Текст книги "Чувства"

Глава 2

В жизни Даши Рогачёвой было два счастливых периода: с младенчества до пяти лет, а потом – с восьми до шестнадцати. Пока Даша была совсем маленькой, мама и папа пили не очень сильно, когда девочка училась в старших классах, её мама отбывала срок за убийство папы, а бабушка была ещё жива. А вот после смерти бабушки и выхода на свободу мамы Даше пришлось по-настоящему туго.

Рогачёвы жили в годы перестройки. Так же как и большинство советских семей, они пытались выжить. Папу – весельчака и затейника Шуру Рогачёва – выкинули вместе с сотней его товарищей с мебельной фабрики, где он несколько лет проработал мастером в цехе обивки. Мама – полненькая, аппетитная хохотушка Рая Рогачёва – по-прежнему трудилась нянечкой в детском саду, но её скромной зарплаты хватало только на приобретение самогонки неизвестного происхождения, которой торговали в привокзальном киоске провинциального российского городка. А без самогонки было никак: Шура Рогачёв не мог смотреть трезвыми глазами на окружавшую его печальную перестроечную действительность. Жена ходила в жалких обносках, за квартиру было не плачено уже семь месяцев, дочурка Дашка забыла о том, что такое конфеты.

Шура начинал пить с обеда. К этому времени он успевал проснуться, позавтракать чем Бог послал (а Бог посылал через Раю в стеклянных баночках из-под майонеза остатки детских обедов и ужинов из садика) и сходить на привокзальную площадь, где знакомая ларёчница отпускала самогон в долг, до получки. Получка тоже была у Раисы. Пособие по безработице Шура перестал получать уже давно.

В их моногороде найти работу было практически невозможно, поэтому Рогачёв перебивался случайными заказами, он ремонтировал старую бытовую технику: телевизоры, холодильники, стиральные машины. Руки у него были золотые. Но вот беда, его клиентура могла, как правило, рассчитываться с ним только в натуральном виде. Чаще всего – всё тем же самогоном. Такая форма расчётов негативно отражалась на производительности и качестве труда Шуры. К приходу жены он уже бывал основательно навеселе. Мать приводила Дашу из садика, кормила содержимым всё тех же баночек. Потом девочку отправляли играть в единственную комнату их однокомнатной квартиры, а мама с папой устраивались на кухне. Даша была тихим, спокойным ребёнком: она любила рассматривать цветные картинки в книжках и журналах, мастерить наряды своим немногочисленным куклам из лоскутов материи, предоставленных мамой. Иногда она смотрела мультики по их старенькому телевизору, настроить который у мастера Шуры руки не доходили, а потому приключения мышат и котят Даша наблюдала сквозь пургу эфирных помех.

Через пару часов после начала супружеского застолья Шура брался за баян и услаждал семью и соседей отборными частушками, в которых на одно понятное для Даши слово приходилось три непонятных. Потом наступала десятиминутка перебранок: Шура и Рая громко, но не очень связно излагали конкретные претензии друг к другу и провозглашали абстрактные проклятия окружающей их действительности. Выброс эмоций действовал на супругов умиротворяюще: слегка покачиваясь, они отправлялись в комнату, задёргивали занавеску и укладывались на супружеское ложе. Несколько минут после этого Даша могла слышать мерный скрип полутораспальной кровати, после чего мама издавала протяжный грудной стон (этот звук давно перестал пугать девочку, она поняла, что с мамой ничего плохого не происходит). А спустя ещё пять минут комнату оглашал громкий папин храп. Даша самостоятельно убирала игрушки, раздевалась, чистила зубы и ложилась спать на раскладном кресле, стоявшем в углу комнаты под большим фикусом в просторной кадке.

Девчушку такая жизнь устраивала. Спокойный, размеренный ритм регулярно чередующихся событий соответствовал её флегматичному темпераменту. Конечно, ей не хватало сладкого, но для этого у неё была бабушка. Мамина мама жила в тридцати километрах от семьи Рогачёвых, в миллионном промышленном городе, столице суровой приуральской территории. Бабушка была человеком образованным: она трудилась в средней школе преподавателем русского языка и литературы, играла на фортепиано и знала огромное количество русских народных пословиц и поговорок. «Птицу видно по полёту, добра молодца по соплям, а тебя, Александр Игнатьевич, по перегару», – приветствовала она зятя, заходя в квартиру Рогачёвых во время своих ежемесячных визитов. На дочку Зинаида Викентьевна давно махнула рукой, зато во внучке души не чаяла. Привезённых бабушкой лакомств Даше хватало на целых две недели. После того как запас конфет, мармеладок и печенья заканчивался, девочка начинала считать дни до следующего визита бабы Зины.

Разрушающее воздействие низкосортного алкоголя на человеческую психику, к сожалению, процесс неизбежный. Со временем ритм жизни семьи Рогачёвых стал меняться. И перемены эти были не в лучшую сторону. Десятиминутные перебранки превратились в полчаса злобной ругани, а мерный скрип семейного ложа и тем более грудные мамины стоны стали большой редкостью.

– Да на такую потасканную корову, Рая, у сопляка шестнадцатилетнего не встанет. А я – человек, жизнью замученный, чё ты до меня довязалась?

– Ты, Шура, сам козёл, молью битый, тараканом обосранный. А замучила тебя не жизнь, а самогонка. Твой стручок даже на артистку Гундареву не встанет.

Оскорблённый столь низкой оценкой своих сексуальных возможностей (супруги обожали смотреть старые советские фильмы), Шура завёл обыкновение приводить домой днём, пока Раиса была занята воспитанием детсадовских детишек, пару вокзальных потаскух. Вокзал их городка был своеобразной перевалочной базой на маршруте мигрирующих проституток: те на зимнее время перебирались в большой город из окружающих его маленьких бесперспективных сёл, а летом возвращались домой – нужно было помогать родителям на огороде, участвовать в грибных и ягодных заготовках. Поэтому приманить пару смазливых шлюшек бутылью самогона и содержимым баночек из-под майонеза Шуре труда не составляло. Тем более что, несмотря на усиленное употребление некачественного алкоголя, он ещё сохранял остатки своих мужских способностей. Высокий и статный, он до сих пор притягивал к себе заинтересованные взгляды женщин.

Просвещённая соседями-доброхотами, Рая пару раз устраивала мужу скандалы: она отпрашивалась с работы и приходила домой во внеурочное время. Тогда соседи могли насладиться бесплатным комедийным триллером: голые шлюхи с визгом неслись по улице, придерживая руками трясущиеся груди и пытаясь одновременно натянуть на белёсые телеса унесённые с места происшествия остатки профессионального гардероба. Нанеся мужу побои средней степени тяжести, Раиса выходила на улицу и демонстративно сметала веником с тротуара дешёвые интимные кружева гетер деревенского пошиба.

– А ты говоришь – не стоит! – с гордостью сообщал жене за вечерним застольем Шура, потирая свежеприобретённый фингал на скуле. – Двоим вдул! Ты бы не помешала, они бы у меня по второму кругу пошли.

– Гад ты, Шурка, – размазывала по щекам слёзы Рая. – Знаешь, что люблю, и пользуешься. Но смотри, у меня характер жёсткий, терпение не из резины сделанное. Допрыгаешься.

И Шура таки допрыгался.

Глава 3

На языке уголовного кодекса аффектом называется внезапно возникшее состояние сильного душевного волнения, вызванное в том числе аморальным поведением потерпевшего.

Поведение потерпевшего Александра Рогачёва в тот роковой день отличалось исключительной аморальностью. Очередная доброхотка позвонила Рае на работу: «Слышь, подруга, твой кобель опять за старое взялся. Опять б…дей привокзальных в дом привёл. Там у них такая пьянка-гулянка, шумят так, что я радио не слышу. Угомонила бы ты его, а то всех уже достал. Короче, или ты через десять минут придёшь, или я ментовку вызываю».

Раю взволновал не столько факт вторжения очередных потаскух в её семейное гнездо, сколько то, что сегодня она оставила дома слегка прихворнувшую Дашу.

«Ребёнка бы постеснялся, тварь», – подумала Рая, отпросилась у заведующей на несколько минут и побежала домой. Залетев в комнату, она этот самый аффект и словила. Вид обнажённой кучи-малы на супружеском ложе её, конечно, не порадовал. Но мощный адреналиновый удар по ослабленному алкоголизмом Раиному сознанию был нанесён другим обстоятельством. На краю постели, внимательно наблюдая за происходящим, сидела Даша. Абсолютно голенькая восьмилетняя девочка. Кто снял с неё одежду – потом долго пыталось разобраться следствие. Возможно, в этот тёплый летний день затемпературивший ребёнок сам разделся догола, тем более что папа и сразу две взрослые тёти разгуливали перед ней нагишом, не испытывая ни малейшего стеснения. Но в воспалённом воображении Раи возникла совсем другая картина: пьяный муж трясущимися от похоти руками снимает с девочки трусики и усаживает её на краю осквернённой супружеской постели дожидаться своей очереди. «Допился, мразь! Дочь вместо виагры использует», – мельком подумала Раиса, отправляясь на кухню. Вернулась она оттуда с острым ножом для разделки мяса.

Триллер, который в тот день наблюдали соседи Рогачёвых, никак нельзя было назвать комедийным. Шлюхи на этот раз визжали особенно истошно. При этом они, даже не пытаясь прикрыться и не заботясь о судьбе своего тряпья, неслись по улице, пугая сограждан видом окровавленных ляжек. Это была кровь Шуры Рогачёва. Шлюхи не пострадали (по крайней мере, физически), а вот Шура скончался на месте от множественных ножевых ранений в область живота, шеи, паха, других жизненно важных частей тела. У Даши, на её счастье, к тому времени поднялась настолько высокая температура, что в её сознании абсолютно не зафиксировалась кошмарная сцена убийства.

Раиса получила увесистый реальный срок в восемь лет лишения свободы. Попытки адвоката переквалифицировать убийство на почве ревности в убийство в состоянии аффекта были безуспешными. Несмотря на то что судебно-психологическая экспертиза пришла к заключению о наличии «длительной психотравмирующей ситуации, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего», прокурору удалось убедить суд в том, что, несмотря на это, Рая могла контролировать свои действия. Спустя много лет Даша читала протокол судебного заседания…

Прокурор: Скажите, подсудимая, где вы взяли орудие убийства?

Подсудимая: На кухне.

Прокурор: А где именно – на кухне? Нож лежал на столе?

Подсудимая: Нет, у меня специальный ящичек есть для столовых приборов.

Прокурор: Так, значит, вы прошли на кухню, открыли ящичек для столовых приборов. И что вы там увидели? Там лежал тот самый нож в единственном числе?

Подсудимая: Нет, у меня целый набор разных ножей там лежит, шесть штук.

Прокурор: Обращаю внимание уважаемого суда, подсудимая могла контролировать свои действия до такой степени, что вспомнила, где у неё находятся ножи. Из всего набора, включающего в себя шесть режущих предметов, она выбрала самый большой и остро заточенный нож. В протоколе осмотра места преступления этот факт отмечен особо. О каком аффекте в таком случае может идти речь? Квалификация по части 1 статьи 105 у меня не вызывает ни малейших сомнений.

Рая не смогла объяснить суду, что тот самый нож был её любимым кухонным инструментом: им можно было резать любые продукты, а его рукоятка как бы сама собой ложилась в ладонь. Так что схватила его она совершенно автоматически. Наличие малолетнего ребёнка у потерпевшей не было признано судом в качестве смягчающего обстоятельства, поскольку алкоголики-родители (факт постоянных пьянок в семействе Рогачёвых со всей очевидностью подтверждали свидетельские показания соседей) положительно повлиять на воспитание дочери не могут. Ей ещё относительно повезло, государственный обвинитель пытался пришить Рае вдобавок покушение на убийство двух и более лиц, но её спасло то, что перепуганные шлюхи в один голос показали: Рая направляла свою убийственную ярость только на мужа, не обращая на них никакого внимания. Да и судья, одинокая женщина, расставшаяся с мужем по причине блудливости благоверного, не пошла навстречу пожеланиям прокуратуры. Иначе Раисе вообще светил срок лет в двенадцать.

Раиса отправилась на зону, Даша переехала к бабушке.

А дальше в судьбе Даши всё развивалось ещё более трагично.

Глава 4

Счастливые годы жизни с бабой Зиной пролетели для Даши незаметно. Внучка с бабушкой стали со временем настоящими подружками, несмотря на разницу в возрасте и то, что Зинаида Викентьевна была настоящей интеллигенткой, а Даша являла собой результат безалаберного воспитания безответственных родителей. Видимо, сказывалось сходство темпераментов, в чём-то похожая жизненная позиция бабушки и внучки. Обе были минималистками, для полного счастья им нужно было совсем немного: крыша над головой, самый простой житейский комфорт – горячий сладкий чай по утрам, каша с мясом на обед, печенье со сгущёнкой на ужин, интересная передача по телевизору или занятная книжка, мягкая постель. Они понимали друг друга без слов. Даша, соглашаясь с лёгким кивком бабушки в ответ на свой вопросительный взгляд, готовила по выходным блинчики с вареньем, баба Зина в нужное время переключала телевизор с непонятной передачи о проблемах образования на интересный диснеевский мультик.

Идиллию отчасти нарушали весьма скромные успехи Даши в школе. Оказалось, что девочка страдает патологической необучаемостью. Ввиду каких-то отклонений в психическом развитии Даша не могла освоить элементарных грамматических правил и сплошь и рядом делала чудовищные орфографические и синтаксические ошибки. Бабушка тяжело переживала по этому поводу, но старалась не выказывать внучке своего неудовольствия. По остальным предметам, кроме русского языка, Даша получала в целом неплохие отметки. Но хроническая дислексия делала перспективы получения Дашей приличного образования весьма проблематичными.

Размеренная спокойная Дашина жизнь закончилась внезапно. Баба Зина скончалась ранним майским утром от сердечного приступа. Даше уже исполнилось к тому времени шестнадцать лет, она готовилась к наступлению взрослой жизни, но девушка никак не могла предполагать столь резких изменений в своей судьбе. Не успели соседки организовать девятидневные поминки по Зинаиде Викентьевне, как в Дашину жизнь вернулась мать. Так совпало, что срок наказания Раисы истёк практически в одно время со смертью её матери. Право на старую квартиру Раиса каким-то образом давно потеряла, поэтому сразу после освобождения она направилась в единственное место, где ей могли предоставить жильё, – в родной город Зинаиды Викентьевны. Для Даши вроде бы ничего всерьёз не поменялось. Мать заняла кровать покойной бабушки, а Даша по-прежнему спала на небольшом раскладном диванчике, расположенном в двух шагах от кухонной двери. Но очень быстро Даша поняла, что беззаботное детство осталось в прошлом, а будущее покрыто мраком неизвестности.

Рая теперь мало напоминала славную хохотушку, заботливую и хлопотливую нянечку детского сада. Она превратилась в угрюмую бабу, мрачная ухмылка которой не предвещала окружающим ничего хорошего. За время отсидки Дашина мать потеряла несколько зубов, что не прибавляло очарования её кривой улыбке. А поскольку с такой биографией работать в детских учреждениях ей никто бы не позволил, она нашла место сторожа на близлежащей автостоянке. Получала немного, так что жили дочь с матерью впроголодь. Даша вспомнила нехитрые кулинарные уроки, которые давала ей бабушка, и готовила в основном каши: пшённую, перловую, иногда (не очень часто по причине дороговизны исходного продукта) гречневую. Хотя бы раз в неделю она старалась разнообразить их меню белковой пищей в виде куриных ножек. «Для моего растущего организма нужно здоровое питание», – вспоминая наставления бабы Зины, рассуждала Даша.

А Рая начала вести разудалую личную жизнь. Словно компенсируя нехватку мужского внимания за годы, проведённые за колючей проволокой, она начала менять любовников со скоростью двух, а то и трёх за месяц. Потом стала водить к себе мужиков целыми компаниями. До добра это, разумеется, довести не могло. Мамашины полюбовники изнасиловали Дашу на глазах у злобно ухмылявшейся Раисы. «Это тебе за отца», – тупо повторяла она, пока ошалевшие от вседозволенности кобели мяли впавшую в прострацию девушку. Что и говорить, зона дурно повлияла на психику Раисы. Она постепенно внушила себе, что во всех бедах, постигших семью Рогачёвых, виновата Даша. Это она соблазняла отца, это она спровоцировала приступ дикой ревности, свела Шуру в могилу, а Раю отправила в тюрьму.

На следующее утро Даша ушла из дома. А через несколько часов она повстречала своего первого мужа.

На этом отрезке жизни подопечной настала пора сделать первый хроно-эмоциональный анализ. Рабочее заседание вёл, как обычно, Игорь Александрович.

– Обратите внимание, Маргарита Терентьевна. Перед нами классический случай стихийного формирования мощного женского комплекса, который я бы назвал «виктимная агрессия», – обратился он к секретарше, как будто перед ним сидела полная аудитория слушателей.

Они вели беседу, попивая любимый зелёный чай из больших чашек тончайшего китайского фарфора. Игорь Александрович сделал глоток и, только сполна насладившись вкусом, продолжил изложение своей теории.

– Это эмоциональное состояние высочайшего накала. По интенсивности оно сопоставимо с самым настоящим аффектом. Только в отличие от классического аффекта это состояние очень длительное. Оно может сохраняться на высоком уровне напряжения годами. Если носитель эмоции не сгорает ментально – может последовать психический взрыв потрясающей силы. Это страстное, всепоглощающее, исступлённое чувство ненависти к мужчинам. Ко всем без исключения. Его может спровоцировать дефлорация путём изнасилования. Что и имело место в нашем случае. Посмотрим, что будет происходить с нашей героиней дальше.

Тут Игорь Александрович сделал паузу, а потом задал неожиданный вопрос:

– А не кажется ли вам, уважаемая Марго, что мы пошли по ложному следу?

– То есть? – секретарша не совсем поняла его вопрос, заданный с таким резким переходом.

– Нет, нет, ничего… Видимо, я стал слишком мнителен. Поехали дальше. Где там наши раздражители? Покажите мне их.

Она сделала очередной срез, показав начальнику, как формировались жизни и характеры тех, кто тем или иным образом должен был повлиять на героиню.

Глава 5

– Дитя свободной любви? Кто тебе такую ерунду сказал? Ты, внучок, по церковным понятиям самый обыкновенный несчастный ублюдок, или по-простому – выб…док. А значит, твоя мамочка свободолюбивая то самое и есть. Падшая женщина, одним словом, прости Господи. Молиться нам за неё надо, – бабушка Ефросинья Степановна презрительно нахмурила седые кустистые брови, отвечая на вопрос своего маленького внука о том, почему мама Галя иногда так непонятно его называет.

Мама с бабушкой регулярно снабжали маленького Антошу очень завлекательной, но абсолютно противоречивой и малопонятной информацией. Так что за разъяснениями приходилось обращаться к старшим товарищам во дворе.

– Это, Антоха, значит, что мать тебя через жопу родила, а не через это самое, ну, откуда все нормальные люди вылезли, – авторитетно объяснял ситуацию Юрка. Ему было, конечно, виднее, ведь он ходил уже во второй класс, а Антоша пока ещё посещал старшую группу детского садика. – А я-то думаю, откуда всё время говном пахнет, как тебя вижу? Сто пудов через жопу – и старший пацанёнок глумливо заржал.

Младший мальчишка понял, что стал жертвой грубого жестокого розыгрыша (как сегодня принято говорить – троллинга), он поджал трясущиеся губы и, торопливо размазав по мордашке хлынувшие от обиды слёзы, кинулся с кулаками на обидчика.

Маме он не стал рассказывать о причинах появления многочисленных синяков и ссадин. Юрка был крупнее, а потому результат схватки был предопределён. И вопросы о том, почему у всех мальчиков есть папа, а у него только мама и бабушка, Антон со временем задавать перестал, решил сам разобраться с этой проблемой. Когда дорастёт хотя бы до второго класса.

– Маргарита Терентьевна, а если копнуть ещё глубже? Что представляет собой женщина, которая стала матерью этого персонажа?

– Извольте, уважаемый Игорь Александрович, выражаясь кинематографическим языком, давайте совершим коротенький экскурс в приквел нашей истории.

Марго всегда старалась угадывать поручения босса, так что этот самый приквел подготовила давным-давно.

Галина Викторовна выросла в староверской семье. Мать, жёсткая женщина гренадёрского роста с рублеными чертами лица, держала в руках бразды правления. Отцу, скромному, тихому человеку, отдавались положенные его мужскому статусу формальные почести («Кушать подано, батюшка наш», – открывала мать семейные трапезы), но все значимые решения принимала всё-таки Ефросинья Степановна единолично. Воспитывалась Галина строго: посты, молитвы, изучение священных текстов, никаких светских развлечений, ни малейших вольностей в одежде.

В двадцать с небольшим лет Галина превратилась в жёсткую женщину гренадёрского роста с рублеными чертами лица – словом, вылитая мать. По окончании истфака она единолично приняла значимое решение: поступила в аспирантуру и начала карьеру преподавателя научного атеизма. Поскольку внешние данные Галины в ещё большей мере, чем черты её характера, отпугивали от властной молодой женщины потенциальных женихов, замуж она так и не вышла, единственного сына родила довольно поздно, в возрасте тридцати восьми лет, уже после защиты докторской диссертации. Своё отцовство ни один из университетских ловеласов признать не решился: лавры покорителя суровой тётки с бычьим характером и лошадиной внешностью никого из них не прельщали. Антоше было сказано: он – дитя свободной любви, что повлекло, как мы уже знаем, получение мальчиком увесистой порции синяков и шишек.

Мамин воинствующий атеизм и бабушкина горячая религиозность сыграли роль своеобразных молота и наковальни, которые сформировали характер мальчика: истеричный, капризный, мечтательный. Антон частенько грезил о чём-то, забившись в угол и посасывая большой палец левой руки. К двадцати трём годам (к моменту, когда он повстречал Дашу) Антон превратился в высокого сухопарого мужичину. Приятные черты его славянского лица портила гримаса, периодически кривившая губы. Уголки рта самопроизвольно то опускались, то поднимались. В школе его за это прозвали Человек, который смеётся. Антон окончил юридический факультет, сдал адвокатский экзамен и открыл свой кабинет.

В тот вечер начинающий адвокат, припарковав свою видавшие виды «Тойоту», направлялся к подъезду, где он снимал под офис частную квартиру. В надвигающихся сумерках он заметил на скамейке свернувшуюся в клубочек девушку. Даша сидела на лавочке, поджав ноги и прижимая к груди чемоданчик, в который она побросала несколько пар белья перед своим бегством из дома.

– Эй, ты что тут делаешь? Скоро ночь, у нас здесь наркоши обитают, так что шла бы ты домой, – обратился к ней Антон.

– А у меня нет дома, – тихо ответила та.

Парень задумчиво почесал стриженый затылок.

– Ушла из дома. Неблагополучная семья. Идти некуда. Били?

Даша неопределённо пожала плечами.

– Ладно. Хочешь – пошли со мной. Мне в офисе секретарша нужна, – важно изрёк Антон. – И уборщица, – добавил он после некоторых раздумий. – Много платить не смогу, но койкой обеспечу. Согласна?

Даша молча поднялась со скамейки.

Так началась их совместная жизнь.

Офис Антона представлял собой малогабаритную двушку, которую он недорого снимал у бабушкиной знакомой. Даша получила в своё распоряжение закуток, где размещались небольшой диванчик, застеленный стареньким покрывалом, журнальный столик, банкетка и стоячая вешалка для одежды. Её секретарские обязанности заключались в ксерокопировании документов и наборе текстов исковых заявлений и административных жалоб. Даша очень быстро освоила нехитрый юридический канцелярит и бойко щёлкала по клавиатуре компьютера двумя пальцами, благо грамотности особой от неё не требовалось, поскольку все орфографические и пунктуационные ошибки исправлял вордовский редактор. С тряпкой и шваброй Даша умела обращаться с детства, а когда она испекла для Антона блинчики по бабушкиному рецепту – молодой адвокат пришёл в неописуемый восторг. Ни мама-атеистка, ни воцерковлённая бабка его ничем подобным не баловали.

Надо отдать Антону должное: первые две недели он не стал домогаться Даши. Сам он большим опытом в половой сфере не обладал, но что-то в Дашином поведении ему подсказало, что девушку лучше пока не трогать. Кроме того, заглянув в её паспорт, он убедился в том, что имеет дело с несовершеннолетней. Как юрист он прекрасно понимал, чем ему могут грозить сексуальные приключения с малолеткой. Антон потихоньку расспросил девушку об обстоятельствах ухода из дома. Через некоторое время он понял, что за Дашу заступиться абсолютно некому – мать вполне можно привлечь к уголовной ответственности за пособничество в групповом изнасилованию дочери, так что обращаться в полицию той было абсолютно не с руки. И тогда Дашин «благодетель» предпринял решительные действия. Он засиделся вечером на работе, предупредив мать (с которой по-прежнему жил в одной квартире) о своей задержке. Наблюдая за тем, как его секретарша бодро набирает текст на компьютере, Антон окончательно решился: сегодня он ею овладеет.

Даша, почувствовав на себе пристальный взгляд молодого человека, прекратила печатать, на пару секунд задумалась, а потом тоже решилась. Она молча поднялась из-за стола и удалилась в свой закуток. Когда через пять минут туда пришёл Антон, его взгляду предстала обнажённая Даша, она лежала на спине, согнув одну ногу в колене, на её лице не отражалось никаких эмоций – полнейшее спокойствие и бесстрастность. Антон сорвал с себя брюки и всем телом рухнул на девушку. Пару минут он ёрзал, пытаясь преодолеть сухость девичьего лона, затем Даша как-то по-заячьи взвизгнула, Антон совершил несколько лихорадочных движений – всё было кончено.

Постепенно Даша привыкла удовлетворять скромные сексуальные потребности Антона: два раза в неделю она так же удалялась в свой спальный закуток, раздевалась и дожидалась своего скромного тихоню-насильника. Только теперь у неё всегда под рукой был жирный гигиенический крем. Девушка трезво рассудила, что за жильё и стол она расплачивается вполне соразмерно. «Глупо всё это как-то и противно, – думала Даша, отворачивая лицо от влажных губ Антона. – И чего в этом люди находят?»

Но, к сожалению для девушки, тихоня-насильник постепенно превратился в настоящего сексуального монстра.