Текст книги "Равенна: забытая столица эпохи «темных веков»"

К слову, при одном из морских переездов при путешествии от Константинополя до Равенны Галла с детьми попала в сильную бурю, избавлением от погибели она посчитала себя обязанной св. апостолу Иоанну Богослову, благодаря чему земля Равенны обогатилась прекрасным памятником архитектуры – базиликой Св. Иоанна, но подробнее об этом – позднее, когда от истории самой Галлы Плацидии мы перейдем к архитектуре ее эпохи. Пока же она, казалось бы, достигла апогея своей славы и власти: как регент, она имела право царствовать до 437 г., но на деле, фактически, управляла имперскими делами вплоть до смерти – ее сын оказался малопригоден как правитель и нашел свое призвание в пьянстве и разврате. Прокопий возлагает вину за это на Галлу Плацидию: «Его мать Плацидия вырастила и воспитала этого василевса в распущенной неге и роскоши, и поэтому он с детства предавался всяким порокам. Он по большей части общался со знахарями и с теми, кто гадает по звездам; он безумно предавался любовным связям с чужими женами, ведя беззаконный образ жизни». Но это был не единственный ее промах: и сама Плацидия оказалась не на высоте государственного управления. Была ли в этом ее вина? Несомненно, хотя ее размер мы устанавливать не будем, это бесполезно и бессмысленно. Обратимся к изложению фактов.

Западную Римскую империю при Галле Плацидии подточило соперничество двух имперских полководцев, Аэция (390-е – 454 гг.) и Бонифация (погиб в 432 г.). Прокопий Кесарийский дал им высокую оценку в «Войне с вандалами»: «Было два римских полководца, Аэций и Бонифаций, оба исключительной доблести и по опытности в военном деле не уступавшие никому из своих современников. Хотя они не имели согласия в том, как вести государственные дела, оба они были одарены таким величием духа и такими выдающимися качествами, что если бы кто назвал того или другого “последним из римлян”, он бы не ошибся. Ибо вся римская доблесть оказалась сокрытой в этих мужах». Впрочем, Прокопий, пожалуй, не совсем прав в своей оценке. Аэций ведь хотя впоследствии и остался в истории славным победителем гунна Аттилы – «бича Божия» (ум. в 453 г.), но подковерная мышиная возня была ему не чужда (в итоге он и сам пал ее жертвой, но позже), да и Бонифаций такого натворил с призванием вандалов… Вильгельм Вегнер пишет: «Два лица, храбрых, опытных в военном искусстве и сведущих в делах, могли бы быть опорами западного трона; но Плацидия не умела управлять сильными умами, разжигать их взаимное соревнование на службе государства: она колебалась и старалась кротостью достигнуть цели там, где нужны были сила и решительность. Бонифаций, наместник Африки, остался верен императорскому дому, когда… Иоанн захватил императорский венец (об этом писал Олимпиодор. – Е.С.). Его соперник Аэций, со стороны отца бывший германского происхождения, примкнул, напротив, к повстанцам (в частности, он вел к Иоанну вспомогательные войска гуннов. – Е.С.). Тем не менее благодаря своей ловкости он не только получил прощение от Плацидии, но и достиг ее доверия, которым и злоупотреблял для свержения Бонифация, своего соперника» (правда, есть глухие упоминания о том, что Галла из страха перед Аэцием не раз пыталась организовать его убийство – но, видимо, недостаточно старалась). Прокопий так повествует об интриге Аэция: «Бонифация… Плацидия назначила главнокомандующим всеми военными силами в Ливии. Это было не по душе Аэцию, однако он не подал виду, что ему это не нравится. Их вражда еще не обнаруживалась, но была скрыта под личиной приязни. Когда Бонифаций оказался уже далеко, Аэций оклеветал его перед Плацидией, говоря, что он хочет незаконно захватить власть над Ливией, отняв у нее и у василевса всю эту область; он говорил, что ей самой нетрудно убедиться в справедливости его слов: если она вызовет Бонифация в Рим, он ни в коем случае к ней не явится. Когда Плацидия это услышала, ей показалось, что Аэций говорит верно, и она так и поступила. Аэций же, предупредив ее, тайно написал Бонифацию, что мать василевса злоумышляет против него и хочет его погубить. Он утверждал, что есть у него и серьезное доказательство, а именно то, что очень скоро Бонифаций будет без всякой причины отозван в Рим. Вот что гласило письмо. Бонифаций не пренебрег тем, что было в нем написано, и когда вскоре явились к нему посланники, чтобы позвать его к василевсу, он отказался повиноваться василевсу и его матери, никому не сказав о предупреждении Аэция. Услышав такой ответ, Плацидия стала считать Аэция в высшей степени преданным государю и начала обдумывать, как ей поступить с Бонифацием. Тот же, понимая, что не может противиться василевсу и в то же время, если он вернется в Рим, ему не ждать пощады, стал размышлять, как бы ему заключить, насколько возможно, соглашение с вандалами, которые, как было сказано раньше, поселились в Испании, недалеко от Ливии». Так, попав в стесненное положение, Бонифаций заключил соглашение с испанскими вандалами, отдав им две трети Ливии.

Интрига Аэция раскрылась следующим образом, как повествует Прокопий: «В Риме друзья Бонифация, зная его характер и видя странность этого поступка, оказались очень удивлены тем, что Бонифаций захотел стать тираном; некоторые из них по приказу Плацидии отправились в Карфаген. Там, встретившись с Бонифацием, они увидели письмо Аэция и, услышав эту историю, со всей поспешностью вернулись в Рим и рассказали Плацидии, почему Бонифаций так поступил по отношению к ней. Она была поражена, но не причинила Аэцию никакого вреда, даже не упрекнула его за поступок, принесший вред царскому дому, поскольку он имел великую силу, а государство в это время было уже в очень тяжелом положении. Друзьям же Бонифация она рассказала о данном ей Аэцием совете и клятвенно просила их, чтобы они, если возможно, убедили Бонифация вернуться на родину и не допустить, чтобы Римская держава лежала под пятою варваров. Когда Бонифаций узнал об этом, он раскаялся в своем поступке и в своем соглашении с варварами и стал умолять их, давая им тысячу обещаний уйти из Ливии. Но вандалы не соглашались на его просьбы; напротив, считали себя оскорбленными». Началась война, вандальский вождь Гизерих (Гензерих, Гейзерих; ок. 389—477 гг., правил с 428 г.) разбил Бонифация, загнав его в город Гиппон и осадив его там. Хотя 14-месячная осада окончилась для вандалов безуспешно, но отметим, что на третьем ее месяце, 28 августа 430 года, скончался местный епископ – Блаженный Августин Аврелий (354—430 гг.). Вторая решающая битва, проигранная Бонифацием, фактически отдала Римскую Африку под власть вандалов. Вернувшись в Италию и примирившись с Плацидией (по Прокопию, «Бонифаций, прибыв к Плацидии, рассеял ее подозрения, доказав, что они были возведены на него несправедливо»), Бонифаций начал с Аэцием междоусобную войну и разбил его при Аримине – есть сведения, что он вызвал Аэция на поединок и был смертельно им ранен, так что, победив, он умер через 3 месяца, а бежавший к гуннам Аэций вернулся и вновь занял высокий пост. Однако междоусобие Плацидиевых львов дало ужасные всходы: западная и восточная части Римской империи попробовали было справиться с вандалами, но дело кончилось провалом – сначала были разбиты их войска, а потом, когда Византия собрала было мощный флот и перевела большой воинский контингент на Сицилию, стремясь использовать ее как плацдарм, она отозвала назад выдвинутые ею войска ввиду вторжения Аттилы. Вандалы же, не торопясь, прибирали к рукам африканские города (сданный византийцами Гиппон на 8 лет стал их временной столицей – до захвата Карфагена), срывали стены всех крепостей (кроме Карфагена), а потом, с 440-х гг., начали устраивать свои знаменитые морские походы – в том числе на Сицилию (пала в 442 г.), Италию и Керкиру (450 г.), а потом и на Рим (455 г.), откуда вывезли много всякого добра и пленных, благодаря чему печально обессмертили свое племенное имя. Теперь любой знает, что такое вандализм. Впрочем, этого Плацидия уже не увидела.

Чем еще она занималась в качестве христианской августы? Естественно, строительством и благоукрашением храмов. О Равенне мы скоро поговорим особо, а так еще можно отметить финансовые вливания Галлы в такие римские храмы, как базилики Св. Павла За стенами (basilica di San Paolo fuori le Mura) и Св. Креста в Иерусалиме (Santa Croce in Gerusalemme, не сохр.). Она же выстроила на месте древнегреческого акрополя в итальянской Анконе храм Священномученика Кириака, епископа Иерусалимского (византийский храм более позднего времени доныне стоит на основе Плацидиевой церкви, а мощи св. Кириака Галла сама привезла в Анкону из Иерусалима; по христианским легендам, св. Кириак прежде был иерусалимским жителем Иудой, указавшим св. царице Елене, где искать Животворящий Крест, на котором был распят Иисус Христос; впоследствии крестился, стал христианским епископом и умер мученически. Итальянские судмедэксперты в 1979 г. провели обследование мощей, показавшее, что епископ скончался в возрасте приблизительно 65 лет от сильного удара по правой стороне головы; кроме того, были засвидетельствованы порез на шее и следы свинца на нёбе и в трахее, что практически соответствует обстоятельствам мучений, зафиксированным в житии, где сказано о том, что ему залили в рот расплавленное олово). Еще покровительство Галлы духовенству выразилось в том, что она подарила попам свой дворец в Константинополе. Не будем забывать, что она жила в эпоху становления христианской догматики и ожесточенных богословских споров о природе Христа, Богоматери и т.д. Тогда не только императрица – простая торговка была вовлечена в богословствование, просто у последней было меньше возможностей на что-то влиять: как сатирически писал св. Григорий Нисский (ок. 335—394 гг.): «Все полно людьми, рассуждающими о непостижимом, – улицы, рынки, перекрестки. Спросишь, сколько оболов надо заплатить, – философствуют о рожденном и нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб – отвечают: “Отец больше Сына”. Справишься, готова ли баня, – говорят: “Сын произошел из ничего”». По крайней мере известно, что Плацидия писала послания своему константинопольскому племяннику безвольному Феодосию II (401—450 гг., правил с 402 г.) и его сестре, мрачной фанатичке Пульхерии (399—453 гг.), высказываясь в защиту взглядов папы Льва I на Эфесском соборе 449 г., вошедшем в историю как «разбойничий». (Собор низложил константинопольского патриарха Флавиана, который при этом был так нещадно избит враждебными монахами, что от побоев умер и впоследствии был причтен к лику святых; позиция папы Льва, выступившего против монофизитства, т.е. исповедания во Христе единой Богочеловеческой природы – фактически даже Божественной, «переварившей» человеческую, а не двух, Божественной и человеческой, как исповедуется Церковью; при этом, как писал Лев, «…каждое из двух естеств в соединении с другим действует так, как ему свойственно», «…хотя в Господе Иисусе Христе одно лицо – Бога и человека»), фактически на соборе 449 г. озвучена не была, зато обрела свое торжество на Халкидонском соборе 451 г. (Вселенском Четвертом), когда все собравшиеся епископы восклицали: «Лев дал образец веры, и мы следуем ему… Так все веруем! Лев и Анатолий так веруют!.. (Послание Льва – это) вера отеческая, апостольская, православные так веруют, анафема тому, кто не так верует!.. Лев так верует, как мы веруем!.. Как Лев веруем, противоречащие – евтихиане. Лев изложил православно»). Письма Галлы Плацидии (а также совместное послание ее с сыном и послание невестке) сохранились в корпусе документов IV Вселенского собора, и мы имеем счастье представить некоторые из них читателю (не все, поскольку они однообразны), равно как сохранились и ответы Феодосия своей тетке (приводим его), двоюродному брату и его жене (написание имен и топонимов согласно изданию 1908 г.).

«Высочайшие послания, отправленные от государя нашего Валентиниана и блаженной памяти Плакиды и досточтимой императрицы Евдоксии, к священной памяти Феодосию, чтобы он повелел созвать собор в странах Италии.

Государю Феодосию, славному, победителю и триумфатору, постоянному императору и отцу, Валентиниан, славный, победитель и триумфатор, постоянный император и сын. Когда я прибыл в город Рим для умилостивления Божества, в следующий день пошел в храм Апостола Петра, и там, после священной ночи апостольского дня, был умоляем и римским епископом и вместе с ним другими, собравшимися из разных областей, писать к вашей кротости относительно веры, которая – хранительница всех верных душ, – как говорят, возмущена. Эту веру, преданную нам от наших предков, должны мы защищать со всем подобающим благочестием и сохранять в наши времена достоинство собственного нашего благоговения к блаженному апостолу Петру; ибо, – государь священнейший отец и досточтимый император, – блаженнейший епископ города Рима, за которым древность преимущественно пред всеми признала первенство священства, должен иметь место и возможность судить о вере и священниках. А для этого, по обыкновению соборов, и константинопольский епископ приглашал его письменно по случаю происшедшего спора о вере. Итак, я не отказал ему, когда он этого требовал и заклинал общим нашим спасением, и согласился обратиться к твоей кротости с своим прошением о том, чтобы вышеупомянутый священник, созвав со всего мира прочих священников внутри Италии, удалив всякий предрассудок и узнав при тщательном расследовании в самом начале все дело, которое возникло, произнес бы суждение, какого требуют и вера и разум истинного Божества. Ибо в наши времена дерзость не должна торжествовать над потрясенным благочестием, когда до сих пор была сохраняема непоколебимая вера. Для лучшего же удостоверения вашего достоинства мы отправили даже деяния, из которых ваше благочестие уразумело бы и желания и воззвания всех».

«Послание императрицы Галлы Плакиды к императору Феодосию – сыну.

Государю Феодосию, победителю и триумфатору, постоянному императору – сыну, Галла Плакида, благочестивейшая и славная, постоянная императрица и мать. Так как при самом вступлении в древний город мы имели то усердие, чтобы почтить блаженнейшего апостола Петра, то, при нашем поклонении пред алтарем мученика, досточтимейший епископ Лев, окруженный множеством епископов, которых он, по причине первенства или достоинства своего места, собрал из бесчисленных городов Италии, едва сдерживаясь, прослезился после молитвы пред нами за веру кафолическую, представляя также в свидетели самого верховного из апостолов, к которому мы недавно прибыли, и, смешивая слезы с словами, расположил и нас к участию в своем плаче. Ибо немалое лишение заключается в том, что́ сделано; потому что вера, которая в продолжении стольких времен правильно сохраняема была священнейшим нашим отцом, Константином, который первый воссиял христианином для империи, возмущена согласно с мнением одного человека, который, как говорят, ничего более не произвел на соборе в городе Эфесе, кроме ненависти и споров, нападая на Флавиана, епископа Константинопольского, силою и страхом воинов, за то, что он прислал жалобу к апостольскому престолу и ко всем епископам здешних стран чрез тех, которые отправлены были на собор досточтимейшим епископом Рима и которые, по определениям Никейского собора, обыкновенно присутствуют на соборах, – государь священнейший сын, досточтимый император. Итак, в этом деле твоя кротость, противодействуя таким волнениям, пусть повелит, чтобы истина веры и кафолического благочестия сохраняема была неомраченною, так, чтобы по правилу и определению апостольского престола, который и мы признаем старейшим, с восстановлением Флавиана в достоинство священства и пребыванием его во всем невредимым, суд над ним перенесен был на собор апостольской кафедры, на которой считается первым тот, кто удостоился получить небесные ключи и кто украсил собою первенство епископства. Почему и нам должно во всем сохранять уважение к этому величайшему городу, который признается владыкою всех городов. Нужно же со всею тщательностию позаботиться еще и о том, чтобы то, что в прежние времена сохранял наш род, не было унижено нами и чрез такой пример не произошли бы расколы между епископами и святыми церквами».

«Послание Галлы Плакиды к Пульхерии Августе, в котором осуждается второй Эфесский собор.

Благочестивейшая Галла Плакида, постоянная императрица, Элии Пульхерии, благочестивейшей и постоянной императрице. Движимые чувством благочестия, мы пожелали взглянуть на Рим, при многочисленных стечениях, и почтить своим присутствием пределы святых, о которых нам известно, что они за свою добродетель обитают на небе и не презирают того, что́ находится долу. Ибо мы считаем делом законопреступным презирать установление праздников. Итак, когда мы находились при блаженном апостоле Петре, там досточтимейший папа Лев, окруженный множеством священников, первый предстал пред нас по достоинству своего сана. Он, по причине вздохов наполнявшей его скорби, не мог ясно высказать в словах своего желания. В прочем превозмог себя твердостию священнической мудрости, так что удержал немного свои слезы и ясно выразил дело оскорбленной веры, как ее защитник. Из его речи мы узнали, что в наши времена потрясена вера кафолическая, которую до сих пор сохраняли родители нашего рода, начиная от нашего отца Константина. Ибо говорят, что возбуждено нечто злонамеренное против константинопольского епископа по воле какого-то одного человека. И так мы узнали, что на Эфесском соборе, на котором ни один не соблюл ни священнического чина, ни правила, все произведено без рассмотрения того, что́ божественно; потому что, как говорят, высокомерие и несправедливость взяли силу для осуждения некоторых; что в наше время представляется ужасным. Итак, благочестивейшая и досточтимая дочь – Августа, вера собственно должна возыметь свою силу. Поэтому твоя благосклонность, которая всегда действовала с нами заодно, пусть и теперь благоволит одинаково с нами мыслить относительно веры кафолической, так, чтобы все, постановленное на оном возмутительном и жалком соборе, было отменено со всею силою, дабы, при невредимом пребывании всех, дело о епископстве отправлено было на суд апостольской кафедры, на которой держит начальство над священством первый из апостолов – блаженный Петр, получивший даже и ключи Небесного царства. Мы должны отдать во всем первенство бессмертному общению, которое владычеством своей силы наполнило весь мир и нашей империи предоставило управлять вселенною и охранять ее».

«Ответное послание Феодосия к Галле Плакиде.

Государыне моей Плакиде, досточтимой императрице, Феодосий. Из послания твоей кротости мое постоянство узнало, о чем досточтимейший патриарх Лев просит твое постоянство. Поэтому в настоящем своем послании мы объявляем, что относительно сказанного досточтимейшим епископом часто было писано и полнее и яснее, из чего без всякого сомнения видно, что мы ничего иного не определяли, не постановляли и не думали, кроме веры отеческой, или божественного учения, или определений досточтимейших отцов, которые уже давно по моему повелению собрались в Ефесе, подобно тому, как это было при священной памяти Константине в городе Никее. Но мы приказали постановить в Ефесе только то, чтобы все, которые возмущали святые церкви вредною язвою, были достойно удалены. И это досточтимейшими пресвитерами было определено не к сокрушению, а к согласию и чистому скреплению достойной уважения веры. Флавиан же, который, как говорят, был зачинщиком этого спора, по священному приговору удален от дел церковных. Итак, зная это, твоя кротость, госпожа священнейшая мать и досточтимая императрица, пусть не подозревает и не думает, будто мы когда-нибудь мыслили противно преданной нам вере, как говорят некоторые».

Как видим, Галла была бы не прочь провести у себя такое грандиознейшее церковное мероприятие, как Вселенский собор. Эти бы усилия – да в нужное русло, военно-гражданское… Это и погубит Византию, когда, при обилии тунеядствующих монахов, на последнюю защиту Константинополя от силы 5000—7000 воинов наскребли…

Из жития св. Германа Осерского (Сен-Жермен-л’Осеруа, ок. 378—448 гг.), написанного Констанцием Лионским ок. 480 г., известно, что св. Герман бывал в Равенне у Плацидии, заступаясь за взбунтовавшихся соотечественников-армориканцев (жителей Бретани). Он беседовал и с самой Галлой, и с епископом Петром Хрисологом, заодно совершил пару дежурных для уважающего себя святого чудес (очередное воскрешение и поистине донкихотское освобождение равеннских заключенных), получил и прощение мятежникам, и богатые дары, а потом, получив свыше уведомление о скорой смерти, попросил Плацидию отправить его тело в Осер, поболел неделю и умер 31 июля 448 г.

Наконец, и сама Галла скончалась 27 ноября 450 г. в Риме. Вопрос о месте ее погребения однозначно не решен, и вряд ли когда-либо будет. В то время как одни историки полагают, что раз она скончалась в Риме, то и погребена была там, другие считают местом ее погребения, согласно традиции, мавзолей в Равенне, носящий ее имя (что дало Э. Хаттону повод описать ее посмертное шествие из Рима в Равенну на кипарисовом троне). Этим вопросом мы займемся детальнее при описании мавзолея и анализе имеющейся о нем информации; пока же совсем вкратце поведаем о судьбе детей Галлы. Валентиниан отдавал предпочтение Риму, а не Равенне, что косвенно подтверждается перебоем в чеканке равеннских монет после 450 г. Когда Аэций разбил Аттилу на Каталаунских полях в 451 г., а особенно – когда в 453 г. устроил помолвку своего сына с дочерью императора, придворная клика сочла его усиление чрезмерным, и в итоге внявший нашептываниям Валентиниан собственноручно с помощью евнуха убил героя-полководца. Прокопий, воистину не просто историк, но художник, одним штрихом показал всю мерзость и глупость содеянного: «Один римлянин произнес прославившую его замечательную фразу. Когда василевс спросил его, хорошо ли он сделал для себя, убив Аэция, он ответил, что он не может знать, хорошо ли это или нет, но что очень хорошо знает, что василевс левой рукой отрубил себе правую». Уже в 455 г. Валентиниан был убит – то ли из-за происков сенатора Петрония Максима, жену которого он изнасиловал и который и начал осуществлять свою дальновидную месть, подготовив сначала убийство Аэция, то ли верным дружинником-варваром Аэция, отомстившим за своего полководца по германским законам кровной мести (или этих готов было двое). Так или иначе, Римом овладели вандалы, которых (по Прокопию) вызвала Евдоксия – вдова Валентиниана, на которой женился воцарившийся и овдовевший к тому времени Максим: «Как-то, находясь с Евдоксией на ложе, он сказал ей, что все это он совершил из-за любви к ней. Евдоксия, сердившаяся на Максима и раньше, желавшая отомстить за его преступление против Валентиниана, теперь от его слов еще сильнее вскипела на него гневом, и слова Максима, что из-за нее случилось это несчастие с ее мужем, побудили ее к заговору. Как только наступил день, она отправила в Карфаген послание, прося Гизериха отомстить за Валентиниана, умерщвленного безбожным человеком, недостойным ни его самого, ни его царского звания, и освободить ее, терпящую бесчестие от тирана». Итог известен: Рим пал, его жители в ярости побили императора камнями, императрицу и ее дочерей варвары увезли в полон, прихватив не только груды золота, серебра и драгоценностей, но даже ободрав медь с крыши храма Юпитера Капитолийского.

История Гонории, сестры Валентиниана, кажется словно написанной по тому же сценарию, что и история Евдоксии. Ее готовили к безбрачию (видимо, чтоб сократить количество претендентов), но она этому воспротивилась, причем весьма действенно, с главным распорядителем императорского дворца Евгением. Вроде бы их любовь сказалась так, что это стало всем заметно, хотя точных данных о ребенке Гонории нет. Евгения казнили, Гонорию сослали из Равенны по привычному маршруту ссыльных западных владык – в Константинополь, где содержали под строгим надзором. Тогда-то, как передают, она и послала из заточения кольцо свирепому Аттиле с предложением своей руки и права на часть Римской империи (как пишет Иордан: «Рассказывали, что эта Гонория по воле ее брата содержалась заточенная в состоянии девственности ради чести дворца; она тайно послала евнуха к Аттиле и пригласила его защитить ее от властолюбия брата – вовсе недостойное деяние: купить себе свободу сладострастия ценою зла для всего государства»). Страшный жених повел свои орды к Константинополю, требуя дань, невесту и приданое; Гонорию отослали обратно в Равенну. Аттила пошел туда, но был остановлен Аэцием и готами на Каталаунских полях. Оправившись от поражения, он с новыми силами пошел на Италию за своей невестой и даже подступил было к Риму (с этим моментом связан знаменитый сюжет о переговорах папы Льва со свирепым гунном). От Рима Аттила отступил (конечно, не столько вразумленный красноречивым папой или устрашенный видением апостолов Петра и Павла с мечами, сколько ударом восточно-римского императора Маркиана (392—457 гг., правил с 450 г.) в тыл гуннам), ушел в Паннонию и грозил вернуться, если ему не отдадут Гонорию (см. у Иордана: «(Аттила) угрожал, что нанесет Италии еще более тяжкие бедствия, если ему не пришлют Гонорию, сестру императора Валентиниана, дочь Плацидии Августы, с причитающейся ей частью царских сокровищ»), однако умер на очередной своей свадьбе с бургундкой Ильдикой (453 г.; утешался, бедный, от тоски по дочери Плацидии). Судьба его равеннской «невесты» оказалась безрадостной: либо она умерла в заточении вскоре после 454 г. (так как если она «сидела» в Риме, вандалы ее в 455 г., по крайней мере, уже не освободили или не пленили, стало быть, она была к тому времени уже мертва) – либо, что более вероятно, дочь блистательной Галлы Плацидии была казнена за измену.

Так или иначе, дети Галлы Плацидии весьма «постарались» для того, чтобы приблизить конец Западной Римской империи. Да и сама Галла, как пишет Е.В. Федорова, «…не обладала должными качествами ума и характера, чтобы удержать в своих руках разваливающуюся империю (это никому уже не было под силу)». Череда маскарадных императоров, до 476 г. воистину бывших у власти (то есть около нее) при различных варварских вождях, не заслуживает даже перечисления, хотя мы его, конечно, сделаем чуть позже. О гибели Западной Римской империи мы немного поговорим в начале следующей главы, теперь же следует заняться описанием архитектурных памятников Равенны эпохи Галлы Плацидии, и уж если по справедливости, ее вклад в собственно историю не особо велик и отчасти деструктивен, то вклад в историю искусства поистине бесценен.

Первым объектом, о котором мы поговорим детально, является базилика Св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, возведенная по обету. Она и сейчас возвышается минутах в 15 ходьбы от руины так называемого дворца Теодориха, однако ныне ее можно уподобить пустому ларцу для сокровищ: шкатулка есть, а драгоценности из нее выгребли… И не древние варвары, а, по историческим меркам, довольно современные, причем в сутанах. Выше уже высказывалась мысль о том, что история должна помнить убийц культуры и искусства. На сей раз таким вандалом оказался аббат Тезео Альдрованди, повелевший в 1568 г. уничтожить уникальные мозаики. Все былое великолепие осталось лишь в древних описаниях, еще более удручающих при взгляде на неестественную белизну базиликальных стен и апсид. Этот храм должен был прославлять и св. Иоанна, и свершенное им чудо, и, главное – всю «феодосианскую» семью Плацидии. Ее повелением уже в 425 г. на краю бывшего древнего кладбища в Равенне была выстроена трехнефная базилика Св. Иоанна Богослова. Благочестивую императрицу удручало одно: поскольку апостол Иоанн, как утверждает предание, телесно исчез из своей могилы в Эфесе вскоре после похорон, то соответственно мощей от него не осталось; видимо, и с другими реликвиями дело обстояло худо – и тогда во время ночной молитвы в новом храме Галле и ее духовнику Барбациану из Антиохии (впоследствии святому, чье погребение сохраняется в кафедральном соборе Равенны, сменившем базилику Урсиану) явился, не более и не менее, сам любимый ученик Христов в епископском облачении с кадилом в руке. Богослов покадил алтарь, принял восхваление от Галлы и Барбациана, после чего исчез, передав императрице одну из своих сандалий, как раз и ставшую главной реликвией базилики.

Дж. Арган считает, что эта базилика (правда, он датирует ее основание 430 г.) «…стала прототипом других творений равеннской архитектуры… Выбор в пользу ясной раннехристианской конструкции… отражает, по-видимому, более созерцательную, менее политизированную религиозность епископа Пьера Кризолога (так в тексте перевода. – Е.С.), являвшегося советником Галлы Плацидии». Изначально храм делился на три нефа двумя рядами по 9 колонн, а 9-метровый притвор, по сравнению с основным объемом храма, расширялся на север и юг, где были обустроены две часовни размерами 7×6,5 м. Вход в притвор украшали 6 колонн. Позднее, в VII—IX вв., притвор был соединен с общим объемом храма, ряд разделительных колон доведен до 12, боковые часовни снесены. Размерения храма – 49,75×22,20 м. Интересна конструкция восточной – алтарной – части: центральный неф заканчивается полигональной 7-частной апсидой (с окнами в 2,75 м высотой, разделенными меж собой небольшими спаренными колоннами), в то время как боковые – апсидами прямоугольными, размерами 5×6 м, каждая с двумя окнами размером 1,5×2 м. причем они не только не уступают по длине средней, но даже выдаются вперед по сравнению с ней; это изначальная конструкция, с V в. Не исключено, что в северном помещении была котельная. Внутри центральной апсиды к стенам пристроены седалища для духовенства и епископский трон. Апсида крыта полукуполом, начиненным полыми терракотовыми трубками. К сожалению, кроме части стен и колонн с капителями, многое в базилике – позднейший новодел. Претерпев многие ремонты и перестройки, базилика была настолько серьезно повреждена бомбежкой англо-американских «союзников» в 1944 г., метивших в расположенную неподалеку железнодорожную станцию, что вообще стоял вопрос о возможности и целесообразности восстановления храма (так были снесены остатки другой разбомбленной древней церкви, Cв. Виктора). Фрески Джотто (ок. 1267—1337 гг.), которыми базилика также славилась, тоже практически погибли…