Текст книги "Фаранг"

9

Плохо наезженная, частично заросшая тропа вилась в лесных дебрях молчаливо и спокойно. Так же молчаливо и спокойно за мной в стороне от тропы следовал голем-охотник. Он мелькал в кустах, иногда похрустывая веткой. Фигурой он напоминал гориллу и был примерно с меня ростом, с оплывшими плечами, округлым туловом и мощными руками и ногами. Голова была просто кое-как слепленным бугристым комком с выступающей нижней челюстью, на месте глаз темнели впадины. Но я знал, что эти впадины каким-то образом способны видеть. Может, наводятся на жертву в инфракрасном спектре, как у Хищника.

Мы шли, можно сказать, плечом к плечу, как давние боевые соратники, я уже почти свыкся с его присутствием, чуть ли не касался плечом, не пересекая, однако, невидимый силовой барьер. Птицы вокруг нас замолкали, затем отпускали возмущенные трели нам в спины. Пернатые, как видно, не очень любили магических созданий.

– А жена твоя как, а дети? Им все равно, что их папка – киллер? Или гордятся? Молчишь? Ну-ну. Понаехало тут всяких… Рожа-то у тебя заграничная, eshkin dryn! Часом – не шпион?

Я отпускал в его сторону шутки, затем – оскорбления, делал примитивные тесты, чтобы выяснить, имеет ли голем зачатки эмоций и, возможно, разума. Он не реагировал.

– А папеньку твоего как зовут? Небось, слепил тебя из особой глины? Замесил ее пополам с конским пометом, взбил миксером, потом базилика для вкуса – и в печь. А обжигали тебя на медленном огне, да, видимо, забыли – потому потрескался и мозги вытекли. Слышь, чудо? У русских есть свой голем – называется «Kolobok». Фильм ужасов, короче, страшная история. Молчишь, скифская баба? А зря! Я тебя на одну ладонь посажу, другой, прихлопну и скажу, что так и было. Ты, govnyck на палочке!

Через десять минут я приблизился к границе безопасной зоны. Тропа тянулась дальше, а вот невидимый барьер заканчивался аккуратным выступом. Я ощутил это инстинктами Джорека. Если прикрыть глаза, можно увидеть, что нить силы заключает вэллин, алтарный камень и тропу в изогнутую капсулу длиной несколько километров. Но я подошел к краю. Дальше – либо снова возвращаться к вэллину, либо – сходить с тропы.

Твою!..

Хочу или нет, а в схватку придется вступать.

Я остановился и поискал взглядом. На стороне голема сквозь просветы в подлеске мои новые глаза заметили достаточно широкую поляну.

Круг для битвы.

Я забросил в кусты вещевой мешок и скатку, шляпу и перевязь с ножнами отправил туда же. Это чтобы случайные прохожие не притырили барахлишко, пока я буду раздавать люлей куску глины.

Меч лежал в руке, как влитой. Ну что, глиняный болван, я готов.

Голем молча смотрел на меня из кустов.

– Только не говори, что меня любишь, – сказал я. И опрометью кинулся мимо него на полянку. Выскочил, промчался до середины, едва не запнувшись о крупный булыжник, круто развернулся, встав спиной к солнцу, и занес меч для удара. Голем мчался на меня, загребая ручищами. Глиняная горилла, оживленная проклятой магией… Голова крепилась к тулову короткой шеей, и я ударил по ней, наискось, сделав могучий замах.

– Ичих-х-ха-а-а!

Меч врезался… в камень. И сломался почти у самой рукояти, отсушив мне вибрацией руку. Голем даже не ощутил удара. Он сшиб меня с ног, прижал ледяным плечом и занес кулак. Пальцев на нем было всего три. Я отпихнулся коленями, а затем носками сапог – с превеликим трудом, ибо весил голем килограммов триста. Он не упал, просто отступил на два шага. Я вскочил… и тут же отлетел от могучего удара в грудь. Рухнул в траву, перекатился, рядом топнула тяжеленная нога. Проклятие, голем намерен размозжить мне голову, а я. Что я могу сделать против куска ожившей и до кирпичной твердости прокаленной глины, которую не берет меч?

Это ваше «на один укус», мэтр Флоренсий? Шуточки у вас, я скажу!

Чудовищный удар врезался мне в ребра, закрутил волчком и бросил на траву. Сил достало вскочить, но меня тут же сшибли обратно. Новый удар в ребра – и я отчетливо услышал, как хрустнули кости. Боль обожгла изнутри. Мне хватило глупости откатиться немного и встать. Голем в три шага оказался рядом – стремительный удар бросил меня на спину. Глиняная ступня, покрытая ошметками перегноя с прилипшими к нему зелеными травинками, нависла над лицом. Никакой… м-мать… изящности! Тупая жестокая сила. Но зато – действенная!

Ножища бахнула рядом с моей головой, придавив идиотский хвост волос. Пойман! Голем нагнулся – без малейшего скрипа, черная магия придала обожженной глине непонятную гибкость. Вместо лица – слепой комок глины, который надвое рассекла пасть с рядами стальных заостренных клыков.

На один укус? Ну, теперь ясно, кто кому – на один укус.

Я упер руки в грудь голема, пытаясь отстранить чудовищную пасть.

Челюсти лязгнули. Пасть открылась и закрылась, а потом начала щелкать с безумной скоростью.

Голем не бил кулаками – очевидно, включилась программа «загрызть Джорека», он просто старался пересилить мои руки и кренился ко мне, прямо к лицу.

Обглодает же, парой укусов снимет с меня кожу вместе с мясом, а потом с хрустом вопьется в кости.

Крэнк! Твою!..

Боль залила мои внутренности океаном вулканической лавы.

Я дернулся, попытался извернуться. Увидел перед лицом врытый в землю замшелый рыжевато-красный булыжник. Оружие, блин, пролетариата! Единственное мое оружие! Я еще дернулся, выдирая из-под ступни голема свои волосы, немного изменил положение тела, так, чтобы иметь возможность дотянуться до камня. Упер в грудь голема колени, высвободил левую руку, впился в спасительный камень и вывернул из земли. Весил он килограммов пять, но мне этот вес казался детским.

Я размахнулся и тюкнул голема в голову изо всех сил. Оружие пролетариата сработало – голем завалился на бок. Я вскочил, в глазах было красно от боли. Ни рычать по-джорекски, ни орать не было сил. Голем поднялся стремительно: ну да, ему-то что этот удар – просто сбил с ног.

Я попытался зарычать, но услышал только хрипы – ребра пробили легкие, черт, немного мне осталось до потери сознания, но эту тварь я успею прикончить раньше!

Голем ринулся на меня. Включилась программа «забить Джорека кулаками».

Средневековый терминатор, дьявол его забери! Однако надо признать – терминатор весьма действенный. Есть программа – убить, и он выполняет ее, как умеет, а умеет, прямо скажем, неплохо. Крепко же насолил Алой Пасти Джорек.

Правый кулак поршнем пошел вперед. Я выставил свой булыжник, сжимая его обеими руками. Удар был чудовищный, я еле удержал свою каменюку. Раздался хруст, в траву плюхнулось что-то тяжелое. Голем покачнулся – и я увидел, что он лишился руки до половины локтя.

Ха! Гранит все-таки покрепче закаленной глины!

Голем снова пошел в атаку, программа была та же – и я снова подставил гранитный булыжник под удар. Теперь голем остался без обеих кистей, и его директивы дали сбой. Он замер – словно обдумывал ситуацию. Я налетел, ударил острым краем камня по голове, сбил в траву и начал молотить, крушить в труху бугристую голову. Бил и бил, сплевывая кровью из пробитых ребрами легких, молотил, орал и снова бил. Опомнился, когда от башки голема остались мелкие обломки – и железные, мастерски откованные острозубые челюсти с каким-то рунным клеймом.

Голем не шевелился.

Похоже, средневековый процессор был все-таки зашит в его голову, а не, скажем, в грудь или задницу. Когда найду конструктора этой мрази, я его спрошу, по– доброму, подвесив головой вниз над котлом с расплавленным свинцом, куда же он вшивает средневековый аналог «Пентиума» и портативный атомный реактор.

Я убил голема. Я, не Джорек, сломавший свой меч, я, Тиха Громов.

А хорошо, что зубки у мальчугана не из серебра. Мне бы хватило пары легких укусов.

«В прошлой жизни бастард Лис был везуч… на диво везуч. Возможно, ему повезет и сейчас».

А ведь повезло, мэтр Флоренсий! Повезло!

– Лежи, Арнольдушка… – прохрипел я. – Приказ «Скайнета» – спать.

Я бросил взгляд на солнце, давно перевалившее за полдень, отковылял в тень и сам прилег на травке, положив рядом спасительный булыжник. Поломали меня изрядно. Ребра, пробитые легкие, кажется, лопнувшая селезенка. Остается положиться на регенерацию Джорека.

Я закрыл глаза, чувствуя, как в моем новом теле начинается работа. Сердце уже стучит ровно, поломанные ребра распрямляются, словно под пальцами невидимого костоправа, боль постепенно утихает…

Я не заметил, как погрузился в забытье. Но прежде пришла мысль: голема оставили для проверки. Если он убьет меня – нечего и горевать. А если я выживу – значит, неведомые кукловоды могут использовать меня для своих целей. Лучше бы – выжил. Кукловодов я найду, умно, не дуриком с бухты-барахты, а кое-как обжившись в этом мире и поняв законы игры, которую со мной ведут. Найду – и сделаю им кое-что нехорошее. Я – не Джорек, я из другого века, из другого времени. Я умнее и цепче. Думаете, что управляете мной, да? А вот хрен, вы еще узнаете у меня места зимовки раков!

* * *

Я мчусь по лесу… Огибаю кустарники, подныриваю под ветки… Ощущение величайшей свободы пылает в груди… Ночь, но я вижу, как днем. У меня нет рук. У меня лапы. Тяжелые рыжие лапы едва касаются земли… Выбегаю на поляну. Полная луна очертила световой круг под деревом. Там меня ждет… девушка. Длинные волосы едва запахнули ее наготу… Страх в ее глазах… Прыгаю на нее и смыкаю челюсти на шее.

* * *

Я проснулся в полдень следующего дня абсолютно здоровый и зверски голодный. Я лежал, вдыхал терпкий запах листвы, а в моей голове бесконечным рефреном звучали одни и те же фразы:

«Двигайся вдоль границы Корналии, затем садись на корабль и отплывай в Вермор. Торопись! В корчме Азартота тебя будет ждать мое послание. Торопись, мой старый друг, ибо время пришло. И не вступай в границы Корналии, если тебе дорога твоя жизнь».

Их повторял женский голос, обладавший приятной хрипотцой. Тот самый, что чудился мне в мире Земли. Первый голос.

Я проснулся с воспоминанием, с программой действий, которую заложили в меня неведомые кукловоды, понимаете?

10

Зверски хотелось есть и так же сильно – пить.

Я поискал своим чутьем и засек ближайший ручей. Выхлебал, наверное, не меньше литра воды – жадно, фыркая и отдуваясь. Затем умылся и наполнил флягу. Рассмотрел себя в воде: под глазами Джорека залегли темные пятна. Все-таки регенерация изматывает, и силы нужно восполнять. Ладно, корчма Азартота ждет меня! Там есть жареное мясо. И пиво. И много-много сна. Все, что требуется усталому путнику.

Разыскал свои вещи в кустах, нацепил скатку. Мельком глянул на останки голема, долго смотрел на сломанный меч – клинок и рукоять. Что с ними делать – взять для перековки или выбросить и купить новый меч? Да, оружие в средние века стоило недешево, но средства у меня, как будто, есть. Черт с ним, возьму. Хотя оружие, что подвело в битве, лучше продать. Подвело раз – сделает так и снова. Но я хозяин рачительный, так что – возьму, а там видно будет.

Я бросил рукоять в мешок, кое-как сунул обломок клинка в ножны и привесил их к поясу. Затем подумал – и, обмотав край обломка куском ткани, отпилил проклятый хвост волос под самый корень, после чего закопал его под корнями дерева. Нельзя оставлять на виду отрезанные волосы в мире, где очевидную роль играет магия. Даже я, простой парень Тиха, знаю, что через волосы можно навести замечательную порчу.

Без дурацкого хвоста и дышалось легче.

Небо было пронзительно синее. Солнце сияло, как натертая золотая монета. Я напялил шляпу и, попросив Джорека указать мне кратчайший путь к корчме Азартота, отправился в путь. В глубину леса, в чащобу.

Лес казался бесконечным, обычный такой лес русской средней полосы, просвеченный солнцем, он редел, густел и тянулся, тянулся бесконечно. Вэллинов, алтарных камней и всякого подобного на пути не попадалось. Не было и монстров, чудовищ, людей и нелюдей. Птицы молчали. Лес вообще был подозрительно пуст. По мере того как я продвигался вперед, от одного лесистого холма к другому, густела жара. Я потел и часто отхлебывал из фляги теплую воду, пахнущую вином, а заодно слушал, как яростно бурчит пустое брюхо.

Так минуло несколько томительных часов. Я шел в безмолвии, с медитативной размеренностью переставляя ноги. Хождение по лесу становилось все более изматывающим. Голод – ладно, но я давно вытряхнул в глотку последние капли воды. Ручьев и рек поблизости не ощущалось. Устал я, прямо скажем, хотя и выглядел двужильным. Только эту самую двужильность нужно чем-то питать, а у меня в вещевой суме – шаром покати.

Наконец я остановился и прислушался к лесу.

Живности кругом совсем мало. Почему – не ясно. Мое чутье просто говорит – эй, Джорек, кабаны и медведи отсюда давно ушли, осталась мелочь пузатая – зайцы– кролики, лисы, несколько волков. Ну и один большой Лис, который очень хочет кого-нибудь слопать.

В этом лесу ощущалось что-то странное. Оно угнездилось в нем давно и почему-то распугало дичь. Ага, вот что – странное не в самом лесу, а под ним. Под моими ногами.

Я ощущал легчайшую вибрацию. Она пропадала, затем появлялась снова. Источник ее находился под землей. В глубинах.

Кто-кто в подземельях живет? Добрые дяди-гномики? Только не убирайте, бога ради, из слова гномики букву «н», иначе черта с два я туда пойду.

Ладно, снова в дорогу.

Минут через десять дрожь земли стала ощутимее. Очевидно, источник вибраций находился неподалеку. Пойти глянуть, что ли? Наплевать на риск и сходить поглазеть? Любопытство, в конце концов, не порок, а составная часть полноценной личности.

Где-то сбоку раздался раскат грома. Баб-бах! Ого, а на небе-то вроде ни тучки! Возможно, гроза собирается на невидимом для меня горизонте, черт его знает, но я не ощущаю приближения дождя. А вот Джорек что-то чувствует – тело напряглось, из глотки рвется низкое рычание.

Я все-таки решил пойти в направлении источника вибрации, пересилив опасения Лиса. Интересно, что гром доносился именно оттуда. Не прошел я и ста шагов, как загремело уже неподалеку. Гроза надвинулась стремительно, я даже втянул голову в плечи в предчувствии ливня. Ближайшие кроны деревьев озарили всполохи молний. Что-то огромное, отливающее стальным глянцем, проплыло метрах в тридцати над головой, быстро набирая ход. Взгляд различил странный обод посередине, сотканный из клубящихся туч. Молнии из него рвались наружу, выстреливали острыми короткими хлыстами, образуя вокруг обода огненную корону.

Пахнуло озоном, порыв ветра колыхнул деревья, ударил в лицо. Посыпались листья. Я присел, затем, устыдившись, встал – в боевую позицию, с растопыренными руками. Готовый… защищаться?

Громовые раскаты быстро затихли. Я перевел дух.

И что это было, господа-товарищи? А? Клянусь, эта штуковина рукотворна. И я не я буду, если то, что пронеслось над головой, не является каким-то местным летательным аппаратом! А летел этот… громолет от источника вибраций. Стало быть, мне – туда, посмотрю одним глазом. Любопытство не порок, а?

Джореку не понравилось мое решение. В той стороне было что-то, что активно не нравилось ему и даже… пугало. Громолет принадлежал людям исключительно неприятным, да и людям ли?

Вскоре я вышел к низине, зажатой между каменистых горушек. Затаился в кустах, которыми поросла ложбина между гор, перевел дыхание, продвинулся вперед крадучись. Джорек сопротивлялся моему предприятию. Я приближался к месту, с которым у него были связаны нехорошие воспоминания.

Припав на колено, я устремил взгляд сквозь кустарник и присвистнул.

На противоположном конце низины в теле горы виднелись высокие врата, черные, как души грешников, усеянные бородавками заклепок. Мордор, блин… В такие ворота мог спокойно проехать «БелАЗ» с назгулами, стоящими на крыше. Над воротной горой торчали четыре крупные трубы, сложенные из черного камня – из жерла одной вился серый дымок. Площадка перед вратами была каменная, блестящая. Прочая низина поросла сорной травой. Тут и там из нее торчали каменные трубы, прикрытые стальными конусами, ближайшая находилась метрах в двадцати от меня.

Воздухозаборники.

Ворота приоткрыты, не настежь – но достаточно, чтобы в темную пасть прошли в ряд два человека. Туда и входили… люди. Я различил блеск цепей, расслышал тусклое звяканье кандалов.

Крэнк!

Пленники, рабы или каторжники? Возможно, я вижу перед собой вход в подземную каторгу? Жаль, отсюда я не могу разглядеть, что находится внутри горы.

Пленников торопили всадники в синих плащах и средневековых доспехах. Всего человек десять. Кандальников же было – тех, кто еще не прошел в ворота – больше двадцати. Мужчины и женщины примерно поровну, молодые, с испуганными лицами, одежды простые, часто рваные, на лицах – ссадины. В стороне от конников виднелась дорожная карета – серенькая, без позолоты, с тяжелыми колесами, запряженная четверкой лошадей.

Джорек вдруг зарычал – сам по себе, я даже испугался.

Драпать отсюда! Драпать как можно скорей!

Но я остался и досмотрел представление до конца.

Когда последняя пара кандальников прошла в ворота, настала минутная пауза. Затем из ворот появились две приземистые фигуры в черных плащах с наброшенными капюшонами. Они несли тяжелый, окованный стальными полосами сундук. Сундук был погружен в карету. Пассажиров я не увидел.

Ворота начали закрываться, и тут же ударила вибрация – сильная, как будто в недрах горы, под моими ногами заработали непонятные механизмы. Все трубы над горой начали выбрасывать дым, светло-жумчужный, но быстро загустевший до черноты. Острый запах резанул ноздри. Дым был горек, как слезы невинных, он был нехороший, и Джорек отчетливо понимал это всем своим беспамятным существом.

Я поежился. Крематорий там для живых людей, что ли?

Всадники и карета уехали. Я понял, что и мне пора убираться. Это место дурно пахло – в буквальном смысле. А любопытство – это таки порок. Меньше знаешь – крепче спишь, верно?

Осторожно, пятясь на цыпочках, я вернулся назад и продолжил путь.

Первое свидание с цивилизацией получилось неважным. Вдобавок я кое-что понял. Приземистые обитатели подземелья участвовали в моем убийстве. Это они схватили меня и поволокли к алтарю.

11

Я пробирался по лесу, время от времени беспокоя окрестности ругательствами. Пить нет, есть нет, моя злой как Халк! Пробирался – и, в перерывах между приступами брани, думал над тем, чему стал свидетелем. Похоже, упырь в карете поставляет человеческий материал для тех, кто сидит в недрах горушки, и получает за это плату какой-то хренью в сундуке. Громолет, естественно, собственность недобрых обитателей горы. Интересное дело. По виду – эта штука применяет для полета какую-то технологию, а я знаю, что в этом мире используется магия. Рассуждая логически – если у нас магия, то не должно быть технологии. Магия успешно заменяет науку и тормозит прогресс, так ведь? Либо прогресс идет по пути слияния магии и технологии. Техномагия, вот оно что! Злая техномагия, даже Джорек, герой, ее боится.

Что ж, обживусь – разберусь. Пока наша задача – добраться до корчмы Азартота.

К вечеру я спустился с холмов на равнину, увидел поля, огороды, изгороди и деревеньки. Сплошная буколика, благостность и расслабуха.

«Сифилизация!» – как сказал бы похабник Ключевский. Кто тут живет, интересно мне знать, люди или нелюди, и как отнесутся к моему облику и те и другие? И как тут все-таки обстоят дела насчет магии и техники?

Травяной ковер под ногами был ощутимо мягок, запах цветущих трав пьянил. Еще раз спросив у Джорека направление к корчме, я вышел к накатанной сельской дороге, увидел череду коровьих плюх и улыбнулся. Вот она, проза деревенской жизни – все такая же, неизменная за тысячи лет существования цивилизации.

Я двинулся по дороге, мимо огороженных выпасов, втайне надеясь, что мне не повстречаются виденные у котловины всадники или иные представители местной власти.

На юго-западе примерно в пяти километрах виднелся большой холм, на котором обосновался замок – приземистый и мрачный, похожий на старую бородавчатую жабу. При взгляде на него мне почему-то захотелось убраться с дороги, затеряться в полях, желательно – ползком.

Хм, Джорек чего-то явно недоговаривает о своей прошлой жизни. Я бы даже сказал, что он, скотина такая, напоминает мне быка – мычит и пучит глаза, знает куда идти и иногда может поддеть на рога, а вот лишнего слова из него не вытянешь. Хорошо, что корчма Азартота лежит в стороне от замка. Не хотелось бы идти мимо того места, где тебя ждут недруги.

Закатное солнце добавило в пейзаж пастельных тонов. Я шел, а дорога на корчму Азартота вилась меж полей, меж деревенек и перелесков. Навстречу мне попадались крестьяне-люди в одежде, которую Джорек презрительно именовал «домотканой». Хм, да Лис, оказывается, сноб! Смотрит на селян так, словно они надоедливые… вши. Вид деревянных граблей и иных инструментов помимо воли вызывает кривую улыбку – мол, быдло вы, тупое и неумытое, чей удел – чистить мне сапоги.

Обожаю снобов, тьфу. Неужели Джорек был таким?

Несколько раз проехали конники, однажды я увидел отряд солдат – но те проскакали вдалеке. Синие плащи… так-так. Подумаем логически. Ребята в плащах служат тому упырю, что сидел в карете. Кареты имеют богатые упыри. Богатые упыри живут в замках (а в моем мире упыри предпочитают загородные виллы). Замок – вон, на горизонте. Стало быть, обитатель этого замка и поставляет рабов подземникам, ибо других замков в окрестностях что-то не видно. Теперь ясно, почему Джорек его опасается.

Мой облик не особенно тревожил крестьян, впрочем, я держал свои острые уши под шляпой, из-под тульи которой виднелся только мой кирпичный ральфмеллеровский подбородок.

Впереди снова начинались холмы.

Я остановился перевести дыхание перед подъемом, присел на обочину. Если я в скором времени не наемся и не напьюсь до отвала, то просто остановлюсь, замру, как тот заяц из рекламы батареек, а потом, наверное, полностью отброшу коньки.

Пока отдыхал, сдуру попытался вспомнить, кто же такой Азартот. Информацию не удалось расколоть, свинцовые молоточки снова застучали в висках, на миг я потерял сознание. Очухавшись, долго приходил в себя, дыша с натугой. Вот блин… Битый пиксель! Хард-драйв юзера закодировали нахрен! В следующий раз буду проводить раскодировку только как следует отдохнувший и с набитым желудком.

Правда, кое-что удалось ухватить – Джорек хорошо знал Азартота, считал его своим другом. Корчма была местом отдохновения для Лиса. Пиво и мясо и, если повезет, – голопузые танцовщицы. Пришла вдруг жаркая и непристойная мыслишка использовать новое тело в личных целях, устроить ночь любви сразу с двумя… или тремя.

Ну-ка, стоп, Тиха! Это ведь не твои желания! Это инстинкты Лиса, кажется, законченного полигамщика. Больше женщин хороших и разных, смуглых, светлых, разнообразных! Да чтоб тебе пусто было, Джорек! Тихе Громову это не надо! Ему нужна одна, одна нормальная, смуглая или светлая – все равно. Добрая, пусть даже некрасивая, но – моя, моя личная, та, с которой я смогу завести нормальную семью!

Придется одергивать инстинкты Лиса время от времени, и не давать попустительства, иначе я стану как он, во всех смыслах, частично, а может полностью и утрачу свое «я». Не слишком приятная перспектива, верно?

Я встал с намерением продолжать путь. Ну-ка, Джорек, куда мне топать? Нет, я знаю, что наверх, а… дальше? Давай, рыжий сукин сын, показывай!

Тут мое чувство направления внезапно дало сбой. Я-Джорек не знал, куда идти! Кажется, процесс раскодировки временно сбил мою программу ориентации! Надеюсь, что временно.

Ну и что мне делать теперь?

Верно – спросить у кого-нибудь дорогу. Ага, легок на помине!

Со мной поравнялся пожилой крестьянин, который неторопливо ехал себе на скрипучей телеге-развалюхе. Конь загадочной масти, дохлый конек-горбунок, едва влек эту колымагу, лениво отмахиваясь жидким белесым хвостом от слепней. При виде меня пейзанин что-то буркнул.

Я радушно улыбнулся, стараясь не демонстрировать в улыбке клыки, и приподнял руку.

– День добрый. Не подскажете, верно ль я иду к корчме Азартота?

– А тебе пошто? – осведомился он неприятным тоном и натянул вожжи.

– Есть хочу и выпить бы не мешало.

Он пригляделся ко мне, близоруко щурясь.

– А-а-а, Охотник. Все туда же…

Охотник? Хм, ну, пускай охотник. Не буду отрицать.

Я неопределенно отмахнулся:

– Да так. Иностранец я, в общем. Chuhonetc, ferchtein?

Пейзанин кивнул вполне удовлетворенно.

– Так бы и говорил, што Охотник. Много вас развелось. А мрет ишшо больше. Чрево вас не любит, ой, не любит вас Чрево. – Он смерил меня колючим взглядом, превратив глаза в щелочки. Лицо на миг дрогнуло. – Где-то я тебя видел, память плоха стала.

Прописал бы я, дед, тебе «циннаризин», да только тут его не достать. Тут из всех лекарств от склероза используются только живительные пинки по наиболее чувствительным частям тела.

Я улыбнулся еще радушнее.

– Прибыл я из далеких краев. Нездешний я, добрый человек.

– Кхм. Ну, Охотник ты… До корчмы три лиги…

Лига, это что-то около пяти километров, если не ошибаюсь. Еще топать и топать. К ночи там буду.

Пейзанин в очередной раз окинул меня взглядом с ног до головы.

– Я, слышь-ко, в корчму азартотову еду, лярву для барона Урхолио забирать. Привезли нынче ночью, в леднике дохлая валяется. Так вот, раз Охотник ты, так садись рядом, подвезу!

Ого, автостоп удался.

Я не заставил себя упрашивать и взгромоздился на облучок. Пейзанин подвинулся.

– Большой ты… может, и проживешь дольше, чем эти…

Какие еще эти?

– Нет, где-то я тебя точно видел. Ты, слышь-ко, скажи, из каких таких краев будешь?

– Tambovskie мы.

– Tambovskie? Я так думаю, это совсем далече.

– Угу. За горами, за лесами, за широкими морями.

– А зовут-то тебя как?

Благоразумие подсказало – имя Джорека не называть.

– Кларенс Топор.

Пейзанин испуганно на меня покосился:

– Из палачей, что ли?

– Да окстись, папаша, – мы лесорубы!

– А-а, – протянул он, как мне показалось, недоверчиво. Я уже и не рад был, что присвоил себе такую звучную фамилию. Вечно меня кто-то тянет за язык, стеб – он хорош в нужном месте и в меру.

Навстречу нам попадались подводы, конники и пешие путники в средневековой одежде. Видимо, анклав техники был надежно скрыт в недрах горы. Примем это и будем считать, что вокруг – натуральное средневековье.

Настал мой черед задавать вопросы.

– А не подскажешь, кто правит этой местностью?

– А тебе пошто? – Он ощупал мое лицо колючим, как терн, взглядом.

А блин. По то, что я ни черта не помню, елки-палки!

– Прибыл я из далеких краев… Здешних обычаев не ведаю. Как бы не попасть впросак!

– Да уж, по голосу твоему слыхать, што нездешний. Слова наши коверкаешь здорово. Край наш в подданстве барона Урхолио, сына Урхолио, сына Урхолио, чьи предки приняли титул барона Урхолио из рук корнальской династии Мэйсов. А к востоку лежат земли барона Торвальдо, сына Торвальдо, сына Торвальдо, чьи предки приняли титул барона из руки корнальской династии Мэйсов. А к западу Рендум со столицею в Верморе, которому барон Урхолио нынче платит дань, ибо освободился из-под гнета Корналии. – Он отбарабанил эти сведения, словно рассказывал домашнее задание. – Баронство Урхолио тянется до самого Сумрачья и процветает в достатке и благополучии милостью Спящего! Встречая его милость барона Урхолио, мы должны кланяться ему дважды и еще раз – в память его невинно убиенного сына!

Хм. Плыть к Рендуму… вопрос: плыть ли? Посмотрим, какую часть паззла предложит мне Азартот. Он – друг. По крайней мере я-Джорек так ощущаю. А от Урхолио, продавца человеческого материала, мне нужно держаться подальше.

Сбоку от нас показалась деревня, над которой господствовал замок или храм – кажется, это все-таки был храм, чем-то похожий на небольшой готический собор. Две острые башни, массивное основание с витражными стеклами на уровне человеческого роста.

Крестьянин несколько раз, не вставая с облучка, поклонился в сторону храма и произнес скороговоркой:

– Слава Измаверу! Слава Спящему! Слава Спящему-у-у! Да пробудится он вскорости и принесет блага всем сирым и убогим, а равно всевластным и имущим! И убережет нас от Маэта, и отведет Сумрачье, и принесет счастье, и обрушит Кобальд, и убьет Императора, и убережет нас от всех Неспящих, что еще бродят! Слава!

– Слава… – повторил я следом, чтобы, по заветам Ключевского, не выделяться из коллектива. Старик зыркнул неодобрительно, и я поклонился трижды, и столько же раз произнес «Слава!».

– Охотник. – выдавил пейзанин, как мне показалось, презрительно.

Охотник, видимо, равнялось для него безбожнику.

Измавер, так, это имя местного божества, а Маэт, очевидно, аналог нашего нечистого. Старо, старо, и на земле, и на небесах бьются за власть паны, а у холопья трещат чубчики. Ничто не ново, все уже придумано (а местами и украдено) до нас.

– Маэт-то, он гад еще тот! – выкатил я пробный шар.

Крестьянин глянул на меня букой.

– Не поминай к ночи Маэта всуе, Охотник! Дурная примета.

«А сам-то только что чем занимался?» – хотел парировать я, но осекся. Крестьянин все же творил молитву.

Постепенно мы разговорились, я заметно обнаглел и попросил пить. Крестьянин выдал мне баклагу с теплой водой. Потом я обнаглел еще сильнее и спросил – осторожно подбирая слова – о громолете.

Старик спал с лица.

– Ты эта… чего, совсем тронутый? Прежних никогда не видал?

– Прибыл я из далеких краев.

– Да что у вас там за шлендары такие, что и Прежних никогда не видали? Прежние – они везде!

Я пожал плечами.

– У нас их. – едва не сказал «дефицит». – Нет их у нас. Оттого и спрашиваю – кто они?

– Кто-кто – Прежние! Видел – и молчи! Летают себе. Пущай летают. Мы их не трогаем, а они – нас.

Наверху и внизу… и подземье и воздух за ними… И на земле ухи имеются. Тихо!

Прежние. Хм. Значит, там, в недрах горы – не люди?

Впрочем, я это предполагал.