Электронная библиотека » Евгений Скрапинов » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Антоха и Анимоха"


  • Текст добавлен: 7 августа 2017, 20:56


Автор книги: Евгений Скрапинов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Антоха и Анимоха
Евгений Скрапинов

© Евгений Скрапинов, 2017


ISBN 978-5-4485-4487-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Введение – мы приступаем к попытке понять Анимоху

– Это ты называешь «любить всем сердцем»? Да что ты тогда понимаешь в чувствах? Многому ли ты научился? Вот и закрой рот, пока тебе его не закрыли принудительно. Я могу так в день по человеку находить. В таком виде я каждому зубы заговорю. Че-то носом кровь идет: не к добру. Видимо, ударили. Такая боль. Кто, кому я мог понадобиться? Что я наделал? Главное: что наделал?



ЭТО АНИМОХА ПРИХОДИТ В СЕБЯ НА ПИРУ У ПАДИШАХА. НАМ НЕ УДАЕТСЯ НАСТРОИТЬ ПРИЕМНИК МЫСЛЕЙ НА БОЛЕЕ УДАЧНУЮ ЧАСТОТУ.

– Чего она бежит, эта ярко-красная жидкость. Да, остановить ее будет непросто. Да и к чему приведет попытка помешать естественному процессу? Не находишь ли ты сам в своих рассуждениях чего-то странного? Какое-то пренебрежение элементарным здравым смыслом. Кто так знакомится? А с чего ты взял, что я сейчас кем-то знакомлюсь?

Теперь мы с Вами должны определиться: кто за кого отвечает? Я уже сделал кое-какие выводы. Сегодня мы снова свидетели. Чего – я сам пока не понимаю. Значение настоящего прояснится, когда это настоящее станет прошлым. Не обманывай себя сейчас, и уже так отчасти будешь прав. А может, иногда можно и себя обманывать. Тот, у кого нет чувства юмора, не может подолгу себя обманывать, ему это кажется дурным вкусом. Я знаю, что ты совершил ошибку. Запомните одно: я буду дразниться. Я не хочу тебе зла. Искренни ли вы со мной? Я-то сказал искренне. Я не понимаю, зачем человеку так себя вести. Месяцами во всем себе отказывать. Нет, чувство того, что у них есть деньги, сообщало им силу. А деньги исчезли. Раньше я много чего умел, теперь разучился начисто. Я так мечтал об этой встрече.

Если не притворяться, так и выглядит наше мышление постоянно, сейчас ты просто отдаешь себе отчет в том, что думаешь. Слова в голове ускорились.

– Стоп, подойди-ка сюда: поговорим.

Анимоха отвечает: что ты хотел?

Падишах: я хочу обсудить с тобой Амнезию. Что мне делать с этими текстами, уничтожить, что ли. А представь, писатель напишет книгу и станет угрожать главе государства, что ее уничтожит.

– Нет, это скорее глава государства потребует у него взять свои слова назад. Я буду, как могу, защищать слабых.

– Зачем тебе это?

– Мне их жалко.

– Ну, так и говори, зачем снова выдумываешь?

– У меня многое вылетело из головы. Говори понятнее, – сказал Анимоха.



Падишах ответил: Анимоха, сам-то подумай. Я говорю путано, чтобы нас не поняли посторонние. Тебе известен шифр? Анимоха, если ты совершишь открытие, то я обещаю тебе пожизненное содержание и некоторые политические свободы и гарантии. Сможешь говорить в моем государстве открыто. Пускай никто не понимает: я-то тебя пойму. Ты будешь освобожден от участия в военных действиях. Если захочешь, – продолжал Падишах, – я могу обеспечить тебе место в рядах армии, есть интерес – могу ознакомить тебя с военным делом. Хотя я, если честно, хотел бы видеть тебя на фронте санитаром – это так человеколюбиво и благородно. Другое дело, я боюсь, что вид страданий твоих соотечественников сведет тебя с ума. И тебе тогда, возможно, действительно придет в голову принять непосредственное участие в военных действиях.

– Как же ты проницателен, – сказал Анимоха, – просто диву даешься. Да ты что, думаешь, я тебе поверил? Как ты реагируешь на мои мысли?

– Мне обидно, – сказал Падишах, – я все-таки считаю, что ты всегда был в итоге за меня. Я тебя никогда не боялся. Не точил на тебя нож. Все для тебя делал. Что же ты мне тогда предлагаешь?

Анимоха круто развернулся и широкими шагами пошел прочь. Падишах оторопел.

«Никогда, – сказал он себе, – не было в моей жизни момента, больше подходящего для откровенности. Я сказал ему то, что давно уже у меня на сердце. И что же, как он отреагировал?»

Падишах поднял с земли камень и принялся внимательно его разглядывать.

«Что, погадать, что ли, на камне? – спросил он самого себя – Да ну, что за выходки. Просто отвлечься, вот зачем я его взял. Или мне все-таки хочется погадать? Черт его знает. Сам себя не пойму. Никогда в жизни не гадал всерьез, а тут вдруг захотелось. Но поверю ли я результатам? Сам не знаю. Смотря, наверно, как будет выглядеть откровение. Какой-нибудь бессмыслице легко поверить. Ведь она может означать что угодно».

«Брось чертов камень», – подсказывал ему голос здравого смысла. «Почему, – шептал себе под нос Падишах, медленно идя вдоль набережной, вот именно, медленно бредя вдоль набережной. – Почему в нашем обществе таким уважением пользуется наука? Что в ней такого хорошего? Я вообще не вижу ничего хорошего в этом техническом прогрессе. Не приписывайте мне примитивного гуманизма».

– Что я там вижу? – спросил он Анимоху, так же рассеянно прогуливающегося по берегу реки.

– Что ты там видишь, я тебе сказать не могу, так как не знаю, куда ты смотришь. Если в прошлое, то там у тебя одни ошибки. Будущее твое мрачно и неопределенно. Я хочу заявить тебе: мне стыдно оставаться твоим подданным, ясно? Я могу опубликовать нашу с тобой переписку.

– Хватит жаловаться, – сказал Падишах, у которого сегодня на языке крутились отчего-то самые возвышенные выражения. Ты хоть знаешь, презренный, от сколь многого я вынужден отказаться? Ты не помнишь, что по законам нашей страны я вообще могу попрекнуть тебя происхождением. Я всегда закрывал глаза на тот факт, что ты иноземец. Ты прослыл шпионом, и я неоднократно замечал, что ты за мной исподтишка наблюдаешь. Возможно, ты собрал уже на меня кучу компромата. Да вот только не учел ты вот чего: Анимоха, я ведь не скрываю ничего ни от себя, ни от окружающих! Факты, которые ты собрал, повредят моей репутации не больше, чем календарь с моим портретом. Я так скрытен только потому, что недолюбливаю публичность. Вот и все, только не пойми, что мой выбор, по моему же мнению, продиктован скромностью. Я сам понимаю, что ты сейчас мне скажешь, но не открывай рта, не затрудняй себя. Вместо того, чтобы произнести какое-нибудь ругательство или грубость, давай-ка подумаем, что нам теперь предпринять. Сейчас за мной должны приехать.

– Кто же? – вдруг испугался Анимоха.

Анимоха и не думал, что встретит здесь Падишаха. Перспектива поехать куда-то устрашила его. В последние дни он был так деморализован, что начал подумывать о возможном заключении под стражу. Стремление к самовыражению ни к чему хорошему не приводит.

«Уж не считает ли он меня своим двойником? Что если так? Зря, конечно, я начал за ним подглядывать. Теперь думает, что я собираю на него материалы. А что, я мог бы».

Последние три мысли Анимоха, забывшись, произнес вслух.

– Какие же у нас запутанные взаимоотношения, вздохнул Падишах. Черт возьми, какие запутанные. Этот тип позволяет себе черт знает что, говорит, как будто не со мной. Повернулся к вышестоящему боком – и делает вид, что это в порядке вещей. Делает вид, что я не замечаю. Ну что же, проучу негодного!

С этими словами Падишах подошел к Анимохе и ударил его в скулу.


– Никогда не поднимал руку на слабого? А если этот слабый позволяет себе слишком многое? У тебя вообще что ли совесть отбило? Стыдно, братец. Я не намерен на этот раз тебя прощать, пока публично не извинишься. Публично, при большом скоплении народа. Я действительно собираюсь подержать тебя под стражей. Сейчас ты, поди, хочешь бросить мне в лицо оскорбление типа «тиран», вместе с тем сам понимаешь, как глупо и комично это бы выглядело. Предлагаю тебе одуматься. Даже у самого умного и спокойного человека терпение рано или поздно лопнет. Ты имел смелость переполнить чашу моего терпения, – вскричал Падишах, – это тебе даром не пройдёт!



Тем временем (а времени прошло совсем немного) Анимоха, приходя в себя от удара и потирая скулу, трусливо рассуждал:

«…Удар, первый удар, и сразу по лицу. Вот и началось. Теперь будет бить. Это вам не игрушки. Один раз смел – теперь так и пойдет дальше. Но я еще и потерял в его глазах честное имя. Только бы не заговорить снова вслух. В последние дни, вспомнил Анимоха, я часто говорю вслух то, что думаю. Это опасно». Да вот в чем беда. Если сейчас он заговорит вслух (а он УЖЕ ГОВОРИЛ ВСЛУХ!) ОН ВООБЩЕ ПРОБЛЕМ ПОТОМ НЕ ОБЕРЕТСЯ!

Ведь у Анимохи в последнее время на самом деле начались нелады с головой. Падишах всегда затруднялся сказать, насколько Анимоха серьезен. Их дружба основывалась на недосказанностях. Падишах не хотел казаться Анимохе коммерсантом. Но Анимоха всегда, в шутку и вроде бы даже всерьез говорил (шутка серьезна потому, что вообще произносится – все что произносится все реально и серьезно!) что считает его дельцом. Это было очень обидно. Падишах гордился отсутствием у себя особого сребролюбия. И всегда по первой просьбе оплачивал все Анимохины прихоти!

Ладно, хватит пока про них, лучше послушаем, что они нам сами расскажут. Ну, вот что говорит Падишах:

– … не хочу есть то, что подают при дворе. Чувствую, дойдет так и до отравления. Думаешь, нет?

Да, наши знакомые снова стали закадычными друзьями. За рассуждениями мы и пропустили момент примирения. Может, это уже вообще другой день, мы перенеслись во время до этой ссоры? Нет! Смотри на красное пятно во всю щеку у Анимохи. Время от времени он прикасается пальцами правой руки к своей подбитой скуле. Падишах в такие минуты прячет глаза. Мы понимаем, что их внешнее перемирие – очередное затишье перед бурей, но кто знает, сколько продлится штиль?

– Сейчас я могу сказать, – говорит Падишах, – что мой организм постепенно перестает усваивать некоторые органические вещества. Видимо, повара что-то мне подсыпают, не думал? Что-то вообще странное с восприятием происходит. Вкусовые ощущения меняются.

– Да уж, – отвечает Анимоха. – Если уж такое началось, не знаю, что тебе и посоветовать. Слушай, давай хотя бы пока сменим тему.

И впрямь, Анимоха понятия не имеет, что сказать по этому поводу. Он уже давно подметил, что и с Падишахом что-то не то. Но эти изменения он приписывал самому себе, дескать, изменяется не Падишах, но его восприятие Падишаха. Нет, это не так.

Анимохин подход к искусству

А вот что произошло за год до описанных событий.

«Неужели вещи однажды уничтожат людей? Во мне все-таки много агрессии» – рассуждал Анимоха, сидя возле своего дома в траве в ожидании Падишаха.



Соображает он быстро, но не по теме. За рулем считает деревья, или ворон. На знаки обращает мало внимания: так охарактеризовал Анимоху врач, когда тот, было, попытался устроиться к Падишаху водителем.

Никто не знает, как Анимоха проводит большую часть времени. Может, рисует? У него есть привычка рисовать на песке и уничтожать нарисованное, пока не увидел никто. Он о своей привычке никому не рассказывал. Однажды подсмотрели с самолета, как на песке отдаленного пляжа Анимоха нарисовал, вернее, высыпал, огромную человеческую фигуру. Пилот самолета рассказал об увиденном в городе, и по приказу Падишаха на пляж выслали двух агентов, которые никакой фигуры не обнаружили. Выяснилось, что Анимоха исчез из города. Никто не знал, куда именно. Сомневаться в правдивости показаний пилота не приходилось. Анимоха появился через сутки, обросший и безумный.

– Где ты пропадал?

– Я ничего не помню.

С того дня и появилась эта необычная вялость. Анимоха стал забывчивым. Все поняли: он не хочет, чтобы люди ждали от него еще песчаных фигур. Падишах считал, что Анимоха будет изготовлять новые фигуры из песка, если только об этом не будут говорить на каждом шагу. Только в случае, пусть и мнимой, анонимности, он возьмется за старое. Все понимали, что если Анимоха будет знать, что все от него чего-то ждут, то скорее умрет, чем оправдает ожидания.



Одно дело он всегда делал дважды. Никто не мог понять, как ему удается удваивать время. Начав одно дело, он заканчивал два, причем одинаковых. Потом, ходили слухи, что он может определить вкус еды, даже на нее не посмотрев. В это не все верили

– Только экспромт, – говорил он. Ни за что не буду даже перечитывать то, что начертал на этих бумагах.

Многое у него растащили гости. Его статус в государстве был неопределенным. Власть, по крайней мере, мирская, его не интересовала. С одной стороны, он ничем официально не занимался, но с другой у него был все-таки какой-то доход. Периодически он попадал под стражу и содержался в заключении. Но подолгу – никогда. Что же он совершал противоправного, не знали даже сокамерники.

– Если хотите знать, я бы и не ел сладкое, говорил он, сладкий вкус у меня далеко не любимый. Сладкое стимулирует деятельность мозга, вот и все.

Вместе с тем, никто не осмелился бы назвать Анимоху «платным интеллектуалом» a-la Шерлок Холмс. Эта английская, математическая мирская интеллектуальность ему была совершенно чужда. Да уж, вот уж чего он не переносил, так это оплаченных интеллектуалов, не важно, штатские они или гражданские.

В любом мирском споре он брал сторону очевидно неправого, и с ожесточением совершенно всерьез его защищал, пусть даже совершенное преступление было отвратительным по любым меркам. За это Анимоху даже немного побаивались: при том, что он считался образцом честности, такую честность понимать многие просто отказывались.

Будь ты трижды нравственным, если сектанты убьют и сожгут твоего ближнего, ты не имеешь права их оправдывать. Черт с ним, не наше с вами дело обсуждать его нравственный облик.

Глядя в зеркало или на фото, человек ищет у самого себя поддержки. Он взыскует поддержки. Это очень непросто понять, если честно.

– Анимоха, чего ты все время смотришь в зеркало?

– Хочется убедиться, что я еще не исчез.

Анимоха: по касательной

…Миф помогает понять, что ты действуешь не один. Миф именно поэтому не абсурден, что мы понимаем: герой мифа действует не один (кто-то с ним согласен, его действие это повторение, и одновременно образец, рассчитанный на последующее повторение).

Надо слить все мифы в одно. Или вообще не создавать новых мифов, примкнуть к старым

В прошлый раз мы узнали про Анимоху много нового. В каком порядке о таком человеке говорить? С начала, с конца? Неважно. Читай хоть в обратном порядке, хуже не будет.

Проще и понятнее написать не получится. Не следует понимать дело так, что, мол, замалчивание – признак презрения или неуважения.



Ладно, сменим тему. Что мы вынуждены прибавить к характеристике Анимохи из одной из предыдущих глав?

Приди в себя, брат, что это за ажиотаж! Сколько всего наговорил! Рокер тоже спрессовывает чувства в диких и коротких соло, например на барабанах. Время ритма – профанное, время сбивки – сакральное. Одна сбивка не должна походить на другую. Рисунок барабанов, мне кажется, я смог бы понять. С чем работает барабанщик? Да, вот это я понимаю: Анимоха когда-то мечтал стать барабанщиком. Не все понимают, что он вправду понимал, то есть как его следовало понимать, когда он громко говорил:

– Да, в свое время этот человек хотел стать барабанщиком. Как его следовало понимать?

– Ты чего там такое выдумал, оголтелый, – спрашивал его Падишах.

Потом воцарялось молчание. Ну и фразочка, извините, конечно. Сейчас можно много наговорить, тут другой вопрос: нужно, чтобы был смысл, чтобы ясна была картина. А когда картина, так скажем, фрагментарна и разнородна, совмещает целый ряд самых нелепых противоречий… такая ведь сейчас вселенная. И в сознании образуются зазоры. Через эти зазоры в сознании мы, конечно же, и замечаем Анимоху и Падишаха, и их деятельность. Чем они занимаются?

Тот, кто краткое Я хочет разделить на две буквы, конечно, не страдает от излишней скромности. Выставлять на всеобщее обозрение свой портрет или фото – это все равно что давать окружающим понять, как любишь свое тело (лицо). Интересно, насколько каждый из нас любит свое тело? Анимоха ненавидел собственное тело. Он считал тело своим рабом и считал ниже достоинства идти у раба на поводу. Каждое физиологическое желание, и чувство, даже каждое действие он считал неприемлемым. Даже Боль ему не нравилась – самое возвышенное из физиологических чувств, чувство, сообщающее наиболее интенсивные ощущения! То есть, мазохист находится в высшей стадии самого себя – вот к чему он стремится! Достигнуть наибольшей интенсивности. Анимоха чуждался и этого.



Ну а что скажем об его отношении к холоду и жаре? Скажем, одевался он всегда более или менее одинаково. Даже на охоту он одевался очень строго. Мало кто понимал, почему он придает такое значение официальному костюму.

Вот как выглядела типичная беседа Анимохи и Падишаха.

Падишах:

– Анимоха, какую тему мы сегодня обсудим?

– Как – какую тему? А не приходит ли тебе в голову, что тема должна рождаться сама собой? Почему бы не предположить подобного?

Тут Падишах говорит Анимохе:

– Не ты ли мне вечно твердишь, что давно устал от таких иллюзорных представлений, как спонтанность. Ты сказал, что давно пора признать полную несвободу воли. Чем больше мы проговариваем, сказал ты, чем больше мы вслух проговариваем-регистрируем свои ощущения, тем самым снова вводя себя в заблуждение (а разве речь вслух, да и про себя, это не введение себя в заблуждение?), и тем больше мы подтверждаем свою несвободу. Ты, Анимоха, давно уже и меня сманиваешь в свой лагерь противников свободы воли. Все будет как-то, но это обеспечивает не будущее, а прошлое, по твоим словам получается.

– Что-то ты заговариваешься. Ничего подобного я тебе не предлагал. Не слушайте его: он прикалывается.

Никто не слышал еще от Анимохи подобной фамильярности. На людях с Падишахом он был подобострастен. Наедине – вел себя неприступно. Всем в глаза бросался этот контраст. Все понимали, что не обычный страх или раболепие заставляют Анимоху вести себя с Падишахом так странно. Скорее уж тут заподозрили бы издевку, но все знали, что такой упертый тип, как Анимоха, и издеваться не станет: издевка – земное, сугубо земное, а все сугубо земное Анимоха презирал.

Единственно достойное Анимохи объяснение такое: он был безумен, только безумие может заставить человека вести себя до такой степени дико.

Хорошо. Падишах это терпел, побаиваясь своего товарища.

«Никто не знает, что у него в голове. Полбеды, что ненормален, беда, что при этом буен. Что ему придет в голову в ближайшую минуту. Да уж: опять балуется бритвой. А если на меня кинется: хватит ли у меня сил его обезвредить? Народ его тоже любит: в темницу его не заточишь. А не повредило бы!»

– Анимоха, хочешь в тюрьму?

– Как Вашему превосходительству будет угодно…

– Опять паясничаешь, а не подумал ли ты, подлец, что я говорю всерьез? Да у меня из-за тебя вообще никакой жизни нет, не то, что личной. Так я скоро стану как твоя тень!

– Не преувеличивайте, – закричал Анимоха. – Я устал уже Вас слушать: помолчите, сделайте одолжение.

– Может еще и денег тебе одолжить?

Вот в каких спорах проходили их дни. Но ничего не менялось. Анимоха хотел одного – покоя. И покой он завоевывал любой ценой. Ввязывался в любую склоку, говоря, что чем раньше она закончится, тем скорее наступит состояние покоя.

– Не думаете ли вы, – говорил он, – что многие солдаты на самом деле ищут не продолжения борьбы, а долгий покой после всех бурь? Я из таких вот солдат. Я не могу бороться вечно, я чувствую, что и моя энергия рано или поздно закончится. Вот так. Не всегда Анимохе вас смешить.

Тут он начинал дико хохотать, словно невесть как славно пошутил, и так хохоча убегал.

Ничего, насколько мы знаем, он не коллекционировал.

– А что толку, говорил он. Какой смысл в этих коллекциях? Коллекционер, конечно, хочет сохранить свои миры для чего-то вроде вечности. Ему в итоге нужно затянуть в коллекцию весь мир. Хотя конечно даже коллекционер выше художника. Художник – вырождающийся тип, так называемый дегенерат. Только таким отбросам общества, как я, бесполезным лентяям, и пристало быть художниками. Никому из вас я бы не пожелал взвалить на плечи бремя подобного позора. Не берите с меня пример, смертные. Уж лучше, честно скажу, собирать марки. Даже эта низость – добродетель по сравнению с грехом творческого акта. Вам, пожалуй, этого и не понять. Но согласитесь, кто-то просто обманывает самого себя, а чья-то жизнь в целом самообман!

– А что Падишах, – говорила толпа – он-то причем тут?

– Вам, – сказал как-то раз Анимоха Падишаху, – нравятся эти концепции только из-за их стройности, но не из-за их истинности. Вы стремитесь сгладить все неровности, в этом конечно ваш пафос, но в этом и ваш минус. Но вернитесь к тому, что принято называть действительностью.

– Ты давай выбирай выражения, – сказал Падишах. Я не обязан сносить от тебя такие оскорбления. Я не собираюсь потворствовать растлению собственных подданных. Ты и так слишком много себе позволяешь…



В принципе, Анимоха вел себя с Падишахом как угодно, все зависело от его настроения. Поведение такого человека, как уже упоминалось, предсказать было невозможно. Не стоит принимать на веру все сведения, которые до нас доходят. Одни говорят то, другие это. Не подогнать его наверно ни под одну характеристику. Один человек вряд ли его опишет нормально, даже в самых обычных и однозначных деталях возможно противоречие. И он не стремится к умышленной оригинальности. Умышленная оригинальность ему претит. Да, не зря при дворе принято выражаться так: «Про Анимоху легче сказать, что к нему не относится, чем то, что к нему относится». Он поразительно легко ускользает от любых словесных характеристик. Понятия не имеем, как так это выходит, хотя собственно и предыдущее предложение является характеристическим. Но никто не сказал ведь, что к нему вообще ничего не относится.

– Поднимайся, угнетенная личность, – говорит себе Анимоха с утра, расправляя свое туловище после сна. Ему трудно вспомнить себя в собственном теле. Пробуждение для него мука, и тут не обойтись без какого-нибудь ритуала, который как раз и скрасил бы эту муку.



Анимоха не понимает, что от него требуется. Вместе с тем, сам он вообще ничего не хочет, разве что лишь покоя.

– Черта ли мне делать с собственным телом? Как от него избавиться? Все, что вы мне предлагаете – все эти варианты служат вашим интересам. Нет уж, я должен поступить по-своему. Своими размышлениями по этому поводу я буду делиться в местной газете. Ведь вы выделите мне для этого особую колонку?

– Чтобы люди читали только твои бредни? Опять тянешь одеяло на себя? Одумайся, я тебя много раз предупреждал: мое терпение скоро лопнет.

Ну, кто же мог сказать это, как не Падишах? Давайте представим, как выглядело лицо Падишаха в момент, когда…


АНИМОХА ВНЕ ЗАКОНА: ОЧЕРЕДНАЯ ПОПЫТКА ПРИСТУПИТЬ К ПОНИМАНИЮ АНИМОХИ ТЕРПИТ ПОРАЖЕНИЕ


За привычку мыслить абзацами по несколько предложений, последние три из которых он произносил вслух, Анимоху, известное дело, побаивались. Падишах считал, что произносимые вслух предложения он репетирует. То есть, их неправильно считать спонтанно родившимися в Анимохиной голове.

Тем более, как можно считать спонтанными мысли человека, всерьез чувствующего несвободу воли. На основании своей веры в несвободу, вернее неверья в свободу, Анимоха почитался за очень хорошего предсказателя. Ни одно его предсказание не сбывалось буквально. Но подогнать уже высказанное толкование к происшедшим событиям он умел мастерски. За это его тоже обвиняли в мошенничестве. Сокамерникам в заключении он всегда говорил, что осужден за мошенничество.

«Уж покруче, чем воровство или ограбление» – добавлял он в таких случаях.

Требовать улучшить условия для заключенных он тоже мог до бесконечности, и, несмотря на свою вялость и безразличие в мирских делах, поддерживал все акции протеста, повторяя, что все это, конечно, совершенно бессмысленно и уж он-то лучше всех знает, какими силами обусловлено. Он говорил заключенным, что, если вдуматься, то он, особенно когда берет на себя роль предводителя восстания, играет только на руку той ситуации, из которой вроде как призван вывести заключенных.

– Однажды, говорил он, – и вам это будет ясно. Память у вас коротковата, не больше одного дня, вот и все.

– Ну а чего тогда с нами связываешься, – спрашивали заключенные.

Как же ему было отвечать? Как не выразишься, все равно никто не поймет.

– Это, – говорил он, – я должен буду, чтобы ответить вам понятно, поглупеть до вашего уровня. Но тогда некому будет бороться с вами за улучшение условий. Вы верите хоть сами-то, что у вас что-то получится?

Самые сообразительные говорили, что таким образом они оказывают давление на начальство, пытаются его деморализовать. Ну, да точно, ну да ладно, оставайтесь при своем мнении, и знайте, что можете рассчитывать на мою поддержку, пока я не склеил ласты или совершенно не сдвинулся.

Выходит так. Среди заключенных находились люди, которые были физически сильнее Анимохи, и значительно. Спорить с такими он просто побаивался. Да уж, никому не посоветуешь взбесить такого быка, целую гору мышц, не способную в состоянии гнева себя контролировать.

Поражала его черта: страсть к мелким правонарушениям.

– Зачем ты нарушаешь закон по мелочам? Приятно сидеть урывками? – не понимал Падишах. – Сидеть – так сидеть: ограбь банк, раз уж ты так против насилия, и придется проторчать в тюрьме несколько лет. Тогда вот поймешь этих людей, которых постоянно подбиваешь на восстания.

– Не знаю, – говорил Анимоха, наверно, я просто боюсь, что полицейские забьют меня насмерть при задержании. Так оно и случится, я это буквально предчувствую.

– И ты не слишком заблуждаешься. Наши парни на самом деле на это способны; не будь моего указа, что в отношении твоей персоны воспрещено всякое насилие, ты бы уже лежал на кладбище. Как ты до сих пор этого не понимаешь? По деньгам мы тоже слишком сильно тебя не ограничиваем. Начать с того, что ты не делаешь ничего полезного, зато очень сильно вредишь. Тебе мало того содержания которое я тебе обеспечиваю ежемесячно, причем деньги, и неплохие, ты получаешь без унизительной процедуры выпрашивания. Тебе мало и моих подарков; у тебя хватает наглости и с моего, и без моего ведома запускать лапу в государственную казну.

– Все так, мой повелитель, – отвечал Анимоха, – но что поделать, все обусловлено – таким я уродился. Мои потравы, и Вам это прекрасно известно, нисколько не вредят, то есть, они никогда не поведут к изменению более или менее стабильного состояния общества. Всем это нравится, так что и говорить больше не о чем. Смените тему, или лучше помолчим.

– Почему, – сказал Падишах, – с тобой так непросто разговаривать? Слова не скажи, сразу заткнуть пытаешься. Нет уж, изволь-ка меня выслушать. Я хочу говорить. Давно не испытывал такой потребности говорить.

Анимоха слушал, не пытаясь перебивать. На самом деле он не воспринимал смысла слов, и наблюдал только за мимикой Падишаха.

– Ну, что ты умолк? Испугался? Заткнуть меня хотел, тоже мне!

– Да я просто не особо слушал. Повторите, ваше превосходительство, будьте добры…

– Представляю вам моего врага: это Анимоха. Так и знайте – теперь мы враги. Никакой больше лояльности. Анимоха с сегодняшнего дня будет содержаться под стражей.


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации