозрительно прищурился Славик. Не иначе, заподозрил во мне «оборотня в погонах».

– Сдуру, – честно признался я. – А когда возвращаться надумал, так вроде бы и поздно уже. Мои сверстники уже – кто подполковник, кто на пенсии.

Заслышав о званиях, Славик загрустил.

– Два года в капитанах перехаживаю. А месяц назад «строгача» получил. Опять майора год ждать… Да еще без премий и надбавок. Думаешь, за что выговор? Вот за эту долбанную поляну, которую я не обеспечил должным контролем.

Славик грустно и длинно выматерился. Мне стало жаль парня, который был ни в чем не виноват. Просто, как всегда, нужно найти стрелочника. Помнится, пришлось выезжать на «огнестрел». Дело оказалось не криминальным, а попыткой суицида. Наш же, милицейский майор, напился в «зюзю», поехал в деревню и принялся стрелять по курам. Добро бы по чужим, а то по тёщиным… Утром выслушав от тещи все, что о нем думают, устыдился и стрельнул себе в висок… Правда, промазал. Отделался пулей, засевшей в мозгах, и слегка оглох. Он теперь инвалид на всю голову, а при чём тут начальник, который «не смог наладить воспитательную работу с личным составом» и поэтому получивший «неполное служебное соответствии»? Тем более, что ни одна кура не пострадала?

– Вот, схлопотал я «выговорешник», ни за что, ни про что, – продолжал жаловаться Славик. – И опёр за компанию со мной – почему, мол, нет агентуры? Он что, белку завербует?

Услышав про белку, я поднял глаза и увидел рыжую подружку. Барышня, выглядывая из-за еловой лапы, недовольно морщила носик. Ну, прям как моя жена, если ко мне приходили гости… Вон, помотала головой и исчезла из вида.

Я тоже помотал головой. Вроде, не так уж много мы и выпили…

– А про меня как узнал, – поинтересовался я у Славика, хотя заранее знал ответ. Хотя я и пытался не светиться, когда добирался сюда, но все равно – кто-нибудь да видел.

– Бабки у магазина болтали – мол, на про́клятой поляне человек живет. По уму, то зимой в лес бомжи не полезут. Значит, что-то такое, «жареное». А ты оказывается экспериментатор…

– А почему поляна «про́клятая»? – заинтересовался я.

Славик не спешил с ответом. Подумал, разлил остатки водки. После того, как выпил и разделался с остатками луковицы, закурил:

– Я, сам-то, не местный, – пояснил он. – После школы милиции нужно было куда-то определяться. А тут, как раз и работу и жилье предложили. Уже лет десять здесь торчу. Зарплату повысили, чем не жизнь? Взяток не беру, да и не даст никто. Когда участок принимал, прежний участковый говорил: «Смотри мол, есть тут одно местечко. Во время войны взвод «энкавэдэшников» пропал. Они сюда беглых зэков ловить пошли. И потом, в пятидесятые и шестидесятые годы бывали случаи». Послушать-то я его послушал, но мне-то что? Пропадали когда-то, при царе Горохе, ну и хрен с ним. Мне бы с пьяницами местными разобраться, да с кражами. Так, что, Василич, больше я ничего не знаю. Об этом я уже и рапорт писал и твоим коллегам рассказывал.

Похоже, парень не поверил моим словам и бумагам.

Славик грустно посмотрел на пустую посудину. Размахнулся и выбросил ее подальше. Вот, паразит, а мне теперь эту стеклотару идти искать… Ладно, не развалюсь.

– Еще будем? – сделал я недвусмысленный жест в сторону моего барахлишка. – У меня есть…

– Нельзя, – с сожалением развел руками капитан. – Вечером на «сутки» заступаю. Еще приму, то точно – засекут! А если дежурный засечет, то «вложит». Он у нас такой… Принципиальный. И тогда уже не «строгач», а «неполное служебное» влепят. Как-нибудь потом. Недельки через две загляну. Раньше-то все равно не соберусь. Посмотрю – как там твоя школа выживания! Только сам пропасть или помереть не вздумай! Иначе меня точно уволят.

Славик встал на лыжи, а я остался. Стало немножко грустно. Чтобы не поддаваться депресняку, стал обустраивать бивак – рубил деревья, таскал дрова.

Ночью ударил морозец. Как я хвалил себя за то, что нарубил не только сухостоя, сгоравшего в один миг, а более основательных дров. А когда неподалеку послышался вой (волчий или собачий?) порадовался, что додумался срубить несколько деревьев и смастерить заборчик. Заборчик – не преграда для волков. Но если его обложить сухим хворостом и поджечь, то до утра хватит. Вой, возможно, собачий (и не возможно – а точно!). Но ночью, в лесу, одному, требуется время, чтобы перестать бояться…

Знающие люди, что проводили инструктаж, говорили, что ночью нужно спать: волк – скотина умная и в палатку не полезет (если, разумеется, не оставлять вход открытым). И брезент прокусить не сможет. Ну, по крайней мере, прокусит не сразу. Когда же начнет грызть – то следует его (то есть волка) бить по зубам саперной лопаткой! Ну, утешили, отцы-командиры… А главное, когда я был в городе и слушал их наставления, то принимал все за чистую монету! Прям, как моя знакомая почтальонша, уверовавшая, что от бродячих собак лучше всего помогает соль. Если ее на хвост насыпать… Два года таскала в кармане коробок с солью, но на собак так и не наткнулась. Зато однажды соль спасла ее от грабителя. Нет уж, нет уж! Не стоит проверять – прогрызут ли волки брезент (а на палатке и не брезент вовсе, а что-то пластиковое). Лучше посижу на воле, спиной к дереву, что бы сзади не напали, а с трех сторон будет костер!

Костер настраивает на философский лад и сами собой складываются стихи:

 
Небо зазвездилося,
Звездами опрятными
Елки распушились,
Лапами занятными.
Мне в лесу не холодно,
 
 
Только, очень грустно.
Воют волки рядышком,
Что б им было пусто!
 

Стихи, с точки зрения литературоведения – абсолютно неправильные. Кто же рифмует прилагательное с прилагательным, а существительное с существительным? Как не умел писать – так и не научился! Ну да ладно, я в поэты не собираюсь. Но мне бы время скоротать.

 
Надменные звезды,
Устало моргают,
А ели уныло,
Глаза протирают,
Хотел приключений?
Набрал – выше крыши!
Зато – вдохновенье,
Не хочешь, а пишешь!
Голодные волки,
Костер оцепили,
Скорее бы утро,
Глядишь – и свалили б!
И спорить с волками,
Безумное дело.
Не проще ли камень,
В них бросить умело?
Глядишь, разбегутся,
Лесные бродяги,
А мне станет легче,
Без этой бодяги.
 

Тоже не шедевр. Лучше поразмышлять о вечном. Попытался. Когда дошел до экзистенциализма, захотелось спать. Сожрут? Ну и хрен с ним, со мной, то есть. Пусть жрут, только бы спать не мешали!

За ночь меня никто не съел! Я проснулся, чувствуя себя отдохнувшим. Не чувствовалось даже следов вчерашнего возлияния с полицейским капитаном, тем более, что удалось задушить желание продолжить пьянку одному. Кажется, начал привыкать к лесу – ночью не вскакивал от страха, не принимал вой ветра за разговоры волков. Спалось так сладко, как может спаться в спальном мешке на еловом лапнике.

Встал на зорьке, не лязгая зубами от холода. Растопил костерчик, поставил на него верный котелок, заменявший мне и кастрюлю и чайник. Пока решал – с чего начать – с лапши ли китайской одноразовой, или с пакетика принцессы «Нури», снежок растаял и принялся нагреваться. И тут…

…Из ниоткуда выскочила стая собак. (Правда, потом удалось определить, что собак было три, но это было потом, а пока…) Но все произошло так быстро, что испугаться, просто не успел. Когда подскочил первый, в мозгу сработал какой-то спрятавшийся рефлекс: схватил котелок с закипающей водой и огрел им собаку по носу. Изумленная псина от боли отпрыгнула прямо в костер… Визг был жуткий… Знаете, сейчас, в спокойной обстановке мне стыдно… Но тогда это было единственное решение. Прав был собачник, говоривший, что нос у собаки самое слабое место. Только как исхитриться попасть в него? Попытайся я сделать это специально – не получилось бы!

Собаки действовали, как злодеи в голливудских боевиках. Те почему-то нападали по одному, давая герою возможность драться с каждым отдельно. Когда Жан-Клод Вандам или Чак Норрис укладывали в штабель очередного каратиста, я всегда думал – а что бы произошло, встреться они с тройкой русских? Уж наши-то точно ждать не станут.

Но второй раз драться было нечем. Тем более, что узрел за собаками мужиков с дрекольем. Рассчитывать на мирные переговоры не приходилось, поэтому пришлось удирать. Благо, и собаки и их хозяева были временно деморализованы визгом.

Здесь и сейчас

…И вот бегу. Куда бежать и, на долго ли меня, хватит – я не знал. Сзади собаки и их хозяева. Потихоньку, расстояние между нами сокращается и, чувствую, скоро догонят.

А потом… Потом мне надоело удирать. Если все равно догонят, так не лучше ли остановиться и подождать? Наверное, против нескольких мужиков и собак меня хватит на минуту. А, плевать!

Когда я принял решение, сразу стало легче. Кажется, вот этот холмик подойдет для последнего боя. Тем более, что спину будет прикрывать небольшое деревце. Что же, у меня появляется шанс продержаться не одну минуту, а три. Теперь – куртка. С одной стороны – ослабит укусы. С другой – сковывает движения. Это хуже. Если собьют с ног, то один хрен искусают. Значит – куртку долой! Как хорошо, что с утра пораньше я решил подпоясаться. Мой армейский – «дембельский» ремень последний раз использовался двадцать с гаком лет назад. Именно в том же качестве. Только тогда это были не собаки, а мои сослуживцы, более старшего призыва. Самое смешное, что ремень не пришлось использовать. Хватило того, что просто помахал.

Две недели назад

– Товарищ полковник, а как с оружием? Дадите? – нарочито-небрежно спросил я, помешивая ложечкой в одноразовой чашке.

По законам жанра, Унгерн должен был открыть сейф и выдать мне большой черный пистолет с парой обойм. Или, объявив о том, что лишнего оружия у него нет, снять с пояса именной ПСМ. Ну, на самый-самый худой конец, вытащить откуда-нибудь трофейный «манлихер» или революционный «наган». Но он глянул на меня как на больного и просто спросил:

– А зачем?

С ответом я немного замялся. Действительно – зачем? После глотка кофе, пришла идея:

– Ну, вы же сами говорили, что там медведи водятся. С оружием как-то спокойней…

– Олег Васильевич, – укоризненно выговаривал мне Унгерн. – Вы же бывший сотрудник милиции. Где я оружие-то найду? У нас ведь – та же система. У офицеров табельное оружие хранится в дежурной части. Выдают его только на стрельбища, да на задания. На постоянное хранение пистолеты только оперативникам да спецназовцам положены. А «внештатникам», то есть агентуре, оружие никто не даст. На каком основании? «Левый» ствол, допустим, найти можно. Но опять же, только в том случае, если мы будем уверены, что без него не обойтись. А у нас с вами какая задача? Разведка. Знаете, настоящий разведчик это тот, который боится.

Посмотрев на мою оттопыренную губу, полковник усмехнулся:

– Оружие – штука хорошая. Но из-за него возникает самонадеянность и желание его применить. Померещиться что-нибудь, начнете палить. И себя выдадите и задание сорвете. И потом, мы уже решили, что вы не будете брать никаких технических средств. Да-да, в том числе и оружие. И, вот еще, не берите с собой ни газового, ни пневматики. На кого? Хулиганов в лесу вряд ли встретите, а от медведя все равно не отобьётесь. Вас даже охотничье ружье не спасет, потому что стрелок вы, только не обижайтесь, наверняка никакой. Разве, что «Калашников», с подствольным гранатометом. Но опять же, без тренировки сами себя угрохаете. Лучше костер лишний раз зажгите. А на человека случайного дубинку под рукой держите. У нас на сборы еще целых два дня. Пару приемов показать успею, а дальше – сами потренируетесь.

Здесь и сейчас

Нападения ждал часа два. За это время преследователи уже должны были меня настичь, но почему-то они этого не сделали.

Подождал немного и решил вернуться к лагерю. Надоели! Не хотите нападать, так и черт с вами. Сейчас сам приду!

Уже темнело, поэтому идти пришлось быстро. Сколько же я отмахал, с перепугу? Получается, километров пять. Завидел возвышенность, ставшую за две недели родным домом, обрадовался. И никакого намека на моих недавних лиходеев. Исчезли. Вот только… Вместе с ними исчезла моя палатка и все остальное: спальник, продукты, котелок. Самое прикольное, как говорят детки, исчезли и все запасы дров!

Первая мысль – а туда ли я пришел? Может, что-то перепутал? Но нет. Вот кострище. Еловые лапы, на которых лежал спальник. Вон, наконец, слегка подтаявший сугроб, из которого торчали следы моей «микроцивилизации» – пустые банки и прочие детали. Следы – только мои и ничьи более. Никаких собачьих, или человеческих отпечатков не было. Дела! Наверное, можно и нужно было немного покататься по снегу, поматериться. Глядишь, снял бы шок. Но выть и материться, на ночь, глядя, глупо. И хрен с ним, с инфарктом, от упрятанных эмоций, но дрова нужны позарез!

В бешеном темпе стал таскать хворост. Наверное, собрал весь сухостой в округе. Теперь – поджечь. Хорошо, что я курю! Спички всегда в кармане.

Огонь принес некое успокоение. Но захотелось есть. Не то, что бы очень сильно. Но от кружки чая с сухарями я бы не отказался. Увы, ни чая, ни кружки, ни котелка. Еще хорошо, что осталось полпачки сигарет. При разумной экономии до утра хватит. Можно посидеть и подумать, обмозговывая вечный вопрос: «Что делать?» Самым приемлемым вариантом решения вопроса – делать ноги. Пересидеть, как-нибудь, эту ночь. А утром идти к шоссе, ловить попутку и возвращаться в Грязовец. Там родственники, которые дадут денег на обратный билет. Доберусь. Хуже, что вместе с деньгами пропал и паспорт. Наверное, стоило таскать деньги и документы с собой, а не хранить в кармашке рюкзака. Но утрата документов – не самое страшное в этом мире. Тем более, что нахожусь на родной территории и паспорт вряд ли кто-нибудь спросит. А если и спросят, заберут в отделение – пожалуйста! Выясняйте мою личность. Человек я законопослушный, так что выпустят через пару часов. А потом напишу заявление, заплачу штраф и получу новый «двуглаво-орлинный»…