Текст книги "В школу по приколу, или По мне плачет цирк!"

Как Тося вышла замуж

Олюке-Куке

Классный час. Учитель литературы замещает нашу классную.

– Будете сейчас нас строить, как Зубадрат Гербандуловна? Ну, валяйте! Мы привыкли! – с тоской и вызовом говорит Полина Тузюк.

– Раз привыкли, то… не буду строить, – смеется Бонифаций. – Расскажу вам лучше об удивительных приключениях… своей собаки. Которая была у меня в детстве.

Все сразу настроили уши. Вот это Бонифаций! Всегда что-нибудь интересное!

– Нашей Тоське надо выйти замуж, – как-то раз сказала моя мама, когда мне было тринадцать лет. А Тоське четыре года – самый подходящий собачий возраст для создания семьи. – А то наша собака так и умрет, не полюбив!

И мы стали искать Тосе возлюбленных. А она на них, представьте, ноль внимания! Ведет себе беззаботную, радостную и безответственную в семейном плане жизнь.

– Кто тебе миску воды в старости подаст?! – укоряет ее мама. У мамы-то уже есть кому воды подать. Папа.

А Тося ничего на это не отвечает. И ухом не ведет. Только улыбается. В общем, совершенно не настроена на серьезные отношения, то есть на брак.

Мы ее знакомили и с романтичным Джинджиком, и с пылким Ратмиром, и с интеллигентным Бубликом. Всё впустую! Никакого эффекта! С кем-то побегает, порезвится. Бывало, даже и глазки состроит. Но серьезных, ответственных отношений, нацеленных на семью, – ни с кем!

Летом мы с мамой и папой обычно ездили в Белоруссию. На синеокую Нарочь. Это такое кристально чистое озеро с лебедями в природном заповеднике.

А тут как гром среди ясного неба:

– Мне предложили недорогие путевки в экзотическую, очень интересную страну Индию. Не поехать ли нам? – говорит папа.

Мама всплеснула руками.

– Ну Италия, Германия и даже пусть Болгария или Вьетнам какой-нибудь. Но Индия! Не очень ли экзотично там будет?

– Ну и хорошо, – отвечает папа. – В нашей семейной жизни и так экзотики никакой. А в Индии очень здорово, прямо волшебно, я недавно про Индию передачу смотрел. Давай всё же съездим. Надо в жизни хоть какую, но экзотику попробовать!

В общем, уговорили маму. А меня и уговаривать не надо: я за любой кипеж, кроме голодовки. И Тося тоже после небольших уговоров согласилась. И стала ждать экзотической поездки, мечтательно глядя в окно.

Вдруг меня пронзила тревожная мысль: не далее как вчера кто-то во дворе рассказывал, что в какой-то восточной стране едят собак.

– Пап, а в Индии Тосю не съедят?

– Слышал звон, не знаешь, где он, Артём! Это в Корее собак едят. И то не всех, а выборочно. А в Индии собак очень уважают. Они там почти священные – как коровы!

В общем, папа купил путевки в индийский отель в Мумбаи. И я стал считать дни до волшебной, экзотичной Индии. Я про нее в это время успел даже книжку прочитать – и снова к папе:

– А храм любви с чувственными барельефами мы посмотрим?

– Нет, Артём, боюсь, тебе это рано… Хотя если будешь хорошо себя вести – может, и поглядим…

– А на слоне вокруг храма покатаемся?

– Вот на слоне обязательно!

Мы сделали прививки Тосе от индийских болезней. Выправили паспорт. Там было написано: имя – Анастасия. Тося. Порода – метис терьера. Средней курчавости. И прикрепили ей на ошейник табличку: Тося, метис. «Голд Парадиз» (это название отеля).

Везли мы ее в специальной сумке, из которой выглядывала только Тосина голова. В самолете все умилялись: ой, какая лапочка, прямо Муму! В полете была сильная турбулентность. Но Тося выдержала ее мужественней всех.

В Индии меня поразили больше всего храмы и специи. Церквей у нас таких нет. Только разве храм Василия Блаженного. А индийские церкви напоминают овощной базар: такое разноцветье и сплетение овощей, фруктов, плодов! Индийские специи пахнут так… так… как пахнут только одни индийские специи!

Храм любви мы посмотрели. Только я смотрел с закрытыми глазами. Все-таки папа был прав: это для взрослых… А Тося глазела по сторонам из рюкзака, не смущаясь. Когда же мы собрались идти домой, в отель, обнаружили, что Тося… исчезла.

Мама кричала: «Ну, что теперь делать?! Я же говорила вам: не надо ехать в эту Индию!»

Мы обошли вокруг храма раз десять. Прошли по улицам. Звали ее громко: «Тося! Тооосяяя!» Напрасно! Жители оборачивались. Спрашивали у нас, наверное, что случилось, на своем индийском языке. Прошел еще один день, а Тося не возвращалась. И мы совсем пали духом.

А через день к нам в номер постучался незнакомый индус. Он был одет необычно и пышно – в расшитый золотом шервани (так называется индийский пиджак) и огромный тюрбан с пером. На груди у него висела большущая, как солнце, золотая медаль.

– Чири начири мурабух индианат пардунад? – спросил индус. И при этом покрутил ладонью, извините, рядом со своей попой.

Мы сначала решили, что иностранец интересуется, как пройти в туалет. Но тут из-за спины индийца почтительно выступил человек, который перевел его слова на русский:

– Приветствую вас! Вы приехали в Индию с собакой?

– Конечно, с собакой! – закричали мы хором.

– Марабир туесим Тосьйа?

– Ваша многоуважаемая собака носит имя Тося? – перевел переводчик.

– О да, многоуважаемый индиец! – снова закричали мы.

– Прошу вас уделить мне минут сорок вашего драгоценного времени! Вас ждет у отеля лимузин, – сказал пышный индус (я привожу здесь перевод, ибо такую длинную фразу я не запомнил).

Мы быстро спустились вниз. Сели в роскошную длиннющую, как крокодил, машину цвета молока священного животного, то есть коровы. И помчались по индийской улице. Машина шла бесшумно. Индиец через переводчика сообщил, что машина эта называется «Испано-Сюиза». Она очень редкая. Выпуска 1984 года. И ее подарил его хозяину дипломат из Англии.

Он только успел рассказать о машине, как мы уже были на месте и остановились около красивого дома, напоминавшего чайный магазин на Мясницкой улице в Москве.

Мы поднялись по лестнице, и нас представили хозяину дома. Это оказался знатный раджа Парахмон-тши. Его слуги распахнули перед нами дверь зала. И мы увидели там… свою Тосю! Она возлежала рядом с собакой какой-то необычной породы, с шелковистой белой шерстью.

Тося бросилась к нам, а за ней и ее подруга (или друг). Тося махала хвостом и преданно смотрела на нас. Она извинялась. Далее заговорил раджа Парахмон. Я приведу его слова, конечно, в переводе:

– Эта белая собака – мой любимый друг. Пес Шархмапутр. Я рад представить его вам. Последнее время я искал ему подругу. Но всё безуспешно. Он отверг всех собак, с которыми я его знакомил. Прогуливаясь около храма любви, Шархмапутр познакомился с вашей Тосей. И с этих пор они неразлучны. Очень редкий случай – чтобы порода вараджи (это порода моего пса) выбрала пару другой породы, а не своей! Теперь я не знаю даже, что и делать! Я поговорил со жрецом храма любви и со знакомым зоологом, и они предложили оставить влюбленных в покое.

– Ну а где же будут жить влюбленные, когда мы их оставим в покое? Мы, например, живем в московском спальном районе Свиблово, – сказал папа.

Шархмапутр что-то пролаял. И раджа ответил через переводчика, что, кажется, его пес говорит: последую за Тосей куда угодно!

Вы хотите скорей узнать развязку истории? Вот она. В Свиблово мы вернулись уже с двумя собаками. Раджа отпустил с нами своего Шархмапутра. А здесь, в Москве, наша сладкая парочка имела огромный успех. Про них вышла статья в журнале «Вокруг света» – о редчайшей индийской породе и ее союзе с метисом Тосей. А сам я написал статью в журнал «Юный натуралист», ее опубликовали с пятью фотографиями Тоси и Шархмапутра. По отдельности и вместе. Журналы мы до сих пор храним. Сами рассматриваем и показываем гостям. Тося и Шархмапутр прожили долгую совместную жизнь, были верны друг другу и в сторону других собак противоположного пола даже не смотрели. А потомки Тоси и ее индийского мужа, очень красивые и необычные, до сих пор живы и здравствуют.

– Вот такая настоящая любовь, – завершил классный час Бонифаций.

Больше таких классных часов у нас не было. Зато на уроке чтения мы по заданию Бонифация написали интересные рассказы о своих домашних животных, которые потом даже напечатали в нескольких журналах! Советуем и вам написать собственные истории!

Позор Бонифация

Наш учитель литературы по прозвищу Бонифаций – очень мужественный человек. Он служил сапером и участвовал в боевых действиях, за что его награждали медалями. Но и он однажды спасовал и испугался. А случилось это так…

Итак, пятница. Хеллоуин. Перемена перед последним уроком. Историк ходит с табличкой «Иду на Русь!» на спине. Приклеили семиклассники. Шествует довольная англичанка. Примирилась, наверное, с физруком – своим ухажером. В классе химии Рита Минаева красивым и ровным, как забор, почерком выводит на доске: «Триннадцатое… Хэлоин». А Бонифаций что-то не выходит из своего кабинета. Обычно он стоит в дверях перед уроком и всем ученикам предлагает: «Give me five, dudes!» – «Дайте пять, чуваки!» Ну и все его по ладони радостно хлопают.

Заходим на урок. Нашего Бонифация не узнать! Рассеянный, горестный. Как будто у него живот болит. И взгляд такой прям, как первого сентября бывает. Внимательная Женя Сырчикова спрашивает с сочувствием: «Артём Борисович, с вами все хорошо? Вы себя чувствуете плохо?» И тут наш прекрасный, всегда веселый учитель потухшим голосом отвечает: «Друзья, как бы вам сказать… На меня сегодня обрушилось испытание». Вообще Бонифаций часто говорит «клево», «прикольно», «фишка». А если и «облом» – то тоже как-то весело. А тут на тебе! – на полном серьезе: «тяжелое испытание»!

Мы так любим Бонифация, что тут же ему пообещали защитить от испытания, от любого, стопудово.

– Только скажите, что за испытание!

– Не могу сказать… Слишком грустное…

– Ну, скажитеее! У вас же от нас секретов нету!

– Эх, была не была. Все равно вся школа узнает. В общем, захожу я утром в шестой класс. Все стоят за партами с поднятыми вверх руками. У доски Петя Изюмов, брат Вани. А в руках у него… – Бонифаций сделал драматическую паузу.

– Ну, что у него в руках? – завопили мы.

– Граната! Черная, круглая, небольшая, фугасная.

Мы ахнули.

– И Петя говорит: «Если кто двинется – все взлетят на воздух!» (Впечатлительная Женя Сырчикова закрыла рот рукой.) Мне Петя говорит: «Господин учитель, руки за голову и без глупостей! Чтоб потом не рыдала ваша мама! Я из солнцевско-ореховско-битцевской группировки бандитов! Снабжаю их гранатами». (Ну это-то ерунда, думаю я.) И спрашиваю: «Каковы твои требования, Пётр?» – «Все чипсы, всю жвачку мне на стол! И всем пятерки по литературе в году! И еще чтобы меня не доставали, уважали и мозг не выносили!» – «Так почти у всех и так пятерки», – говорю я и делаю шаг в Петину сторону. А сам смотрю на гранату. Я ведь умею такие разминировать. А Петя как ею размахнется!..

Тут Бонифаций снова сделал паузу.

– Рассказывайте скорее! – закричали мы.

– Он ею как размахнется… И от гранаты отломился кусок! Упал ко мне на стол. Я подошел и съел его – не стол, кусок гранаты.

– Шутник вы, Артём Борисович!

– С вами все в порядке, Артём Борисович? – зашумели все.

– Со мной порядок. А шутником оказался Петя. Граната была шоколадная. Когда она развалилась, все засмеялись, поздравили с Хеллоуином. И съели гранату по кусочкам.

– Так, а вы-то, Артём Борисович, из-за чего переживаете и грустите?

– А потому, что я испугался по-настоящему. За учеников испугался так, как на войне никогда не боялся. И еще… – прибавил Бонифаций. – Наверное, я разучился понимать шутки. Позор!

Тут в кабинет открылась дверь, на пороге возникла завуч Зинаида Григорьевна:

– Артём Борисович, после урока прошу зайти ко мне в кабинет с объяснениями по поводу безобразного случая на уроке в шестом классе.

– Ну этого-то я не боюсь, – улыбнулся Бонифаций, когда за Зинаидой закрылась дверь.

С той поры с добрым Бонифацием никто так больше не шутил. А праздник Хеллоуин в школе запретили. Может, конечно, и зря. Но шутки-то бывают не шуточные. Кто разберет? Что страшно смешное, а что смешное – страшно?

Закалка солдата, или Как я не совершил убийство

Моему другу, солдату (!) Лене К.

У нас тут в школьной жизни кое-что произошло. Даже не кое-что, а очень серьезное. Во-первых, нас объединили сразу с тремя школами. И теперь мы не языковая гимназия. Хотя я очень люблю английский язык. Это мой любимый урок. Учительница все так хорошо объясняет. И добрая! А на труд мы теперь ходим по улице в другую школу – весело, с шутками. И директора, который у нас теперь другой, мы даже не видим, только слышим о нем.

А во-вторых, у нас сменилась классная: из декрета вышла наша прежняя любимая Мальвина Георгиевна. Она очень хорошая и разговаривает ласково.

– Сейчас нарисуются клевые меропры! – прокомментировал возвращение Мальвины мой друг Ваня Изюмов.

Это означало: нас ждут новые интересные дела и мероприятия. И это оказалось правдой.

Пока Мальвина была в декрете, она вместе со своим мужем организовала детский военно-спортивный лагерь «Салют».

– Ребята! Кто хочет поехать в военно-спортивный лагерь? Приглашаются все желающие!

Я и многие другие согласились.

Наш учитель, сапер-минер Бонифаций, сказал:

– Если за дело берется спортсменка и комсомолка Мальвина Георгиевна, то будет реально круто!

Все начали готовиться к поездке. На переменах только и делали, что обсуждали, какие вещи взять и как будет в лагере интересно.

И вот наконец в июне мы отправились на автобусе в Ярославскую область, в деревню Волковойна, около которой располагался лагерь.

Уже в автобусе я спросил:

– Почему деревня называется Волковойна?

И началось! Каких только версий не было! Весь автобус переполошился.

– Там волки воюют!

– Нет! Там жители воюют с волками!

– Ерунда! Там воют волки! Никто не воюет!

– А почему тогда лагерь военный? А?

Спор прервала Мальвина Георгиевна. Она сказала, что о происхождении названия можно спросить у местных жителей. А сейчас она нам расскажет о лагере.

– В лагере вас будут учить разбирать и собирать автомат и винтовку, петь казачьи песни, строить катамаран, на котором отправимся плавать по озеру, сооружать хижину в лесу и там ночевать. И много чего еще.

Все сразу же принялись вспоминать, кто из чего стрелял: из честера, манчестера, винчестера… А Полина Тузюк сообщила, что ходила с папой и винчестером на охоту и однажды завалила медведя. А потом его освежевала.

– Помыла и одеколоном побрызгала? – спросил самый маленький – Матвей Евдокушин.

– Нет, сняла шкуру, – гордо ответила Полина. И Матвей притих.

А мне рассказывать было нечего. Потому что я ни на кого не охотился. Стрелял только рябиной из трубочки. И даже насекомых не убивал. Кроме комаров. И то с жалостью – ведь у них тоже семья или они сами чьи-то дети, впервые, может, вылетевшие на охоту. Даже муравьев я в детстве не топтал.

Еще мы мечтали, что в лесу нам посчастливится встретить и сфотографировать снежного человека – йети. Ну или на худой конец воющего волка.

Когда мы вошли в лагерь, то в центре, на площади увидели гипсового солдата, опустившегося на одно колено перед знаменем. Оказалось, что лагерь организован на территории бывшей воинской части. При части Мальвина Георгиевна с мужем сохранила подсобное хозяйство – коровник с курятником, и мы будем там дежурить, то есть ходить в наряд. И заниматься почти всем, чем занимались до нас солдаты. Мы очень обрадовались таким мужественным перспективам.

Вожатым-командиром у нас стал Гриша – веселый молодой мужчина в казачьей шапке и камуфляжном костюме. Камуфляжные наряды нам раздали всем – каждому по размеру. Гриша учил нас собирать и разбирать автомат и чистить его. Потом было соревнование, кто соберет и разберет автомат быстрее всех. И в этом соревновании я занял шестое место.

Потом к нам пришел еще один молодой мужчина в казачьей папахе, который оказался мужем Мальвины Георгиевны. Володя разучил с нами несколько казачьих песен и сам подыгрывал на баяне. Мы даже организовали казачий концерт для жителей Волковойны. Волки, как оказалось, там не воют и не воюют. А мы вот выступили хорошо. Особенно нам удались, на мой взгляд, песни «Едут-едут по Берлину наши казаки» и «Когда мы были на войне». Нам долго аплодировали и вызывали на бис. Мы спели весь репертуар несколько раз. Среди зрителей были в основном пожилые люди, дедушки и бабушки.

В один из дней нас обучали прицельной стрельбе. Мы стреляли по мишеням из автомата одиночными выстрелами. С колена или лежа. Это было грозно и, если честно, немного страшно. Пули вылетали так быстро, что их не было видно глазу. А автомат жестко и сильно бил при выстреле в плечо.

На берегу реки Жабни мы сделали из длинных палок и надувных мешков катамаран и по реке проплыли прямо в озеро, а потом по ней же вернулись обратно в лагерь.

Когда мы плыли по Жабне, видели спящих уток, они покачивались на раскаленной солнцем воде, и вспышки чешуи рыб, которые играли на мелководье.

– Эх! Динамиту бы сюда! – крикнула Полина, глядя на рыб.

Потом мы заметили на берегу лося, пьющего из реки воду.

– Эх, винчестер бы сюда! – не унималась Полина.

Ребята поглядывали на нее с уважением.

Пробыв в лагере две с лишним недели, я уже начал чувствовать себя умелым и довольно крутым солдатом, который, если что, выживет в тяжелых походных условиях.

Однажды нам объявили, что назавтра утром состоится урок мужества.

Я немного испугался. «Что там будет, на этом уроке? – размышлял я. – Может, будут как-то пытать, а ты должен мужественно молчать?»

Но оказалось, я ошибся. К нам пришел ветеран Великой Отечественной войны и рассказал, как они воевали, как наступали на немцев и гнали их обратно в свою Германию. Было очень интересно и с чувством.

Еще мы играли в перестрелку. Как играют в пейнтбол. Надо было прятаться в лесу за деревьями и кустами и стрелять оттуда по членам вражеского отряда. Я даже заслужил солдатский жетон на шею – как самый эффективный солдат!

Хотя в лагере жизнь была интересная и насыщенная, у меня иногда появлялось тревожное ожидание чего-то по-настоящему грозного. Какого-то испытания, которое будет нелегко выдержать.

Через неделю мы с Ваней Изюмовым и Матвеем Евдокушиным были в наряде в коровнике. Мыли его и убирали навоз. Коровы громко мычали. И когда они переходили на рев, вожатый Гриша говорил им: «Ну, чего, бегемоты, крычите? Уже кормили вас!»

Нас кормили тоже хорошо – простой солдатской едой – разной кашей с мясом. Девчонки сначала есть отказывались, но уже на третий день им каша понравилась.

Ночевка в лесу была очень запоминающейся. Сначала под Гришиным руководством на полянке мы сложили каркас из ветвей. Потом обтянули его брезентом. Получился настоящий небольшой дом. И три дня по очереди мы в этом доме ночевали.

Когда ночевал мой взвод, мы вскрикивали от каждого шороха, выглядывали из палатки, ожидая увидеть йети. Гоша Мальцев больше всех хотел поймать йети и даже устроил на него настоящую фотоохоту.

Однажды ночью я проснулся от крика. Сначала даже не разобрал, кто кричит, и тоже закричал. Оказалось, что кричит Гоша.

– Стёпа! Я засек его, я сфотографировал его!

Набежали ребята, их тоже разбудил Гошин крик. Ну и мой, конечно. Показывает нам снимок.

– Где тут йети?

– Тут только корявые ветви!

– Что это за бледно-молочное пятно?

– Это не пятно! Это и есть йети! – воскликнул Гоша.

– Ничего себе!

– Дай мне посмотреть!

– Я тоже хочу!

– Не толкайтесь! Я первым сказал, что тут йети водятся!

Мы были так взбудоражены, что даже не рассказывали страшных историй. Йети одним махом победил Пиковую даму, трефового короля и песочного человека.

А наутро поляна стала изумительно красивой. Туман клочками полз по земле, как сахарная вата, – скрывая наши ноги примерно до колена. Потом туман опустился ниже, закрывая лишь кроссовки. Стоишь в тумане – будто на облаке плывешь. Ужасно необычно!

И вот настал день, о котором я хочу вам рассказать особо. Потому что это было неожиданное и, как ни странно, самое страшное испытание для нас, солдат лагеря «Салют».

В общем-то, испытания ничего и не предвещало: стрельба по мишеням, ночь в лесу, урок мужества были уже позади.

Нас назначили в наряд «на» курятник. Меня, Матвея, Ваню, Полину и Гошу Мальцева. С нами отправился вожатый Гриша. В одном помещении были куры и петухи. А в другом – поменьше – было много перьев и пуха. Мы прибрали в этой небольшой комнатке. И помыли. Только темные пятна на досках не отмывались до конца.

– Любите курочку? – спросил Гриша.

– Мы всех животных любим, – убежденно ответил Матвей.

– А в столовой, когда курочку подают, любите? – переспросил вожатый.

– Когда хорошо сварена или пожарена, конечно, любим! – бодро отозвалась Полина.

– А что надо сделать с курочкой прежде, чем ее вкусно приготовить? – задал наводящий вопрос Гриша.

Я почувствовал неладное.

– Ощипать! – так же бодро ответила Полина.

– Правильно! – сказал Гриша. – А прежде, чем ощипать, ее надо… заколоть. Как это правильно делать, кто-нибудь знает?

Матвей, который, как и я, уже давно ощущал страх, что-то пробормотал. Кажется: «Мама, спаси меня». И вылетел из курятника.

– Вот ты, Полина, медведя завалила, потом его освежевала. А как быть с курочкой уж, наверное, точно знаешь? – поинтересовался Гриша.

Полина стала бледной и каким-то белым голосом ответила:

– Не совсем.

– Ну тогда я вам расскажу. – Гриша левой рукой крепко сжал шею курицы. – Стёпа, будешь мне помогать. Можешь подержать курицу, пока я схожу за тесаком.

Я кивнул. Я стоял ни живой ни мертвый, сжимая в руках курицу, и слышал, как колотилось ее сердце. Или это было мое сердце? Мне почудилось, что я могу упасть в обморок. Я посмотрел на ребят, и тут же мы поняли друг друга.

– Бежим! – сиплым голосом скомандовал я.

И мы бросились вон из курятника.

– Да уж… Мужественные вы солдаты! – послышался за спиной голос Гриши. Но нам было все равно. Нужно было спасти курицу. На счастье, по дороге нам встретилась Мальвина Георгиевна. Мы чуть не сбили ее с ног.

– Что случилось? – спросила она и тут увидела курицу в моих руках. – Кажется, я поняла. Стёпа, отдай мне курицу. Я отнесу ее обратно в курятник и поговорю с Гришей. Кстати, сегодня в меню караси. Володя ранним утром ходил на Жабню.

И я понял, что поиски йети, хижина в лесу, стрельба из автомата, сплав по реке и даже урок мужества – все это ни в какое сравнение не идет с курятником и приготовлением курицы. А еще я подумал: вряд ли когда-нибудь смогу стать настоящим солдатом. Ну, может быть, в будущем?..

Когда мы шли к лагерю, под ногами летал куриный пух из одуванчиков, а в небе плыли курино-перистые облака.

Через три дня мы уехали из лагеря. В Москве я встретился с Мишей Зиминым, который в «Салют» не ездил.

– Ну, расскажи, что было круче всего?

– Все было круто.

И я рассказал обо всех наших играх и упражнениях.

– А где круче всего?

– В курятнике, – с содроганием, но честно ответил я.