Текст книги "Фаранг"

17

На лестнице имелись поручни. Я начал спускаться во тьме кромешной, осторожно, ступенька за ступенькой, нащупывая путь каблуками. Лестница круто забирала вниз, настолько круто, что каждый неверный шаг грозил мне падением, – она скрипела и пошатывалась, как позвоночник старого коня. Плашки лестницы были не струганы. Я занозил ладонь. Выругался. Тут же прикусил язык. Проседали, хрустя, от шагов солдат половицы. Слышалось пчелиное гудение голосов и хриплый захлебывающийся кашель старого Урхолио. Поверх всех звуков вдруг лег пронзительный женский визг. Кажется, это супруга Йорика (хорошо, что не привелось с ней сегодня познакомиться) вступила в перепалку с людьми барона.

Спустился я, по моим прикидкам, метров на двадцать, наконец, коснулся пола, встал, выпрямился и оглянулся во тьме, моргая, как щенок, у которого прорезалось зрение. Темно. Ни черта не видать. Стены, однако, рядом – от них тянет знобкой сыростью, я чувствую ее.

Есть мнение, что животные видят в темноте. Как ветеринар заявляю – фигня. Ночное зрение работает лишь тогда, когда есть хоть какой-то источник света, если же его нет – животное, вроде Джорека по прозвищу Лис, может ориентироваться только на ощущения и запахи.

На миг мне показалось, что в темноте есть кто-то, невидимый и неслышный. Вот он приблизил свое лицо ко мне и беззвучно рассмеялся, вот он зашел сбоку, вот – сзади. Ненавижу этот безмолвный смех.

Твою же мать! Оказался в теле супермена – но в душе обычный человек. А нужно – соответствовать. Быть посуперменистее, ведь это так просто. Сила – она в душе, а не в мускулах. Только в душе.

Усилием воли я подавил страх. Сосредоточился. Джорек уже тут бывал. Значит – помнит направление. Знает, куда грести.

Я слепо начал шарить по обе стороны от лестницы. Нащупал нишу. В ней был искомый фиал с гномьим траат-теоргом. Небольшой стеклянный сосуд, пузатый, с узким горлышком, заткнутым пробкой. Я коснулся ее пальцем и сдавленно зашипел – пробка сделана из серебра. Проклятый… корчмарь!

Оп-па! От боли я встряхнул рукой, и тут же фиал засиял слабеньким ядовито-зеленым светом. Я встряхнул сосуд посильней; кругом разлилось гнилостно-зеленое, мягкое сияние. В жидкости фиала, похожей на глицерин, плавают сияющие крупинки, – ни дать ни взять, помет радиоактивной крысы. Алхимия, или что-то подобное. Нет времени размышлять. Встряхиваю – светится, и на том спасибо. Главное – не касаться пробки, а света – пускай и тусклого – моему зрению хватит с избытком. Поиграю в Сэма Гэмджи в логове тетушки Шелоб. Только меча у меня нет.

Наверху шумели и ссорились. Истошно визжала вторая половина Йорика. Я подумал, что нахожусь в тайной части подвала, скрытой от основной части. Если рассуждать логически – Урхолио и его люди вряд ли знают об этом схроне. Тем не менее, шестое чувство настоятельно рекомендовало торопиться.

Каменный мешок заканчивался обшарпанной дверью, ее углы разбухли от влаги, кованая ручка проржавела. Петли, тем не менее, блестели от масла. Дверь открылась беззвучно.

Я сжал светильник в кулаке, как делают с фонарями американские полицейские; света от донышка хватает с избытком. Увидел низкий, обшитый дубовыми панелями коридор, загроможденный ларями, ящиками и мешками. С каменных балок свисают пучки трав, связки сушеных кореньев. Пахнут – гнилью и плесенью. Местная флора, сушится, чтобы потом намолоть из нее специй? Судя по запаху – скорее, Йорик намелет из нее яду. А может, таким образом трактирщик отпугивает крыс.

Впереди метрах в пяти виднелась еще одна дверь, обитая полосами ржавого металла. Я двинулся к ней, осторожно занося ноги. Было свежо. Наверху продолжала верещать жена Йорика.

Я приблизился к двери и толкнул ее. Она распахнулась беззвучно. В нос ударил запах плесени – влажный и тошнотворный.

Чувство опасности внезапно стало острым. Я замер на пороге, созерцая осклизлые каменные ступени, которые исчезали за выступом стены, сложенной из старого, крошащегося от времени кирпича. Винный подвал небось, погреб, или как это может здесь называться… Впрочем, я забываю – эта часть подпола тайная. И – вот она, тайна – Джорек знал, что внизу может находиться нечто важное и при этом… опасное.

Я насторожил уши. Крики наверху прекратились. Вместо них я различал шебуршение – солдаты занялись плановым осмотром корчмы. Срочно – ноги в руки, и драпай из подвала, Джорек!

Я сбежал по ступеням метра на три вниз, выдохнул облако пара и осмотрелся. Тут же выругался. Взгляд выхватил ряды клеток, цепи с заржавленными крюками на каменных балках потолка. Один из таких крюков был занят куском тела. Обрубком без рук и ног или… лап? Просто кусок охлажденной плоти.

Ледник, вдруг кольнуло понимание. Здесь ледник. Вдоль стен и между клеток уложен колотый лед, прикрытый дерном. Допотопный холодильник, чтобы мясо не портилось.

Только хранят здесь не туши крупного и мелкого скота.

Я посветил фонариком. Между клеток в глубине увидел очередную дверь. Там же на приступочке лежит родимый мой вещевой мешок и все прочее – кроме меча, отданного Йориком на перековку. В ближней ко мне клетке справа взгляд вдруг различил движение. Раздался почти человеческий – но все же не человеческий вздох. В клетке поднялось нечто, похожее на кучу белых костей. Выпросталась сквозь прутья бледная рука, протянулась ко мне.

– Да-а-ай… Коу-х-р-р-р… – Слабый вопль превратился в хрип, чахоточный кашель. Рука опала, начала болтаться меж черных прутьев. Пальцы были увенчаны длинными когтями – частично или намеренно обломанными. Тварь скорчилась в клетке боком ко мне. Живая дохлятина – именно так она выглядела. Умершая и оживленная кукла, на которую кто-то натянул сморщенную белесую кожу. Кожу покрывали многочисленные рубцы. Тварь били до полусмерти. Йорик, твою же. Больной сукин сын. Я словно попал в подвал маньяка из «Молчания ягнят»! Я едва сдержал рвотный позыв. Тварь воняла плесенью. Этот запах был знаком Джореку. Запах опасности – и почти неотвратимой смерти. Верно мне говорили – когда ты вырастешь, лучше не станет. Я вырос, ага. На целый метр стал выше – и набрал проблем по самую шею. Большая буква «Ж» – и никакого просвета меж ее половинок. Ребята, нас обманули, мы в заднице! Так, ладно. Тихонько, прижимаясь к левой стороне, идем. В клетке, явно, не человек. Монстр, чудовище, морлок. Во, морлок – точно! Может – так выглядят Прежние, а? Спер одного Йорик, или его покровители приказали украсть – и проводят над ним эксперименты в стиле Менгеле. Вперед и с песенкой. Вместе весело шагать… и на косточки в клетках смотреть. Холодно. Пар изо рта. Существо вроде дышит, мимо, мимо. В других клетках пусто, да. И слава богу. Вот и дверка. Существо молчит и не дрыгается. Вещи подберем, скатку через плечо повесим, дверочку откроем. Ага, фиг тебе – засов. Отодвинем тихонько. Ход, обшитый деревом, впереди. Крепи сосновые. Корешки деревьев свисают с потолка. И паутинка. Это ничего, что паутинка, с лица ее приберем. Дверку прикроем. И бегом, бегом, бегом по лазу все двадцать метров – пригнувшись почти вдвое, бегом, пока не очухалась белесая тварь!

Выход был скрыт кустарником. Я начал проламываться сквозь него, хрипя и ругаясь. Какая там конспирация! Сэмуайз Гэмджи испугался так, что, если не удерет, то запросто двинет коней! Оказался в овраге с ручейком. Перебежал его, едва замочив голенища сапог. Начал взбираться вверх, трактир остался за спиной, сиял огнями, как новогодняя елка. Лязг оружия, запахи пота, вина и страха – позади. Адье, Йорик. Я сваливаю в лучшее будущее!

– Он здесь! Ловите его! Джорек по прозвищу Лис убега-е-ет! – Женский голос донесся с третьего этажа трактира. Тот самый, визгливый, принадлежащий супруге Йорика. Супруга моего бывшего приятеля, по– видимому, имела на меня зуб. Очень серьезный зуб. Я бы даже сказал – клык моржа. Она знала про тайный подвал и лаз. Муж и жена – одна Сатана. Я припустил, но оскользнулся на склоне и скатился в ручей с громким «Плюх!», потеряв шляпу. Пока вздымал себя на ножки и откашливался, жена Йорика продолжала корректировать огонь. Какое-то количество своих людей барон Урхолио разумно рассредоточил вокруг трактира, так что я не особо удивился, когда, громко шлепая по ручью, ко мне устремился солдат. Молодой, в кожаном стеганом доспехе, отличной защите от комаров и мошкары. Меч в его руке отсвечивал синим блеском. Очевидно, барон не экономил на оружии для своих людей. Инструкции, думаю, барон дал следующие – задержать, а если не получится – убить. Солдат замешкался – трусливое ничтожество на голову ниже меня. Ждал подкрепления. На миг я зажмурился. Аура солдата была светло-розовой.

Я-Джорек сделал к нему шаг, легко перехватил взметнувшуюся с мечом руку, выкрутил оружие – с хрустом, ломая кости, – и ударом в кадык вышиб из солдатика жизнь. Убил… так просто… Тиха Громов замер, глядя на оседающее в воду тело. И чуть не поплатился за рефлексию своей драгоценной жизнью. По бережку, почти неслышно, подбежал еще один солдат и ткнул в мою накачанную тушку копьем. Целился он спешно, бил без замаха, потому острие копья едва пропороло мой бок. Справа, там, где природа велела находиться печени. Я-Джорек взревел. Скорее удивленно, чем от боли. Схватил древко, вырвал копье из рук солдата, развернул и отправил посылку острием в грудь. Все это время солдат маячил на берегу, как статуя. Копье осталось в его груди, когда он повалился на спину. Я всадил его с нечеловеческой силой – и яростью.

– Ичих-х-ха-а-а!

В ушах звенело от прилива крови. Еще одного убил. Мои уши различили плеск за спиной. Разворот. Моргаю. Втягиваю запахи. Картина перед глазами – светло-красные пятнышки – много. Вокруг и больше всего – на склоне, над которым высится трактир.

Солдат плеснул сапогами рядом со мной. Я очнулся, раскрыл глаза и выставил ладонь, в которую врезался клинок. Удар предназначался моей головушке. Лезвие скрипнуло о кость запястья. Больно. Яростно. Злобно. Костяшками в кадык – и новый труп с застывшим взглядом падает в воду. А и ладно же работает Джорек!

Кто это там верещит? Женщина… Чего она хочет?.. Моей смерти. Не могу вспомнить, почему она на меня зла. Кто это сипло и мокро кашляет в другом окне? Да ведь это барон! Чего он хочет? Моей смерти. Все хотят смерти Джорека, а он не дается, ну что ты будешь делать!

Плеск сбоку – о, а это уже не солдат, кольчужка интересная, да и взгляд томный. Офицер барона. Почему-то знакомое лицо. Встречал его раньше? Тоже хочет меня убить. Я подхватил меч в левую руку и отбил удар тяжелой сабли. Офицер двигался так же замедленно, как и солдаты. Что за чертовщина? Джорек умеет ускоряться – или замедляет время? Прежде чем офицер попытался ударить вторично, я вогнал меч ему в горло и оставил там, ибо в левый бицепс вонзилась стрела. Еще одна стрела царапнула щеку. Солдаты садили по мне из луков, высунувшись из окон трактира. Ловкие ребята!

Я ринулся на берег, схватил торбу и помчался, петляя, как заяц, вверх по склону. Стрела прошелестела рядом. Более удачливая товарка впилась в икру левой ноги.

– За ним! За ним! За ним! – хрипло заорал начальственный бас. – Стоять, ты, ублюдок! Ты – вне закона!

Угу, стоять, чтобы меня расстреляли. Я выскочил на гребень и нырнул под сень деревьев. И помчался, со стрелами в теле, словно кабан-подранок. Если вам скажут, что бегать со стрелами неудобно – скажите «Ну-у… да». Это больно. Но инстинкты Джорека приказывали одно – бежать, бежать, бежать. Бегать в темноте по лесу – не совсем приятное занятие, однако меня вел инстинкт и зрение – ночное, звериное. Отбежав километра на два, я нагнулся и выдернул стрелы, обломав их древка. Ту, что увязла в икре, пришлось протолкнуть острием наружу. Было больно. Оглянулся и потянул носом, прикрыв глаза. Пятна… много красных пятен по моему следу.

Я развернулся и похромал в неведомую даль. Я проковылял километров десять, точно зная – Джорек ведет меня по определенному маршруту (он включал и движение по руслу какого-то ручья, чтобы сбить собак с толку, полагаю).

Когда сил уже не осталось, Джорек смилостивился и разрешил остановиться. Меня била дрожь. Раны, как и ожидалось, успели затянуться, даже распоротый бок теперь напоминал вареник с вишнями – кровь под стянувшейся раной темнела, но регенерация брала свое. В торбу присные Йорика натолкали разной еды. Суточный примерно рацион я смолотил весь, запил водой из фляги и уже намеревался отрубиться, положив под голову скатку, как рука нашарила в торбе что-то, чего там не должно было быть. Записку на тонкой, свернутой в трубку бумаге.

«Существо, ранее известное как Джорек. Мы знаем все. Двигаешься в Кустол. Аврис Сегретто. Убей. Помни – нарушивший клятву креал-вэй-марраггота умрет». Излишнее напоминание. Я смял записку, затем расправил и высморкался в нее.

18

– Ты не поверишь, но убить человека – очень просто, – говорит мне наставник – седой, морщинистый старик, обманчиво хрупкий. – Сложнее заставить себя убить что-то невинное и прекрасное. Но если ты научишься убивать это невинное и прекрасное – с людьми у тебя проблем не будет.

Передо мной – щенок. Длинноухий, с короткой белой шерсткой и вытянутой мордочкой. Резвится в глубокой корзине, пытается выбраться, опираясь лапками, смотрит с живым любопытством поочередно то на меня, то на наставника. И каждый раз наставник сталкивает его в корзину узловатыми пальцами вампира.

– С нелюдями проблем не будет тоже. Ты понимаешь, Джорек? – Я не вижу лица наставника. Только смазанное пятно. Я киваю. Мне – пятнадцать лет.

– Теперь убей его. По счету три.

Я поднимаю щенка за холку. И убиваю, вонзив в крохотное сердце стилет.

* * *

Цепочка конников там, цепочка конников здесь, много пеших – пестрая толпа, дымки от костров в безоблачное жаркое небо. Можно не закрывать глаза, и так ясно: барон Урхолио поднял, наверное, все свое войско, срочно мобилизовал крестьян и рабов. Если б умел, так и покойников заставил бы за мною гнаться.

Каждый раз, когда я оглядывался, гребни ближайших холмов напоминали мне разворошенный муравейник.

В охоте на Джорека по прозвищу Лис участвовало не менее тысячи человек. Они вытянулись огромным полумесяцем и без устали преследовали меня. Я бежал, закинув язык на плечо, чуя, как неравнодушные к моей судьбе персоны дышат мне в затылок.

«Господа, неужели вы будете меня бить?» – «Нет, бастард, мы будем тебя убивать – больно и долго, и так, что ты пожалеешь о своем появлении на свет».

Чувство опасности разбудило посреди ночи, вырвав из когтей чудовищного сна. Острые лисьи уши различили далекий тявк собак, ржание коней, брязг оружия. Я вскочил и, еще не до конца стряхнув кошмар, помчался прочь от звуков, сулящих смерть некоему бастарду северных эльфов.

По моему следу спустили псов войны. Вот только кричать «Резня!» еще не пришло время.

Интересно, как отыскали след – я же вроде бежал по ложу ручья? Магия? Или особо чуткие собаки? Что у Йорика осталось из моих вещичек? Только меч и ножны. Значит, их и использовали. Запомню на будущее – ни единой нитки не оставлять в руках врага.

Меня загоняли в Сумрачье. Вернее, я-Джорек мчался вчера именно туда – не понятно за каким чертом, и теперь, вытянувшись полумесяцем, люди барона Урхолио не давали мне возможности вырваться из ловушки. Или Сумрачье, куда столь красноречиво отговаривал меня идти Йорик, или – в любезные руки загонщиков. Пятьдесять человек, я, конечно, убью, но их слишком много, да еще и собаки… Уж кто-кто, а я знал – умело натасканные собачки спокойно останавливают даже матерого медведя, давая время охотникам подъехать и избавить косолапого от мирской суеты.

Бегом, бегом, бегом через пустоши и перелески. А лай в спину все ближе. С собаками нагонят быстро, вернее – загонят. Мое самочувствие и скорость напрямую зависят от количества потребленной пищи, а ее-то как раз и нет – я смолотил вчера суточный запас.

Почему-то вспомнился первый «Рэмбо» – как этот хрен голым носился по горам. Я – практически в такой же ситуации. Однако не обладаю в полной мере талантами Джорека – проскользнуть между загонщиками мне вряд ли удастся. Значит – путь один: в Сумрачье. В Кустол я, разумеется, не пойду и никакого Сегретто убивать не буду. Плевал я на креал-вэй-марраггот, я не Джорек, я Тиха Громов, и под маррагготом не подписывался. А отправлюсь я вдоль реки в Рендум, туда, куда так настойчиво зовет меня женский голос. Уверен, его обладательница предложит мне кусок паззла.

Странно, но нет отчаяния, нет потери самоуверенности. Даже вчерашние убийства, скажем так, не колышут. Я сделал то, что должен был сделать, иначе бы меня пленили – и убили. После долгих, страшных пыток.

Джорек, что ты делаешь с моими эмоциями. Я не хочу относиться к убийству даже по необходимости как к чему-то незначительному! А сон… в какую же мразь меня вселила злобная судьба!

Я уже говорил – я сострадаю животным так же, как и людям. А может быть, и больше. И плевать – глубоко плевать – на мнения знатоков, которые вещают с умным видом, что, мол, такое сострадание – глупо и инфантильно. Животные – невинны. А люди, если разобраться, виновны все до одного.

Тем не менее, обрывки снов хотя бы немного приподнимали завесу таинственности над личностью Джорека…

Убийство щенка – пусть и во сне – подействовало на меня куда сильнее, чем убийство четырех солдат. Те выполняли свою работу, а щенок – он и правда был невинным. Загадочный наставник – я тебя найду. Найду и тех, кто забрал меня из поселка, чтобы планомерно воспитать из меня убийцу. Найду и молча сверну вам шеи.

Собачий лай давил в спину. Я поджимал уши, как загнанный волк. Все ближе. Если не случится чудо – меня загонят и пленят.

Деревьев становилось все меньше. Местность была изрядно пересечена оврагами. Впереди я вдруг увидел шлейф из трех густых черных дымов. Они упирались в небо, как щупальца гигантского спрута. Что-то знакомое. Я выскочил на гребень холма, понизу вытянулся овраг, складка местности шириной метров в десять, до середины заполненная какими-то белыми продолговатыми предметами, сквозь которые там и тут пробились чахлые деревья.

Преисполненный решимости выжить, я сиганул в эти предметы (инстинкт Джорека сказал – можно) и только по приземлении понял, куда меня занесло.

Овраг был заполнен человеческими костями. Грудные клетки, берцовые и тазовые кости, кисти рук. И черепа. Много пустоглазых людских черепов, давным-давно выбеленных солнышком, у каждого – аккуратная круглая дыра на темени.

Я увяз в останках по пояс, вдыхая черствую солноватую пыль.

Перед глазами вспыхнула карта, виденная в трактире.

«Красное пятно между владениями Урхолио и Сумрачьем было обозначено как Выработки Прежних».

Прежние…

На противоположном склоне оврага находилась решетка. Круглая, обложенная черным камнем, скрывающая вход в туннель – такой, по которому я мог бы пробираться, только согнувшись пополам. Я-Джорек знал, что тоннель уводит вниз, в глубины. В места обиталища Прежних. От решетки шел каменный желоб, погруженный в кости.

Место сброса человеческих отходов, всего-навсего.

Во как.

Ребята, Прежние, да вас и в ад-то не пустят!

Бледное лицо смотрело на меня с той стороны решетки. Девушка, совсем молоденькая, лет, может, семнадцати. Я выпростался из костей и, не понимая, что делаю, полез вперед. Брех собак приближался. Плевать. Я схватился за решетку и рванул на себя. Заперто.

Лицо подалось ко мне, из-под наброшенного капюшона смотрели огромные глаза. Взгляд был тусклый, странный, но одновременно – в нем читалась неявная мольба о помощи.

– Уйди-и-и…

Я моргнул. Пятно девушки было нежно-васильковым. В душе – трепет надежды. Это я тоже прочувствовал. Но трепет этот быстро поглощал страх.

Заскрежетали камни, я, схватившись обеими руками, выворачивал штыри решетки с мясом. Сейчас действовал я – Тиха Громов, запихнув слепок личности Джорека в самые сумрачные глубины нашего общего разума.

Я вырвал решетку, девушка испуганно откачнулась в глубину тоннеля, но я поймал ее за складку нелепого серого балахона.

– Нет, нет, не-е-ет! Нельзя.

– Zakroy rot!

Я выдернул ее наружу, странная ткань скользила под пальцами. Капюшон упал, обнажив стриженную наголо голову. И обруч – плотно насаженный на тонкую шейку обруч из золотистого металла, с крупным пурпурным камнем, свисающим между ключицами.

Рабыня.

Где-то вблизи нехотя, словно пробуждаясь, заурчал гром, земля содрогнулась. Я не придал этому значения, больше меня волновал близкий собачий лай.

Наверное, мне на роду написано влипать в неприятности. Ну вот просила же она – уйди. Нет, вмешался, сломал, выдернул. Чего теперь делать?

Я взметнул девушку на плечо поверх скатки, мелькнули маленькие босые ступни, и начал карабкаться вверх по склону. Не мог я ее оставить там, в туннеле, живой пищей для Прежних, не мог бросить в овраге – чтобы она попала в руки людей Урхолио, который торгует с Прежними… этой вот самой пищей.

На краю оврага, откуда я совершил смелый и не менее глупый прыжок в кучу костей, появилась псина. Поджарая, длинная. Она смерила меня взглядом и слабенько тявкнула. Джорек, оказавшийся на расстоянии нескольких прыжков, ее пугал.

Ах да, я ведь не совсем человек. И даже на медведя не похож.

– Ичиха-а-а! Рррауууммм!

Раскат грома ударил в уши, я дрогнул. Застыл меж кустов боярышника, как дурак.

На меня плыл громолет, вблизи похожий на огромную двустворчатую ракушку вместимостью так в двадцать моллюсков размером с человека. Бока аппарата жирно лоснились, словно покрытые слизью. Вихревое кольцо вращалось, ежилось короткими голубоватыми молниями, похожими на ядовитые щупальца медуз. Узкий нос с целым хороводом маленьких круглых оконцев нацелился на меня, снизу выдвинулась какая-то блестящая сталью штуковина…

Повинуясь инстинкту, я распластался на земле.

«Пуф-пуф-пуф-пуф-пуф!»

Череда глухих негромких звуков заставила вжаться в землю. В глубине моего сознания взвыл Джорек. Меня-Тиху пронзил животный ужас. Не нужно было открывать воспоминания Джорека, чтобы понять – в меня стреляют. С негромкими, вкрадчивыми, какими-то детскими звуками. Девушка скатилась с моего плеча и заскулила.

Я зарычал, вскочил, сграбастал свою мягкую, податливую добычу и помчался огромными прыжками – прочь, прочь, прочь. Людские вопли и лай собак подсказали – загонщики прибыли. Но я-то понимал, что людишки – это сопливая мелочь по сравнению с Прежними, у которых имеется самый настоящий пулемет.

Бабахнул гром, дьявольское устройство, видимо, начало разворачиваться.

Я несся, петляя следы, среди кустов, вниз, по пустошам и оврагам, затем – мимо развалин какого-то строения. Адские разряды грома зазвучали над головой.

«Пуф-пуф-пуф-пуф-пуф!»

Швак… швак… швак…

Вихляя, я умудрился попасть под очередь. Меня пронзили сразу три огненных шмеля. Бедро, плечо, почка. Я упал в кустарник, подмяв под себя девушку, кажется, мертвый.

Наверху громыхнуло. Тень закрыла солнце. Я приготовился получить контрольный в голову, но громыхание отдалилось. Агрегат Прежних унесся обратно, и спустя несколько секунд я услышал вопли людей, ржание лошадей и предсмертные взвизги собак: громолет принялся зачищать территорию. Барон Урхолио забылся, без спроса вторгшись туда, куда, очевидно, нельзя было вторгаться.

Отлично, чудо, о котором я молил, случилось – погоня больше мне не страшна. Теперь будем молиться, чтобы не вернулся громолет. Надеюсь, Прежние решили, что я покойник – откуда ж им знать, что я регенерирую, как та морская звезда.

Усилием воли я-Тиха заставил себя подняться, огляделся мутнеющим взглядом. Выдернул из тела три штыря черного металла. Вернее, не штыря – болта. Они были еще горячие, но порохом не пахли. Судя по звукам и по форме снарядов, в меня стреляли из болтера. Чудно. Прямо как в первом «Quake», где я таким болтером глушил фиендов и огров. Теперь охота объявлена на меня.

Кровяные фонтаны, хлеставшие из дыр в моей шкуре, быстро унялись. Регенерация принялась за свое.

Девушка была мертва. Она взяла на себя часть очереди, которая предназначалась мне. Болты перебили ей позвоночник, угодили и под левую лопатку. Она лежала, скорчившись, поджав под себя ноги, похожая на куклу с глазами из живого стекла.

Ладно…

Ладно, Прежние. Даю слово – с вами я тоже разберусь. Рано или поздно.

Я огляделся: развалины, возле которых нас настигла очередь, располагали остатками черепичной крыши. Я отволок девушку туда.

Храм. Некогда это был храм, судя по остаткам заплесневелых фресок на стенах. От него теперь остались только три стены, часть крыши и купол – пробитый дырами купол, сквозь который падали снопы солнечного света.

Есть где переждать, если громолет вернется. Есть где пересидеть, чтобы раны стянулись.

Но сначала я вооружился обломком кирпича и вырыл рядом со стеной неглубокую могилу. Разомкнул ошейник. Вот так. По крайней мере похороню тебя свободной. Женщина может стать рабыней лишь по собственному желанию – да и то, рабыней любимого мужчины. Все прочие виды рабства – порочны.