Текст книги "Из шпаны – в паханы"

– Ее отпустят, – спокойно ответил Сверчинский. – Но лишь после того, как мы возьмем Рекрута. Я должен убедиться, Прохор Сергеевич, что вы не обманули меня, и информация у вас верная.

– Да, конечно… – Паленый болезненно поморщился. – Я верю вам. Значит… Сегодня вы возьмете Рекрута, а завтра уже отпустите ее.

– Вне всякого сомнения.

Сверчинский быстро пошел вверх по направлению к Предмостовой площади, а Паленый так и остался в растерянности стоять у пирса. Лишь когда фигура чекиста удалилось на достаточное расстояние, жиган позволил себе вынуть из карманов покрытые холодным потом ладони и стал лихорадочно вытирать их о полы полупальто.

* * *

Казань. Набережная

Ни Сверчинский, ни Паленый, занятые разговором, не заметили занимавшего удобную наблюдательную позицию в тени раскидистого ивняка Резо. Застегнув кожаную куртку под самый ворот и скрестив руки на груди, грузин внимательно наблюдал за происходящим у пирса. С такого расстояния, какое разделяло Резо и двух беседующих на Набережной мужчин, он не мог слышать, о чем именно говорил Паленый. Но то, что он общался с чекистом, не вызвало у Резо ни малейших сомнений. Статная подтянутая фигура, длинный кожаный плащ, высоко вскинутый подбородок. Определенно чекист. И, пожалуй, даже не из рядовых.

Так думал Резо, невесело усмехаясь. В который уже раз Рекрут оказывался прав. Чутье не подвело лихого жигана. Но Паленый… Резо казалось, что он хорошо знает этого человека. Вернее, казалось до сих пор. Как мог Паленый пойти на сговор с ЧК? Этого Резо понять был не в силах. Хотя теперь это и не имело существенного значения. Участь продажного подельника решилась в ту самую секунду, когда он заговорил с мужчиной в кожаном плаще. Резо было жаль только несостоявшегося налета на поезд. Рисковать сегодня вечером было никак нельзя. Паленый знал о налете. А теперь о нем известно и чекистам.

Резо коротко сплюнул себе под ноги. Ветер трепал его густую шевелюру, но сейчас жигану было не до прически.

Мужчины у пирса разошлись. Чекист двинулся вверх к Предмостовой, а Паленый остался стоять на прежнем месте. Резо поборол в себе искушение последовать за человеком в плаще. Очень уж хотелось ему выяснить, что это за фрукт. Но, кто знает, как поведет себя дальше Паленый? Вдруг подастся в бега, ищи потом ветра в поле.

После недолгих колебаний Резо решил, что расправа над Паленым сейчас гораздо важнее. Он дождался, когда молодой жиган двинется с места, и бесшумно, как тень, последовал за ним. Расстояние между Паленым и Резо составляло порядка десяти метров.

Паленый шел, не оглядываясь. Он сильно сутулился, защищая оголенную шею от хлестких порывов ветра. Холодное ноябрьское солнце еще отдавало земле достаточно света, но не источало ни капли тепла. На поднятый воротник полупальто жигана изредка падали сиротливые бисеринки снега.

Больше всего на свете Паленый мечтал сейчас напиться до беспамятства. И желательно так, чтобы, уснув, пробудиться лишь на следующее утро. Кода с Рекрутом все будет кончено. О том, чтобы идти сегодня в «Лагуну», не могло быть и речи. Если не свои разорвут на кусочки, так чекисты в общей перестрелке точно нашпигуют свинцом. Нужно было переждать, затаиться, а потом… Паленый и сам не знал, что будет потом. И пока ему не хотелось даже задумываться об этом. Всему свой черед.

На мгновение он остановился на пересечении Старой Бронной и Мазяковского тупика. По Мазяковскому, как знал Паленый, имелось одно третьесортное заведение. Не бог весть что, но пиво там подавали отменное. Пару раз жигану уже приходилось бывать здесь.

Вставив в рот папиросу и смяв гильзу зубами, Паленый свернул вправо. В Мазяковский тупик. На ходу порылся в карманах в поисках спичек, но таковых не обнаружилось. Паленый снова остановился, проверяя, не завалились ли спички за подкладку, и в этот самый момент услышал быстрые приближающиеся шаги. Жиган хотел было повернуться лицом к неизвестному прохожему, но не успел: в правой руке Резо блеснуло тонкое лезвие стилета. Грузин подошел к Паленому вплотную и коротко, без замаха, всадил стилет в спину. Лезвие легко взрезало ткань полупальто и погрузилось в живую плоть по самую рукоятку. Паленый даже не охнул. Резо хладнокровно провернул клинок вокруг оси, выдернул его и отступил на пару шагов назад. Паленый рухнул на спину. Буквально пару секунд его тело сотрясалось в предсмертных конвульсиях, а потом замерло без движения. Из правого уголка рта, где еще секунду назад торчала не прикуренная сигарета, потянулась алая струйка крови.

– Сука, – сквозь зубы произнес Резо.

В его голосе не было ни злости, ни агрессии. Он бросил это коротенькое словцо так, словно констатировал очевидный факт.

Из-под полы куртки Резо выскользнула фотография и упала на булыжную мостовую изображением вверх. Две или три капли крови Паленого сорвались с острия стилета и попали прямо на снимок.

– Вот черт!

Резо нагнулся, подобрал фотографию и бережно стер с нее кровь рукавом. Со снимка на жигана смотрела чуть курносая белокурая девушка, изображенная по пояс, в роскошном пышном платье с высокой стойкой. Выбившаяся из прически прядь волос, закрученная по спирали, закрывала девушке один глаз. Тонкие губы раздвинулись в едва наметившейся легкой улыбке.

Почти минуту Резо молча смотрел на фотографию, затем спрятал ее под куртку и опустился на корточки рядом с распростертым телом Паленого. Двумя быстрыми движениями вытер окровавленный стилет о полупальто убитого. После этого, поднявшись во весь рост, Резо стремительно зашагал по направлению к Мазяковскому тупику. Туда, где он пересекался со Старой Бронной.

На перекрестке Резо остановил пролетку, впрыгнул в нее и, как старого приятеля, хлопнул пожилого возницу по плечу.

– На Винную, старик. Да поскорее.

* * *

Казань. Ресторан «Фортуна» неподалеку от площади Причастия

– Ты не думал о том, чтобы договориться о встрече с московскими на завтра? – сделав заказ и дождавшись, когда официант удалится, Солоух небрежно бросил папку с меню на стол. – Сейчас уже половина девятого, Рекрут. Я не знаю, по какой причине ты отменил сбор в «Лагуне», но в любом случае ребятам понадобится время на то, чтобы подготовиться к ночному налету. Не могут же они просто прибыть на вокзал к намеченному времени. Риск невероятный. Да и мы сами, Рекрут… Пока пообщаемся с москвичами, пока суть да дело…

– Я не уверен, что налет вообще состоится, – парировал Рекрут.

– Как так?

Изумление мелькнуло не только на лице Солоуха. Не меньше последнего были удивлены таким заявлением и двое других сотрапезников Рекрута. Шмель невыразительно хмыкнул, а некогда принадлежащий к кодле Скулатого Воробей вынужден был оторваться от созерцания ожидавшей кого-то девушки за соседним столиком.

– Ты решил спихнуть это дело обратно Аяксу? – спросил он. – Не самое мудрое решение, Рекрут. Ты, конечно, получишь третью часть с навара, но Аякс…

Жиган прервал его взмахом руки.

– Налет может не состояться из-за того, что о нем могли дознаться чекисты. Жаль будет упускать такую возможность, но… Есть у меня подозрения, что в наши ряды затесалась крыса.

– Кто?

– Паленый. Резо приглядывает за ним. И я жду его сообщения. Если подозрения подтвердятся, налета не будет.

Официант вернулся с напитками и выставил их на столик. Вино для Рекрута и водку для всех остальных. Солоух наполнил три рюмки из пузатого хрустального графинчика. Закусывать было не принято. Это считалось проявлением слабости.

– Да, жаль, – протянул Шмель.

– Ничего, – Рекрут улыбнулся. – Будут и другие налеты.

– Я не о том, – Шмель пригубил водку так, словно перед ним была рюмка с обычной пресной водой. – Я про Паленого говорю. Жаль будет, если твои подозрения оправдаются.

– А что будем делать с москвичами? – сменил тему разговора Воробей.

Судьба Паленого, которого он толком и не знал даже, бывшего уркача волновала мало. Гораздо важнее казалось ему разобраться в конфликте со столичными ворами. Ничего хорошего от прибытия московской делегации Воробей не ожидал.

– А чего с ними делать? – с некоторой ленцой в голосе отозвался Рекрут. Видно было, что для себя этот вопрос он уже решил. – Пусть приходят. Мы поговорим с ними, выслушаем. А дальше видно будет.

– Я так кумекаю, – не унимался Воробей. – Что коли они сразу тебя мочить не собираются, значит, имеется у них до тебя какое-то предложение.

– Я тоже так думаю. Но не уверен, что меня это предложение устроит.

– Графин – не Скулатый, – Воробей налил себе еще водки. – Он так просто с нас не слезет.

– Не дрейфь, – Рекрут похлопал нового соратника по плечу. – В крайнем случае у нас тоже есть, что сказать и Графину, и тем двум, которых он направил сюда для переговоров. Верно я говорю, Солоух?

– А то! Свинцовые аргументы.

Рекрут не случайно выбрал для встречи с московскими гостями «Фортуну». Такое решение показалось ему символичным и в некотором роде даже забавным. Согласно тому, как разместились жиганы, москвичам придется занять лишь два свободных места за столиком. То есть как раз те, что в тот памятный день на поминках Пети Маленького занимали Скулатый и Оглобля…

До Воробья дошел весь смысл сказанного, и на его лице попеременно отобразилась целая гамма чувств, начиная с легкого испуга и заканчивая ощущением ярко выраженного превосходства. Скулатый, при всем своем авторитете, ни за что и никогда не осмелился бы бросить открытый вызов московским. Совсем другое дело Рекрут. А ведь Воробей теперь принадлежал именно к его группировке. О последствиях такой расправы над московскими гостями он сейчас старался не думать.

Жиганам подали заказанные блюда, и некоторое время все четверо молча поглощали пищу. Обсуждать уже было нечего. Оставалось лишь ждать развития событий…

Ровно в девять в залу ресторана вошли москвичи. На Платоне был дорогой смокинг и повязанная под горлом «бабочка». Правый карман пиджака характерно топорщился, выдавая наличие оружия. Кучер выглядел куда скромнее. Зауженные брюки и старенький потертый сюртук. В правой руке футляр от скрипки.

Гости направились к столику жиганов. В дверном проеме Воробей заметил мелькнувшую крупную фигуру Аякса и выразительно покосился на Рекрута. Но хозяин Казани, похоже, и сам успевал подмечать каждую мелочь.

При появлении столичной делегации Рекрут не поднялся из-за стола. И даже не сделал гостеприимного жеста рукой. Он лишь сдвинул тарелку в сторону и щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта. Затем налил себе вина.

Платон опустился на стул. За ним Кучер. Они оба сосредоточенно и пристально смотрели в глаза Рекруту. Официант спешно поставил на поднос грязную посуду и ретировался. Некоторое время над столом висела мертвая тишина.

– Мы от Графина, – произнес наконец Платон.

– Мне уже сказали.

Рекрут вальяжно откинулся на спинку стула. Вся его поза говорила о том, что он снизошел до встречи с московскими ворами – только и всего. Жиган чувствовал себя полноправным хозяином положения.

Кучер положил футляр из-под скрипки на стол.

– Графин обеспокоен теми делами, что творятся у вас здесь в Казани, – продолжил Платон, деланно не замечая позиции Рекрута и обращаясь теперь к сидящему по правую руку от него Воробью. – Ему известно о расправе над Скулатым и о том, что жиганы прибрали этот город к рукам. По большому счету, Графин ничего не имеет против данного положения вещей. Ему все равно, кто будет стоять во главе казанской группировки, лишь бы не нарушался ранее заведенный порядок, сохранились традиции…

– Что это за традиции? – перебил говорившего Рекрут.

Теперь уже Платон никак не мог себе позволить игнорировать персону жигана и перевел взгляд на него.

– Воровские традиции, – пояснил гость.

– Я таких не знаю, – Рекрут криво усмехнулся в ответ. Он бросал москвичам откровенный вызов. – Мы живем и действуем по жиганскому кодексу чести. На мой взгляд, это гораздо важнее всех ваших устаревших традиций. Времена сменились, господа уркаганы. Сменилась власть, сменились многие понятия. Пора бы уже вам проявить благоразумие.

– Что это значит? – впервые с момента встречи разомкнул губы Кучер.

В отличие от напарника он не обладал достаточной выдержкой и терпением, со всей очевидностью понимая, что переговоры с жиганами ни к чему не приведут. Прав был Графин, и уже не в первый раз в своих предположениях ошибся Митяй. Московские допустили большую ошибку, явившись на рандеву с Рекрутом в открытую. Нужно было валить его, и все концы в воду. А заодно и другим неповадно было бы.

Рука Кучера легла на скрипичный футляр. Рекрут не мог не заметить этого движения. Мгновенно напрягся и расположившийся рядом с ним Солоух.

– А это значит, что никто не станет плясать теперь под вашу дудку, – сухо обронил Рекрут. – За другие города я, конечно, ручаться не стану, но в Казани вы теряете время даром. Хотя мы могли бы с толком использовать ваш визит. Почему бы вам не передать Графину, что я хочу лично познакомиться с ним.

– С Графином? – Платону показалось, что он ослышался.

– Именно. Какой смысл толковать о делах через третьи лица? Пусть Графин сам нанесет нам визит, и мы обсудим наше дальнейшее взаимное сосуществование.

Челюсть Воробья изумленно отвисла. Даже он не ожидал такой наглости от Рекрута. Зато и Солоух, и Шмель, похоже, были готовы к этому. Оба жигана дружно ощерили зубы в волчьем оскале. Глаза Рекрута тоже смеялись.

Платон сокрушенно покачал головой.

– Щенок, – процедил он сквозь зубы. – Ты не слишком много берешь на себя? Не по Сеньке шапка. А, Рекрут?

– А кого мне бояться? – правое веко жигана нервно задергалось. – Уж не вас ли, псов беззубых? Или ты мне угрожать вздумал, Платон? Так это чревато. Не веришь, спроси у Скулатого.

– Это бессмысленное толковище, – Платон хлопнул ладонью по столу. – Вижу, нам придется в скором времени поговорить с тобой совсем иначе.

– А чего тянуть? – Рекрут поднялся во весь рост и заложил руки в карманы пальто. – Давай прямо сейчас и разберемся. Чего вы хвосты поджали? Мандраж напал? А то языком, как я посмотрю, вы все чесать мастера, а как до дела доходит, так сразу и на попятную.

Следом за Рекрутом поднялся и Солоух. Платон дернулся было, отодвигая назад стул, но в ту же секунду Шмель ткнул ему дулом «нагана» под ребра.

– Сидеть, мразь!

Выбора у московских не оставалось. Все дальнейшее произошло столь стремительно, что вполне способно было уместиться в десятисекундном интервале. Реакция Кучера вызвала у жиганов невольное восхищение, и Рекрут потом частенько вспоминал данный инцидент, уважительно покачивая головой.

Несмотря на то, что и в руках Солоуха уже тоже появилось оружие и нацелилось ему в грудь, Кучер не спасовал. Скрипичный футляр, казалось, распахнулся сам собой, и в протянутую руку уркагана впрыгнул черный самопальный обрез. Жахнул выстрел, и плечо Солоуха вспыхнуло, как после удара крапивой. На скатерть брызнула кровь. Жиган покачнулся. Кучер успел выстрелить еще раз, но теперь уже не так точно. За спиной Рекрута со звоном осыпалась расстрелянная груда винных бутылок. Официант кинулся на пол, закрывая руками голову. Девица за соседним столиком вскочила и опрометью кинулась к выходу. Всего в метре от порога ее сбил другой посетитель «Фортуны», спешивший покинуть злосчастный ресторан. Кто-то из клиентов у дальней стены закричал.

Рекрут отступил на полшага назад, выдернул руку из кармана и спустил курок своего оружия. Отказать жигану в меткости было никак нельзя. Пуля угодила точно промеж глаз Кучера. Голова уркагана дернулась, а через секунду он сам повалился на бок, потянув на себя скатерть. Графинчик с недопитой водкой опрокинулся на колени Платону. Глухо стукнулась об пол тяжелая бронзовая пепельница.

На выходе из ресторана образовалась давка. Бегущие толкали друг друга, падали, наступали сапогами на руки тем, кому повезло меньше.

Платон резко рубанул Шмеля по запястью и тут же вместе со стулом опрокинулся на спину. Шмель выстрелил, но его пуля не нашла желаемой цели. Платон кувыркнулся назад через голову, выхватил револьвер и уже из положения лежа дважды пальнул в направлении Рекрута. Жиган пригнулся. Выставил перед собой дуло «нагана».

– Нет, Рекрут! – ноздри Солоуха грозно раздулись, когда он припал на одно колено и поймал Платона на мушку. – Этот мой!

Вспышка выстрела осветила его лицо. За ней еще одна. И еще… Все три пули легли точно в цель. Одна раздробила Платону плечо, вторая вошла аккурат в темечко лежащего и третья поразила уже бездыханное тело московского гостя.

За это короткое время не сдвинулся с места только один человек, Воробей. Он сидел как пригвожденный и оторопело взирал на происходящее. Рекрут легонько стукнул его рукояткой «нагана» в плечо.

– Ты замерз, что ли?

Воробей вздрогнул и поднял глаза на жигана. Инстинктивно зажмурился. Ему показалось, что Рекрут готов сейчас выстрелить и в него. Под лежащим на полу Платоном стремительно растекалась лужа крови. Кучер тоже не шевелился. Его широко распахнутые глаза были устремлены на большую хрустальную люстру под потолком.

– Проснись, Воробей, – Рекрут вернулся в бодрое расположение духа. – Все уже кончилось.

– Вернее, все только начинается, – ввернул Солоух.

– Ты прав, – Рекрут опустился на стул. – Просто так московские спуску нам не дадут. Ну что ж, повоюем. Не в первой уже. Как твое плечо?

Солоух скинул сюртук и разорвал окровавленный рукав рубашки. Пуля прошла по касательной.

– Ерунда, – сделал он собственное медицинское заключение. – Царапнуло немного. Так что жить буду. Но какой шустрый, чертяга! Ты заметил, Рекрут? Я и бровью повести не успел.

– Заметил, заметил. Значит, так, господа жиганы. Первое столкновение с московскими осталось за нами. Дальше будем смотреть. Обмозговать это дело нужно как следует. Но… – Рекрут помолчал и вновь перевел взгляд на Воробья. – Кое-что нам надлежит сделать прямо сейчас. Не сегодня – завтра. С этим долго тянуть не стоит.

– Об чем речь, Рекрут?

– Об Аяксе. С ним надо кончать. Я выходки этого гада терпеть больше не намерен. Тут любой подляны ожидать можно. И я хочу, чтобы этим занялся ты, Воробей.

Возражать жигану было не только бессмысленно, но и опасно для жизни. Воробей прекрасно понимал, что Рекрут хочет заодно проверить и его преданность.

– Я его завалю – заверил Воробей, понимая, что другого выхода у него все равно нет.

– Добро.

Рекрут встал и поправил ворот пальто. Огляделся. Кроме них четверых и до сих пор лежащего на полу насмерть перепуганного официанта, в «Фортуне» больше никого не было. Невзирая на давку, местная клиентура сумела-таки просочиться на улицу. Попадать под шальную пулю никто не собирался.

– Платить по счету не будем, – громко объявил Рекрут, чтобы официанту было хорошо его слышно. – Удержим за моральный ущерб.

* * *

Казань. Трактир «Лагуна» на Лососинской

Четко придерживаясь полученных инструкций, красноармейцы дружно вскинули винтовки и взяли на прицел дверь и окна трактира. Лежащие на спусковых крючках пальцы побелели от напряжения. Сверчинский распорядился без промедления стрелять в каждого, кому придет в голову оказать вооруженное сопротивление. Сам же Кондрат Сергеевич в сопровождении трех сотрудников ЧК, облаченных в короткие кожаные куртки, решительно направился к входу в «Лагуну». Из помещения не доносилось ни звука, и это слегка обескуражило чекиста. Если, как утверждал Паленый, внутри находится Рекрут со своими приспешниками, то такой тишины за закрытыми дверями быть не должно.

Сверчинский трижды грохнул кулаком в дверь. Выдержал небольшую паузу, а затем постучал еще раз. Настойчивее и требовательнее. Из глубины донеслись неторопливые шаркающие шаги, лязгнула задвижка, и на пороге появился маленький заспанный мужичок с длинными, закрученными на прусский манер усами. Из одежды на нем была одна только телогрейка, надетая на голое тело. Ноги мужчины были босыми.

– Чем могу?.. – традиционно начал хозяин «Лагуны» Альберт Всеволодович Лещев, но тут же осекся.

Глаза его испуганно округлились. Четверо рослых чекистов на пороге его заведения и стоящие чуть поодаль красноармейцы со вскинутыми винтовками произвели на Лещева должное впечатление.

Сверчинский не дал ему времени опомниться.

– Чрезвычайный Комитет, – коротко представился он и, потеснив Альберта Всеволодовича, быстро перешагнул порог трактира.

Оружие Кондрат Сергеевич держал наизготове, но, как выяснилось, необходимости в нем не возникло. Сделав буквально два-три шага, чекист остановился. В заведении не было ни единой души. Перевернутые стулья лежали на столах, проход в подсобное помещение задернут занавеской, под потолком тускло горела одна единственная лампочка. Трое других сотрудников комитета замерли в ожидании за спиной Сверчинского. Лещев по-прежнему в растерянности топтался на пороге. Красноармейцы, не опуская винтовок, остались на улице.

Кондрат Сергеевич нахмурился, опустил револьвер и стремительно прошел в направлении подсобного помещения. Резко отдернул занавеску. В кухне тоже никого не было. Чекист обернулся.

– Вы здесь один? – спросил он Лещева.

Альберт Всеволодович судорожно сглотнул набежавшую в горло слюну, коротко оглянулся на красноармейцев, а затем только сподобился ответить на поставленный вопрос.

– Да… один. Ремонт со вчерашнего дня затеял. Пришлось временно закрыть заведение, – он немного помялся. – А это?.. Можно мне дверь затворить? По ногам дует.

– Можно, – Сверчинский перевернул один из стульев и сел. Положил револьвер себе на колено. – Второй этаж есть? Подвал?

– Нет. Это все, – Лещев сделал широкий жест рукой. – Более ничем не располагаем.

Он закрыл дверь и потер одну замерзшую ногу об другую. Садиться по примеру чекиста Альберт Всеволодович не решился. Не знал, как Сверчинский может отнестись к подобному поступку. Вид у последнего был крайне недовольный.

– Произвести обыск, Кондрат Сергеевич? – обратился к Сверчинскому один из подчиненных.

– Произведите.

Кондрат Сергеевич не сомневался, что в этом не будет никакого толку. Но присутствие топтавшихся у него на глазах сотрудников действовало угнетающе. Сверчинскому требовалось некоторое время на то, чтобы привести мысли в порядок.

С облавой в «Лагуне» произошел прокол. И случиться это могло только по двум причинам. Либо Паленый обманул чекиста, либо жиганы ввели в заблуждение самого Паленого. А второй вариант означал, что информатор Сверчинского оказался раскрытым.

Кондрат Сергеевич рывком встал на ноги и вплотную приблизился к Лещеву. Тот попытался было отступить, но чекист жестко схватил его свободной от оружия рукой за отворот телогрейки. Глубоко посаженные глазки Альберта Всеволодовича забегали из стороны в сторону.

– Это ваше заведение? – спросил Сверчинский.

– Мое…

– Имя? Фамилия?

Лещев, заикаясь, представился.

– Значит, так, Альберт Всеволодович, – взгляд Сверчинского был очень колючим, и он сам прекрасно видел, как магнетически действует это на хозяина «Лагуны». – Полагаю, вы в полной мере осознаете, кто перед вами? И предупреждаю, что заведомая ложь – так же есть неподчинение власти. Будете отвечать на мои вопросы честно и откровенно, останетесь спать в своей мягкой постели.

– Да, конечно… Я готов.

– Почему ваше заведение закрыто?

– Ремонтные работы…

– Про ремонт я уже слышал, – оборвал Лещева Кондрат Сергеевич. – Мне повторить вопрос или вас сразу проводить до машины, Альберт Всеволодович?

Лещев снова сглотнул. Его буквально трясло от страха. Но вот кого он боялся больше: чекистов или жиганов – за это Сверчинский не поручился бы. Наконец здравый смысл проснулся у Альберта Всеволодовича. Он посчитал, что чекисты на данный момент угроза для него более реальная.

– Вчера ко мне приходил Шмель, – опустил глаза Лещев. – Это один из тех, кто входит в шайку Рекрута. Имен и фамилий я не знаю… Так вот, Шмель и попросил меня закрыть заведение. На пару деньков, как он выразился. Жиганы сбирались устроить здесь сегодня сбор. Но пару часов назад мне позвонили и сообщили, что сбор отменятся. А я что? Ну, отменяется и ладно. Вот я и прилег, вздремну, думаю…

– Почему они отменили сбор? – на этот раз Сверчинский чувствовал, что собеседник говорит вполне искренне.

– Этого мне не сказали.

– Ясно.

Кондрат Сергеевич отпустил телогрейку хозяина трактира и отступил назад. Жиганы все-таки планировали здесь встречу. Значит, обман со стороны Паленого исключался. Но что же теперь? Интуиция подсказывала Сверчинскому, что и ночного налета на поезд тоже не будет. Хотя отправить в подкрепление сопровождающим казначейские деньги несколько красноармейцев все же стоило. И Сверчинский во что бы то ни стало должен был выяснить судьбу Паленого. Что стало с его информатором?

– У вас тут есть телефон? – обратился чекист к Лещеву.

– На кухне.

– Покажите.

Альберт Всеволодович проводил сотрудника ЧК до висящего на стене аппарата. Сверчинский тут же снял трубку и набрал нужный номер.

– Михаил? Мне срочно нужна сводка обо всех происшествиях за сегодняшний день.

– Что-то конкретное, Кондрат Сергеевич? – осведомился собеседник на другом конце провода.

Сверчинский поколебался.

– Да. Меня интересует личность Арекаева Прохора Матвеевича.

– Я сейчас узнаю. Как с вами связаться?

– Я сам перезвоню тебе. Через пять минут.

Кондрат Сергеевич бросил трубку на рычаги. Лещев стоял рядом и с опаской поглядывал на грозного чекиста снизу вверх. В дверном проеме появился один из мужчин в короткой кожаной куртке.

– Мы закончили, Кондрат Сергеевич.

– И что?

Чекист покачал головой и развел руки в стороны. Сверчинский кивнул. Ничего другого он, впрочем, и не ждал.

– Ладно. Ждите меня на улице, товарищи.

По прошествии пяти минут Кондрат Сергеевич вновь снял телефонную трубку.

– Ну, что там у тебя, Михаил?

Невидимый собеседник сухо откашлялся.

– Вы как в воду глядели, Кондрат Сергеевич. Нашли сегодня Прохора Арекаева. В Мазяковском тупике нашли. Часу в третьем пополудни. Его хозяин пивной обнаружил. Думал, кто-то из клиентов его насвинячился от души и отдыхает. А тут, оказывается…

– Мертв?

Оппонент Кондрата Сергеевича мгновенно осекся. Начальник явно не был настроен выслушивать его словоохотливые речи.

– Так точно, товарищ Сверчинский, – живо переключился он на официальный тон. – Мертв. Убит. Ударом ножа в спину. Причем, что характерно, товарищ Сверчинский, почерк тот же самый, что и при убийстве сторожа Берникова в момент налета на ювелирную лавку. Помните? Удар получается очень сильный. Лезвие ножа проникает в плоть, а затем перебивает жертве позвоночник. Мгновенная смерть.

– Есть предположения, чей это почерк?

– Есть, товарищ Сверчинский. Но это как раз только предположения и потому…

– Кто этот человек? – нетерпеливо гаркнул Кондрат Сергеевич.

– Резо Зурабишвили.

Резо! Сверчинский даже прищелкнул языком. Раскусили, значит, жиганы его информатора. Почувствовали что-то неладное, заподозрили. Провести Рекрута на таком простом и старом, как мир, трюке оказалось не так просто, как предполагал Сверчинский. Невольно вспомнились слова Григория Боярышникова:

«Рекрут – он как волк. Никому не доверяет».

– Спасибо, Михаил, – Сверчинский повесил трубку.

– Убили кого? – участливо поинтересовался Лещев, стараясь заглянуть чекисту в глаза.

Кондрат Сергеевич не удостоил его ответом. Сунув бесполезный теперь револьвер в карман плаща, он двинулся по направлению к выходу.

Резо! Резо Зурабишвили. Вот кому Рекрут доверился бы безоговорочно. Резо – не Паленый. Они с Рекрутом выросли вместе. Об этом Сверчинскому было хорошо известно. Но достать Резо казалось сейчас чекисту так же нереально, как и самого Рекрута…

Красноармейцы уже повесили винтовки на плечи и ждали лишь распоряжения Сверчинского об окончании операции. Трое сотрудников ЧК дожидались Кондрата Сергеевича в автомобиле.

* * *

Казань. Гостиница «Баркофф» на Голубиной Горке

Мария осторожно, стараясь не разбудить спящего по соседству мужчину, выскользнула из-под одеяла, накинула на плечики легкую шерстяную шаль и на цыпочках двинулась к выходу. Богатырский храп Аякса, проведшего минувшую ночь в сладострастных утехах, разносился по всему нумеру, как раскаты грома. Но при этом его сон на поверку мог оказаться и очень чутким. Девушка не собиралась рисковать. Ее и так колотила нервная дрожь, унять которую никак не получалось.

Мария беззвучно сняла цепочку и открыла дверь.

Воробей уже ждал в коридоре. На нем было серое длинное пальто и фуражка с усеченным козырьком.

– Ну? – требовательно вопросил он, шагнув навстречу девушке.

– Спит.

– Отлично. Можешь идти.

Мария не стала тратить время на то, чтобы забрать свою одежду. За ней можно будет вернуться и позже. Оставив дверь распахнутой, она быстро засеменила по полутемному коридору к лестнице. Воробей проводил ее взглядом и, лишь когда девушка скрылась из виду, зашел в нумер. Вынул из кармана «наган».

Аякс спал, широко раскинув ноги и руки. Воробей не видел смысла будить его. Так будет даже проще осуществить намеченное. Вскинув руку с оружием, он навел ствол на голову спящего и спустил курок. Тело Аякса конвульсивно задергалось. Воробей поспешно отвернулся. Наблюдать за агонией жертвы не входило в его планы…

Убийца покинул нумер и спустился вниз. Портье за стойкой не было. Мария постаралась и на этот счет. Но звук выстрела мог слышать кто угодно, и Воробей не рискнул задерживаться в «Баркоффе» дольше, чем того требовали обстоятельства.

Пролетка поджидала его у входа. Вместо ямщика на козлах сидел молодой черноволосый жиган из кодлы Рекрута. Козырек фуражки закрывал половину его лица. Воробей запрыгнул в экипаж, и жиган тут же тронул лошадей с места. Пролетка понеслась по предрассветному городу, глухо стуча колесами по булыжной мостовой.

– Готов?

– Я не допускаю осечек, – бывший уркаган скрестил руки на груди, опасаясь, что сидящий на козлах человек может заметить дрожь его пальцев. – Если берусь за что-то, то непременно довожу до конца. Где Рекрут?

– В «Сивужном». Там все собрались.

– Какие-то проблемы? – насторожился Воробей.

– Понятия не имею. Знаю только, что все там.

Воробей не стал больше ничего спрашивать. Чего можно добиться от рядового жигана, которого Рекрут не счел нужным посвящать в свои планы? Другое дело – он сам! Воробей не сомневался, что с некоторых пор он входит в ближайшее окружение Рекрута и пользуется его высоким доверием. А после сегодняшней расправы над Аяксом доверие должно возрасти еще больше. Воробья буквально распирало от гордости. Дрожь в пальцах прошла, сменившись чувством внутренней уверенности.

К «Сивужному» пролетка подкатила с первыми рассветными лучами. Воробей спрыгнул с подножки, запахнул поплотнее пальто и вошел в трактир.

Привычного для жиганской среды кутежа не наблюдалось. Воробья оглушила непривычная звенящая тишина. Присутствующая в «Сивужном» компания занимала один единственный столик, находящийся почти в самом центре зала. Воробей прошел вперед. Среди собравшихся были сам Рекрут, Резо, Шмель и хорошо известный Воробью Трифон Железный. А ведь еще каких-то пару недель назад Трифон считался одним из самых ярых приверженцев воров старой формации. А сейчас пил водку с жиганами.