Электронная библиотека » Евгений Тонков » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 10 ноября 2015, 18:00


Автор книги: Евгений Тонков


Жанр: Юриспруденция и право, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Большинство анархических движений и все революции были вдохновлены идеями естественного права, согласно которым любая интерпретация своих предполагаемых субъективных прав, поддержанная силой и оружием, может привести интерпретаторов на трон. По мнению Бентама, права могут быть только конкретными, они должны существовать, если они полезны для общества, и упраздняться в случае их бесполезности. Бентам отвергает и другие, на его взгляд абстрактные понятия («отношение», «власть», «собственность», «естественная справедливость», «нравственное чувство», «истинный разум»), полагая, что соответствующие таким понятиям формы анализа нравственных и правовых проблем представляют собой скрытый догматизм, поскольку не придают им разумного смысла, а просто заменяют ими необходимое рассуждение и аргументацию.

Ученик Бентама Джон Остин (1790–1859) устраняет этику (область оценок, суждений о добре и зле) и законодательный процесс из правовой науки, оставляя юриспруденции только законы без рассмотрения процесса их принятия и оценки. В его понимании право – это приказ власти, обращенный сувереном к населению и обязательный для подчиненного под угрозой применения санкции в случае невыполнения приказа. Первостепенное значение для юриспруденции приобретает формальная логика, или «логика правовых конструкций».

Остин возглавляет первую кафедру юриспруденции в Лондонском университете, где в курсе лекций «Определение предмета юриспруденции» развивает утилитаристский тезис И. Бентама о том, что право – это «повеление суверена», снабжая его развернутым обоснованием. В опубликованном посмертно труде Остина «Лекции о юриспруденции, или философия позитивного закона» совместились методологические приемы исследования обоснованного им утилитаризма, для которого был характерным акцент на эмпирических особенностях права (право как факт). Познание права осуществляется на основе исключительно юридических критериев, обособленных от моральных оценок права, а также от его социально-политических характеристик, присущих естественно-правовой традиции. Право – это относительно определенная и легко обозреваемая совокупность правил (норм), принципов и типологических делений.

Если Бентам воспринимал право как совокупность знаков (символов), изданных или одобренных сувереном для регулирования должного поведения определенного класса лиц, находящихся под его властью, то, согласно Остину, такого суверена можно представить, в зависимости от обстоятельств, в виде не только лица, но и учреждения, которое действительно, а не формально является сувереном для подвластных в данном политическом сообществе. Источником права служит суверенная власть, причем гарантией надлежащего функционирования права и суверенной власти выступает привычка большинства к повиновению.

В конструкции Остина суверен предстает воплощением всевластного учреждения, а норма права – нормой властного принуждения, «правилом, установленным одним разумным существом, имеющим власть над другим разумным существом, для руководства им». Приказ суверена, снабженный санкцией, и есть правовая норма (норма позитивного закона). Позитивными законами в строгом смысле должны признаваться законы, предполагающие возложение обязанностей и влекущие негативные последствия для их нарушителей – в виде законного причинения вреда (лишения свободы, штрафа, конфискации и т. п.). Норма получает юридический характер только в том случае, если некто, обладающий необходимыми властными возможностями и способностями, в состоянии придать ей обязывающую силу принуждения под угрозой причинения вреда (негативных последствий) нарушителю данной нормы.

Остин не признавал естественно-правовые обоснования субъективных прав личности, оспаривая идеи своих учителей Савиньи и Гуго, под руководством которых он изучал юриспруденцию в Геттингене и Берлине. Он отрицал основные принципы исторической школы права, рассматривая право как внеисторический феномен, критикуя допущение, согласно которому, помимо реально существующего государства и связанного с ним массива законодательства, существует – и с этим надлежит считаться – некое более разумное право, обоснованное историей и культурой народа, являющее собой эталон для сопоставлений, с которым суверену надобно сверять свои повеления. Установленное государством право рассматривается Остином как право в точном смысле этого слова, отличное от всех других правил и норм, регулирующих общественные отношения, поскольку последние (религия, обычные нормы, моральные нормы, доктрины) не происходят непосредственно от суверенной власти.

Право в точном понимании этого термина характеризуется четырьмя элементами: приказом, санкцией, обязанностью исполнения и суверенностью власти. Правовая наука должна исследовать право, не оценивая его нормы с точки зрения добра и зла. Источник позитивного права – суверенная власть, соответственно, сущность права – приказ власти, адресованный населению под угрозой санкции в случае его невыполнения. Остин не признавал существование международного права, в связи с отсутствием суверенной международной власти, заявленные принципы и нормы международного права он называл «позитивной моралью».

Рассматриваемый подход содержит противоречие между рукотворным позитивным правом и естественно сложившимися в обществе отношениями: моралью, религией, торговыми обычаями, доктринами. По мнению Остина, критика права (закона) с точки зрения моральных норм, не лишает его императивных качественных свойств. Разграничивая право и мораль, он рассматривал в качестве предмета юриспруденции только позитивное право.

Остин не был сторонником расширения прав судей при толковании закона, он отрицал правотворческую роль суда, склоняясь к тому, что судебные решения становятся частью права только после признания их таковыми со стороны суверена. В этой части своих воззрений Остин был уязвим, поскольку доктрина прецедента в годы его жизни превалировала над силой статута. Пытаясь снять противоречие собственных воззрений с юридической практикой, он отмечал, что судебные решения становятся прецедентным правом как бы с молчаливого согласия суверена. Связав природу права с волей фактически правящей в обществе группы лиц или одного вождя, Остин обосновал легитимность любых законов любой власти, в последующем XX в. такой подход был использован многими авторитарными политическими режимами, правда, не на территории Англии.

Позитивистско – утилитаристские подходы к оценке права и закона способствовали развитию прагматических, инструментальных начал в английской доктрине толкования. Борьба английских позитивистов за примат закона в большой степени была обусловлена бессистемностью судебной практики, дуализмом общего права и права справедливости, препятствующих развитию стабильных принципов судебной регламентации общественных отношений. В этот период возрастает значение закона в государственном регулировании, оперативность принятия которого способствует развитию новых экономических отношений на пространствах Британской империи.

Под влиянием юридического позитивизма формируются три классических правила судебного толкования: «буквальное правило» (literal rule) – словам следует придавать их очевидный, общеупотребительный смысл, даже если результат будет выглядеть не очень разумно; «золотое правило» (golden rule) – воплощение стремления судей избегать тех толкований, которые могут привести к абсурдным выводам и решениям; «правило вреда», иногда его называют «правилом устранения вреда» (mischief rule) – каждый последующий закон должен обнаружить оплошности и недостатки предыдущего, чтобы устранить противоречия. Если же законодатель этого не сделал, то именно судья должен интерпретировать закон таким образом, чтобы исключить возможный вред нового закона, а равно устранить пробел в праве.

В год смерти Бентама в Англии начинается обширная институциональная реформа, на протяжении полувека сопровождающаяся эволюцией принципов и практик законодательной, исполнительной и судебной властей. Выборы в парламент осенью 1832 г. были проведены уже на основе нового избирательного закона. В 1833 г. изменились сроки давности в отношении споров о недвижимости (Administration of Estates Act, 1833) и правила гражданского процесса (Civil Procedure Act, 1833). В 1834 г. была реформирована система общественной помощи бедным, согласно которой обратившиеся за помощью размещались в так называемых работных домах, где их обеспечивали работой и питанием. С 1835 г. преобразовывается городское самоуправление, право голоса получили все плательщики прямых налогов, которые избирали членов городского совета (муниципалитет), избиравших, в свою очередь, городское правление (старейшин), один из членов которого становился мэром города.

Акт «О судах графств» 1846 г. (The County Courts Act, 1846) устранил пробел судопроизводства в возвращении мелких долгов и удовлетворении незначительных требований. В 1850 г. принимается первый в правовой истории человечества Акт «Об упрощении языка, используемого в Актах Парламента» (An Act for shortening the Language used in Acts of Parliament), который вместе с Актами «О толковании» 1889, 1978 гг. составил часть английской доктрины толкования. Три закона о судебном процессе по общему праву (Common Law Procedure Act, 1852; Common Law Procedure Act, 1854; Common Law Procedure Act, 1860), создание канцлерского апелляционного суда (Court of Chancery Act, 1851) реализовали стремление уравнять судебные процессы в судах общего права и канцлерских судах. Развитие законодательства, регламентирующего судебную деятельность (County Courts Act, 1857; Court of Probate Act, 1857; Court of Session Act, 1857; The Chancery Amendment Act, 1858), свидетельствовало об активном поиске оптимальной системы судопроизводства. Закономерным успехом явилась судебная реформа, проведенная с 1873 по 1875 г., результатом которой стала единая судебная система, объединившая суд лорда-канцлера и систему судов общего права.

Своевременная судебная реформа создала возможности для стабильного политического и экономического развития английского общества. Англия начинает опережать большинство стран мира по уровню промышленного производства, объему строительства новых дорог, росту количества транспортных средств и другим признакам технического прогресса. Повышение авторитета Великобритании на международной арене позволяет ей занимать доминирующее положение в производстве и сбыте промышленных товаров, обеспечивая стабильное увеличение валового дохода. Опыт управления колониальной империей способствует принятию политических решений, укрепляющих ее положение: в 1852–1853 гг. Южная Бирма присоединена к Индии, в 1858 г. Парламент принял закон о ликвидации Ост-Индской компании, Индия перешла под власть пробританского правительства. Присоединение Сингапура в 1819 г. предоставил английскому флоту возможности дальнейшего территориального развития. Победа в войне с Китаем (1840–1842) позволила разместить военную базу на острове Гонконг. По итогам Крымской войны (1853–1856) Англия получила турецкие рынки сбыта и «нейтрализацию» Черного моря.

Быстрое освоение Австралии и Канады, с учетом опыта отделения американских колоний, сопровождалось предоставлением ограниченной политической самостоятельности в рамках общего союза. Например, законы, принятые канадским парламентом, подлежали утверждению английским генерал-губернатором, граждане Канады считались подданными английской Короны. Растущая империя требовала единообразной правоприменительной доктрины, которая складывалась из многих элементов. Во вторую половину XIX в. в Англии формируются идеи и институты, ставшие прообразом современной доктрины толкования.

Глава 8
Эволюция взглядов на толкование в XX в.

Развитие общества приводит к неизбежным изменениям нормативных предписаний, успешные результаты жизнедеятельности людей способствуют генезису форм реализации прав и обязанностей. Начало XX в. было ознаменовано многими войнами (русско-японская война, итало-турецкая война, балканская война, первая мировая война), стремительным усовершенствованием техники, позже – возникновением социалистического лагеря во главе с Советской Россией, провозглашением республик (Австрия, Венгрия, Германия, Польша), появлением новых государств (Чехословакия, Югославия), образованием Лиги наций, ростом Содружества во главе с Великобританией (Commonwealth) и другими эффективными итогами человеческой деятельности. Возникали новые правовые доктрины и институты, связанные с развитием капиталистических отношений, борьбой за власть и рынки сбыта. Зарождение государств, на конституционном уровне провозгласивших своей целью построение социализма и коммунизма, разделило мир на два лагеря, которые закономерно оказались втянутыми во вторую мировую войну. Трагедии войны и опыт тоталитаризма отразились в философии права XX в., способствуя изменению научной парадигмы. Идеи справедливого распределения национальных богатств и честного отношения к отправлению правосудия дополнили утилитаристскую концепцию новым содержанием.

Философия неопозитивизма, оформившаяся на рубеже веков, пришла на смену концепции утилитаризма. Терминологические «одежды» неопозитивистской философии описал Мераб Мамардашвили: «Она называется то неопозитивизмом, то логическим или аналитическим позитивизмом; еще она называется философией языка. В последнее время ее итоговые формы, отличающиеся от первоначальной, называются неорационализмом»[243]243
  Мамардашвили М.К. Очерк современной европейской философии. СПб., 2012. С. 438.


[Закрыть]
. Философию права этого периода невозможно ассоциировать только с одной нацией или государством, особенно на европейской территории. «Неопозитивизм, родившись одновременно в Англии и Австрии, был прежде всего англосаксонской философией. Основную популярность эта философия приобрела в странах англосаксоноязычных, то есть в странах с английским и немецким языком. И затем эта философия приобрела популярность в США…»[244]244
  Там же. С. 440.


[Закрыть]
.

Зарождение неопозитивизма принято связывать с трудами Бертрана Рассела, Альфреда Норта Уайтхеда и деятельностью «Венского кружка», в который входили, в том числе, Мориц Шлик, Курт Гедель, Рудольф Карнап, Отто Нейрат, Карл Гемпель, Ганс Рейхенбах. Книга Рассела и Уайтхеда «Principia Mathematica» (три тома изданы в 1910–1913) повлияла на развитие идей философского рационализма в логике, в том числе – юридической логике, используемой в сфере правоприменения. Единомышленниками «Венского кружка» были англичанин Альфред Айер, американец Уиллард Ван Орман Куайн, а также британские философы австрийского происхождения Карл Раймунд Поппер и Людвиг Витгенштейн.

Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн (Ludwig Josef Johann Wittgenstein, 1889–1951) родился в Вене, с девятнадцати лет жил в Англии, с более или менее длительными перерывами. С начала 1912 г. до осени 1913 г. Витгенштейн учился в Тринити-колледже в Кембридже, где сблизился с Б. Расселом, часто встречался с Дж. Э. Муром и А.Н. Уайтхедом. В 1914 г. Витгенштейн вступил добровольцем в австрийскую армию, воевал на Восточном и Южном фронтах, находился в плену у итальянской армии. На протяжении нескольких лет, в том числе в окопах и плену, он писал «Логико-философский трактат», который был впервые опубликован в 1921 г. В книге ему удалось сформулировать важные для доктрины толкования закона возможности языковых методов.

«Лингвистический поворот» в английском неопозитивизме совпадает с периодом творчества Л. Витгенштейна. Философия – это не только наука, это способ жизни человека, заключающийся в поиске и фиксации витающих в обществе закономерностей. «Все люди – философы. Даже если они не осознают, что сталкиваются с философскими проблемами, тем не менее, в любом случае у них имеются философские предрассудки. Большинство из них – теории, которые признаются как самоочевидные. Люди заимствуют их из своей духовной среды или традиции»[245]245
  Поппер К.Р. Как я понимаю философию // Все люди – философы: Как я понимаю философию; Иммануил Кант – философ Просвещения. М., 2009. С. 28.


[Закрыть]
, – утверждает еще один британский философ австрийского происхождения Карл Поппер. И Поппер, и Витгенштейн в своих произведениях снимали классический конфликт между британским эмпиризмом (Бэкон, Локк, Милль) и континентальным рационализмом (Декарт, Спиноза, Лейбниц), заключающийся в споре о том, что же является источником знания – эмпирическое наблюдение или разумные, отчетливые идеи.

Витгенштейн предпринял попытку создания логически безупречного языка, способного устранить двусмысленность и примирить эмпиризм с рационализмом. Именно таким языком следовало бы излагать тексты законодательных актов: «3.34. Предложение обладает существенными и случайными чертами. Случайны те черты, которые возникают благодаря особому способу конструирования пропозиционального знака. Существенны те, которые одни только делают предложение способным выражать свой смысл»[246]246
  Витгенштейн Л. Логико – философский трактат. М., 2008. С. 68.


[Закрыть]
. Лингвистическая философия в изложении Витгенштейна приближает ее к существу доктрины толкования закона, – «вся практика философии представляется анализом, т. е. выявлением логических, семантических, синтаксических связей предложений научного знания и обыденного мышления, как они выражены в языке, а также установлением их научной осмысленности»[247]247
  Богомолов А.С. Английская буржуазная философия XX века. М., 1973. С. 168.


[Закрыть]
. Законы, издаваемые высшим законодательным органом государства, прецеденты, создаваемые высокими судами, правовые доктрины, устанавливающие общие и частные закономерности человеческого поведения и функционирования государства – суть совокупности научного знания юристов, воли правителей и обыденного мышления граждан (в значении разумной человеческой рассудительности). Благодаря особенностям взаимодействия английских университетских сообществ с правовым истеблишментом и гражданским обществом идеи лингвистической философии неопозитивизма получили большое распространение.

Аналитическая философия оказалась близка английским юристам, поскольку она излагала существо доктрины толкования закона: «4.112. Цель философии – логическое прояснение мыслей. Философия не теория, а деятельность. Философская работа состоит по существу из разъяснений. Результат философии – не «философские предложения», но прояснение предложений. Философия должна прояснять и строго разграничивать мысли, которые без этого являются как бы темными и расплывчатыми»[248]248
  Витгенштейн Л. Указ. соч. С. 90.


[Закрыть]
. Тексты статутов – суть записанные мысли законодателей, основанные на их представлениях о жизни обычных людей. Суверен на основании своей воли создает норму закона, правоприменитель, предстоящий ближе к человеку на земле, «разъясняет, проясняет, строго разграничивает предложения и мысли» законодателя. С большой долей допущения, по Витгенштейну, можно редуцировать философию права к доктрине толкования источников права, которая проясняет предложения, пропозиции и мысли. Философия, с точки зрения Витгенштейна, «не может нести никакой новой информации; она имеет дело лишь с выяснением того, что говорят наука или обыденный опыт, – таков вывод из неопозитивистского понимания предмета философии»[249]249
  Богомолов А.С. Указ. соч. С. 169.


[Закрыть]
.

В концепции Витгенштейна уделяется большое внимание выработке понятийного аппарата (читай – единообразию юридической терминологии), раскрытию феномена факта (что прямо связано с юридическим фактом), соотношению образа и факта (форма фиксации доказательств, оценка доказательств). Многие положения «Логико-философского трактата» способствовали формированию логико-познавательных элементов английской доктрины толкования: «1.1. Мир есть совокупность фактов, а не предметов»[250]250
  Здесь и далее, где приводятся цитаты из указанного издания «Логико-философского трактата», приводятся только номера афоризмов.


[Закрыть]
, «1.13. Факты в логическом пространстве суть мир», «2.0121. Как мы не можем мыслить вообще пространственные объекты вне пространства или временные вне времени, так мы не можем мыслить никакого объекта вне возможности его связи с другими», «2.0201. Всякое высказывание о комплексах может быть разложено на высказывание об их составных частях и на предложения, описывающие эти комплексы в целом», «2.033. Форма есть возможность структуры», «2.1. Мы создаем для себя образы фактов», «2.12. Образ есть модель действительности», «2.13. Объектам соответствуют в образе элементы этого образа», «2.131. Элементы образа замещают в образе объекты», «2.14. Образ состоит в том, что его элементы соединяются друг с другом определенным способом», «2.141. Образ есть факт», «2.1514. Отношение отображения заключается в соотнесении элементов образа и предмета», «2.16. Чтобы быть образом, факт должен иметь нечто общее с тем, что он отображает», «2.18. То, что каждый образ, какой бы формы он ни был, должен быть общим с действительностью, чтобы он вообще мог ее отображать – правильно или ложно, – есть логическая форма, т. е. форма действительности», «3.142. Только факты могут выражать смысл, класс имен этого делать не может», «3.22. Имя замещает в предложении объект», «3.262. То, что не может выражаться в знаке, выявляется при его применении. То, что скрывают знаки, показывает их применение», «3.3. Только предложение имеет смысл; только в контексте предложения имя обладает значением», «4.01. Предложение – образ действительности. Предложение – модель действительности, как мы ее себе мыслим», «4.021. Предложение есть образ действительности, потому что я знаю представленное им положение вещей, если я понимаю данное предложение. И я понимаю предложение без того, чтобы мне был объяснен его смысл», «4.03. Предложение должно в старых выражениях сообщать нам новый смысл», «4.0312. Возможность предложения основывается на принципе замещения объектов знаками», «5.6. Границы моего языка означают границы моего мира».

«Кто знает, как сложилась бы судьба философии в Великобритании и Соединенных Штатах, не будь Витгенштейна, а ведь он вообще мог бы оказаться в тени», – заметил Джон Уиздом (1904–1993), последователь Витгенштейна и основатель нового направления аналитической философии – лингвистической терапии. Уиздом подчеркнул благодатное совпадение места, времени и действия: «…в философских кругах Витгенштейн стал известен благодаря особенным обстоятельствам: сильному впечатлению, произведенному им на Бертрана Рассела, и смелой политике Кембриджского университета, открывшего ему доступ в философское сообщество»[251]251
  Wisdom J.O. Esotericism. Philosophy. Volume 34. Issue 131. Cambridge, 1959. P. 349.


[Закрыть]
. По настоящее время «Логико-философский трактат» является одним из самых читаемых и цитируемых философских произведений XX в. Концепция Витгенштейна развивалась от исследования только логического языка (в так называемый «ранний период» его творчества), до включения в аналитический метод обыденного языка, дающего более полное представление о способах коммуникации человека.

В «Философских исследованиях», опубликованных после его смерти, он продолжает развивать теорию фактов, исследуя их влияние на логику, на механизмы отражения фактов в сознании человека, на способы доказательств истинности фактов и достоверности знания о фактах. Если толковать названный предмет его исследований расширительно, то налицо близость к предмету судебной деятельности – установлению причинно-следственных связей между законом (являющимся одновременно и юридическим фактом, и правилом толкования юридических фактов) и действиями людей, результаты которых тоже имеют характер юридических фактов. Судье следует установить причинно-следственные связи между действиями как фактами (например, нарушениями правил дорожного движения), наступившими последствиями (смерть человека) и применимой нормой закона.

Витгенштейн пытается найти способы точного описания движения субъекта к достоверному знанию о факте окружающей действительности. Этим непосредственно занимается теория судебных доказательств, разрабатывающая закономерности между фактами, их отражениями в сознании, способами их фиксации для целей судопроизводства и выносимыми судьей решениями. Судья не может существовать только в царстве языка юридико-технических терминов, поскольку показания сторон, свидетелей, третьих лиц даются на обыденном языке, большая часть общества не использует язык науки и логики. Более того, человеческий язык – это изменяющаяся субстанция, некоторые слова исчезают, появляются другие, многие слова меняют свои значения. Как же оценивать юридические факты, характеризуемые обыденным языком, с точки зрения научно обоснованных, логически выверенных законодательных актов. Поскольку подавляющее большинство правил поведения, в том числе законы, инструкции, прецеденты и т. д., сформулированы научным языком, именно интерпретаторы обязаны вырабатывать способы корреляции между языком логики и обыденными языками.

Практикуемая в XX в. доктрина толкования закона находит и фиксирует взаимосвязи между научным языком законодателя и обыденным языком гражданина – участника оцениваемых правоотношений. Буквальное правило толкования (literal rule) говорит о том, что словам следует придавать их очевидный, общеупотребительный, обычный и буквальный смысл, даже если результат будет выглядеть не очень разумно. Правило буквального толкования рассматривается как основное правило из тех, что применяются при толковании законов английскими судьями. При этом цель суда состоит в том, чтобы по возможности без искажений понять изначальное намерение законодателя, которым он руководствовался при составлении текста закона. Введенное Витгенштейном понятие «языковой игры», которым он обозначал каждый упорядоченный язык, включающий систему слов и выражений, является предметом исследований по настоящее время. Многие последователи Витгенштейна разрабатывали технику анализа обыденного языка и научного языка.

Гилберт Райл (1900–1976) развивает идею единства «обыденного» и «логического» знания, выступая против их сепарации. Райл дифференцирует категории «разумности» и «интеллектуальности»: посредством разумных (intelligent) действий мы узнаем новое, знакомимся с неизвестной доселе информацией, а с помощью интеллектуальных (intellectual) операций мы подтверждаем и верифицируем информацию, которую мы уже знаем. Английское слово intelligence является омонимом, и может переводиться как «разведка», разум помогает в поиске неизвестного, он «заточен» на такую функцию, – с этим Райл связывает противопоставление разумных действий интеллектуальным действиям. «Быть разумным», по Райлу, – это не только иметь некоторые исследовательские качества, но и быть способным применить их на практике, он называет это «знанием-как» (knowinghow). «Быть интеллектуальным» – это преобразовывать полученную с помощью разума информацию в форму идей и доктрин, могущих применяться в жизни, что соответствует «знанию-что» (knowing what). Поскольку знание-как мы получаем только в практике усвоения и использования обыденного языка, именно таким путем происходит первичное восприятие всех источников права, поэтому большинство населения не преобразует свои правовые знания-как в знание-что.

Интеллектуальные исследования права осуществляются небольшим количеством профессиональных юристов, которые после получения знания-что будут применять свои знания и навыки в юридической практике по отношению к людям, воспринимающим право только на основании обыденной разумности. Заслугой Г. Райла является анализ многих лингвистических проблем, в том числе выделение четырех видов «систематически вводящих в заблуждение выражений»: квази-онтологических, квази-платонических, квази-описательных, квази-определенных фраз. Например, во многих квази-онтологических выражениях отдельной вещи или явлению приписывается предикат «бытия». Когда мы говорим «преступность существует», мы подразумевает «преступность – это социально-правовое явление, имманентное каждому обществу», а не «преступность – это объект, существующий сам по себе».

Джон Лэнгшоу Остин (John Langshaw Austin, 1911–1960) занимал сходную с Райлом позицию, отрицая значимость только теоретического познания. «Как и все лингвистические философы, Остин разрабатывает проблему обоснования «знания-как», т. е. овладения инструкцией по употреблению языка, противопоставляя это знание «знанию-что», т. е. попытке определения точного значения слова самого по себе. Знание-как носит практический характер, оно не может быть проанализировано за пределами языка. Однако это не просто описание языка. В отличие от Райла, Остин считает, что в языке существуют стабильные, а не единичные употребления понятий, что отражается в виде «всеобщего»[252]252
  Никоненко С.В. Современная западная философия: Учебное пособие. СПб., 207. С. 218.


[Закрыть]
. По его мнению, слова являются инструментами, которыми следует правильно пользоваться. Люди договариваются об использовании слов в том или ином значении, с этой точки зрения главным критерием установления языковых правил является конвенционализм.

Современные нормативные акты зачастую содержат собственный понятийный аппарат, согласно которому законодатель императивно вводит специальные значения терминов в целях упрощения их толкования при применении норм. Например, «непричастность – неустановленная причастность либо установленная непричастность лица к совершению преступления»[253]253
  Пункт 20 статьи 5 Уголовно-процессуального кодекса РФ, принят ГД РФ 22.11.2001 г.


[Закрыть]
. Значение слова не может быть определено вне языкового контекста, поскольку оно изменяется в зависимости от особенностей его употребления в предложения.

Дж. Л. Остин акцентирует внимание на активном концепте языка, на том, что язык – это в большей степени совокупность действий, а не значений. Использование языка помогает достигать индивидуальных и коллективных целей: «Во-первых, слова суть инструменты, которые мы используем; эти инструменты должны быть, по крайней мере, достаточно чистыми, т. е. мы должны знать, что мы имеем в виду и что нет, мы должны быть достаточно вооружены для того, чтобы не попасться в те ловушки, которые расставляет нам язык. Во-вторых, слова (кроме как в их собственном маленьком углу) не суть факты или предметы. Поэтому мы должны отнять их (to prise them off) у мира, придержать их в стороне от него, разместить их против него, дабы получить возможность осознать всю присущую им неадекватность и двусмысленность и взглянуть на мир без помех. В-третьих, и это более ясно, общий для нас мир слов воплощает собой совокупность всех тех различий, которые человек находит нужным проводить, а также связи, которые он находит нужным отмечать и накапливать с течением многих сменяющих одно другое поколение»[254]254
  Остин Д.Л. Три способа пролить чернила: Философские работы. СПб., 2006. С. 207.


[Закрыть]
.

Благодаря Витгенштейну, Райлу, Остину и многим последователям структурной лингвистики английская доктрина толкования была обогащена разветвленным инструментарием по использованию правил языка. Английская школа лингвистического анализа оказала значительное влияние на тенденции развития обыденного языка, актуализируя естественную человеческую склонность к интерпретации слов и к лаконичности словосочетаний. В XX в. лингвистическая философия становится в Англии стилем юридического мышления, при осуществлении задач толкования права она оказывается ближе к объективному уяснению смысла и содержания нормативного акта, нежели континентальные аксиологические подходы.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации