Текст книги "Сходняк"

Глава 8

В бильярдной, расположенной в подвальном этаже огромной трехэтажной дачи за высоким живым забором буйных лип, как всегда, витал пьянящий аромат дорогих голландских сигар. Хозяин дачи Алик Сапрыкин был большим ценителем этих длинных темно-коричневых «палочек здоровья», как он в шутку их называл. К сигарам его приучил отец, Иван Пахомович Сапрыкин. Приучил Алика он ко многому, в том числе и к «маленьким телесным радостям» (его выражение!). Сегодня, вопреки обыкновению, Александр Иванович распорядился, чтобы шестидесятилетняя кухарка Аня задержалась и приготовила к вечеру «что-нибудь легкое». Аня лет сорок проработала в блоке питания соседнего дачного поселка, где еще с эпохи развитого социализма стояли совминовские дачи. По совместительству она стряпала старому Сапрыкину, а после его смерти три раза в неделю приходила готовить его сыну. Алик старался не допускать ее к своим гостям – не потому, что стеснялся этой простоватой, хотя и доброй шестидесятилетней тетки, но просто потому, что знал: Аня, равно как и вся обслуга этого подмосковного дачного архипелага, – кадровый работник спецслужб, потомственные «уши и глаза» всемогущего «комитета», которые после распада Советского Союза и самого КГБ перешли под крыло бывших гэбэшников, возглавлявших теперь частные «охранные фирмы». Эти «охранные фирмы» в основном специализировались на «ловле широким бреднем» компромата на всех и вся – на всякий случай. Потому что в новой России ничто не доставалось так дешево и не ценилось так дорого, как любая приватная информация – будь то телефонный разговор кремлевского аппаратчика с тещей или видеосъемка президента крупного банка, ковыряющего у себя в заднице перед зеркалом.

Словом, ушлый Алик Сапрыкин никогда не позволял кухарке Ане присутствовать в доме во время таких важных встреч, какая должна была состояться сегодня вечером.

На большой разговор к себе в подмосковную Жуковку он пригласил, помимо своих самых близких и верных соратников Петюни и Витюши – то бишь Петра Петровича Буркова и Виктора Ивановича Самохина, – трех отставных генералов ФСБ, которые, хотя давно были на пенсии, вовсе не отошли от дел и, не занимая никаких громких должностей на гражданке, поддерживали связи с бывшими коллегами по службе и вообще были в курсе всех событий, о которых, как правило, не сообщала свободная российская пресса. Они доподлинно знали, кто, с кем, почем и зачем торгует металлом и нефтью, боевыми вертолетами и черной икрой, пшеницей и наркотиками. Эти хитрющие отставные генералы знали по именам-отчествам едва ли не всех министров и замминистров за последние десять-пятнадцать лет и, будучи со многими влиятельными людьми в доверительных отношениях, выуживали по крупицам ценнейшую информацию, которую аккуратно складировали не только в необъятной картотеке своей памяти, но и в своих библиотеках, чтобы когда-нибудь в нужный момент легко выудить ту или иную «фишку» с интересующими сведениями.

Иногда могло показаться, что им в этой жизни уже ничего не нужно, что за долгие годы беззаветной службы советской власти они получили все мыслимые и даже немыслимые привилегии, льготы и авансы. Но это было далеко не так.

Действительно, в отличие от «новых русских», их не прельщали ни испанские виллы ни личные самолеты, ни миллионные счета в оффшорных банках. Но им в последние годы недоставало сознания своей значимости. Они затаили жестокую и горькую обиду на новую власть, которая просто выбросила их из государственной машины как ненужный хлам. О них забыли, их советы оказались почти никому не нужны, их богатый опыт – не востребован. Поэтому они злорадствовали всякий раз, когда с позором снимали с должности очередного министра внутренних дел, или публично уличали во взятках министра юстиции, или отправляли в СИЗО генерального прокурора.

Александр Иванович Сапрыкин, один из немногих представителей молодого поколения бойцов невидимого политического фронта, это очень хорошо понимал.

Поэтому он и выработал такую уважительно-почтительную линию поведения в отношении этих пожилых генералов: стариками называть их как-то язык не поворачивался. Его бы воля – он готов был восстановить памятник Дзержинскому на Лубянской площади, вернуть гранитного Иосифа Виссарионыча на Эльбрус. Ему не жалко – лишь бы завоевать беззаветное доверие этих могучих людей в поношенных генеральских кителях, в которых они неизменно приезжали к нему в Жуковку-5 на вечерние посиделки.

В хитроумной стратегии затеянной им серьезнейшей политической игры старикам-гэбэшникам отводилась важная роль его политических советников. И если все пойдет именно по начертанному им плану и результат окажется именно таким, как он его рассчитал, они займут в будущей конфигурации власти почетные должности – каких-нибудь специальных представителей будущего нового президента… А вот кто будет президентом? Вот это пока что был самый интересный, покрытый сплошным туманом вопрос.

Алик в последний раз перед приходом гостей придирчиво осмотрел накрытый стол. Икра в круглых хрустальных вазочках, севрюжка в нарезку, свиной окорок кусочком, крутобокие помидорчики, крабовый салат. Запотевшая бутылка «Московской» водки, стайка темных бутылок «Боржоми», простые водочные рюмки и высокие фужеры для минералки… Сервировка напоминала картинку из старой книжки «О вкусной и здоровой пище». «Пусть, – подумал Алик, – поностальгируют, авось размягчение души приведет к некоторому размягчению мозгов. А там…»

Сегодня ему надо было провентилировать важный вопрос, который интересовал не только его, но, наверное, десятки, если не сотни и тысячи людей, незримыми нитями связанных с Кремлем, чье жизненное благополучие – или крах – прямо зависело от выборов нового российского президента, назначенных, как известно, на июль будущего года.

…После третьей рюмки атмосфера за столом явно разрядилась. Так бывало всегда. В первые сорок минут генерал-полковник КГБ в отставке Михаил Фаддеевич Юдин – в застолье просто Фаддеич – держался нарочито натянуто и строго. По его примеру его бывшие подчиненные генералы Андрей Парамонович Толстунов и Анатолий Игнатьевич Черемин тоже напускали на себя загадочную непроницаемость. Но от угощения не отказывались. Все трое были кадровыми гэбэшниками и в годы активной службы занимали гражданские должности: Фаддеич возглавлял выездной отдел ЦК КПСС, и через его руки проходили все граждане, легально выезжавшие за кордон.

Другими словами, он имел полную информацию как официального, так и, главное, неофициального свойства практически о всех крупных, средних и мало-мальски значимых «выездных» советских – а ныне российских – гражданах. Толстунов лет пятнадцать возглавлял «первый отдел» в МВД и, разумеется, обладал столь же полной информацией обо всех кадровых милицейских работниках. Черемин курировал отдел кадров Министерства иностранных дел – под его «колпаком» оказались все дипломатические работники, включая послов и замминистров, не говоря уж о пяти министрах, которых он пережил.

– Ну, Михал Фаддеич, прикажите еще по одной! – весело предложил Алик, подмигнув сидящим за столом. – А потом можно будет и шары покатать!

Еще когда был жив отец, он рассказал Алику, что Юдин большой поклонник русской пирамиды, поэтому он и накрывал стол не в столовой, а тут, в темноватой бильярдной: после обильной и вкусной трапезы Фаддеич обожал сыграть партийку-другую. Потом он впадал в такое благодушное настроение, что из него можно было веревки вить…

Холодная струйка «Московской» наполнила рюмку Фаддеича. Тот, держа ее в воздухе, вдруг брякнул:

– Ну, что у вас в Кремле-то еще не шушукаются насчет грядущих событий?

Алик поставил бутылку на стол и удивленно воззрился на Фаддеича:

– Вы что имеете в виду, товарищ генерал-полковник?

Он с удовлетворением отметил, как просияло морщинистое лицо старика: тот обожал, когда к нему так обращались.

– А то имею в виду, уважаемый Александр Иваныч, что плох стал наш президент. Совсем ни к черту…

– Но он ведь последние три-четыре года уже совсем ни к черту – и ничего, сидит на троне, – возразил Алик, предчувствуя, что разговор выходит на нужную ему траекторию.

Старый генерал поднял палец вверх.

– Он-то сидит и просидел бы еще лет десять, если бы печень позволила. Но вот околокремлевским людям он совсем невмоготу стал. И они вынашивают планы, как его удалить…

– Вы хотите сказать, что «Дед» уйдет? – всплеснул руками Бурков. – Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Фаддеич снисходительно усмехнулся:

– Молодо-зелено! Когда Никита Сергеевич уезжал в Пицунду, его тоже предупреждали, а он только отмахнулся. И когда Горбачев в Форос уезжал – думаешь, умные люди ему не шепнули на ухо? Как раз у нас в России все возможно.

Не уйдет добром, так уедет ногами вперед. Историю отечества не нужно забывать, братец. Как ушел император Павел Первый, помятуешь, может? Или как Иосиф Виссарионыч, царствие ему небесное! – Фаддеич скроил такую горестную мину, что Алику показалось: ну, сейчас слезу пустит, старый лис!

И, желая продолжить эту интересную тему, Алик лукаво подзадорил старого гэбэшника:

– Уж не помогут ли ему уйти на покой, а, Михал Фаддеич?

– Об этом и толкую, голова садовая! – Фаддеич опрокинул рюмку в глотку, подождал, пока обжигающе-холодная жидкость прольется по назначенному маршруту, закусил ломтиком свежего огурчика и исподлобья глянул на Сапрыкина:

– Так вот я и спрашиваю, юноша, не шушукаются там еще по вашим коридорам?

Алик покачал головой и ответил вполне искренне:

– Нет. Все идет своим чередом. Работают. Хотя и начинают подумывать о подготовке к выборам. Я имею в виду спецподготовку… Ну там, подбор подходящего кандидата, источники финансирования избирательной кампании…

– Это ты о своих подопечных говоришь? – оборвал его Фадцеич, бросив многозначительный взгляд на Витюшу и Петю. Отставной генерал был прекрасно осведомлен о том, что Александр Иванович Сапрыкин уже несколько лет ведет наблюдение за крупнейшими криминальными авторитетами России и, играя на внутренних противоречиях между различными группировками, пытается использовать некоторых влиятельных воров в законе для своих политических гешефтов. И кажется, у него это неплохо получается. Генерал вздохнул и, философски глядя на Алика, изрек:

– Ребята, смотрите не заиграйтесь с ними! Нынешние ведь не те, какие были раньше старые волки в законе, – это так, шантрапа. Эти едва почуяли запах денег – и одурели. Жизнь по понятиям для них пустой звук. Нынешние законные – это не чета Медведю, или Ангелу, или Мулле – да вы этих имен, наверное, уже и не помните! Это были серьезные люди! А нынешние законные за десять сребреников продадут друг друга с потрохами. Тебя, Алик, кстати, не удивляет, что одному президентскому кандидату позавчера дали «без права переписки»?

Алика просто передернуло от этих слов. Он давно общался с Фаддеичем, но все никак не мог привыкнуть к его гэбэшному черному юмору – таким вот замогильным шуточкам: «без права переписки» на старинном, еще энкавэдэшном жаргоне означало «пустить в расход», или по-простому – «расстрелять».

Фаддеич, разумеется, имел в виду убийство Шелехо-ва, и это весьма интересовало Сапрыкина.

– То, что Шелехова убрали, – осторожно начал он, – нам как раз только на руку. С уходом Шелехова поле расчистилось. Теперь мы можем вывести на него своего игрока, Михаил Фаддеевич. И очень рассчитываем на вашу помощь, – торопливо добавил он.

Генерал перевел взгляд на своих товарищей, все это время молча слушавших застольную беседу.

– Ребята не дадут соврать, Алик, ситуация не так проста, как вам кажется. Шелехова убили воры. Но навели их на Шелехова наши. А Шелехов – человек непростой. За ним стоял смотрящий России. Шелехов – человек Варяга.

Варяг его финансировал из общаковских денег. И вот представь себе картину: теперь некого финансировать. Ну, хоть ясно, куда ветер дует и чем все это пахнет?

Алик молча кивнул. Старик продолжал:

– Варяг явно собирался поставить на Шелехова на будущих президентских выборах. Воры убрали Шелехова. Не думаю, что это их собственная затея. Кто-то их надоумил пойти наперекор Варягу. Зачем? Кому это нужно?

Он выжидательно поглядел на Алика, потом на его кремлевских корешей.

– На Варяга в последнее время, я знаю, воры наточили большой зуб, – не очень уверенно пробормотал Алик, размышляя над словами Фаддеича. – Вы, конечно, помните, Михаил Фаддеевич, у прежнего премьер-министра с Игнатовым наладились чуть ли не дружеские отношения. Старик к нему вдруг стал благоволить. И многим ворам это не понравилось. К тому же у них финансовые проблемы возникли…

Внимательно слушая Сапрыкина, Фаддеич не забывал о закуске. Кивнув головой, он поддел вилкой кусок осетрины и отправил его в рот.

– Нет, это все чушь. Сдается мне. Варяга решили нейтрализовать по всем направлениям. Он многим стал неудобен. И ворам, и властям, и политикам.

Особенно сейчас, когда готовится «финт ушами»… – Он крякнул, видя, как снова вытянулись лица у его молодых собеседников. – Да, братцы, все пойдет не так, как многим кажется. Все будет со-овсем не так. Чует мое сердце, готовятся большие перемены в стране. Будет полная смена власти. Причем очень радикальная.

Я не случайно спросил тебя, Алик, про кремлевские слухи. Но если ваш телеграф молчит – а может, ты мне просто говорить не хочешь… – Он поднял руку, пресекая решительные возражения Алика, который пытался сказать: мол, Ми-хал Фаддеич, да разве я от вас что-то могу скрывать! – Словом, это кремлевское молчание выглядит весьма странно. Значит, никто не может поверить, не хочет даже представить себе, что будет.

Фаддеич сделал паузу и, как бы не обращая внимания на мучительное ожидание собеседников, не спеша налил себе рюмочку «Московской», выпил, крякнув от удовольствия, и как ни в чем не бывало сообщил:

– А дело идет к тому, что… «Дед» не уйдет, говоришь? Уйдет, никуда не денется! И уйдет очень быстро, скоропостижно – к этому все и идет. Скинут «Деда»!

– Кто? Как? – взволнованно воскликнули Алик и его кореша. Они отказывались верить в то, что говорил сейчас отставной генерал. – Как его можно заставить, когда он держится за власть, словно бульдог, вцепившийся мертвой хваткой в горло сдыхающего медведя! Никогда он не уйдет!

Михаил Фаддеевич усмехнулся.

– Верно говоришь: сам не уйдет. – И, напирая на слова, повторил:

– Сам не уйдет никогда. Но «Дед», как известно, мужик жалостливый, сентиментальный.

Он ведь и черта лысого не боится, но за близких своих, за так называемую семью сильно переживает. Вот его и пугнут семьей-то! И очень скоро пугнут. Я думаю, уже до Нового года все и произойдет. Так что, ребятки, никаких президентских выборов в июле не будет. Все произойдет куда как стремительнее!

Алик встал из-за стола и решительно зашагал к бильярдному столу. Взял со стойки кий, сдвинул треугольник с шарами к середине и жестом пригласил Фаддеича сыграть. Тот с готовностью согласился.

Александру Ивановичу нужна была пауза для того, чтобы переварить и осмыслить услышанное. Такого поворота событий опытный «игрок» Сапрыкин не ожидал. Круто! Очень круто кто-то замахнулся! Но, взяв себя в оуки, Алик улыбнулся и, сделав гостеприимный жест, предложил:

– Разбивайте, Михал Фаддеич!

Старый генерал, кряхтя, прилег животом на борт и хлестко впечатал кончик кия в розоватый шар. Пирамида со звонким цокотом рассыпалась, но ни один шар не закатился в лузу. Генерал раздосадованно покачал головой, посмотрев на кончик кия, как будто именно там сосредоточена была причина его неудачного удара.

– Но чтобы заставить «Деда» уйти, надо же иметь наготове колоссальный… материал, – осторожно продолжил Алик разговор. – Надо иметь кого-то, кто был бы способен пугнуть его!

К бильярдному столу подтянулись остальные участники «сходки». Витюша, держа в руках рюмку водки, присел в кресло, Петя остался стоять у борта, а оба отставных генерала послушными тенями встали за спиной у Фаддеича.

– А материал есть. Вагон и маленькая, а может, и большая тележка.

– А кого же поставить? – сделав свой удар, как бы между прочим, спросил Алик. – Здесь ведь нужен подготовленный и весьма способный человек.

– И подготовленный и способный сменщик уже есть! – твердо сказал Михаил Фаддеевич. – И вы его все знаете. Хотя он еще не примелькался на телеэкранах.

– И кто же это? – не вытерпел Витюша, нервно поглаживая себя по коленке.

Отставной генерал-полковник КГБ прицелился и исключительно точным ударом отправил свояка в правую дальнюю лузу А потом, не глядя на Алика, ответил:

– Вы в школе проходили комедию «Горе от ума»? Помните, там был один персонаж, он все время говорил: умеренность и аккуратность, умеренность и аккуратность. На этом и строил свою успешную карьеру и личную жизнь. Сумел даже главного героя – претендента на руку и сердце девушки нейтрализовать.

– Молчалин? – подсказал Алик.

– Ну да, – улыбнулся ветеран политического сыска. – Молчалин его фамилия. «Деда» пугнет наш «Молчалин». Тем более что у него имеется доступ… А там глядишь да и закатим этого своячка в кремлевскую лузу!

И с этими словами он загнал очередной шар точно в цель.

Больше в этот вечер о делах не говорили. Покатали шары, выпили еще по паре рюмок, закусили икоркой. Поздно вечером, когда все ушли и дача опустела, Алик потушил в бильярдной верхний свет, включил торшер и сел в кресло.

То, что сегодня в застолье сказал старый гэбэшный генерал, как-то сразу прояснило для него всю ситуацию. Итак, Шелехов – основной кандидат на предстоящих президентских выборах – убит, как намекнул Фад-деич, не без ведома людей в погонах. А может быть, даже по их прямому или косвенному указанию. Это сделано для того, чтобы, во-первых, убрать слишком сильного политического соперника, а во-вторых, чтобы насолить Варягу. Одним выстрелом убили двух зайцев. Ну что ж, так-то оно к лучшему. Потому что если все это дело выгодно повернуть, то Варяга можно замарать и перед остальными ворами, и перед его покровителями в правительстве.

Алик повеселел. Да, надо отдать им Варяга на съедение! А общак тогда останется бесхозный – и вот тогда им можно будет завладеть и попользоваться в собственное удовольствие. И на некоторые нужные дела пустить.

Убийство Шелехова – хороший ход. Беспроигрышный ход. Ну что ж, приступим! Нельзя стоять на месте.

Успех надо развить! И сняв трубку со стоящего на столике под торшером телефонного аппарата, он набрал номер…

Глава 9

Владимир Бабурин, законный вор по кличке Тверезый, попал в сети к хитрому генералу Урусову пять лет назад, когда Евгений Николаевич только-только перевелся в Москву из Махачкалы. Тверезый попался по-глупому. Хотя, если разобраться, то почти все жертвы Урусова попадались на дурачка. Бабурина накрыли во время очередной операции «Вихрь-Антитеррор», когда у него на даче в Малаховке обнаружился целый склад оружия и взрывчатки. Но поскольку тот налет совершал лично Урусов со своими доверенными офицерами, переодетыми в спецназовский камуфляж, известие об обнаружении в Малаховке убойного арсенала не попало ни в один отчет. А Вовану было однозначно сделано предложение, от которого тот никак не смог отказаться – иначе пошел бы по трем статьям, а с учетом его прошлых подвигов дали бы ему «чирик» строгого режима-и хрен бы он досрочно вырвался. Словом, Владимир Бабурин согласился стать тайным осведомителем Урусова, регулярно поставляя генералу интересные сведения о делах и заботах крупных воровских авторитетов.

Но сегодня Евгений Николаевич вызвал его не для того, чтобы выслушать очередную порцию «компры» на московских законных, а на инструктаж.

Тверезый сел за стол и без приглашения принялся за еду. Он любил похавать на халяву. Налил себе водки, щедро положил рыбки, навалил икорки с полтарелки.

– Ну, Николаич, будем! За успех! – Он поднял стопку.

Урусов поморщился.

– За успех не пьют, Вова. А то успеха не будет! Выпьем лучше за здоровье. Было бы здоровье, а успех не задержится.

– Ну лады! Давай за него! – послушно согласился Тверезый. Они не чокаясь выпили. Генерал Урусов считал ниже своего достоинства чокаться с уголовниками.

– Ты слыхал про убийство в Шереметьево? – без предисловий начал Евгений Николаевич. Тверезый кивнул:

– Шелехова завалили. Депутата.

– Точно. Надо срочно выяснить, кто и почему завалил. Я очень надеюсь, что это не московские. Хочу надеяться, – с нажимом произнес Урусов. – Если гастролеры, попробуй выяснить, кто и откуда. И найди их. Если кто другой, тем более нужно узнать кто и найти.

Владимир отодрал от тяжелой виноградной ветки, лежащей в вазе, небольшую изумрудную гроздь и с аппетитом стал откусывать по ягоде.

– Евгений Николаевич, – заметил он, – я слыхал, Витя Тульский базарил, что, мол, Шелехов – человечек Варяга… Владислава Игнатова, – на всякий случай уточнил Тверезый.

– Игнатова? – встрепенулся Урусов.

– Да, Игнатова. Он сейчас рулит в крупной конторе по экспорту оружия.

И тут в голове Урусова начала складываться, как из элементов детской мозаики, общая картина. Если Тверезый не брешет, значит, убийство Шелехова, возможно, было вовсе не делом рук отморозков или залетных придурков, гоняющихся за бабками. Здесь попахивало тщательно спланированной акцией. И тогда главной мишенью этой акции мог быть вовсе не бедняга Шелехов, а руководитель «Госснабвооружения» Владислав Геннадьевич Игнатов, более известный в определенных кругах как вор в законе Варяг, смотрящий России, хранитель воровского общака… Урусов даже вспотел от напряженных размышлений. Он со скрежетом расстегнул косую стальную молнию на куртке и откинулся на спинку кресла. В его голове зароились мысли о том, что ему теперь просто необходимо опередить эмвэдэшных следаков и первым выйти на убийц, кто бы они ни были.

Тогда… он пока еще до конца не представлял себе, что будет тогда, но было ясно, что в руки ему плывут неслыханные возможности и барыши.

– Ладно, – произнес генерал, задумчиво вертя в руке вилку – Ты, Вован, вот что сделай. Поспрашивай людей, может, кто что слышал об этом деле. По предварительным данным, в нападении на «ауди» Шелехова участвовало трое – во всяком случае, на месте нашли два ствола и гильзы от третьего. Из всех трех стреляли.

– А какого хрена ты, начальник, этим занимаешься? Это ж вроде не твоя епархия? – небрежно спросил Тверезый.

Урусов пропустил мимо ушей то, что Вован совал нос не в свое дело. Он прощал ему такие вольности. Генерал вел с Тверезым игру совершенно иного толка, нежели с Закиром Большим, позволяя молодому самодовольному уголовному авторитету держать с ним минимальную дистанцию, что порой даже граничило с панибратством. Хитроумный Урусов был уверен: с этим простоватым, русским в доску братком так и надо себя держать генералу милиции. Тверезому льстили такие почти дружеские отношения с крупным эмвэдэшным начальником, и это обманчивое чувство заставляло его служить Урусову верой и правдой и, главное, ретиво.

– Да ты понимаешь, Володя, – как бы нехотя стал отвечать Евгений Николаевич, потом, картинно помявшись, он многозначительно наклонился к самому лицу Тверезого и полушепотом сообщил:

– Я тебе сейчас скажу то, о чем не пишут газеты. Ведь Леонид Шелехов был нашим человеком. Больше того – моим человеком.

И теперь это для меня дело чести – найти его убийц. Ты же знаешь наше правило: кто нас обидит – тому три дня не жить!

В белесых глазах Бабурина мелькнула тень восхищения. Ему очень даже льстил такой подход к делу Он по-бычьи мотнул головой и молча вонзил зубы в бутерброд с черной икрой.

– Понял, Николаич! – только и заметил он, прожевав. – Как держим связь?

Как обычно?

– Да, – кивнул Урусов. – Сам мне не звони. Я тебя найду А если вдруг надо будет мне что-то сообщить срочно – звони туда в приемную… Но лучше попроси кого-нибудь из хороших знакомых, женщину какую-нибудь немолодую. В приемную лучше пусть женщина звонит.

Евгений Николаевич держал связь со своими секретными агентами через приемную генерального директора крупного московского издательства «Щит и меч», специализирующегося на выпуске криминальных боевиков. Генерал-полковник Урусов числился в этом издательстве литературным консультантом.

– Все понял, Вован?

Тверезый тыльной стороной ладони вытер губы.

– А че тут не понять. – Он встал:

– Ну я пойду, что ли…

– Иди, Вова. Действуй. Считай, что это моя личная просьба. Надо этих гадов найти! – Урусов нахмурился и махнул рукой.

Портьера тяжело заколыхалась вслед удалившемуся братку.

А Урусов вдруг ощутил мелкую дрожь во всем теле и нервно забарабанил пальцами по столу. Та-ак, значит, Шелехов человек Варяга. А если Шелехов человек Варяга, то не исключено, что тут затевается серьезное де. до, которое может потянуть на очень большие бабки Грязные бабки. И это пахнет вовсе даже не простым политическим убийством. За годы службы, находясь в высшем эшелоне милицейской иерархии, он уже давно уяснил, что в России не бывает политических убийств. Все «заказы» на политических деятелей имеют под собой одну подоплеку: деньги. Очень большие деньги. Потому что в России любая политическая деятельность сопряжена с доступом к большим деньгам. Взять хотя бы все эти убийства в Петербурге. Все эти депутаты, члены городской думы, крупные чиновники – все они ворочали сумасшедшими бабками… И все эти убийства по существу были лишь способом отстранения их от политической кассы и обеспечения доступа к этому «политическому общаку» другим людям…

Урусов зябко поежился. Он весь сотрясался от крупной дрожи. Его охватило сильнейшее нервное возбуждение, что было сродни сексуальной похоти. Урусов уже хорошо знал себя. Это возбуждение требовало немедленного выхода. И тут он вспомнил про смазливую соску в белой майке…

Евгений Николаевич выглянул в зал, нашел взглядом глаза Никиты Левкина и мигнул: подойди, мол. Тот сразу вскочил из-за стола и, как тяжелый крейсер, двинулся через зал, провожаемый опасливыми взглядами посетителей. Он прямо-таки «заплыл» в нишу, где сидел генерал, и вопросительно уставился на шефа.

– Видишь вон ту девку в белой майке? – осведомился Урусов, осклабившись, как хищник перед броском. – Покажи этим лохам ксиву и попроси предъявить документы. Всех попроси, а ее особенно. Если у нее паспорт есть, забери и веди наверх. А если нет паспорта – тем более веди. Я минут через пять поднимусь. Все – свободен.

Певкин развернулся и решительно направился к столу, где сидела смазливая черноволосая девчонка в майке с надписью «Fuck off Guys». Урусов увидел, как из-за стола поднялся напарник Левкина Артем Свиблов и двинулся за Никитой.

За столом возникло некоторое оживление, и Урусов даже услышал, как юная брюнетка сердито воскликнула: «Да вы что себе позволяете, мужчина? Я милицию позову!» Но сразу затихла, когда здоровенный парень начал увещевать ее своим ровным хрипатым голосом. Это он умел – увещевать наглых ресторанных потаскушек, напяливающих на себя тонкие, почти прозрачные маечки так, что просвечивающиеся сквозь них голые сиськи вводили в искушение любого мало-мальски здорового мужчину. И действительно, Левкин с ней живо разобрался. Интуиция не подвела Евгения Николаевича, он попал в точку с этой девкой. Маленькая ресторанная «давалка» попалась очень даже кстати. Никита обработал ее в два счета. И это как раз то, что сейчас очень было нужно разнервничавшемуся генералу.

Урусов почувствовал, как глубоко под джинсами зашевелился его «боевой товарищ», нетерпеливо подымая «флаг». Генерал встал, шумно выдвинув стул. Ну-с, приступим… Никита и Артем уже повели черноволосую к служебному выходу. Сейчас они выведут ее в темный коридор и по лестнице проводят в комнату отдыха, закамуфлированную под служебный кабинет некоего ответственного лица.

Урусов сунул зеркальные очки во внутренний карман кожаной куртки. Он ощутил приятное возбуждение во всем теле – так было всегда, когда он предвкушал очередное приключение. Он не взбежал – взлетел по лестнице…

Девица сидела в кресле перед столом, вжав голое, в плечи. Она не обернулась, когда скрипнула дверь. Но зато когда он, закрывая за собой дверь, щелкнул ключом в замке – вся передернулась. Урусов подошел к ней сзади, ни слова не говоря, обхватил за плечи и развернул к себе. Девушка была очень даже ничего: рот крупный, губы пухловатые, зовущие, кожа тонка оливковая, без единого изъяна. Он медленно облизал ее взглядом от подбородка до торчащих под майкой упругих зовущих грудей. Потом взглянул внимательно в глаза и с удовольствием отметил затаенный в них страх.

– Тебе лет сколько? – хрипловато спросил Урусо! весь дрожа от нетерпеливого возбуждения.

– Сем… Восемнадцать… – сбивчиво буркнула девчонка.

– Так все-таки сем… или восем… надцать? – неопределенно переспросил Урусов.

– Семнадцать, Восемнадцать будет через полгода А вы кто? – спросила девчонка, исподлобья разглядывая плотного немолодого мужчину в странном – не по возрасту – одеянии. Больше всего ее поразила кожаная куртка на молнии.

– Я генерал милиции, а ты? – И, не дожидаясь ее реакции, сам себе ответил:

– А ты нештатная проститутка ресторана «Волга». – И видя, что девица вся вспыхнул то ли от смущения, то ли от негодования, продолжал:

– Я знаю, что нештатная, потому что у здешних штатных рабочий день, вернее, рабочая ночь начинается с двадцати двух часов. Ну, так что делать будем? Э-э… Тебя как зовут?

– Ира, – выдавила из себя девушка, еще больше съежившись, будто стараясь прикрыть дерзко выпирающие из-под майки высокие юные груди.

– А дальше? – Взгляд Урусова словно невольно впечатался в холмы под майкой.

– Mvpa… това, – запинаясь, пролепетала Ира.

– Ну вот что, Ира Муратова… – привычно укоризненным тоном произнес генерал. – Влипла ты в нехорошую историю. Я ведь и в самом деле генерал милиции. Вот могу показать свое удостоверение. – И с этими словами он достал красную книжечку и, раскрыв ее, поднес Ире к самым глазам.

Она скосила глаза и прочитала: «генерал-майор… Подкопаев Виктор Николаевич… Начальник оперативного отдела управления внутренних дел…» С фотографии на нее сурово смотрел этот самый мужик с явно кавказскими чертами лица. Ира вздохнула.

– Мое удостоверение ты видела. А вот у тебя документов при себе нет, – продолжал укоризненно «генерал-майор Подкопаев». – А что это значит? Это значит, что для установления твоей личности я имею право тебя задержать и начать розыск по Москве. А потом сообщить твоим родителям и по месту учебы или работы… Ты учишься, работаешь?

– Учусь, – еле слышно пробормотала Ира. – В коммерческом институте…

Здесь недалеко, на Беломорской.

– Да-а, вот, значит, какую коммерцию ты осваиваешь, – плотоядно усмехнулся Урусов. – Сейчас у тебя практика, что ли? – Его рука потянулась к стоящему на столе телефонному аппарату. – Ладно, сейчас позвоню в коммерческий институт ректору и узнаю, учится ли У них Ирина Муратова.