Текст книги "Приключения Уэнсдей в России"

Глава № 3
Два вида чудовищ

Марк привычно боялся. У него были тысячи видов страха. Сейчас к нему пришла разновидность страха «ушел и не вернулся». Антон изумлялся, М2 – нет: Карина и Уэнсдей могли уйти или просто пропасть в любой момент. Это Марк знал. А вот вернутся ли – тут были сомнения. По той же причине М2 боялся уезжать. С его точки зрения, не было никакой разницы, кто-то ушел от тебя или ты уехал от всех.

– Антон, их бесполезно искать. – М2 старался быть торжественно-печальным. С печалью получалось, с торжественность не очень. – Они на многое способны.

– Это как? – Антон верил, что Уэнсдей способна на многое, но в это многое не входило исчезновение из крошечного флигеля. – На улице очень холодно. У нас и тут не жарко. Я пойду… Крошка! – Он накинул куртку и даже не удивился, когда алабай послушно замер у его ног. – Обойду тут вокруг… И мы их спасем!

– Это какой-то ритуал?

Двери точно не открывались, но Уэнсдей и Карина стояли в комнате, будто никуда не пропадали.

– Вы вернулись, – констатировал М2. – Что-то нашли интересное?

Марк надеялся, что не нашли. Но… Уэнсдей Аддамс всегда что-нибудь находила.

Алабай обошел и обнюхал ее.

– Карина кричала. Значит, кто-то скоро умрет. До следующего вечера. А внизу есть чудовище. – Аддамс погладила Крошку. – Давайте поедем в другое место. Мне тут уже не интересно.

Уэнсдей дождалась, пока все лягут. Некоторые вещи она предпочитала делать в одиночестве.

Хороший нож нашелся на кухне. Без крови заклинание не работало. Ее всегда раздражали заклинания, требующие массы труднодоступных ингредиентов. Кровь Аддамсов спасала. Мортиша Аддамс была бы недовольна. Она считала, что собственную кровь надо тратить экономно. Желательно вообще не тратить. Впрочем, мать Уэнсдей бывает недовольна в двух случаях. Когда причина есть и когда ее нет.

Кровь Аддамсов, немного воды из-под крана, соль и длинное заклинание. Чем меньше нужного у тебя для зелья, тем длиннее заклинание. Уэнсдей предпочитала учить слова, а не бегать за какой-нибудь кроличьей лапкой или глазами лягушки. Лапка кролика, как назло, обычно находится прямо в кролике, а глаза – в лягушке.

Уэнсдей все сделала правильно. Пальцы шевелились и даже согрелись. Но гладить чудище больше не хотелось.

Было хорошо слышно, как Громов едет на своих аэросанях. Все дальше, все тише. Казалось, сейчас все стихнет, но… Ночь, снова кто-то рычит.

Аддамс не спала. Она лежала на спине и изучала потолок. Уэнсдей помнила потолки всех спален, в которые когда-либо попадала. Этот был не лучшим.

Спала Карина, обессилевшая от собственного крика. Тревожно спал М2, во сне он продолжал чего-то бояться. Спал Антон, рядом с которым храпел Крошка.

С момента прибытия во Мгу стало уже привычно, что кто-то непременно рычит. Рычали аэросани «Север-3», рычал их водитель Корнелий Иванович. Кричала Карина. А еще был рев, который преследовал их, пока они ехали в город. Вот о нем Уэнсдей и думала. На что это похоже? Что-то большое и быстрое. Что-то, что любит побегать и пореветь, но не любит город. А еще местные почему-то вообще не обращают на это внимания. С чего бы? Кажется, только она это слышит.

Самым тихим было чудище – внизу. Если забыть об Уэнсдей Аддамс, которая умела быть не просто тихой – бесшумной.

Собралась быстро. В последний момент захватила несколько банок тушенки. Скользнула за порог. Крошка перестал храпеть. Дернулся за Уэнсдей, но успел только ткнуться в уже закрытую дверь. Некоторые вещи Уэнсдей Аддамс любила делать в одиночестве.

Уэнсдей могла бы что-то найти по гугл-картам или сориентироваться по звездам. Легко. Зачем? Она шла на звук. На рев. Если снизу было холодное, тихое и мертвое, то здесь, наверху, громкое обещало быть теплым и живым.

Мга – очень маленький город: улицы, а вместе с ними и прямые углы оборвались с неизбежностью строчки в рабочей тетради. Уэнсдей слышала – кто-то большой рядом. Затих, выжидает. Еще пару лет назад она бы побежала к нему. Не сегодня. Она кое-чему научилась. Пусть он думает, что Аддамс его не видит. Стоило ей немного прищурить глаза, и любая тьма отступала. Все Аддамсы так умеют.

Уэнсдей пожалела, что тушенки она взяла мало, но уж сколько есть. Аккуратно вскрыла банки и вывалила содержимое на пенек. Не на землю же. Банки забрала. Еще порежется этот, который думает, что она его не видит.

Повернулась и зашагала к флигелю. Если бы не крик Карины, день выдался бы неплохим. И снег, и чудища… Но завтра кто-то умрет.

На этот раз Уэнсдей заснула быстро и крепко. Она даже не почувствовала, как ее обнюхал Крошка.

* * *

Кошмары Уэнсдей любила. Так, чтобы за ней кто-то гонялся или чтобы падать. Долго и жутко. Любимый – вначале падать, а потом тонуть. Сегодня ей снилось другое. Солнышко, кажется, даже птички поют. Снег искрится. И весело хрустит под ногами. И весь город собрался на горке. Санки, ватрушки. И даже «Север-3» Громова. Горка – большая, можно славно разогнаться.

Уэнсдей стоит внизу. В том месте, где ее гарантированно должны сбить. Все катились мимо. В миллиметре проносились, смеялись, повизгивали. Такой особенный звук – смесь страха и счастья.

Она хотела сказать. Она пыталась. Но губы упрямо складывались в улыбку – это все, что Уэнсдей могла. И только она видела, как за горкой медленно вспухает склон. Как рассыпается флигель Академии Севера, как падает дерево у входа и разбивается, будто из стекла. Уэнсдей не видит чудовища, но чувствует: вот-вот из-под снега покажется пасть с круглыми зубами.

Мимо скатился Громов на своем «Севере». Вдруг у Уэнсдей получилось перестать улыбаться, и она заговорила – так, как умела только она. Почти шепотом, но чтобы услышал каждый. Всегда получалось – только не сейчас. Аэросани проехали мимо со скоростью инвалидной коляски. Только Корнелий Иванович все равно ничего не слышал. Никто не слышал. Громов улыбался. Это даже немного пугало. У Громова были довольно большие клыки. Уэнсдей проснулась.

Завтрак ничем не отличался от ужина. Разве что консервы открывались быстрее. На обед Громов пообещал бульон. Наверное, где-то в санях завалялась пара упаковок для приготовления горячего и жидкого. Уэнсдей пыталась рассмотреть челюсти Корнелия Ивановича: это у него только во сне такие клыки или на самом деле? Карина грустила.

Антон не мог оторваться от телефона. Его ночевка не дома подействовала на родителей и друзей. Утро славы. Первая эсэмэска пришла в ночи. От лучшего друга – Тёмы Власова. «И как она?» Все, что Каверин мог сформулировать: она была.

Корнелий Иванович решил провести экскурсию по местным достопримечательностям. Антон тоже пошел. Чтобы вот это «она была» – продолжалось.

Уэнсдей шагала чуть впереди всей процессии, ей надо было проверить одну вещь.

Они как раз дошли до знакомого ей по ночной вылазке пенька, когда привычный рев обозначил: все хорошо, со вчера мало что поменялось.

– Давайте так. Мы были в подземелье академии. Что это такое там вообще? – Уэнсдей убедилась, что тушенка на пеньке не обнаружена, и мысленно пообещала себе, что вернется с кормежкой снова. – И. Кто? Это? Ревет?

– Туунбак.

Вероятно, Корнелию Ивановичу показалось, что он произнес какое-то понятное слово.

– Еще раз? Туунбак? Это, вообще, что?

– Пойдемте, тут рядом классная горка, у нас по выходным там весь город. А потом буквально пара километров, и вы сможете насладиться главным чудом Мги – Малым водопадом. Кстати, сегодня же выходной! – Корнелий Иванович широко улыбнулся.

Клыки оказались нормальными. Если только они не умели выдвигаться.

При упоминании горки Уэнсдей стало по-настоящему нехорошо.

Громов упорно шел вперед. Постепенно становилось понятно, почему сегодня они без «Севера». Проходимость у Корнелия Ивановича не хуже, а между деревьями он протиснуться может. Довольно странно, что к месту отдыха всего города ведет узкая тропинка. Вероятно, она входит в пакет развлечений.

Уэнсдей остановилась. На горку ей идти не хотелось.

– М2, сделай.

Марк выдохнул и сделал. Марк Мрак сделал одну из двух вещей, которые он умел. Шорох. Будто кто-то развернул огромную шоколадку. Солнце выключилось. Уже никто никуда не шел. Просто не сделать ни шагу в вязкой тьме. Во мраке. Корнелий Иванович пытался. Как заводная игрушка, уткнувшаяся в стенку. Недолго.

– Не получится, – озвучила Уэнсдей. – Если Марк такое выкидывает – никто никуда не идет, пока он не перехочет. Ну?

– Вы к нам не по обмену. – Громов расстроился. – Тут рядом есть кафе, давайте туда. Я все расскажу, что знаю. И кто вы вообще такие?

Корнелий Иванович попытался ущипнуть стену мрака. Наверное, показалось, но та дернулась.

– Марк? – Тьма развеялась. – Тут точно рядом?

Уэнсдей не очень любила ходить на длинные дистанции. Она не уставала. Просто ее мучило, что вот она идет, и время тоже. А ведь можно было бы просто оказаться там, где надо.

Вероятно, для Мги это было кафе. Стульев тут не предвиделось. За столы – спасибо. За оба. И за то, что дверь закрывалась. Это не согревало, но хотя бы ветра не было. Вывеска – жестяная табличка размером два метра на метр – висела внутри. Видно, чтобы метель не унесла. Название читалось легко. «Туунбак». Конечно. Художник, казалось, тоже не знал, что означает это слово, поэтому порезвился: судя по количеству конечностей, туунбак был пауком, но голова медведя и рыбий хвост заставляли задуматься о непростых буднях секретной генетической лаборатории.

– Двойной эспрессо.

Уэнсдей любила цвет кофе и не любила вкус. Цвет казался важнее.

– Чай. – Бармен был суров и немногословен.

Уэнсдей попыталась сообразить, по какой местной традиции кофе нельзя, а чай можно. Не получалось. Аддамс не выдержала:

– Вообще-то, слово «кафе» происходит от слова «кофе»…

– У них кофемашина не работает, – вмешался Громов. – Давай чай, Никита. И плюшки какие-нибудь. И можно к тебе в подсобку? Нам с молодыми людьми серьезно поговорить надо.

– Крошку тут оставьте, он буйный.

Голос бармена Никиты заставлял слушать и жалеть, когда он замолкал. И совершенно неважно, что именно он говорил. С таким тембром – куда-нибудь в озвучку, переводить своим бархатом героев и утонченных злодеев. И никогда-никогда не показывать слушателям крошечные глазки неопределенного цвета и фигуру, находящуюся в поиске своей формы. Сейчас она как раз выбирала между сферой и эллипсоидом. Вероятно, чтобы не вносить определенности, Никита был в шерстяных штанах и балахоне зелено-болотного цвета со множеством цветных пятен. Из всех людей, которых Уэнсдей встречала, Никита, наверное, был самым широким. При росте метра полтора от силы.

– Собака остается здесь, – почти промурчал Никита.

Антон попытался возразить, ну просто, чтобы предупредить, что алабай сам решает, где ему оставаться. Не успел. Крошка послушно расположился у стойки. Идеальная собака. И никакой он не буйный. В конце концов, иногда ведь такое должно случаться. Раз в год. В этот. Антон Каверин отцепил и аккуратно смотал поводок. Пожал плечами, будто пытаясь извиниться, что не берет с собой, и пошел за остальными.

Кафе надо было делать здесь. А может, так оно и есть, а то, с двумя столами и без стульев, – отпугивающая маскировка для чужих. Интересно, откуда тут чужие?

Все чинно расселись, кроме Антона. Каверин, вероятно, решил вместо Крошки все обнюхать.

Тайная часть кафе была круглой, посредине, конечно же, стояли круглый стол и круглая же скамья со спинкой, скрытой под чем-то с длинными и жесткими волосами.

Внимание Антона привлекла каменюка с него высотой. Из нее торчала рукоять меча.

– Настоящий?

Рукоять была большая, воображение рисовало драконов и спасенных принцесс. Стоит только хорошенько ухватиться и нанести правильный удар.

– Меч, что ли? – Никита ухмыльнулся. – Когда кафе строили, нашли. Даже хотели назвать кафе «Меч». Не звучит.

– А «Меч в камне»?

– Лучше, но все равно… Мне «Туунбак» больше нравится.

– А вытащить не пробовали? – Антона меч не отпускал.

– Пробовали. Канеш… – Бармен вздохнул. – Чуть было не разнесли тут все. И камень раздробить пытались, и меч к аэросаням Громова привязывали, чтобы вытащить…

– И что?

– Сам видишь. Никак. – Никита закатил глаза. – Как-то приезжали туристы. Любители эзотерики. Говорят, придет герой и вытащит. Пока не пришел.

– Это шерсть? – наконец заговорила Карина, проведя рукой по спинке скамьи.

– Северный олень. Слышали о таком? Думали, тут плюшевые мишки живут? – Громов разливал чай по кружкам. Ни одной хотя бы отдаленно похожей на другую. Как будто их отбирали именно по принципу отличий. – Хотел вас завтра как раз на оленях покатать. Только ехать далеко, тут они уже не водятся.

– …едят ягель? – откликнулся М2.

– Чего? – не понял Громов.

– Северные олени поедают до сто двенадцати разных видов лишайников. А я их не видел никогда. А почему у вас тут их нет? Зачем ехать далеко? – Марк израсходовал запас знаний и замолчал.

– Далеко ехать, потому как местных кто-то съел, – вступил Никита. – Олени едят лишайник, а кто-то ест оленей. Равновесие в природе – оно такое.

– Все равно завтра будет поздно… – прошептала Карина.

– Что?

Корнелий Иванович настороженно посмотрел на тихую сегодня Карину О’Келли и вдруг разговорившегося бармена.

– У нее депрессия. Время от времени. – Уэнсдей ущипнула Карину. – Расскажите нам, что такое туунбак! Вы обещали.

– Не-а. Не обещал. Но расскажу. У нас тут все знают эту историю, хотя… Никита, может, ты?

Бармен как раз вернулся в подсобку с блюдом, доверху наполненным сдобой разных форм и размеров. Поставил угощение на столе и промурчал:

– Вот эти пирожки с яблоком, эти с клюквой, а эти… Рассказать? Могу.

Антон Каверин не успел. Стоило Никите выйти, как он все-таки ухватился за меч и попытался его вытащить. Меч вытащился, и тут бармен вернулся. Антон судорожно сунул меч обратно. Ничего не было, всем своим видом пытался показать он.

Никита попытался осмыслить увиденное. Не получилось. Значит, показалось. Бармен вытащил откуда-то из своего балахона кружку-термос. Сделал глоток. Глаза Никиты расширились. Пил он точно не чай. Откашлялся:

– Дело было так… При Александре Третьем тут нашли золото. Ехать далеко, жить трудно, но золото. Так и появилась Мга. Золото тут действительно было, но не много. А во время добычи нашли другое. – Никита сделал паузу и два уверенных глотка. Глаза приобрели почти что нормальный размер. – Тут нашли огромное захоронение мамонтов. Город зажил. Запасы мамонтовой кости были настолько велики, что ввели специальное ограничение по вывозу, чтобы не сбить цены.

А потом приехал профессор из Петербурга. Сухонький, маленький и очень энергичный. Дмитрий Дмитриевич Васильев. Его не интересовали кости. Хотя тут нашли не только остатки мамонтов. Кости гигантских полярных оленей и древних полярных медведей, кости древнего ленивца и кости людей… Его интересовало, откуда они тут? Не могли же они просто разом прийти сюда, чтобы умереть?

Понимаете, до него все считали, что это просто так повезло Мге. Все же знают: мамонты вымерли. Почему бы им было не вымереть прямо здесь?

А Дмитрий Дмитриевич покрутился тут и вернулся в Санкт-Петербург, чтобы вернуться уже с военными. Не знаю, до кого он дошел. Только ход его мыслей кому-то в столице очень понравился. Кто-то этих мамонтов убил. Кто-то очень сильный, кто не останавливался, пока… Дмитрий Дмитриевич считал, что этот кто-то остановился только потому, что кончилась еда. Кто-то всех съел. И профессор решил, что среди всех этих костей найдутся кости этого глобального хищника.

Для исследований тут построили Академию Севера. Первые каменные дома у нас.

Прошло время. Глобальный хищник все не находился, военных отозвали, ученые что-то изучали в своей академии, а местные понемногу продолжали торговать костью.

А потом ученые что-то нашли. И это были не останки. Целехонькое чудище. Будто просто заснуло.

В академии соорудили специальную лабораторию – и вот туда эту штуку и затащили. Говорят, жуткая тварь была. Одни челюсти да глотка. Из столицы журналисты приехали, из-за границы. Готовилось что-то грандиозное. Толком уже никто не знает, но есть версия: они решили оживить чудище. Покормить. У кого-то в генштабе созрела мысль, что такая штука не помешает армии.

Ничего не получилось. Вероятно, все было не так просто. А ночью академии не стало. И это был не пожар. Не жар, а холод. Это трудно себе представить – дома, деревья крошились, города не стало за несколько часов. А вокруг только лес и снег. Не осталось почти ничего, кроме крохотного флигеля академии.

Там и собрались уцелевшие. Огонь. Поэтому флигель уцелел. Не потому, что каменный. А потому, что все, что только могло гореть, стащили к нему, обложились деревом и подожгли. Долго бы они все равно не выдержали. Тварь вырвалась на волю и хотела есть. Как это случилось, некому сказать. Люди уже прощались с жизнью, почти сутки они ждали смерти. И тут появился он. Туунбак. Разное рассказывают. Одни – что это такой морской зверь. Только далеко тут до моря. Другие – что это огромный белый медведь. А кто-то вообще считает, что это гигантский волк с шестью лапами…

Но, кем бы он ни был, он пришел. И убил тварь одним ударом. И спас людей. И ушел. Флигель этот был хозяйственной пристройкой. Кухня, кладовая, спальня для прислуги. Там была еда. Вот и продержались до приезда спасателей. Что странно – не нашли ничего на месте лаборатории. Ни чудища, ни останков людей. Будто и не было ничего. А город вяленько досуществовал до наших дней. И золотой прииск восстановили, небольшой, но работает. И оленьи фермы. Фермы, правда, недолго тут были. Школа опять-таки.

А туунбак рядом. Ревет, ждет чего-то, и нам спокойно, что он здесь. Только позови…

– А как позвать? – Уэнсдей устала, ей хотелось конкретики.

– Это же легенда, – обиделся Никита. – Кстати, на той неделе вертолет будет, обещают итальянскую кофемашину привезти.

– Чего-то не особо торопился спасатель-туунбак. Сутки ждал.

– Может, он медленный? – предположил Никита. – Пока добрался…

– То, что у вас ревет и бегает за аэросанями, – быстрое. Очень.

– Мало времени очень! – внезапно вылетело у Марка.

– В смысле?

Чтобы понять, что произнес Марк Мрак, надо хотя бы примерно догадываться, что он произнести забыл. Громов не смог.

– Сутки с момента крика Карины. И кто-то умрет. Уже скоро.

Обычно так пересказывают прогноз погоды. Будет ветрено и дождь. Непременно кто-нибудь скоро умрет.

– Надеюсь, нас тут уже не будет, – с некоторым сожалением отозвалась Аддамс. – И никого не будет. Поезд ведь стоит, никуда не делся, жителей у вас тут… В вагоне будет тесно, но до райцентра добраться – норм. Потому как та тварь… которая, как вы думаете, исчезла, а точнее, сначала погибла, а потом исчезла… Целехонька. И… мне кажется, я ее разбудила.

Уэнсдей Аддамс ждала реакции. Ну, что-то типа: «А, понятно, сейчас собираемся и едем».

– И Карина уже кричала, – попыталась она достучаться еще раз.

Что-то говорить еще, кажется, было бесполезно. Люди странные. Нормально бежать сломя голову подальше от места, где такое случилось. Нет, живут, еще и радуются, несмотря ни на что. Несмотря ни на что, можно что-то делать, но не жить. Жить надо там, где море, тепло и много вкусной еды. Остальные варианты – для экскурсий.

Антон Каверин немного побледнел и, как ему казалось, произнес важно и значительно:

– Мы должны собраться все вместе и убить чудовище. И не ждать никого.

– Ага. – Уэнсдей посмотрела на Антона с восхищением. – Только получится, скорее всего, не убить, а покормить. А вот не хотелось бы.

Корнелий Иванович наконец-то отмерз:

– Так вы к нам не по обмену, а зачем?

– В наказание за неуспеваемость. – М2 даже не пытался смягчить.

Громов совсем расстроился:

– То есть у нас так плохо, что тут можно жить только в наказание?

Надо было сказать Громову, что нет. Но Карина молчала, Марк уже выдохся, а Уэнсдей просто не видела смысла сотрясать воздух очевидным.

– Я думаю, это не туунбак, а амарок, – нерешительно заметил Антон.

– Чего?! – переспросила Уэнсдей, а подумали точно все.

– Ну, туунбак – это медведь. Из мифов. Гигантский, страшный, но медведь. А медведи – они, конечно, ревут, но… На самом деле я много раз пытался понять. Даже записывал этот рев. Это, скорее, вой. Только воет что-то большое. А воют волки. И потом, он же быстро бегает. За санями Корнелия Ивановича он всегда бегает. Ему нравится. А медведи не любят такого. Вы сами сейчас говорили: туунбак только через сутки подоспел, потому что медленный. А вот так, чтобы за санями гонять, – так только волки и собаки делают. Играют. Поэтому, скорее, амарок. Большой. Очень большой волк.

– Корнелий Иванович, – заставила себя сказать Уэнсдей, – не знаю, кто ваш спаситель – туунбак или аморок, но у вас тут очень интересно. И у меня есть опыт. Если намечается что-то такое интересное, людям лучше уехать. После интересного много трупов обычно. Уехать надо сегодня.

Она внимательно присмотрелась. Кажется, никто не звонил своим, ну там, собираем чемоданы, берем только самое необходимое, утюг не забыть выключить и воду проверить.

Уже не особо надеясь, Аддамс продолжила:

– И про плохое. Никто не исчезал. Ни лаборатория, ни чудище. Их специально тут законсервировали. Так, чтобы случайно к ним было не пробраться, но чтобы не потерять. Иначе мы бы ничего не нашли.

– Ну это давно было, – заметил Антон.

– Давно. Но кто-то подкармливает тварь. Прямо сейчас.

– Но вы же сами туда еле попали. – Антон Каверин хотел верить Уэнсдей. Но такое?! – Кто ее мог подкармливать? И зачем?

– Хороший вопрос, да? – Уэнсдей не почувствовала, что как-то все не особо убедительно. – Запахи не умеют обманывать.

Карина молчала. Она слушала Уэнсдей и была согласна вообще со всем, кроме одного. Про то, что они могли ничего не найти… Уэнсдей Аддамс точно что-то нашла бы.