Текст книги "Детские полевые хроники. Воспоминания"

Детские полевые хроники
Воспоминания
Евгения Храмова

Моим родителям – Галине Федоровне и Владимиру Порфирьевичу, посвящается…

© Евгения Храмова, 2023

ISBN 978-5-0060-0025-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дорога через Полкан

Все детство и юность я постоянно куда-то ехала или летела – на поезде к бабушке на Урал, на самолете к друзьям родителей в Киев, на море в Евпаторию. А еще ездила на грузовиках, тягачах, тракторах, летала на маленьких и больших вертолетах, кукурузниках, плыла на баржах, плотах или лодках. Родители-геофизики по три-шесть месяцев в году были в поле – занимались разведкой полезных ископаемых, и часто все лето я проводила с ними. 10 лет – мой детский «полевой стаж».

Про дорогу можно рассказывать бесконечно. Чего стоила, например, дорога из Северо-Енисейска через Енашиминский Полкан. В то время крупнейшее золотое месторождение Красноярского края еще не было нанесено на все карты, а на месте Олимпиадинского рудника, ныне входящего в десятку самых крупных рудников мира, было просто болото. Могу ошибаться, но, кажется, это было летом 1975 или 74 года, мне было лет пять-шесть, и вместе с папой, мамой и их коллегами мы ехали на гусеничном тракторе тягаче (ГТТ) по тайге и болотам с базы Северо-Енисейской геофизической экспедиции (СЕГФЭ) в полевой отряд. Отрядом руководил мой папа – Храмов Владимир Порфирьевич, а мама – Галина Федоровна – была в нем техником-геофизиком.

Наш путь лежал через Енашимо на Еруду, где стоял тогда лагерь геологов. Вот добрались до геологов, сделали остановку на несколько минут, спросили, как лучше идти. Дальше никаких дорог нет, впереди через несколько километров гора, а наш лагерь расположен по другую ее сторону. Енашиминский Полкан – это высшая точка Енисейского кряжа, горной возвышенности в енисейской тайге. Высота в наивысшей точке 1125 метров. Невысоко по меркам восьмитысячников, но дело тут не в высоте, ведь геофизики – это не альпинисты: у них задачи другие. Им нужно вовремя и без приключений добраться до лагеря, привезти туда нужные грузы, развернуть полевые работы.

На оборотной стороне фотографии маминым почерком написано: «Белое безмолвие. Подножье Полкана, Чиримба, 1972 г.»

Гора Полкан состоит из нескольких гигантских ступеней. Подъем на каждую ступень короткий и крутой, а сама ступень – плоская и длинная каменная равнина. Кроме больших и маленьких валунов да ледников на вершине и склонах горы ничего нет. Основание поросло мхами, карликовыми деревьями и кустарниками… Солнце уже садится, мы очень торопимся. Поговорив с водителем, папа решает идти напрямик через одну из ступеней Полкана. Медленно двигаясь, одолеваем подъем. Наверху все, кроме водителя, спрыгиваем с ГТТ. Камни и даже целые каменные глыбы под нашими ногами неустойчивы, а тут еще начинает накрапывать дождь. До сих пор помню, как мы перебираемся с камня на камень вниз, а параллельным курсом ползет наш железный конь. Папа стоит чуть поодаль и машет водителю: «Тут не пройдешь! Правее давай!»

ГТТ – бывшая военная машина, переделанная под нужды народного хозяйства. Железным бампером она может вырывать с корнем большие деревья, прокладывать дорогу в тайге, перевозить много грузов, но для передвижения по горам не предназначена. Риск был очень большой, одно неверное движение, и машина могла слететь со склона. За возможную аварию пришлось бы отвечать папе как руководителю отряда. Однако все обошлось, наш водитель справился и благополучно спустился с Полкана. Последние километры пути мы ехали уже в темноте и ночевали все-таки дома, т. е. в лагере.

Этот поход остался в профессиональных легендах. Спустя лет восемь я снова очутилась в поселке Еруда, когда Олимпиадинское месторождение уже разрабатывалось. Вместе с папой и его коллегой мы стояли как раз напротив Полкана, и коллега сказал папе, показывая рукой на чуть заметную (но все-таки заметную!) нитку-углубление на каменном склоне горы:

– Узнаешь дорогу? После вас никто не рискнул по ней пройти. Машины сейчас ездят вон там, справа от Полкана. Как же вы тогда рискнули идти напрямик?!

По поводу Олимпиады. Во многих источниках можно прочесть, что 20 сентября 1975 года было официально объявлено об открытии Олимпиадинского золоторудного месторождения. Хотя мне было очень мало лет, помню, как мама вернулась из камералки взволнованной и обсуждала с папой эту новость. Она говорила примерно так: «Значит, не зря мы столько времени на этой Еруде провели! Открыли все-таки месторождение!»

Это фото в виде большой картины в раме много лет украшало нашу квартиру. Папа (в центре) с коллегами на зимних работах

В 80-е геологи Г. П. Круглов, Л. В. Ли и А. Я. Курилин получили официальные дипломы первооткрывателей месторождения. Не умаляя заслуг геологов, хочу отметить, что в 70-е годы прошлого века в Северо-Енисейском районе работали отряды Северо-Енисейской геофизической экспедиции. В одной из диссертационных статей по геологии встретилась такая цифра: геофизиками СЕГФЭ в те годы обследована площадь около 900 кв. км! Это они первоначально разведали перспективность территории с точки зрения добычи полезных ископаемых. Кроме отряда моего отца там работали отряды геофизиков Г. Валента, Р. Гибадуллина, С. Мукомело, П. Токарева и других. Прочитала об этом в одной из публикаций в Интернете, но и мне самой все эти фамилии знакомы с детства. Всех этих людей нужно вписать в первооткрыватели Олимпиадинского месторождения. Пусть их заслуги будут сохранены, если уж не официально, то хотя бы в памяти людей. Кстати, как сообщает «Коммерсант», Олимпиада дает сегодня более 70% от общего объема добычи золота в Сибири. А назвали месторождение, естественно, в честь Олимпиады-80.

Детские игрушки

Жили мы с родителями в старинном поселке Маклаково, расположенном на берегу Енисея. В 1975 году поселок получил статус и название города Лесосибирска. Вспоминая свое детство сейчас, понимаю, что оно – благодаря профессии родителей и жизни в сплоченном общими профессиональными задачами небольшом районе с неофициальным названием «экспедиция» – было необычным, ярким и наполненным романтикой путешествий.

Папа уезжал в поле раньше мамы – в мае-апреле, а возвращался гораздо позже – в октябре, а то и в ноябре. Мама отвозила меня на лето к бабушкам, а потом отправлялась вслед за папой. Позже начали брать в поле и меня. Прекрасно помню все эти встречи-проводы-ожидания. Особенно осенью, когда первый снег уже покрывал мерзлую грязь, нам с мамой было особенно грустно без папы. Но вот он возвращался, худой и заросший, выгружая вьючники с вещами и туеса с засоленными грибами и наполняя дом особым прелым запахом. Обнимал нас с мамой, прикасаясь колючей щекой, и в доме начиналась счастливая суета.

С приездом папы родители начинали заниматься заготовками на зиму. Покупали большие мешки овощей, солили капусту, делали грибную икру. Холодильник появился в нашем доме не сразу. Квашеная капуста хранилась в коридоре в замороженном виде, в ведрах. Мама посылала меня принести к обеду чашку капусты, и это было мое любимое лакомство – ледяные капустные листья и четвертинки кочанчиков, которыми была переложена нашинкованная капуста.

Молодость папы и мамы

Зима проходила весело. Экспедиционные жители умели веселиться и развлекаться. Большими компаниями отмечали праздники, дни рождения. Помню, как однажды к нам домой завалилась большая толпа колядовщиков – взрослых дяденек и тетенек в масках, ярких платках и тулупах наизнанку. Веселые, они взбудоражили весь дом: кричали частушки, пели песни, пили вино. Колядовать ходили и мы – дети. А самым замечательным праздником был, конечно, Новый год. Мама делала костюм себе и мне, ходила на репетиции спектакля, который обязательно ставила группа сотрудников в экспедиционном клубе. Мы вырезали для украшения елки бусы и снежинки из блестящей чайной фольги, пекли любимые торты: папин – муравейник, и наш с мамой – шоколадный, варили брусничный морс. Вечером 31-го шли в клуб на спектакль, потом возвращались домой, накрывали стол…

Мы жили тогда в двухэтажном восьмиквартирном деревянном доме (с удобствами на улице и печным отоплением). Нашими соседями были друзья моих родителей – две семьи из Украины и Белоруссии, а также еще несколько семей, работавших в экспедиции. Все – довольно молодые, с детьми примерно моего возраста. Дети попеременно собирались большой командой то в одной, то в другой квартире и вместе играли. Когда собирались у нас, то мы играли «в человечков» и «в домики», которые строили из камней. Папа с мамой каждый год привозили с поля необычные минералы, и у меня их был целый ящик.

Там было несколько больших и толстых кусков слюды, из которой отлично получалась крыша для домика, разнообразные булыжники с кубиками пирита и кристаллами хризолита, разноцветный кварц, минералы железа, кальцита, нефрита, талька, турмалина, серые куски сланца. Был среди них и необычный нежно-розовый с белыми сколами камень, на ощупь напоминающий мокрое мыло. Его просто не хотелось выпускать из рук – так приятен и красив он был.

Кстати, минералы использовались не только в качестве игрушек. Однажды что-то случилось – и целый день я ходила с повернутой набок шеей, боль не давала ее выпрямить. Вечером мама, вернувшись с работы, отвела меня к соседу-геологу дяде Володе, у которого коллекция минералов была гораздо больше нашей. Он достал какой-то камень, показал маме, как и где надо водить им, мы начали «процедуры», и буквально к ночи шея встала на место, а боль прошла.

А еще нашей детской ватагой мы любили играть в странную игру, когда клубком ниток перематывалась вся комната с пола до потолка и надо было перебираться из одного угла в другой так, чтобы не задеть этих ниток. Так мы развлекались дома, когда на улице был мороз, зима. А в теплое время года проводили время на улице. Лапта, банка, резиночки – странно, что сейчас в эти прекрасные игры дети не играют.

Более или менее настоящие игрушки из магазина, как мне помнится, появились немного позже. Я часто болела, и однажды мы поехали на юг, в Евпаторию, где в детской поликлинике мне вырезали гланды. В то время подобным манипуляциям не придавали слишком большого значения: все проходило в порядке общей очереди в большом зале, без кучи анализов и наркоза: чик, и все готово. Сразу после этого мы с родителями пошли в магазин игрушек и мама сказала: «Дочь, выбирай, что нравится». Я выбрала большую, с пол моего роста обезьяну со смешным именем Джоконя. Следующие 10 лет мы были неразлучны с моей плюшевой подружкой.

Яркое воспоминание из дошкольного детства – мы с папой и мамой идем в экспедиционный клуб на премьеру фильма «Земля Санникова». Фильм произвел огромное впечатление, на обратном пути я спрашиваю родителей: «А земля Санникова на самом деле существует?» – «Существует, – говорит мама. – Но ученые спорят, где она находится». – «А туда можно попасть?» – говорю я. «Можно. Если очень захотеть», – отвечает мама. Я смотрю на далекие звезды на ясном зимнем небе и мечтаю, как вырасту и вновь открою людям эту затерянную землю.

Папа и его друг Виктор на одной из улиц экспедиции

Мы возвращаемся домой, и я бегу к подружкам-соседкам, чтоб рассказать про таинственную землю. Девчонки чуть старше меня – они уже учатся в начальной школе. Мой восторг они не разделяют и заявляют, что все это – сказки и что никакой земли Санникова не существует. Начинается детский горячий спор: «Существует», «Не существует», «Существует. Мне мама сказала», «Не существует, ты ничего не понимаешь, ты маленькая». Обида застит мне разум, слезы льются из глаз, и я со всей силы вцепляюсь в длинные волосы обидчицы. Рев стоит на все восемь квартир нашего дома, сбегаются взрослые и с трудом оттаскивают нас друг от друга.

Конечно, ребенком я не видела всех трудностей, с которыми приходилось сталкиваться взрослым. Отсутствие комфорта не воспринималось как проблема, а было данностью: все так жили и не тужили. И все-таки даже тогда я понимала, что полевые сезоны – это испытание для родителей.