Текст книги "Чекист. Западный рубеж"

Глава 4. «Польский след»

В Холмогорах пришлось задержаться дольше, чем планировал. Вначале лично отследил, чтобы «добровольцы» написали рапорта о зачислении в РККА, а попутно, на скорую руку, выяснял: нет ли среди граждан экс-офицеров технических специалистов? Отыскали одного выпускника военной электротехнической школы, двух саперов, обучавшихся на краткосрочных курсах, и одного геодезиста. Вот этих «спецов» я товарищу Троцкому не отдам, самому нужны. Инженер-электрик займется электростанцией для бронепоезда, саперы – тут и объяснять не надо, они всегда пригодятся. На кой может понадобиться геодезист, пока не знаю, но чувствую, что пригодится.

Завтра на каком-нибудь пароходе всех добровольцев отправят в Архангельск, разместят в казармах, я кого-нибудь туда пошлю, чтобы забрал нужные мне кадры. А остальных, пока в монастыре проводят ремонт, разместим на какой-нибудь барже. Еще необходимо отыскать какое-нибудь строение, чтобы посадить туда всю охрану вместе с Бубенцовым и комиссаром. Пришлю ребят потолковее, пусть разбираются – имело место слабодушие, или глупость.

Фух. Кажется все. Оставив в Холмогорах оперативников, чтобы координировали действия армейцев, сам вернулся в Архангельск.

На обратном пути мне уже было все равно – и колдобины, и глохнувшая машина, потому что весь путь проспал и даже не обратил внимания, что обе фары моего «Роллс-ройса» не горели. И ничего, доехали.

В губчека я добрался только под утро и пошел досыпать в собственный кабинет, привычно составив стулья. Следовало бы диван завести, что ли, или обустроить комнату отдыха, но руки не доходили.

После того как я съехал от Галины Викентьевны, губисполком выделил мне комнату в гостинице «Холмогоры», превращенной, по примеру столицы, в общежитие для ответственных работников. Изначально мне предлагали квартиру или дом, благо, пустующих помещений хватало, но, прикинув, что в этом случае придется заниматься хозяйственными делами, отказался. Водопровод не работает, централизованного отопления пока нет. Куда годится начальник губчека, колющий дрова или таскавший воду с колодца? Несолидно, а главное, что для всего этого у меня просто нет ни времени, ни желания, а обзаводиться прислугой неприлично. Можно бы поискать съемную квартиру, чтобы хозяйственно-бытовыми проблемами заморачивались сами домовладельцы, но не хотелось.

К тому же, с некоторых пор Архангельский губисполком принял решение об охране некоторых сотрудников, включая и меня, хотя я мог бы позволить себе иметь и собственных телохранителей. Представив, как возле моего дома будут круглые сутки отираться бездельники, решил, что уж пусть лучше меня стерегут вместе со всеми остальными высокопоставленными особами местного региона. Так и мне проще, да и городской милиции спокойнее. У них и так некомплект.

Так что я предпочитал иметь обычную комнату, в которую, по правде-то говоря, заглядывал даже не каждую ночь. А сегодня уже никакой разницы – только лег на стулья, как отключился.

Кажется, поспал не больше десяти минут, как услышал за дверью чьи-то голоса. Прислушавшись, определил, что это препираются Кузьменко и Книгочеев.

– Так времени-то уже девять, – недоумевал Книгочеев. – Он в это время людей принимает.

– Пусть поспит человек, – отвечал Никита. – Он вчера только-только из Москвы приехал, и тут сразу в Холмогоры, а вернулся под утро.

Я вытащил награду Феликса Эдмундовича, посмотрел на циферблат. Стрелки показывали четыре часа. Стоят что ли? Кажется, в Китае еще не научились подделывать дорогие часы, но тут до меня дошло, что я просто забыл их завести. М-да, к хорошему быстро привыкаешь.

Протирая глаза, пошел открывать дверь.

Книгочеев держал в одной руке корзинку, а в другой портфель. Чего это он притащил?

– Здравия желаю, товарищ начальник, – поприветствовали меня в один голос бывший жандармский ротмистр и чекист.

– Здравствуйте, товарищи, – отозвался я. – Две минуты и буду готов. Никита, распорядитесь титан затопить.

– Так он горячий, – отозвался Кузьменко. – Только-только вскипел.

Ну вот, хотя бы кипятка попью, уже хорошо.

Невежливо держать посетителя в коридоре, пока ходишь умываться, но оставлять кого-либо в своем кабинете не полагается. Ничего, Книгочеев офицер старой закваски, аккуратист похлеще меня, и все поймет правильно.

Утренний туалет занял не две, а три минуты, но думаю, что Книгочеев не успел особо заскучать. Теперь бы мне для полного счастья стакан крепкого чая и бутерброд с маслом и колбасой, в крайнем случае – с одним только маслом, но паек после приезда я получить не успел, придется терпеть до обеда, когда нам привозят причитавшиеся нам порции хлеба. Может, губисполком еще чё-нить подкинет? Ладно, не привыкать.

– Владимир Иванович, вы завтракали? – поинтересовался Книгочеев, потом спохватился: – Чего же я глупости-то говорю? Конечно, нет.

Ага. Я даже и не ужинал вчера. И про обед не помню. Вроде, что-то мы с комбригом перехватили, но что именно уже и не помню.

– Супруга пирожков напекла, не побрезгуете? – спросил бывший ротмистр.

Книгочеев вытащил из корзинки солидный сверток.

Еще бы побрезговал! Я даже спрашивать не стану – откуда у вас мука? И не посмотрю, что я генерал, а он только ротмистр, а возьму кружки и сам схожу за кипятком. Но бывший жандарм не позволил мне это сделать.

– Давайте-ка я сам. У меня с собой и чаек есть, заварю.

Чай, что заварил Александр Васильевич, напоминал по вкусу иван-чай, что в двадцать первом веке обрел дикую популярность. По мне – гадость несусветная, но пить можно. Кстати, а почему в годы революции и гражданской войны пили морковный чай, если травы и в городах и вокруг росло достаточно?

Пирожки из ржаной муки с отрубями, а начинка из яйца и какой-то травы. Яйца чуть-чуть, зато травы много.

– Курочек завели, – пояснил ротмистр. – Второй год нас с супругой спасают. И сами едим, и на муку да рыбу меняем.

– А что за трава? – поинтересовался я. – Салат какой-то?

– Помилуйте, какой салат? Это молодая крапива. Супруга щи из нее варит, пальчики оближешь.

При слове «щи» мне стало грустно. Я их не ел… Если отсчитывать годы в обратную сторону – ровно сто лет. Что ж, повезло ротмистру с супругой. А вообще – молодец Александр Васильевич, спас своего начальника.

– Очень вкусные пирожки, – похвалил я. – Хозяйке от меня благодарность и поклон. Мастерица.

– Передам, – слегка поклонился ротмистр. – А вообще, я к вам по делу пришел.

– Так это я понял, – кивнул я. – Мне Муравин докладывал, что вы что-то интересное накопали.

А ведь мог бы гражданин ротмистр и просто зайти, принести начальнику пирожков. Я бы не обиделся.

– Итак, Владимир Иванович, – начал Книгочеев. – Для начала хочу доложить, что по почтовым открыткам господина Зуева ничего нового сказать не могу. Несомненно, это какой-то код, но какой именно, пока не выяснил. Я даже марки отклеил, думал, под ними что-нибудь скрыто. Бывали у меня такие прецеденты. Увы и ах.

Я терпеливо ждал, а Александр Васильевич хитренько посмотрел на меня и принялся вытаскивать из кожаного портфеля книги. Разложив их на столе, с торжествующим видом произнес:

– Я задумался: почему Зуев хранил в своем кабинете три совершенно одинаковые книги, если они есть в отделе иностранной литературы? И здесь я обнаружил настоящие шифрограммы. Причем – исполнение простое и оригинальное. Вот, посмотрите.

Все три выложенные на стол книги абсолютно одинаковые.

– Как вы считаете, каким способом составлена шифровка?

Книгочеев смотрел с ехидным видом, заранее радуясь недогадливости начальника. Я же взял книги, посмотрел на обложки. Joseph Conrad «The Secret Agent». Насколько помню, главным героем там является анархист, что выдает себя за обычного торговца канцтоварами, а сам потихонечку готовит серию взрывов. И как с помощью книг дать задание агенту? Пожалуй, можно. Уже сам роман дает подсказку к действию.

– Только если накалывать иглой буквы или слова, – предположил я.

– Вы знали? – с разочарованием произнес Книгочеев.

– Только сейчас догадался, – покачал я головой. – А если бы вы не сунули меня носом в книгу, ни за что бы не понял.

Не станешь же говорить, что прочитал о таком способе отправления посланий в биографии Конан Дойла? Сэр Артур с помощью булавки отправлял письма своему родственнику, находившемуся в немецком плену. У меня если и всплывали мысли о методе Конан Дойла, то при взгляде на библиотеку с иностранными изданиями они куда-то уходили.

– Александр Васильевич, – продолжил я. – Раскрытие шифра – целиком ваша заслуга. Расскажите, что вы там обнаружили?

– Прежде всего, названия мест, имевших непосредственное отношение к Архангельску, названия кораблей и сопоставил их со странными взрывами. Например, в этом экземпляре, – Книгочеев потянул на себя одну из книг, раскрыл ее и принялся водить пальцем по крошечным отверстиям. – Тут обозначена Бакарица, склад номер пять. В июле шестнадцатого года этот склад сгорел по невыясненным обстоятельствам. Кстати, там хранились запасы импортных продовольственных товаров. Что за товары и на какую сумму был причинен ущерб, я уже не помню, но они предназначались к отправке на фронт. Далее. В следующей книге упомянут Александровск[3]3
  Ныне город Полярный Мурманской области


[Закрыть]. Там у нас находилась кабельная станция, поддерживавшая телеграфную связь с Англией. Так вот, станция сгорела при загадочных обстоятельствах, а связь с англичанами оказалась прерванной на месяц.

– То есть, теперь можно точно сказать, что это не случайность? – поинтересовался я, хотя ответ очевиден.

– Увы, да, – развел руками бывший ротмистр. Потом вздохнул: – А самое скверное, что я помню, как приходили эти книги. Могу даже назвать примерные даты – апрель, июнь и сентябрь. Библиотека как раз получала в это время партии книг из Москвы. Но книги для Зуева приходили часто, мы не обращали внимания.

– Чтобы спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес, – припомнил я подходящую цитату, вычитанную мной у незабвенного Бушкова. Сказал, если не ошибаюсь, Честертон.

– Правильно сказано, – кивнул ротмистр, и добавил: – У нас говорили – подобное прячь среди множества подобных.

– А что за название упомянуто в третьей книге?

– Барон Дризен.

– Дризен? Барон? – удивился я, пытаясь припомнить баронов с такой фамилией.

– «Барон Дризен» – название парохода, прибывшего прямым рейсом из Нью-Йорка, – пояснил Книгочеев. – У него на борту находилось около ста тысяч пудов взрывчатки. Во время разгрузки произошел взрыв.

Сто тысяч пудов, это тысяча шестьсот тонн! М-да, не слабо должно рвануть.

– «Дризен» почти разорвало на части, – подтвердил мою догадку Александр Васильевич. – Кроме него повреждены и затонули два парохода – один наш, второй английский. Погибло или пропало без вести полторы тысячи человек, две тысячи получили ранения. Была уничтожена электростанция, десятки домов. Следствие проводила специальная следственная комиссия из Петрограда, отыскавшая виновного – боцмана Палько. Тот признался, что в Нью-Йорке его завербовала германская разведка, и он в порту подложил в носовой трюм бомбу с часовым механизмом. Палько признали виновным, повесили. Но теперь мне кажется, что боцман оказался самой удобной фигурой – единственный, кто остался в живых из команды «Барона Дризена». На выживших всегда падает подозрение. Кроме того, боцман некогда обвинялся в хранении нелегальной коммунистической литературы, а отношение большевиков к войне было известно. Вполне могло так статься, что Палько заставили признаться. Иных доказательств, кроме признания боцмана, у комиссии не нашлось.

– Закономерный вопрос: на кого же на самом деле работал господин Зуев? – хмыкнул я. – Будь он английским разведчиком, то бы не стал наносить ущерб интересам союзников.

– Значит, Зуев был двойным агентом, – совершенно резонно предположил Книгочеев. – Работал одновременно на англичан и на немцев. Возможно, что на австрийцев.

– А как вы считаете, Зуев мог работать на Польшу?

– На Польшу? – вскинулся Книгочеев, как тот чиновник, что проверял паспорта в стихотворении Маяковского. – Зуев прибыл сюда в девятьсот седьмом году, а Польша появилась спустя десять лет. В девятьсот седьмом никому бы и в голову не пришло, что Юзеф Пилсудский соберет воедино куски кусочки бывшей Речи Посполитой. Скорее всего, Зуев работал на немцев.

– А если допустить, что Зуев изначально являлся членом польской националистической группировки, например, пресловутой революционной фракции, созданной Пилсудским внутри ППС[4]4
  ППС – Польская социалистическая партия. Polska Partia Socjalistyczna.


[Закрыть], мечтавшей о возрождении Польши, а потом он его завербовала английская разведка? Причем Зуев стал работать на англичан с согласия руководства партии. Возможно такое?

– Мне кажется, это слишком сложно, – пожал плечами Книгочеев. Подумав несколько мгновений, покачал головой: – Впрочем, если вспомнить, что Пилсудский стал проповедовать «прометеизм»[5]5
  Прометеизм – идея, с которой Юзеф Пилсудский обратился к Японии – для борьбы с Россией следует использовать многочисленные нерусские народы. Особая роль здесь отведена Польше, так как польский народ, благодаря своему свободолюбию займет лидирующее положение среди борцов с Российской империей. Радикалам из ПСП отводилась роль боевой дружины.


[Закрыть] еще накануне русско-японской войны, а обретение независимости Польши он связывал с разгромом России в Великой войне, то вполне возможно. И если допустить, что господин Зуев был единомышленником Пилсудского, то все встает на свои места.

– Забавно, – сказал я, хотя на самом-то деле не видел ничего забавного. – Польский националист, прикидывавшийся русским полонофилом, работавший на Британию и одновременно вредящий Антанте, чтобы досадить России.

На самом-то деле, мне стало очень грустно. Получается, Зуев обвел меня вокруг пальца. Да я и сам хорош. Уперся в то, что господин главный библиотекарь – английский шпион и не стал проверять иных линий, хотя должен был. Слабое утешение, что мое руководство – Кедров с Артузовым – не ставило мне задачи по отработке Зуева на предмет принадлежности его к «Двуйке», то есть ко Второму отделу Генерального штаба Войска Польского, а если конкретно, то к офензиве, но сам-то я должен думать! Ладно, поздно рвать волосы на пятой точке, надо о деле думать.

– Александр Васильевич, вы же отрабатывали связи Платона Ильича с жителями города, – поинтересовался я. – Наверняка, среди них попадались и этнические поляки. Возможно, члены ППС.

Книгочеев вздохнул, пожал плечами и сказал:

– Никто не рассматривал Зуева как поляка. Фамилия и имя русские, а Царство Польское – только часть Российской империи. Касательно же поляков… В Романове, то есть Мурманске, библиотекарем служил поляк. Если не ошибаюсь, фамилия его Возняк. Разумеется, он частенько наведывался к Зуеву. Вы сами понимаете, что библиотека – идеальное место для встреч резидента с агентами. Кто же станет обращать внимание на посетителей, обменивающих книги?

Это точно. Значит, придется тупо перебирать все читательские формуляры, откладывать в сторону всех поляков, а потом методично их проверять. А губисполком и так второй месяц бухтит на меня, что не пускаю читателей в Архангельскую библиотеку. Мол, единственный «луч света в темном царстве», так и тот ЧК закрыло. Ничего, потерпят немного.

Книгочеев, между тем, продолжал:

– Да, среди посетителей библиотеки был поляк, которого подозревали сочувствующим большевикам, но прямых доказательств не обнаружили. К тому же, по нашему мнению, он не представлял опасности для государства ввиду его постоянной удаленности от городов и от всего прочего.

Я слегка насторожился. Интересно, что за отдаленность? Белое море?

– Павел Новак служил, а не исключено, что и до сих пор служит на ледоколе «Таймыр» радистом.

Мать моя женщина! С этого ледокола во время интервенции шли регулярные радиосообщения в Разведупр, касавшиеся состояния армии Северного правительства. А если и в армейской разведке сидит агент офензивы? Информация о белогвардейцах интересна и Польше. А если Новак продолжает передавать данные, но уже о нашей армии? Ведь даже информация об отправке на Западный фронт «отфильтрованных» офицеров может представлять интерес. А перед моим отъездом в Москву из шестой армии отправили на Запад целый полк. Хм. Значит, нужно «копать» железнодорожников, а может, кого-то и в штабе шестой армии. Разберемся.

Я махнул рукой и приказал:

– Александр Васильевич, к вечеру жду от вас подробный рапорт. Расскажете о разработке Зуева вашим ведомством, о всех его польских связях и о том, как сопоставили задания в книге Конрада с диверсиями.

– Слушаюсь, Владимир Иванович, – поднялся Книгочеев.

Александр Васильевич собрал свои вещи и ушел. Похоже, Книгочеев постоянно ждал от меня вопроса с подвохом. Я даже знал, какого. Мол, а чем занимался дорогой товарищ жандарм во время интервенции? Разводил с женой курочек? Считать, что контрразведка союзников и Военно-регистрационное бюро Северного правительства прошли мимо бывшего ротмистра – нелепо. В самой контрразведке он не служил, это точно, я бы об этом знал, но какие-то услуги оказывал, стопудово. Ладно, потом разберемся. Мне Книгочеев нужен, да и пирожки его супруга печет первоклассные.

Может, у меня шпиономания, перерастающая в паранойю? И Павел Новак – честный человек, добросовестный моряк? Все может быть. Но уже сегодня вечером (раньше не успеем), Новака задержат и доставят ко мне. И в Мурманск уйдет телеграфное сообщение об установлении месторасположения Возняка и его аресте (если он жив и не сбежал вместе с англичанами). Нет, с арестом пока подождем. Пусть установят местонахождение, возьмут в оперативную разработку. Пусть хотя бы связи отработают, и то хорошо. Кто у меня в Мурманске есть из толковых людей? Самое скверное, что никого. «Контриков» арестовать смогут, допросить, но не более. Придется отправить туда кого-то из архангельских оперативников, например, Кирилла Пушкова. Жалко, конечно, Пушков мне и здесь нужен, но парню пора расти. Отработает «польский след», назначу его начальствовать над Мурманским бюро Архангельского ЧК, а когда Александровский уезд превратят в губернию, из него выйдет готовый начальник губчека. Так, что у меня еще есть? Ага, толстенный пакет, прибывший специальной почтой из Петрограда.

Так. Здесь запросы, опять запросы. Снова запросы. Любопытствуют коллеги из Питера о некоторых деятелях армии Северного правительства. Поставить на всех документах свою резолюцию «К исполнению» и отложить в сторону – канцелярия сделает копии и разошлет в СЛОН и ХЛОН.

А здесь уже ответ на наш запрос, касавшийся одного любопытного субъекта до сих пор сидевшего в Архангельской тюрьме, хотя я собирался перевести его на Соловки. Мы посылали в Петроград его дактокарту и фотографии, попросив коллег «пробить» этого ухаря через Кабинет судебной экспертизы Питерского угро. И, судя по всему, не все учетные данные уголовных преступников сгорели в огне февральской революции.

Глава 5. Заседание губисполкома

Как всегда, дел навалилось – начать и кончить. Сегодня на прием явился странный гражданин, уверяя, что он сотрудник отделения внешней разведки Военной канцелярии Северного правительства поручик Потылицын, отправленный с заданием в Норвегию. А отправлял его начальник отделения господин… Книгочеев.

Ай да Александр Васильевич, ай да сукин сын! Я, разумеется, подозревал нечто подобное, но только не его руководство внешней разведкой. Да что там… Я до сих пор ни в одном источнике не встречал, что у Северного правительства вообще имелась собственная внешняя разведка. Казалось, зачем она им? Стало быть, размышляли, анализировали, строили планы на будущее. А ведь неплохо замаскировались, заразы. Что из этого следует? А то, что Книгочеев большой молодец, если сумел так скрыть собственную контору. Придется мне с ним провести разговор уже не как с коллегой, а как с подчиненным.

А что касается поручика Потылицына, то я определил его пока под домашний арест, приказал обеспечить питанием и бумагой. Нехай пишет, что полезного узнал у норвежцев (здесь их отчего-то именуют «норвегами»), Разведупру пригодится. Норвегия в последнее время обнаглела сверх меры, а ее рыбаки и китобои нахально забираются в наши воды и браконьерствуют, а нам пока и ответить нечем. Ничего, дайте срок. Появится на Русском Севере военный флот, сделаем вам большую и жирную козью морду.

Хм. А ведь Разведупр захочет Книгочеева заполучить, с них станется. Не отдам. Александр Васильевич, как я уже говорил, сукин сын, но это мой сукин сын! И коли мне предстоит ехать в Польшу, то в Архангельске господина ротмистра не оставлю. Определю его в свой штабной вагон, пусть сидит, мемуары пишет. Авось, потом можно свести его с бывшим полковником Генерального штаба Сагадеевым Борисом Алимовичем (не исключено даже, что они знакомы), и пусть сядут, и напишут пособие по контрразведке.

По здравому размышлению я передумал брать под арест радиста с «Таймыра». Если парень невиновен, к чему его обижать? Нет, я лучше его осторожненько «выдерну» с ледокола и проведу предварительную беседу, а там посмотрим. Тем более что у меня есть помощник. Шепну на ушко Серафиму Корсакову, что надобно поболтать с товарищем Новаком, он что-нибудь придумает. Да и ледокол сейчас стоит в порту, а команда болтается без дела.

Но сегодня у меня еще есть и другие дела. Например, очередное заседание.

Я не очень часто бываю на заседаниях губисполкома – некогда, да и вопросы, которые выносятся на обсуждение, редко касаются моего ведомства, но кого-нибудь из заместителей всегда отправляю. Мало ли – начнут делить бензин и, разумеется, «забудут» про отсутствующего члена исполкома. У меня помимо «начальственного» авто есть два грузовика и американский автобус, и без дела они никогда не простаивают. Если честно, такой прецедент, когда не выделили бензин губчека, случился всего один раз, о чем руководство губернии потом пожалело – не мудрствуя лукаво, я распорядился просто сливать горючку из всех подвернувшихся под руку машин. Ругани было! С тех пор поумнели, но на всякий случай ответственные работники при виде автомобилей губчека сворачивали в переулки.

Сегодня же явился на заседание сам. Во-первых, об этом лично просил Михаил Артемович – председатель исполнительного комитета. Во-вторых, сегодня на повестке дня стояло мое предложение «О вынесение на рассмотрение СНК РСФСР проекта по „Замене продразверстки продналогом“ и разрешении частным лицам открывать предприятия».

Возможно, мой проект именовался неуклюже, детали в нем не проработаны, но не могу же я помнить всех тонкостей и формулировок правительственных документов при введении нэпа? Моя задача обрисовать сам контур, а как его заполнить, есть специальные люди.

К тому же, если речь пойдет о натуральном налоге, надо учитывать такую вещь, как плодородность земли. Даже в нашей Архангельской губернии она совершенно разная. В Шенкурском уезде, самом урожайном из всех, одна, а в Холмогорском – другая, а в Александровском, на Кольском полуострове, вообще никакая. И урожайность «семьдесят пудов с десятины» я не очень-то воспринимаю. Это как, много или мало? Нет уж, такие детали пусть прорабатывает земельный отдел губисполкома, там у Попова два агронома сидят. Не справятся, вернутся сидеть в другое место, откуда их вытащили и пристроили к работе по специальности. Или отправлю бывших «химических прапорщиков» на какой-нибудь фронт ротными командирами.

Так что сидите ребята, вспоминайте учебники, поднимайте статистику урожайности зерновых культур по Архангельской области, тьфу ты, губернии, и выведите мне процент, который крестьянин может заплатить государству. А еще не забудьте, что на Кольском полуострове кочуют «оленные» люди, до которых уже добралась Советская власть и теперь пытается изымать «излишки», а лопари при всем своем миролюбии начинают звереть, резать уполномоченных по «продразверстке» и уходят в сопредельные страны, а финны и норвежцы у лопарей, а уж тем более у оленей, паспорта не спрашивают. И у меня головная боль – как сохранить жизнь и здоровье мясозаготовителей, ловить по тундре «белых партизан», не желающих подчиняться требованиям Советской власти? Но как собирать налоги с оленеводов при введении продналога, я пока тоже не представляю.

И по поводу частных предприятий. Для нашего региона, наверное, самым оптимальным станет кооперация. Все равно рыболовные артели, по своей сути, кооперативные предприятия, просто сами о том не знают. Архангельская губерния очень зависит от внешнего мира, особенно, что касается хлеба, но рыбой мы государство обеспечить сумеем, дайте срок.

И китов с моржами пора добывать. Жалко, конечно, умное животное, но что поделать? А чтобы добывать, понадобятся карбасы, а их теперь почти нет. Что-то красные конфисковали, что-то белые. И вообще, если судно не поддерживать в порядке, оно быстро выходит из строя. Не знаю даже, остались ли сейчас судостроители? Кто-то да и найдется, но одному не осилить, надо артелью.

Опять-таки, разная мелочовка, вроде выделки шкур, обработки костей и прочее. Здесь это особо никому и не надо, в Центре с руками оторвут.

А вот лесозаготовку, переработку леса, я бы в частные руки отдавать не стал. Но, опять-таки, настаивать не стану. Моя задача подготовить почву для новой экономической политики, а если проект примет губисполком (а он его примет!), то претендовать на авторство я не стану. Орден Красного Знамени у меня уже есть, а Госпремии в Советской России еще не придуманы. Пусть коллеги его дорабатывают, уточняют, выносят на обсуждение Совнаркома. Возможно, для начала предложим ввести продовольственный налог лишь для нашей губернии, а отчего это в отдельно взятом регионе политика правительства должна отличаться от общероссийской, я как-нибудь обосную. Аргументы есть, но их изложу потом, когда приступим к реальному воплощению. А там, глядишь, удастся ввести и по всей территории Советской России.

И если нэп введут не в марте одна тысяча девятьсот двадцать первого года, а хотя бы в августе-сентябре двадцатого, то можно будет считать, что я прожил в этом мире не зря.

К моему удивлению, проект приняли единогласно. Никто даже не стал заявлять, что восстановление частной собственности – измена делу революции, отступление от ее основополагающих норм. Все правильно. В исполкоме собрались не теоретики, а реалисты.

Разумеется, проект решили передать на доработку специалистам, установив срок в один месяц, а контроль взял на себя сам Михаил Артемович. Он, кстати, собирается сам ехать на заседание СНК, и среди наркомов у него есть неплохие связи еще со времен дореволюционного подполья.

Второй вопрос на повестке дня тоже касался меня и моего ведомства.

– Я считаю, что бывших белогвардейцев, содержащихся в фильтрационных лагерях, в обязательном порядке следует привлекать к общественно-полезному труду, – сказал товарищ Немиров, заведующий отделом промышленности. – Сейчас у нас происходит ненужная трата продуктов, а проку от этого никакого. Получается, мы содержим три тысячи дармоедов, которые могли бы работать на лесосплаве, на погрузке и разгрузке каменного угля, соли – там, где сейчас заняты женщины.

– Поддерживаю, – присоединился к словам своего подчиненного и председатель губисполкома.

Взгляды присутствующих скрестились на начальнике губчека, то есть, на мне.

– Не возражаю, – ответил я. – Напротив, поддерживаю всей душой. Только, у меня есть несколько вопросов.

Члены губисполкома завздыхали и заерзали. Они уже знали, что если у Аксенова есть «несколько вопросов», то все будут непростыми. Как раз, напротив, ничего сложного я спрашивать не хотел.

– Итак, вопрос первый. В моем распоряжении имеется около трехсот красноармейцев, занятых охраной фильтрационных лагерей и тюрьмы. Если мы станем задействовать заключенных на работах, количество конвоиров нужно увеличить. Или перестраивать их график дежурств. Промышленный отдел может мне четко сказать – на каких работах задействуют заключенных, сколько вам потребуется человек? И где промышленный отдел возьмет охрану?

– Это вы сами должны решать, – пожал плечами Немиров.

– С какой стати? – удивился я. – Архангельская губчека не занимается хозяйственными работами. Ее задача – борьба с контрреволюцией, спекуляцией, а также выявление контрреволюционных элементов.

– Владимир Иванович, но вы же прекрасно знаете ситуацию в городе и губернии, – вмешался Попов.

– Михаил Артемович, я знаю ситуацию только в общих чертах, – возразил я. – Знаю, что кругом разруха, катастрофически не хватает мужчин. Но мне нужна конкретика. Скажем, товарищ Немиров дает заявку – прошу выделить на работу на железнодорожную станцию Бакарица сто человек. Предстоит разгрузка каменного угля. В этом случае я буду знать, что мне достаточно десять конвоиров. В другой раз он мне пишет – требуется двести человек на сплав леса куда-нибудь в Тьмутаракань. А это уже не десять конвоиров, а тридцать, как минимум. И нужно оценивать условия. Одно дело, если работы станут проводиться в черте города, другое – в лесу.

– Вы можете задействовать красноармейцев восемнадцатой пехотной дивизии, – нетерпеливо сказал Немиров.

– Могу, – кивнул я. – При условии, что командование мне их станет давать. Напомню, что командармом шестой армии являюсь не я, а товарищ Самойло. Пока Филиппов еще ни разу мне не отказывал. Но, поймите, должна быть какая-то система. Хотя бы количество красноармейцев. Вы, как водится, станете каждый день подавать заявки, а мне утрясать с армейцами? Да и знаю я, как это бывает: срочно дайте арестантов, на станции аврал! И что, мне каждый раз бегать к Филиппову, срывать красноармейцев с занятий?

– Они все равно ничего не делают, – едва не выкрикнул Немиров.

– Делают или не делают, это пусть военное командование решает, а не мы, – хмыкнул я. – Но если командиры полков и батальонов уже составили собственный план, а мы срываем бойцов с занятий или каких-то внутренних работ, это будет нехорошо. Не согласны?

– Да мы-то согласны, но ты прямо скажи, чего нужно от промотдела? – вздохнул Попов.

– Нужен предварительный план работы – где собираются задействовать заключенных, в каком количестве, хотя бы на два месяца. Ладно, пусть на месяц. В идеале – на год вперед, – пожал я плечами. – Если у меня на столе окажется такой план, я уже четко начну представлять: сколько понадобится охраны, какой. Вполне возможно, что план, скажем, на год вперед, вообще позволил бы создать на базе фильтрационных лагерей некое предприятие.

– И где я вам добуду такой план? – усмехнулся Немиров. – Мы, к вашему сведению, работаем по факту.

Я не стал больше ничего говорить, просто посмотрел на Михаила Артемовича, для которого, похоже, это стало новостью, и вздохнул.

– Товарищ Немиров, а как ваш отдел работает, если у вас нет планов работ? – поинтересовался Попов.

– А как я могу планировать, если у нас сплошные авралы? – огрызнулся завпромотдела. – Вон, водолазы уголь достали – обеспечь их транспортом срочно, потом разгрузка, а где грузчиков брать? На Пинеге лесопилка полетела, как я ее планировать могу?