Текст книги "Воля цвета крови"

После беседы с Нечубаренко капитан Рожнов направился в коммунальную квартиру, где проживал Анатолий Темников, дожидавшийся сейчас, сидя в камере, суда. Старший оперуполномоченный, отличавшейся дотошностью, зашел по адресу проживания Темникова не случайно, он преследовал две важные цели: первая – нелишним было посмотреть, как жил обвиняемый, а вторая – следовало составить о нем свое собственное впечатление, которое уже вполне реально вырисовывалось, только не хватало некоторых деталей.

Валентин зашел в барак, где вполнакала горела лампа, и прямо на пороге весьма недоброжелательно был встречен соседкой Анатолия Темникова, Марфой Недотрогиной. Женщина, чей возраст приближался к пятидесяти, обладала скверным характером. Что совсем не мудрено, – проживание в темном бараке, при этом имея не сильно высокий социальный статус, не всегда способствует духоподъемности. Марфа Васильевна всегда была на что-то сердита: она была недовольна погодой, утверждая, что во времена ее молодости климат был куда теплее и приятнее; частенько критиковала «теперешнюю» молодежь, которая «совсем не почитает старость»; случалось, выражала негодование в адрес городского начальства, сравнивая его с прежним, где-то двадцатилетней давности, по ее словам, много лучшим: «И о людях заботилось по совести, как положено, и доступнее были»; возмущалась новыми деньгами, не так давно заменившими старые.

Вот и во время прихода в коммунальную квартиру капитана Рожнова Марфа Васильевна была, как обычно, не в духе и что-то колдовала на кухне. Завидев Валентина, безошибочно распознала в нем милиционера и произнесла с большой язвой в голосе:

– Чо опять здеся вынюхиваете? – Она зло зыркнула на Рожнова. – Посадили хорошего человека ни за что ни про что, так чего теперя ходить-то? Добились своего! – добавила Марфа Васильевна, хотя до ареста Темникова она и его не считала за «хорошего человека».

В углу крохотной кухоньки заохал, застонал, закряхтел самовар. Марфа Васильевна подошла к нему без спешки и закрыла кувшин колпачком, лишая костер воздуха. Дохнув напоследок, он миролюбиво затих.

– А вы думаете, ни за что? – поинтересовался Валентин Рожнов, приостановившись, отнюдь не обидевшись за такое неласковое обращение.

– Я не думаю, я знаю, – отрезала Марфа Васильевна, продолжая метать из глаз молнии.

– И откуда у вас такие глубокие познания? – осторожно спросил старший оперуполномоченный.

– Оттудова! – безапелляционно заявила Марфа Васильевна и уперлась руками в бока. – Когда магазин на Пионерской грабили, он здеся был, в своей комнате сидел, газеты читал.

– Откуда вы знаете, когда именно был ограблен магазин на Пионерской улице? – последовал новый вопрос Вали Рожнова, который покуда еще не совсем понял, с кем связался, что перед ним представитель той глубоко законспирированной категории людей, которые все про всех знают.

– А вы думаете, что вот мы все здеся живем и ничего не ведаем, что в городе творится-то? Не-е-ет, – протянула Марфа Васильевна и прищурилась, словно собиралась пронзить кинжальным взглядом старшего оперуполномоченного. – Про то, что нам надобно, мы все-е-е знаем…

– Понимаю вас, – примирительно произнес капитан милиции Рожнов, надеясь услышать нечто такое, чего нет в деле об ограблении магазина на Пионерской. – Так вы утверждаете, что когда магазин на Пионерской грабили, гражданин Темников находился дома?

– Утверждаю! – снова последовал безапелляционный ответ. – Еще как утверждаю! – добавила женщина, все более распаляясь. – Я его видела! Самолично! Когда он в майке и синих трусах где-то в половине восьмого приковылял из своей комнаты в наш нужник. Газету в руках держал… Магазин-то ведь перед самым закрытием грабанули, так ведь? А промтоварные у нас до семи вечера работают. Стало быть, не грабил наш Толик никакого магазина. Дома он был, дома… А еще его в это время пацаненок наш видел, Илейкой Швейцером кличут, – добавила Марфа Васильевна и победоносно глянула на капитана милиции.

– Ваш пацаненок? – подняв брови, старший оперуполномоченный в большом сомнении посмотрел на Марфу Васильевну.

Баба-то она русская. Неужели за пленного немца замуж вышла? За связь с немцами строго наказывали, но браки такие все-таки случались. Он и сам мог привести подобный пример: в прошлом году в елабужском лагере НКВД № 97 расконвоированный сорокалетний горный инженер из Мюнхена Клаусс Рюлле женился на тридцатипятилетней вдове Марковой Надежде. Но то особый случай – его решили оставить как ценного специалиста. Да и сам немец не бездействовал, – написал три письма самому Сталину с просьбой дать ему советское гражданство и разрешить жениться на русской женщине!

– Наш в том смысле, что проживает в нашем бараке, – поправилась женщина. – А так он деда Натаныча родной внучок. С ним живет и воспитывается. Потому как родителев у него нетути.

На этом разговор с Марфой Недотрогиной завершился…

Пошли к деду Натанычу. Дед неопределенного возраста (ему можно было дать и шестьдесят пять, и семьдесят восемь) в очках с толстыми стеклами расположился на диване и читал книжку. Внук сидел за столом и что-то с вдохновением рисовал, высунув кончик языка. Было ему лет десять.

– Здравствуйте, – поздоровался Валентин Рожнов.

Дед взглянул поверх очков на гостя и промолчал. А вот внук его четко произнес:

– Здравствуйте.

– Можно задать один вопрос вашему внучку? – обратился старший оперуполномоченный к старику в очках. – Естественно, в вашем присутствии, – добавил Рожнов.

Дед только молча кивнул. Его в этой жизни мало что интересовало.

– Скажи-ка, Илья, ты вашего соседа Толю Темникова седьмого апреля видел здесь, в бараке? – повернулся к пацаненку Валя Рожнов. – Припомни, пожалуйста. Это очень важно.

– Это когда магазин на Пионерской ограбили? – глянул прямо в глаза старшему оперуполномоченному Илейка.

– Ну да, – последовал ответ.

– Знамо дело – видел, – ответил пацаненок.

– А когда ты его видел? – задал новый вопрос капитан.

– В семь часов вечера. Я к нему в комнату постучал, мне надо было циркуль у него попросить. У меня циркуля нету, а у него есть, – ответил Илейка. – Ну, он мне и открыл…

– Дал он тебе циркуль? – спросил Рожнов.

– Дал.

– А откуда знаешь, что это в семь часов было? – поинтересовался старший оперуполномоченный.

– А вот, – Илейка подтянул рукав на левой руке и повертел перед глазами Валентина наручными часами. – Это деда мне на день рождения подарил. Вам нравятся мои часы?

– Нравятся, – соглашаясь, промолвил капитан Рожнов. Подарок и в самом деле был хорош – немецкие трофейные часы.

– Мне тоже, – изрек пацаненок.

– А вы, дедушка, – обратился к Натанычу старший оперуполномоченный, – соседа вашего Темникова случайно вечером во вторник седьмого апреля не видели?

– Не видел, – ответил дед и опустил взор в книгу.

Оставалось допросить самого Анатолия Темникова. Вернее, поговорить с ним, и желательно по душам, чтобы он рассказал все, как было на самом деле.

Рожнов получил от руководства на это разрешение и утром следующего дня уже сидел в допросной следственного изолятора. Скоро Темникова привели. Выглядел он не самым лучшим образом: ввалившиеся щеки, темные круги под глазами, словно проходящие синяки после крепкой драки, сухая пожелтевшая кожа. Впрочем, через несколько месяцев, проведенных в СИЗО, мало кто выглядит цветущим и жизнерадостным…

– Анатолий Иванович, – начал разговор Валентин Рожнов. – Я к вам вот по какому поводу… Вчера побывал в вашем доме, побеседовал с соседями. Алиби у вас, гражданин Темников. Настоящее железное алиби…

– То есть? – опешил Анатолий, почти беспрерывно моргая глазами.

– А то и есть, – усмехнулся старший оперуполномоченный. – Объясняю… Седьмого апреля в семь часов вечера, когда грабили промтоварный магазин на улице Пионерской, вы, гражданин Темников Анатолий Иванович, находились у себя дома и никуда из барака не выходили. Это показали ваша всезнающая соседка Марфа Васильевна Недотрогина, которая видела вас проходящим в туалет, одетым в майку и трусы и с газетой в руке, и несовершеннолетний Илья Семенович Швейцер, который точно в это время заходил к вам в комнату за циркулем, необходимым ему для выполнения школьного домашнего задания. Так какого, спрашивается, рожна, – в упор глянул на Темникова Рожнов, – ты подписал чистосердечное признание? Сдохнуть, что ли, хочешь раньше времени?

– Так это мне так присоветовали следователь с оперативником, что дело мое вели, – промолвил Анатолий, продолжая находиться в недоумении и не зная, как воспринимать происходящее – за сон или явь? Поскольку еще никто и никогда, не считая его давно умерших родителей, не делал ему добра за просто так. А этот капитан милиции вдруг сделал: спас его от верной тюрьмы. – Они сказали, что если я напишу чистосердечное признание, то получу трояк. А иначе – сидеть мне свои полные пять лет и даже не надеяться, что за хорошее поведение мне могут скостить срок.

– Хрусты[27]27
  Хрусты – деньги (жарг.).


[Закрыть] откуда у тебя взялись? – продолжая сверлить Темникова недовольным взглядом, произнес Рожнов.

– Да нашел я их, – едва не воскликнул Темников. – А что еще с такими левыми деньгами-то делать? Только пропить. Как пришли, так и ушли!

«Что ж, логика в его словах какая-никакая, а просматривалась. Только вот нахождение четырех с лишним тысяч рублей на дороге все же продолжало вызывать сомнение. Взять хотя бы тебя и твоих приятелей: разве кто-то из вас нашел на дороге больше чем гривенник?»

Когда Рожнов уже выходил из СИЗО, к нему подошли двое мужчин. Один был настроен недружелюбно, другой пытался его как-то сдерживать…

– Ты чего тут вынюхиваешь? – грубовато поинтересовался первый, пронзая Рожнова злым взглядом. – Заняться больше нечем?

– И правда, вам что, своих дел не хватает, поэтому вы и лезете в чужие? – мягко поддержал агрессивно настроенного мужчину второй. Он, вероятно, взял на себя роль нейтрально настроенного к Валентину человека, пытающегося не допустить возможного скандала и каких-либо неправомерных действий. Улыбнулся вот даже ободряюще.

– А вы кто, собственно? – задал вопрос Рожнов, обращаясь к обоим мужчинам.

– Я – следователь следственной группы Центрального городского отделения милиции старший лейтенант Константин Черемных. А мой товарищ, – кивнул в сторону агрессивно настроенного мужчины следователь Черемных, – старший оперуполномоченный нашего отделения капитан Николай Сорокин. Это мы вели дело Темникова, ограбившего промтоварный магазин на улице Пионерской и ранившего выстрелом из пистолета марки «ТТ» гражданина Нечубаренко седьмого апреля сего года. Мы нашли улики, изобличающие преступника, к тому же он дал признательные показания, которые были оформлены мной как чистосердечное признание. Что еще надо, чтобы закрыть дело и передать его в суд? – посмотрел прямо в глаза Валентину Рожнову старший лейтенант Черемных.

– Нужна правда, – ни секунды не думая, ответил Валя Рожнов. – Улики, что вы имеете, – только косвенные. Прямых улик практически нет ни одной. И ограбление магазина было совершено не в одиночку, а группой лиц. На это указывают показания того самого раненого гражданина Нечубаренко, который видел, как вслед за первым грабителем вошли еще двое. Но вы почему-то не обратили на это внимания…

– В показаниях Нечубаренко, данных им на допросах, ничего нет про сообщников Темникова, – заметил капитану Рожнову старший лейтенант Черемных.

– Зато они имеются в его показаниях, данных мне, – парировал Рожнов. – И эти показания записаны и запротоколированы и будут приобщены к делу.

– А чистосердечное признание куда вы денете? – все еще стараясь держать себя в рамках приличия, промолвил Черемных и даже попытался снисходительно улыбнуться, что у него скверно получилось. Вместо улыбки на его лице появилась какая-то кислая гримаса, будто он только что откусил кусочек от лимонной дольки.

– Чистосердечное признание с отсутствием прямых улик, изобличающих гражданина в совершении преступления, может быть успешно оспорено как судом, так и самим обвиняемым. Он на суде просто откажется от своих показаний – и все! И что вы будете делать в этом случае дальше? – задал резонный вопрос Рожнов, на который, похоже, ответа ни у оперативника, ни у следователя не нашлось.

– Не откажется, – буркнул после недолгой паузы до того молчавший капитан Сорокин и добавил: – Это ему боком может выйти. Что и было ему популярно разъяснено.

– А его железное алиби? – парировал выпад опера Сорокина Валентин Рожнов. – Его куда вы денете? Вы ведь даже не удосужились опросить соседей Темникова по бараку, где он проживает… А я вот опросил. И нашел свидетелей, которые видели его дома седьмого апреля вечером в часы, когда происходило ограбление магазина промышленных товаров на Пионерской улице. Так что чистосердечное признание, которое вы выжали из подследственного, есть чистейшей воды липа.

– Ну, ты! – рванулся вперед капитан Сорокин. – Щас я тебе покажу липу…

На этот раз Константину Черемных не удалось сдержать буйного капитана, и тот оказался лицом к лицу с Валентином Рожновым. Какое-то время два старших оперуполномоченных стояли друг против друга, неотрывно буравя друг друга неприязненными взглядами и пытаясь понять, кто на что способен. Рожнову это, видимо, надоело, и он спокойно вымолвил:

– Ну, покажи.

– Мужики, мужики, ну вы чего тут разошлись? – засуетился вокруг оперов следователь Черемных. – Ведь одно же дело делаем…

– Ну, кто-то дела делает, а кто-то их разваливает, – зло произнес капитан Сорокин. На что получил вполне резонный ответ:

– Дела, шитые белыми нитками, не грех и развалить.

Николай Сорокин какое-то время еще постоял, поедая взглядом Рожнова, потом отошел и произнес:

– Смотри, как бы тебя самого кто-нибудь не развалил.

– Ты, что ли, развалишь? – криво усмехнулся Валя Рожнов и добавил: – Ты как-нибудь попробуй. Посмотрим, что из этого выйдет.

После сказанных слов капитан Рожнов повернулся и пошел прочь, в полной уверенности, что Сорокин не налетит на него сзади. Не потому что духу не хватит, а низко нападать на своего коллегу, да еще сзади. Ведь, как ни крути, а оба они офицеры… Затем Валентин Рожнов, так ни разу не оглянувшись, прибавил шаг: надлежало еще разобраться с делом ограбления коммерческого продуктового магазина на улице Щапова.

* * *

Ограбление коммерческого магазина продуктов на Щапова случилось еще за полгода до отмены продуктовых карточек, то есть в мае 1947 года. Магазин этот был очень популярен в городе, хотя цены в нем были едва ли не в десять раз выше государственных. И посещали его преимущественно граждане, имеющие значительные доходы, которые не жалко было потратить на продукты питания. Впрочем, время тогда еще было такое, что самым ценным в жизни были именно съестные припасы, начиная от самых простых: хлеба, круп, молока. Это не говоря о сливочном маслице, колбаске и красной рыбке, что сама тает во рту…

Работнице ткацкой фабрики с ее зарплатой в три с половиной сотни или даже инженерно-техническому работнику с окладом четыреста семьдесят рублей товары в коммерческом магазине были абсолютно не по карману. А приобрести в магазине можно было только то, что по продуктовым карточкам отнюдь не отоваривали: отварную телятинку, сырокопченый говяжий филей, свиную корейку, колбаску вареную и копченую; осетрину горячего и холодного копчения, копченые и соленые семгу, горбушу и кету. А еще фрукты, шоколадные конфеты, пирожные, торты и многое другое. Так что выбор имелся такой, что порадовать мог любого любителя вкусно поесть и даже заправского гурмана. В этот-то коммерческий магазин и зашел почти перед самым закрытием молодой и высокий человек в форме капитана дальнего плавания. Он неспешно подошел к прилавку – посетителей магазина оставалось всего-то раз-два и обчелся – и потребовал килограммов шесть мясных и рыбных деликатесов. К ним он добавил две бутылки шампанского, две бутылки самого дорогого коньяку и шоколадный торт стоимостью едва не в половину месячной зарплаты валяльщика валенок. Все это он разложил по двум клеенчатым хозяйственным сумкам, после чего с золотозубой улыбкой обратился к продавцу:

– Будьте так любезны, товарищ, отпустите мне это все бесплатно.

– Как это бесплатно? – опешил продавец.

От удивления у него вместе с челюстью отвисла нижняя губа, и он стал почти похож на пациента психиатрической клиники на улице Волкова.

– А так, задарма. Как подарок, – еще шире улыбнулся человек в форме капитана дальнего плавания и дружелюбно посмотрел на впавшего в прострацию продавца.

– Как подарок – я не могу, – наконец промолвил продавец. С подобного рода просьбой продавец сталкивался впервые и даже подумать не мог, что таковая может последовать. – Это все денег стоит, и немалых.

– Значит, подарить мне эти продукты питания вы не хотите, – скорее констатировал, нежели спросил капитан дальнего плавания и с печальным видом покачал головой.

– Не то чтобы не хочу, просто не имею права, не положено, – промямлил продавец с извиняющимися интонациями, глядя в посуровевшие глаза просителя, и развел руками.

– Жаль, – резюмировал капитан. – Ну не хотелось мне прибегать к насилию, не люблю я этого, хочу всегда полюбовно, но видно, опять не получится, – горестно выдохнул он, после чего извлек из кармана пистолет и, не мешкая, выстрелил продавцу в носовую перегородку. Затем громко скомандовал: – А теперь, любезные мои, всем лечь на пол и закрыть глаза.

Убедившись, что его команда исполнена беспрекословно, человек в форме капитана дальнего плавания сказал двоим своим подручным, стоявшим рядом:

– Если кто-то попытается рыпнуться, стрелять без предупреждения. – А я за деньгами, – добавил он и прошел за прилавок…

* * *

Выстрел заставил Наталью Владимировну вздрогнуть. Машинально посмотрев в сторону, откуда прозвучал громкий хлопок, она увидела падающего продавца с окровавленным лицом. А в метре от него стрелявшего – высокого молодого капитана дальнего плавания, который после выстрела, продолжая держать пистолет в руке, крикнул на весь магазин:

– Всем лечь на пол и закрыть глаза!

Ей уже приходилось слышать пистолетные выстрелы. Это произошло прошлым летом, когда она шла по улице Баумана, и ее обогнал парень в синей рубахе, допотопном картузе и крестьянских полосатых штанах, заправленных в кирзовые сапоги гармошкой. В правой руке парень держал наган. И когда он обогнал ее шагов на пять, неожиданно обернулся и выстрелил назад.

Пуля пролетела совсем близко от нее, – во всяком случае, так ей показалось. Наталья Владимировна, испугавшись, вжалась в стену, как оказалось, вовремя: мимо того места, где она пару секунд назад находилась, промчались два милиционера с револьверами в руках. Один из милиционеров, приостановившись, выстрелил в ответ. Парень будто споткнулся, изогнулся в дугу и ткнулся лицом в асфальт. Кажется, он не шевелился. Только левая нога мелко дергалась…

Прошлогодние воспоминания молнией пронеслись в ее голове, и Наталья Владимировна без промедления подчинилась человеку, выряженному в форму капитана дальнего плавания: легла на пол, закрыла глаза и обхватила голову ладонями. Заметив, однако, краем глаза еще двоих посетителей магазина, которым переодетый грабитель отдавал приказания.

Что было дальше?

Ничего конкретного объяснить она не сумела. Грабители вышагивали по операционному залу. Звучал приглушенный мужской разговор, слов которого разобрать было невозможно. Закрыв глаза и обхватив голову руками, Наталья Владимировна даже не желала прислушиваться. Только бы уцелеть!.. Потом все стихло. Еще некоторое время лежали на полу и, убедившись, что никто более в магазин не войдет, не без опаски поднялись. Осмотрелись, после чего вызвали милицию, которая прибыла весьма быстро.

Эксперты, склонившись над трупом, принялись выяснять характер смертельного ранения; фотографировали, выискивали на полу улики; найденные предметы помечали номерами, складывали их в пластиковые пакетики.

Молодой человек лет тридцати, представившись старшим оперуполномоченным отдела по борьбе с бандитизмом городского Управления МВД капитаном Рожновым, подошел к ней и задал первый вопрос:

– Вы запомнили, как выглядел и во что был одет убийца?

Наталья Владимировна, едва пришедшая в себя от произошедшего, стараясь выглядеть спокойной, заговорила размеренным уверенным голосом:

– Что я запомнила… Молодой был убийца. Одет он был в форму капитана дальнего плавания.

– Значит, капитан дальнего плавания? Очень неожиданно… А вы уверены? Это я по поводу формы. Насколько я знаю из своего опыта, женщины не очень разбираются в знаках различия, в формах военнослужащих и гражданских. Почему вы вдруг решили, что это форма капитана дальнего плавания?

– Видно, я из других женщин. Я разбираюсь… А потом, мой одноклассник капитан дальнего плавания. Живет он в Ленинграде, иногда приезжает к родителям в Казань. Я его часто вижу именно в такой форме. А еще на правой стороне груди у него был нагрудный знак «Капитан дальнего плавания».

– Теперь понятно. И что вы об этом думаете?

Пожав плечами, Наталья Владимировна отвечала:

– Ничего я не думаю. Не мысли, а броуновское движение!.. Думаю, что мне просто повезло. Вот Костику нашему, – кивнула она на убитого продавца, – нет… А ведь хороший мальчишка был, недавно к нам в магазин устроился, поступать в университет хотел. Юристом хотел быть. Много планов у него было на жизнь. Иногда мы разговаривали… На Камчатке хотел побывать, говорил, что природа там очень красивая. А то, что это не капитан дальнего плавания, это я вам точно могу сказать. Как у вас там говорят… Ряженый он! Моряки ведь гордятся своей формой, любят ее, берегут. А он с такого близкого расстояния стрелял в Костика, что я уверена, следы от крови на его рукаве и на лацканах кителя должны остаться.

Удовлетворенно кивнув, старший оперуполномоченный что-то быстро пометил в своем блокноте.

– Молодой, вы говорите, он был? – задал уточняющий вопрос старший оперуполномоченный отдела по борьбе с бандитизмом городского Управления МВД.

– Молодой, – соглашаясь, кивнула Наталья Владимировна. – Примерно около тридцати лет, а может, двадцать пять! И высокий. Выше среднего роста – точно.

– А лицо вы его разглядели? – поинтересовался капитан Рожнов.

– Ну, как разглядела… – раздумчиво произнесла женщина. – Так… Видела мельком.

– Может, вам что-то запомнилось в его лице? – задал новый вопрос старший оперуполномоченный Рожнов. – Какая-нибудь характерная деталь?

– Да что там могло запомниться, – отмахнулась было от вопроса Наталья Владимировна. – Лицо как лицо. Хотя нет, постойте, – кажется, она что-то припомнила. – Губы у него были такие… пухлые. Как у капризного ребенка…

Это было уже что-то. Особая примета. Про пухлые губы говорила еще выжившая после пулевого ранения в живот девушка-сотрудница трудовой сберегательной кассы на Фрунзе. Стало быть, молодой человек в каракулевой шапке, высокий и крепкий, с пухлыми как у ребенка губами, руководивший ограблением сберкассы, и молодой высокий человек в форме капитана дальнего плавания с пухлыми, опять же как у ребенка, губами – одно лицо. А значит, и осведомитель майора Щелкунова, и его, Вали Рожнова, информатор говорили правду: ограбление сберкассы на Фрунзе и продуктового магазина на Щапова – дело рук уголовника по кличке Пижон…