Текст книги "Intro"

Стригин
Intro

Недавно мне исполнилось 18 лет. Если не ошибаюсь. Родители, обычно умножают эту цифру на два, друзья прибавляют пять, в паспорт я стараюсь не смотреть.

Первое, что я решил сделать в свой день рождения – провести аудит персональных достижений, привести дела в порядок.

Результаты оказались неутешительными: поп – звездой я не стал и миллион долларов так и не заработал. Пока. Я не знаю, встретил ли я свою самую большую любовь, но уверен, что успел проводить несколько значимых. К тому же, я до сих пор не могу объяснить, чем занимаюсь в этой жизни, кроме того, что каждый день, неустанно, с утра и до поздней ночи, леплю свою статую…

Поэтому я подумал, что надо написать этот текст. Разобрать себя и собрать вновь на время, как автомат – вдруг поможет?

Итак начнем.

Все началось с того, что одна знакомая написала мне: «Кажется я тоже «создаю книги» – каждый раз когда о чем-либо думаю или мечтаю. Так же «снимаю кино» – созерцая природу или людей.

Потом я часто вижу как почти мои «фильмы» и «книги» другие люди переносят на материальные носители. Но настоящие книги и настоящее кино – без четких сюжетов, придуманных диалогов, фальшивой игры… Не требует заголовков…

Тогда я подумал, что таких, как она, писателей – больше чем книжек в магазинах. У каждого из нас такое количество собственных историй, что на чтение чужих уже совсем не остается времени. Надо лихорадочно писать и прочитывать свои.

Я уверен, что кроме таких скрытых писателей существуют такие – же композиторы и танцоры, скульпторы и художники. То, что их отличает от реальных – это полное пренебрежение статусом, формой и общественным мнением. К тому же, форма – это всего лишь тонкая линия, которая разделяет эти жанры. Синоним формальности, свод знаков дорожного движения, необходимый для энциклопедий, справочников и редакторов.

Я, как Вы уже поняли, против формы. Я, как любой порядочный джазовый музыкант – за импровизацию. Причем, беспорядочную.

Форма насилует нас, как душат правила любой игры. Все что может нас спасти – это частная, свободная от давления социума, жизнь. В ней мы можем быть и мужчинами и женщинами одновременно, умирать и рождаться каждый день, дружить с кем угодно, мечтать о чем только пожелаем.

Да, лучше жить иллюзиями, но эти иллюзии дают нам надежду и веру в самих себя.

Кстати, вместо слова «иллюзия», можно использовать слово «мечта».

Мне, искренне кажется, что частная жизнь уже давно стала важнее общественных интересов, которые мы поддерживаем с таким же наигранным энтузиазмом, с каким обычно смотрим программу новостей. Словно, опять пришла мама и заставила мыть руки. Конечно, мы встаем и идем в ванную, пока нам платят за послушание. Конфликт, между теми, кто мы есть, и теми, кем мы должны быть может довести до ручки кого угодно.

В частной жизни мы не зависим от формы и правил. Мы не похожи друг на друга. Для того чтобы понять эту банальную мысль, достаточно посмотреть в зеркало, а потом на тех уродов, которых показывают по телевизору.

Более того. Каждому из нас уготовлена своя судьба и в чем ее смысл мы узнаем обычно под занавес, в титрах, которые высекают на могильных плитах. Примерять чужую не имеет смысла. Надо достойно нести свою.

Я читал про Джими Вилсона, который всю свою жизнь провел, изучая технику Чарли Паркера. В тот день, когда он услышал Колтрейна, он покончил с собой. Его тело нашли плавающим в бассейне с саксофоном, зажатым в мертвых руках. Так умирают точки в конце предложения. Так иногда умираем мы, но если этого не случится, следующее предложение не начнется никогда. But common, kill me, boy. Swing, brother, swing…

Часто, когда нам становится особенно тяжело мы начинаем искать смыслы. Иногда – с самого детства, забравшись под одеяло. Чтобы хоть как-то объяснить себе то, что происходит с нами каждый день.

Мы создаем величайший миф нашей жизни – миф о себе.

Эти истории помогают нам чувствовать себя настоящими героями, даже в нелегкие моменты полного проигрыша. Благодаря этим историям наши действия становятся осмысленными. Мифы дают нам возможность нарушить размеренность существования. Сделать любую, даже самую унылую жизнь фантастичной.

Сочинение своей собственной истории становится особенно необходимым тогда, когда серая череда дней поглощает тебя, поглощает твою душу, и душа, становится такой же пресной, как и мир за окном. Когда реальность буксует вместе с тобой. Именно в такие моменты хочется отказаться от всего что есть и начать сначала.

Сочиняя свои собственные истории, мы становимся дизайнерами своей жизни. Мы наполняем вялое шевеление времени, смыслом.

Наполняем жизнь смыслом.

Правда, некоторые думают, что обрести смысл жизни– это попасть в рабство. Хотя с другой стороны, жизнь и есть рабство, как говорил Генри Миллер.

Главное, в такой ситуации не поддаться искушению и не купить чужой, поддержанный миф по дешевке. Чужой миф – это чужая жизнь и чужой праздник.

Быть такими как все, зная о возможных отличиях и нелепости существующего стандарта – это бунт о котором писал Джон Барт, но это путь для тех, кому нужна маскировка. Тем, кто торопится жить, этот путь не подходит.

Лучше отказаться от мысли стать похожими. Победа только за теми, кто хочет быть другим. За теми, кому не хватает революций.

И еще. Миф не должен быть понятен – естественно объяснимое ценности не имеет. Главный принцип создания мифа основан на том, что людям свойственен постоянный поиск «новизны» для продления состояния удовольствия. Но это новое должно быть очень похоже на нечто старое, то что уже приносило радость.

Кроме того, нет необходимости придумывать что-либо фундаментальное. Одна небольшая свежая идейка, может перевернуть целый мир. Прежде всего ваш собственный.

Благодаря постоянной работе над собственным мифом, мы становимся одержимыми им. И наш успех зависит только от силы нашей веры в него.

Даже в самые жестокие моменты нашей драки со своей собственной жизнью мы получаем ровно то, за что готовы заплатить, достигаем того, чего хотим достичь. Все – в каждом шаге, каждом движении – говорит нам о том, чего мы на самом деле хотим от своей жизни, к чему мы готовы. Те занятия, которые мы выбираем, одежда, которую мы носим, говорит о том, чего мы ждем. Так мы пишем свою жизнь.

Так мы становимся самураями, способными умереть за веру в своего господина, за веру в созданный миф.

Кстати, о самураях. В японском языке даже есть понятие, обозначающее особый оборот благородной речи, – «язык игры», асёбасэ котоба. «Я вижу, вы приехали в Токио», в данном контексте, прозвучит как: «Я вижу, вы делаете вид, будто приехали в Токио». Главное, показать собеседнику, что он настолько властен над своей жизнью, что для него все превращается в игру, он погружается в жизнь, как в игру, где все дается легко, словно само собою. Другими словами вместо: «Я слышал, ваш отец скончался», необходимо говорить «Я слышал, ваш отец сделал вид, будто умер». Главное, чтобы даже неизбежное воспринималось так, словно «разыгрывается» человеком.

Жизнь – как миф, как искусство, миф – как игра, действие ради действия, без бесконечных остановок для подсчета прибылей и потерь – не это ли делает мифотворчество образом жизни? Главное – не напрягаться. Ведь любое кино, так или иначе, заканчивается хэппи– эндом.

Главное– не останавливаться. Когда мы останавливаемся – мы падаем.

Самое опасное в жизни, это ожидание. Ожидание того, что этот текст понравится, что он будет написана именно так, как Вы хотите, что книга будет написана о том, что заявлено на обложке – все это неправильно. Нельзя прогнозировать результат.

Ожидание превращает нас в тупых телезрителей, заплывших жиром на диване. В ожидании мы проводим свои жизни, как на курортах. Мы ждем праздника, несмотря на то, что праздники убивают в нас способность радоваться каждому, отдельно взятому дню… Я ненавижу воскресенья…

Ожидание, это наше любование будущим, попытка обложить соломой все опасные места, закруглить все острые углы. Ожидание порождает страх. Страх неудач. Страх потерять равновесие, перейти в новое незнакомое состояние. Но для того, чтобы что-то изменилось, нам туда и надо. В новое состояние. А значит, нам – в том направлении, куда движется твой страх.

Ожидания порождают образы идеального, не дают нам уснуть. Эти образы не дают случиться ничему на нашем пути – ничему, кроме ожидаемого.

Ожидание конкретного результата превращает нашу жизнь в ад.

Глядя далеко за горизонт, мы невидим того, что лежит под ногами.

Никогда нет того, что надо, как пел Мик Джаггер. Потому что почти никогда мы не знаем чего именно мы хотим…

Миф – не альтернатива реальной жизни, миф – это наше видение реальное жизни – ее целостности, разнообразия, красоты. Видение любви, которая уже есть в нашей жизни, а не той, которая брезжит где – то за горизонтом.

Поэтому, создавая историю о себе, мы забываем об одном – история эта будет жить, пока она не закончена, пока мы рассказываем ее, пока не поставлена точка в конце предложения. Как говорят джазовые музыканты – я живу только тогда, когда играю. А это значит, что историю о себе можно только начать.

«Лучше его пристрелить, пока он счастлив»…

Как бы я хотел бы написать книгу, состоящую из одних дебютов, прологов, вступлений!

Люди любят только то, что могут понять. Почти все, садятся только на те стулья, на которые помещается их задница.

Поэтому очень скоро я закончу этот текст. Лучший текст – это тот, что каждый напишет сам. Молчание, тишина, которая называется музыкой – самая великолепная, самая восхитительная мелодия, ибо в ней, в этой тишине, рождается все – весь мир. Это мгновение, предшествующее музыке, которая может случится, как самой прекрасной на свете, так и самой бездарной. Мгновение перед рождением…

Кстати, этот текст – инструкция о том, как начать создание своей собственной истории. Это не история, а ее начало….

Поэтому…

…что-то случилось со мной несколько позже того дня, когда Будда изобрел Hammond organ, а точнее 15 августа 1998 года, на следующее утро после того, как Nino Ferrer покончил собой.

Тогда я отчетливо понял, что болен, понял, что стою на месте. Я перестал удивляться окружающему миру. Мне было наплевать на него, а ему – на меня.

В тот день я проснулся и посмотрел на часы – они показывали 30 июля 2006 года, 5 часов 34 минуты утра. На самом деле было на полтора года меньше. Что это значило – я понял сразу. Время торопило меня.

Я понял, что пора бежать, я слишком долго рассказывал Вам сказки. И тогда… я побежал, что же еще оставалось делать?