Текст книги "Равенна: забытая столица эпохи «темных веков»"

К сожалению, базилика была снесена в 1553 г. – Мюнц указывает, что по причине реализации фортификационных планов папы Пия IV (1499—1565 гг., на кафедре с 1559 г.). Папы в роли военных инженеров и полководцев – отнюдь не невидаль для эпохи Возрождения, один Юлий II (1443—1513 гг., на кафедре с 1503 г.), к которому мы еще вернемся в последней главе, чего стоит; одна беда, что в это время Пий еще вовсе не был папой римским, а «простым кардиналом» Джованни Медичи; в списках равеннских прелатов он не значится; отсюда мораль: либо Мюнц ошибается, либо будущий Пий IV осуществил это черное дело, будучи вице-легатом в Болонье). Материал снесенной базилики пошел на сооружение весьма долго (с 1553 по 1784 г.) возводившейся равеннской базилики Св. Марии в Порту. Пользуясь случаем, скажем несколько слов об этом великолепном храме, остающемся, как правило, в полной тени более древних церквей. Богато украшенный мраморный фасад, на котором выделяются аллегорические статуи четырех христианских добродетелей – веры, надежды, любви и милосердия. В алтаре находится ковчег с мощами св. Павла Фивейского (ок. 228 – ок. 341 гг.) – первого христианского отшельника, а неподалеку – якобы сосуд со свадьбы в Кане Галилейской, где Господь Иисус сотворил Свое первое чудо, превратив воду в вино. Разумеется, гладко обточенная каменная ваза не имеет ничего общего с глиняными сосудами бедных галилейских рыбаков. В левом приделе хранится почитаемый образ Греческой Мадонны – византийский мраморный барельеф XI века, согласно преданиям, то ли принесенный на равеннский берег 8 апреля 1100 года ангелами, то ли сам приплывший по морю и «выловленный» монахом Пьетро дельи Онести (есть и промежуточный вариант, когда пара ангелов сопровождала плывущую по морю каменную плиту). Так или иначе, в пасхальный Светлый понедельник в Равенне устраиваются богородичные крестные ходы в честь этой Греческой Мадонны, считающейся покровительницей Равенны; при храме существует братство «Детей Девы Марии». Считается, что строки Данте из «райского отдела» «Божественной комедии»: «И грешный Петр был у Адрийских вод, где инокам – Мариин дом охрана» – относятся к этому самому монаху Пьетро и храму Богоматери – предшественнику описываемой базилики, известному как базилика Св. Марии в Порту Фуори (располагался у бывшего порта, разрушен бомбардировкой во Вторую Мировую войну – о нем подробнее в 11-й главе); если считать, что в 121—122-м стихах 21-й песни «Я, Пьер Дамьяно» и «Грешный Петр» – разные личности (переводчик поэмы М. Лозинский так не считает, идентифицируя их; Э. Хаттон и К.М. Филлимор (автор фундаментального труда «Dante in Ravenna») мыслят иначе, отделяя одного от другого и идентифицируя «грешного Петра» именно с дельи Онести, причем Филлимор делает это весьма доказательно и убедительно), это вполне допустимо, учитывая, что Данте (1265—1321 гг.) и жил (с 1316/17 гг.), и умер в Равенне, о чем мы еще расскажем, и прекрасно был знаком с местной историей. Наконец, в храме стоит статуя святого папы римского Иоанна Павла II (1920—2005 гг., на кафедре с 1978 г.), у подножия которой – мощевик с его волосом.

К сожалению, нить нашего рассказа иной раз так извилисто петляет, что на очень многое приходится ссылаться, что о нем будет поведано впоследствии. Сейчас мы поступим иначе, ибо рассказ о почитании св. Лаврентия семьей Феодосия Великого было бы лучше приурочить к рассказу о мавзолее Галлы Плацидии; однако поговорим о культе св. Лаврентия сейчас, в связи с Гонориевой базиликой, поскольку мавзолей Плацидии – и без того тема слишком обильная. На вопрос, почему Феодосий почитал римского святого архидиакона Лаврентия, которому, по подсчетам разных авторов, в одной Равенне были посвящены три базилики, обоснованного ответа мы не дадим; но факт, что активно популяризировать его мучения и память начал уже св. Амвросий Медиоланский (ок. 340—397 гг., на кафедре с 374 г.), а читатель помнит, что Милан – одна из столиц поздней Римской империи, еще точнее – столица Феодосия. В этом ряду и возведение базилик святому в Равенне и двух в Риме – папой Дамасием I (300—384 гг., на кафедре с 366 г.) и папой  III (ок. 390—440 гг., на кафедре с 432 г.); Дамасий еще и стихи Лаврентию написал («Цепи, бичи, палачей, и пламя, и истязанья // Смог Лаврентий одной верою препобедить. // Эти даренья Дамас с мольбой к алтарю повергает, // Страстотерпца сего славной заслуге дивясь»), папа Лев I (390—461 гг., на кафедре с 440 г.) – проповедь; еще из Равенны дошла до нас проповедь, ошибочно приписываемая Петру Хрисологу, 4 проповеди Блаженного Августина, 3 – св. Мартина Турского (316—397 гг.). Но гаже всего читать поэта Пруденция (348 – после 405 гг.), по льстивому стихоплетству которого, изжариваемый заживо на железной решетке Лаврентий якобы пророчески предвозвестил правление Феодосия, который, как вождь и раб Божий, «не допустит в Риме гнусного идолослужения» (это мнение Миня и Цветкова приводит Е.К. Редин)! Трудно воздержаться от возмущенного комментария: это, что называется, лизнул пиит наотмашь державные ягодицы. «Когда зной продолжительный // Бок опаленный прокалил, // С жаровни слово к судии // Он устремляет краткое: // “Вверх поверни мне сторону, // Довольно пропеченную, // Чтоб рассмотреть ты мог, что твой // Вулкан сработал пламенный”. // Префект велит вращать его; // Тогда он: “Испеклось, глотай: // Изведай несомнительно, // В сыром вся сласть иль в жареном!” // Так в посмеянье молвил он; // Засим возводит взор горе // И со стенаньем молится, // Жалея город Ромулов… // “Владыку зрю грядущего: // Служитель Божий, некогда // Он празднищ грязи скаредной // Служенье Роме воспретит, // Замкнет запором требища, // Слоновой кости створ смежит, // Осудит нечестивый праг, // Засов заложит медяной. // От всякой крови чистые, // Тут залоснятся мраморы, // Медь взвысится невинная, // Днесь идолов владение”». Уж не про мясника Феодосия говорить про «мраморы, от крови чистые»: этот император, «спокойный, благожелательный и милостивый», по тошнотворно-льстивому уверению историка Аврелия Виктора, железом и кровью решал внутриполитические проблемы; пара примеров – казнь линдосских жрецов на Родосе (этакое «вкоренение» христианства) и отказ св. Амвросия Медиоланского впустить его в храм за учиненное в Фессалониках кровопролитие, в котором по его приказу были убиты и женщины, и дети. Святитель сказал ему: «Не надлежит тебе, царь, приступать к святому причащению вместе с верными христианами после того, как ты сделался виновником таких убийств и не принес в том покаяния. Как же ты примешь тело Христово руками, обагренными неповинною кровью, или как станешь пить кровь Господню теми устами, которыми отдал повеление о жестоком избиении людей?» Феодосий намек понял, покаялся, поплакав принародно на коленях в миланском соборе крокодиловыми слезами, и все ему – как с гуся вода, да вот только жертвы бойни, от 7 до 15 тысяч, что-то не воскресли. Ну и дети у него, конечно… Про безвольного Гонория, который любил, чтоб у него на глазах кого-нибудь казнили, читатель уже достаточно знает; восточноримский император Аркадий – сквернохарактерная игрушка в руках знатных выскочек и своей жены Евдоксии (377—404 гг.), печально знаменитой своей расправой над Иоанном Златоустом (ок. 347—407 гг.). С третьим представителем этого замечательного семейства читатель познакомится в следующей главе. Эту же мы завершим упоминанием еще по крайней мере о двух церковных постройках, которые можно отнести ко времени Гонория. Во-первых, это трехнефная базилика Св. Евфимии, уже упоминавшаяся в связи со св. Аполлинарием (после ее сноса некоторые материалы были «пристроены» Буонамичи в возводимый им собор на месте опять же снесенной базилики Урсианы); урна с мощами св. девы Евфимии, ныне хранящаяся в возведенной Буонамичи церкви, якобы принесена в Равенну св. Аполлинарием, посвятившим ей церковь (написали аж целых 4 автора в крохотной книжке про римско-византийский «Домус»), что является полным бредом, если даже принять за истину, что святая пострадала в 304 г. С редкими упоминаниями про базилику Св. Евфимии и ее убранство существует определенная путаница, ибо в Классисе существовала церковь с тем же посвящением, и даже в более позднее время не одна. Еще меньше известно о церкви или даже часовне Св. Пулио, выстроенной близ городских стен (но внутри них), недалеко от начала Великой Площади.

Теперь на историческую сцену выходит сестра Гонория и Аркадия – несравненная Галла Плацидия (ок. 388—450 гг.), дама, сверхталантами не одаренная, но зато если правдиво описать ее жизнь, получится чтение не хуже любого исторического романа. Не каждой женщине того времени (а точнее – ни одной, кроме нее!) довелось побывать и королевой варваров, и римской императрицей, пройти в процессии пленных, быть выменянной на хлеб и уцелеть среди династической бойни варваров и интриг константинопольского и равеннского дворов. Сложно сказать, что из написанного про нее античными историками правда, а что – обычная политическая «чернушка»; по прошествии стольких веков одно от другого не отделить, да мы на это и претендовать не можем. Достаточно сказать одно: для Равенны ее правление оказалось во всех смыслах эпохальным, и хоть часть той красоты, которой люди любуются уже 1600 лет, была создана при ее жизни, а часть – немного позднее, все равно данный ею импульс навеки превратил Равенну в сокровищницу мирового искусства, или, по меткому выражению Е.К. Редина, в «христианские Помпеи».

Глава 5
Галла Плацидия и ее эпоха в Равенне

Галла Плацидия родилась где-то около 388 г. (иногда указывается, что она родилась между 388 и 393 г.) и приходилась Гонорию и Аркадию единокровной сестрой, рожденной от второй жены Феодосия I, тоже Галлы (Зосим ошибочно называет ее единоутробной братьям-императорам). Изначально она, по-видимому, воспитывалась в Константинополе, после смерти отца она перешла под опеку Гонория, а фактически, разумеется, полководца Стилихона, о печальной судьбе которого было рассказано в предыдущей главе. Вандал, естественно, решил не упускать подобного подарка судьбы и намеревался женить на Галле своего сына Евхерия; этому помешали казнь полководца и последовавшее за ним убийство самого несостоявшегося жениха доверенными евнухами императора (см. выше). На момент осады готами Рима Плацидия находилась внутри, в своеобразном дворцовом «отставном курятнике» из высокопоставленных вдов и их родственниц: Леты – вдовы императора Грациана (359—383 гг., правил с 375 г.), матери Леты Пизамены, вдовы Стилихона Серены и ее дочери Фермантии – супруги Гонория. Выше уже приводилась цитата из сочинения Зосима, где Плацидия объявлена фактически виновницей казни Серены – своей двоюродной сестры. Эта цитата вызывает много споров среди историков – одни всецело доверяют Зосиму (как Ф. Грегоровиус, например); иные видят в этом месть Галлы за навязывание ей Сереной своего сына в мужья (Э. Хаттон, допуская неприязненные отношения между кузинами по этому поводу, все же сомневается, что Галла могла дойти до такого решения); некоторые полагают, что Зосим, как злобный язычник, просто опорочил благоверную христианскую агницу Галлу. В последнее не верится: слишком проглядывает идеологически упертая серая «православнутость» сторонников последнего мнения.

Изучение текста Зосима, упомянувшего о захвате готами Плацидии до третьего похода Алариха на Рим, окончившегося его захватом (как помнит читатель, мы сообщали, что Зосим не стал описывать этот вселенский позор), позволяет выдвинуть предположение, что она была выдана римлянами варвару в качестве заложницы – «сестра императора, Плацидия, также оставалась с Аларихом и, хотя она была лишь заложницей, пользовалась всеобщим почетом и вниманием, какие подобали члену императорской фамилии».

Так или иначе, когда готы взяли Рим, среди прочего добра они забрали из Вечного города и прекрасную Плацидию. Так что в руках варваров оказалась не только «почетная столица» Римской империи (временно, правда: готы там долго не задержались), но и родная сестра обоих императоров – равеннского и константинопольского! Истинный позор. Правда, кроме важного «идеологического момента», Э. Хаттон видит в этом событии сугубую прагматику (пер. с англ. – Е.С.): «Аларих увел Галлу Плацидию как заложницу. Кажется, согласно Зосиму, он относился к ней с любезностью и даже преувеличенным почтением, как к сестре императора и дочери Феодосия, но ее, однако же, принудили следовать в его обозе и обозревать при этом руины Лукании и Калабрии. То есть суть дела, исходя из реальности, в том, что Галла Плацидия была одной из надежд готов, и это стало очевидно после смерти Алариха. Готская армия оказалась в своего рода ловушке; она не могла покинуть Италию без согласия Равенны, а если б она была вынуждена остаться в Италии, то лишь вопросом времени стала бы ее гибель, мгновенная или постепенная. Возможно, Аларих это предвидел; и уж наверняка это оценил его преемник Атаульф. Он увидел, что его шанс на успех в переговорах с империей заключался в обладании Галлой Плацидией… Так, необходимость поиска отступления на лучших условиях, которые он только мог бы выговорить, заставила его обратить внимание на свою пленницу Плацидию, которую он нашел, возможно, прекрасной, по крайней мере это был такой приз, какой превосходил все возможные мечты варвара». Итак, готский вождь задумался о женитьбе, но был в этом не одинок – о несчастливом женихе Евхерии мы уже упомянули, но был еще один претендент – вельможа Гонория Констанций, вынашивавший планы посредством этой женитьбы приблизиться к трону бездетного Гонория с корыстной целью овладения престолом по смерти императора. Э. Хаттон выдвигает романтическую теорию, что Плацидия предпочла молодого и довольно красивого гота постылому пожилому царедворцу, ветерану походов еще Феодосия I, однако истина кроется в том, что оба брака Плацидии и с Атаульфом, и впоследствии с тем самым Констанцием, были не по любви, а по принуждению, в силу обстоятельств. Олимпиодор пишет (имена – так в использованном переводе 1860 г.): «У Адаульфа требовали Плакидии. На этом настаивал особенно Константий, который впоследствии сочетался с ней браком. Но как данные Адаульфу обещания, особенно в отношении присылки к нему пшеницы, не были исполняемы, то Адаульф не возвращал Плакидии и уж замышлял о прекращении мира и о начатии войны…. Когда у Адаульфа требовали Плакидии, то он взаимно требовал обещанной ему пшеницы (413 г. по Р.Х., 10 Инд. 19 Гонория). Онорий и Константий не были в состоянии исполнить обещание, однако не менее того говорили, что они доставят пшеницу, как скоро получат Плакидию. Адаульф давал им тот же ответ… Адаульф хотел вступить в супружество с Плакидиею. Когда Константий требовал ее, то Адаульф делал самые тягостные предложения, для того чтобы в случае неудовлетворения иметь благовидный предлог удерживать у себя Плакидию».

Равеннского «жениха» Олимпиодор живописует по-разному – то положительно характеризуя, то сатирически, делая акцент на его бедность: «Константий был родом иллириец, из дакийского города Наиса. Со времен Феодосия Великого он участвовал во многих походах… Он был хороший человек и не поддавался корысти до женитьбы своей с Плакидою (421 по Р.Х.). но, сочетавшись с ней, он пристрастился к деньгам». «Константий, бывший уже давно десигнатом (т.е. назначенным на должность, но так еще и не вступившим в нее. – Е.С.), сделан консулом в Равенне (414 г. по Р.Х., Инд. 12, Гонория 20)… Для необходимых при консульском звании расходов найдено потребное и достаточное количество золота в имении Ираклиана (убийцы Стилихона, поднявшего потом в Африке бунт против Гонория. – Е.С.), который был убит за искание тирании. Однако не нашли столько, сколько надеялись. Недвижимое его имение простиралось всего до 2000 литр. Все это состояние получил Константий, испросив его зараз у Онория. Сей Константий был на выездах мрачен и суров; глаза его были большие, шея высокая, голова широкая. Сидя на коне, он совершенно прилегал к его шее и в таком положении бросал туда и сюда косые взгляды; он осуществлял собой для всякого пословицу: “Вид, достойный тирана”. Но за обедом и на пирах он был вежлив и приятен и часто вступал в споры с мимами, игравшими перед столом».

Переговоры с готами кончились тем, что Гонорий как бы нанял их орду для охраны Галлии, потрясаемой бродячими племенами варваров и восстаниями узурпаторов. Атаульф был пропущен через Альпы, но он, однако же, увел с собой и Плацидию. Может, она продолжала оставаться заложницей, а может, и прав Ф. Грегоровиус, когда писал: «Гордость Гонория уже пала настолько, что дозволяла ему отдать свою собственную сестру в жены варвару и грабителю Рима». Он же пишет: «После долгих переговоров король готов согласился покинуть Италию и, перейдя через Альпы, уйти в Галлию, где, получая жалованье от императора, Атаульф должен был усмирять узурпатора Иовина. Залогом мира были красавица Плацидия, самая дорогая добыча, полученная при разграблении Рима, некогда пленница Алариха, а теперь царственная невеста храброго короля варваров… Атаульф теперь поступал на службу к императору и отказывался от своих смелых замыслов стать самому цезарем. Историк того времени (Орозий. – Е.С.) вкладывает в уста сознающего свои силы короля слова, которыми превосходно определяется отношение политически еще не созревших готов к империи. “Сначала я страстно желал уничтожить имя римлян и сделать империю римлян империей готов – так, чтобы то, что было до сих пор Романией, стало Готией, и Атаульф стал тем, чем был до сего цезарь Август. Но опыт научил меня, что ни готы, при их необузданном варварстве, не могут следовать законам, ни государство не может существовать без законов, и я предпочел восстановить Римскую империю силой готов, чтобы потомство могло славить меня как реставратора государства, которого я не мог заменить другим. Вот почему я избегаю войны и стремлюсь к миру”».

Готский историк Иордан несколько иначе излагает события, приписывая пленение Плацидии не Алариху, а Атаульфу, да и место их бракосочетания указывает в Италии: «Атаульф, (по смерти Алариха. – Е.С.) приняв власть, вернулся в Рим и, наподобие саранчи, сбрил там все, что еще оставалось, обобрав Италию не только в области частных состояний, но и государственных, так как император Гонорий не мог ничему противостоять. Его сестру Плацидию, дочь императора Феодосия от второй жены, он увел из столицы пленницей. Однако, принимая во внимание благородство ее происхождения, внешнюю красоту и девственную чистоту, он сочетался с ней законным браком в Форуме Юлия, городе [провинции] Эмилии, с той целью, чтобы варвары, узнав об этом союзе, сильнее боялись империи, как соединенной с готами. Гонория же августа, хотя и истощенного силами, он, полный расположения к нему, не тронул, теперь уже как родственника, и двинулся к Галлиям».

Место бракосочетания Атаульфа и Галлы – очередная историческая загвоздка. Форума Юлия в провинции Эмилии не было – был Форум Ливия, совр. Форли. Форум же Юлия – совр. Фрежюс в Провансе (там Август держал захваченные у Антония корабли, пока они не сгнили, мы об этом писали ранее). Т.о. нельзя решить, женился ли Атаульф на Галле по прибытии в Нарбоннскую Галлию (так полагает В. Вегнер, например, видимо, с опорой на Идатия и Олимпиодора), либо же сделал это еще в Италии, довольно недалеко от Равенны. Э. Хаттон пытается примирить обе версии, изложив их и сославшись на цитированное выше известие Иордана, и полагает, что, возможно, было две церемонии, и торжества в Нарбонне были всего лишь годовщиной итальянской свадьбы или как бы подтверждением ее – однако автору эта оригинальная мысль представляется откровенно надуманной, ведь разногласие кроется именно в ошибке Иордана. Обратимся к Олимпиодору за описанием этого события; характерно, что он объясняет эту свадьбу уговорами Плацидии, какая уж тут любовь римлянки к готу! «Старанием Адаульфа и увещаниями Кандидиана бракосочетание Адаульфа с Плакидиею совершено в январе месяце в Нарвоне, в доме Ингения, одного из первых жителей этого города (414 г. по Р.Х., 12 Инд, 20 Гонория). В чертоге, убранном в римском вкусе, с царским великолепием, сидела Плакидия на первом месте. Адаульф сидел вместе с нею, в плаще и остальной римской одежде. Сверх других брачных даров Адаульф подарил Плакидии 50 красивых юношей, в шелковых одеждах. Каждый из них держал в руках по 2 больших подноса. Одни из подносов наполнены были золотом, другие драгоценными, или лучше сказать, бесценными камнями, награбленными в Риме готфами (такая форма в тексте, она до сих пор имеется в церковно-славянском языке. – Е.С.) во время взятия ими этого города. Потом пропеты были эпиталамии (свадебные песни). Аттал пел их первый, за ним Рустикий и Фивадий. Брак совершился среди игр и веселия варваров и бывших с ними римлян».

В Галлии Атаульф быстро навел порядок – отсеченные головы узурпаторов Иовина и Себастьяна были отосланы Гонорию в Равенну, и до самой своего конца Атаульф был другом римлян, что историк и богослов Орозий (ок. 385—420 гг.) объясняет так: «Атаульф не стал воевать с римлянами, а предпочел мир, поддавшись уговорам и советам своей жены Галлы Плацидии, женщины очень умной и достаточно религиозной, которая побуждала его к добрым делам». Как видим, новоиспеченная «королева готов» не затаила обиды против своих соотечественников, и в том числе брата, но помогала им. Царствовать ей, однако, довелось недолго: воинственные интересы Атаульфа привели его в Испанию; он обосновался в Барцелоне (совр. Барселона, ниже приводятся и иные варианты), где вначале скончался и был погребен Феодосий – сын-младенец Галлы и Атаульфа, а потом и сам Атаульф обрел свой конец, как повествует все тот же Олимпиодор: «Когда от Плакидии родился у Адаульфа сын, которого он назвал Феодосием, то он еще более оказывал дружбы римлянам; но так как Константий вместе с приверженцами своими противился миру, то расположение Адаульфа и Плакидии к римлянам не принесло плодов. По смерти дитяти, Адаульф и Плакидия сильно о нем скорбели (415 г. по Р.Х., Инд. 13, Гонория 20). Они положили тело в серебряный гроб и похоронили в одном храме, перед Варкеллоном (такая форма в тексте. – Е.С.). Затем убит и Адаульф, когда, по своему обыкновению, находился в конюшне, для осмотра собственных лошадей. Убийство совершил один из домашних готфов его, по имени Дувий, нашед удобное время к удовлетворению старой вражды; ибо прежний господин его, начальник части готфского народа, был умерщвлен Адаульфом. После того Адаульф принял в свой дом Дувия, который, мстя за первого господина, умертвил второго. Адаульф, умирая, велел своим возвратить Плакидию брату ее и, если можно, приобресть себе дружбу римлян».

Иордан приводит иную версию событий: «Укрепив свою власть в Галлиях, гот начал сокрушаться о положении в Испаниях, помышляя освободить их от набегов вандалов; он оставил свои сокровища с некоторыми верными людьми и с небоеспособным народом в Барцилоне, затем проник во внутренние Испании, где сражался непрестанно с вандалами; на третий же год, после того как покорил и Галлии и Испании, он пал, пронзенный мечом Эвервульфа в живот, – того самого [Эвервульфа], над ростом которого он имел обыкновение насмехаться. После его смерти королем был поставлен Сегерих, но и он, умерщвленный из-за коварства своих же людей, еще скорее покинул как власть, так и жизнь».

Возвращаемся к Олимпиодору за подробностями унижения, которому новый вождь готов подверг Галлу Плацидию: «Преемником Адаульфа был Сингерих, брат Сара; он достиг этого более происками и насилием, нежели по праву наследства и закону. Он убил (шестерых. – Е.С.) детей, рожденных от первой жены Адаульфа, вырвав их насильно из объятий епископа Сигисара, а царицу Плакидию, в поругание Адаульфу, заставил идти пешком перед своею лошадью вместе с другими пленниками. Это шествие продолжалось от города до двенадцатого столба (т.е. 12 миль. – Е.С.). Сингерих царствовал 7 дней и был убит. Повелителем готфов избран Валия».

Валии не была нужны ни Плацидия, ни конфликт с римлянами. «Эвплутий магистриан был послан к князю готфов Валии для заключения мира и для получения Плакидии. Валия принял охотно предложение Эвплутия, и по отсылке к нему 600 000 (мер) пшеницы (меры здесь – догадка переводчика С. Дестуниса; в греческом тексте – 60 мириад пшеницы, без уточнения конкретной меры веса; встречается информация, что по современному счету это могло быть 19 000 тонн. – Е.С.), Плакидия была выдана Эвплутию и отпущена к брату своему Онорию».

В Равенне ее ждал, как можно догадаться, новый брак с исстрадавшимся по ней Констанцием. У Галлы было иное мнение по этому поводу, но ее никто, разумеется, и не спрашивал: «В 11-е консульство царя Онория, когда Константий был консулом вместе с ним, во второй раз, совершено бракосочетание Плакидии с Константием (417 г. от Р.Х., 15 Инд, 23 Гонория). Она долго отказывалась от брака, и это заставило Константия гневаться на ее прислужников. Наконец в самый день вступления его в консульство царь и брат ее Онорий, взяв ее за руку, против воли предал в руки Константию. Брак был празднован блистательнейшим образом (1 января 417 г. – Е.С.). Плакидия родила от Константия дочь, которая названа Онориею (417 г. – Е.С.), потом и сына, нареченного Валентинианом (2 июля 419 г. – Е.С.), который еще при жизни Онория был пожалован в новелиссимы. Плакидия вынудила это у брата. По смерти царя и по низложении Иоанна, похитителя верховной власти (об этом см. ниже. – Е.С.), Валентиниан возведен на римский престол».

Видимо, рождение Валентиниана (419—455 гг., правил с 425 г.), упрочившее династию Феодосия I, привело бездетного Гонория к мысли сделать Констанция соправителем, что он и осуществил 6 февраля 421 г., причем в пику своей державной константинопольской родне, вероятно, имевшей виды на аннексию Гонориевой державы. Олимпиодор повествует: «Константий правил царством вместе с Онорием, который сам возвел его на престол, но почти против воли. Плакидия объявлена августою братом и мужем. Возведение Константия на престол объявлено царствовавшему на Востоке племяннику Онория, Феодосию, но оно не было принято. Константий занемог; он жалел о том, что принял царское достоинство, потому что не имел по-прежнему свободы выезжать и ходить как и куда вздумается, и ему как царю не было уже позволено забавляться играми, как он имел привычку (421 по Р.Х., инд. 4, Гонория 27). Он царствовал 7 месяцев, как это и во сне было ему предсказано: «6 уже кончились, настает седьмой». Он умер колотьями в боку (2 сентября 421 г. – Е.С.). Вместе с ним замерли и гнев царя и желание вести войну против Востока за то, что там не хотели признать возведение Константия на престол. (Выше уже была приведена цитата о том, что, женившись на Плацидии, Констанций «пристрастился к деньгам»; поэтому) …по смерти его, жалобы людей, обиженных им деньгами, стекались в Равенну со всех сторон; но легкомыслие Онория… и тесная связь с ним Плакидии делали все просьбы ничтожными и ослабляли силу закона».

Это, конечно, не к чести Феодосиевых детей. Более того, Олимпиодор показывает нам Галлу как кровожадную фанатичку. Византийский патриарх Фотий, великий просветитель и книжный муж (ок. 820—896 гг., на кафедре в 858—867 и 877—886 гг.), в выписках которого, кстати, и дошла до нас львиная доля фрагментов из утраченного труда Олимпиодора, цитирует его так: «Историк пишет диковинки о каком-то Ливании, который был родом из Азии и прибыл в Равенну в царствование Онория и Константия (421 по Р.Х., 4 Инд, 27 Гонория). Он был весьма сведущ в таинствах. Он обещал действовать против варваров и без военной силы. Потом, когда он доказал на опыте свою силу и когда слух о нем так распространился, что дошел до царицы Плакидии, то сей чудодей был убит. Плакидия, говорит историк, грозила Константию разводом, если бы остался в живых Ливаний, колдун и неверный».

Далее судьба Плацидии довольно круто повернулась; о причинах можно только догадываться, но явно, что они были серьезны, раз Гонорий прогнал свою сестру вместе с ее детьми в Константинополь. Известия Олимпиодора довольно скупы; однозначно, конечно, дело касалось власти – может, Галла слишком рано стала списывать брата со счетов (а такое ведь встречается отнюдь не только в императорских семьях…), а намек о любовной связи брата с сестрой мы, пожалуй, комментировать и тем паче смаковать не будем, чай, не желтая пресса: «По смерти мужа ее Константия Онорий обнаружил такое расположение к сестре, что эта их любовь не в меру и частые в уста поцелуи внушили многим подозрение в преступной связи. Однако кознями Спадусы и Эльпидии, кормилицы Плакидии, которым она была сильно предана, и содействием Леонтия, ее куратора (т.е. управляющего имением. – Е.С.), возродилась между ею и Онорием вражда, от которой в Равенне возникли частые мятежи, и дело дошло до драки, ибо и на стороне Плакидии было множество варваров, преданных ей по причине брака ее с Адаульфом и с Константием. Наконец, возгоревшаяся вражда и заступившая дружбу ненависть привели к тому, что Плакидия со своими детьми была сослана в Византию, после того как брат ее одержал над нею верх. Один Вонифатий (так в цитируемом тексте; более привычна западная форма, Бонифаций, комит Африки в 422—432 гг., погиб в междоусобии в Италии в 432 г.; о нем подробнее ниже. – Е.С.) остался верен ей и из Африки, над которой он начальствовал, посылал ей денег, сколько мог, и оказывал к ней уважение. Впоследствии он всеми мерами содействовал ей к получению царства».

Гонорий умер 15 августа 423 г.; пока в Константинополь шли о сем «грамоты известительные», западноримский престол узурпировал некий Иоанн. Об этих событиях мы имеем, кроме краткого пересказа Олимпиодора, еще и более пространный, но полный типичной псевдоблагочестиво-христианской мути рассказ Сократа Схоластика (ок. 380 – после 439 гг.); оба автора неплохо дополняют друг друга; итак, Сократ пишет: «Об Иоанне, который по смерти царя Гонория тиранствовал в Риме, и о том, как Бог, преклоненный молитвами Феодосия, предал его во власть римского войска. Когда царь Гонорий скончался, самодержец Феодосий, получив о том сведение, скрывал его и то так, то иначе держал народ в неведении, а между тем тайно послал войско в Салоны, город Далмации, чтобы в случае какого-либо возмущения в западных областях усмирители были недалеко. Распорядившись таким образом, он уже потом объявил о смерти своего дяди. Но в это время первый из царских секретарей, Иоанн, не вынесши счастия занимать столь высокий пост, захватил себе царскую власть и послал посольство к самодержцу Феодосию – просить его о принятии себя в цари. Феодосий послов отдал под стражу, а против Иоанна выслал военачальника Ардавурия, который совершил особенные подвиги в Персидскую войну». Олимпиодор дополняет Сократа, уделяя внимание нашей героине: «Плакидия вместе с детьми отправлена была Феодосием из Константинополя против похитителя Иоанна. Она приняла достоинство августы, а сын Валентиниан – достоинство новелиссима (423 г. по Р.Х. Инд. 6, Феодосия М. 16 г.). (Интересно, то ли здесь выписки Олимпиодора противоречат друг другу, ведь Плацидия уже была августой, а Валентиниан – новелиссимом, либо для придания солидности их миссии и легитимности их власти потребовалось нечто вроде повторной процедуры, но теперь уже со стороны константинопольского двора; явно, что константинопольский двор сделал ставку на Валентиниана как на законного императора, и перед отправлением он даже был обручен с дочерью Феодосия, Евдоксией. – Е.С.) Вместе с нею отправлены войско и полководец обеих сил Ардавурий, вместе с сыном Аспаром; третий полководец был Кандидиан. По прибытии в Фессалонику посланный туда от Феодосия Илион, магистр оффикиев (более привычна латинизированная форма – «оффициев» или «оффиций», нежели данная, греческая; этот чиновник совмещал функции руководителя императорской канцелярии и ряда «министров» – иностранных и внутренних дел, который заведовал приемом послов, охраной императора, разведкой, вооружением, транспортного и почтового сообщений и т.д. – Е.С.) надел одежду кесаря на Валентиниана, которому было 5 лет от роду». Цитируем далее Сократа: «Ардавурий прибыл в Салоны и, оттуда переплыв в Аквилею, попал, как думали, в несчастие (хотя это несчастие имело последствия весьма счастливые), потому что поднявшийся неблагоприятный ветер предал его в руки тирана. Овладев им, тиран надеялся поставить самодержавца в необходимость согласиться на свою просьбу и объявить себя царем, если захочет сохранить военачальника. В самом деле, и царь, узнав об этом, и посланный против тирана полководец были в крайнем беспокойстве, как бы Ардавурий не потерпел от тирана какого-либо зла, а сын Ардавурия, Аспар, получив сведение, что тиран держит его отца в плену и что к нему на помощь пришли многие тысячи варваров, не знал, что и делать. Тогда-то опять обнаружилась сила молитвы боголюбезного царя, ибо ангел Божий, в виде пастуха, явился руководителем Аспара и его сопутников и провел их через болото, лежащее пред Равенной, так как в этом городе жил сам тиран и держал под стражей военачальника. Говорили, что здесь никто и никогда не хаживал, но и этот непроходимый путь Бог сделал тогда удобопроходимым. Итак, прошедши, как по суху, по водам болота и нашедши городские ворота отворенными, они овладели тираном. Тут благочестивейший царь снова выразил обычное себе благоговение перед Богом, ибо когда возвестили ему о смерти тирана, что случилось в то время, как даваемо было зрелище в ипподроме, он сказал народу: “Послушайте, оставим лучше удовольствие цирка и отправимся в церковь принести благодарственные молитвы Богу за то, что Его десница потребила тирана”. Лишь только это было сказано, зрелище тотчас закрылось и было оставлено, и все через ипподром пошли в Божию церковь, единогласно воспевая вместе с царем благодарственные песни, так что весь город тогда сделался одной Церковью. Пришедши же в церковь, народ провел там целый день» (характерно, что в сем умилительном рассказе ни слова не сказано о страшной резне и грабежах, учиненных варварами Аспара в Равенне; ну вся христианская литература по большей части так доселе и пишется, елейно-лакировочно). Олимпиодор более трезв, и в роли «ангела Божия» вполне реально выступил Кандидиан: «По вступлении в Италию Ардавурий был пойман войском похитителя, отправлен к нему и сделался его другом. Сын его и Плакидия были в крайней горести; но Кандидиан, взяв много городов и оказывая отличные подвиги, рассеял их печаль и утешил их (425 по Р.Х., инд. 8, Феодосия М. 18). Тиран Иоанн был убит (точнее, предан позорной казни на аквилейском ипподроме. – Е.С.), и Плакидия вместе с кесарем, сыном своим, вступила в Равенну. Илион, магистр и патрикий, занял Рим. Все туда приехали, и семилетний Валентиниан облечен в царскую одежду». Аспар впоследствии достиг больших чинов в Восточной Римской империи, возвел на престол Льва I Мясника (401—474 гг., правил с 457 г.), который потом его своевременно и казнил (471 г.) для собственной безопасности.