Текст книги "«О́дин» вызывает ЦУП"

Евгения Кретова
«Óдин» вызывает ЦУП

Это был экспериментальный корабль. Уникальный во всех возможных смыслах.

Во-первых, его создавал Лабораторный комплекс, что само по себе было удивительно – генетики редко проявляли подобные инициативы, больше интересуясь тем, что внутри генома человека, чем как это применить.

Во-вторых, в рождении корабля – и я не оговорилась, именно так было написано в рекламных буклетах, – принимал участие Завод антропоморфных существ. Тот самый, что на Эйдосе. Тот самый, которого в прошлом году оштрафовали за применение негуманных технологий и лишили всех госконтрактов. Эти ребята, в отличие от генетиков, отлично понимали, как применить полученные «негуманно» знания, чтобы все претензии к ним были забыты, а контракты восстановлены.

В-третьих, все, что оказалось связанным с кораблем, было покрыто тайной. Парочка журналистов, подошедших к разгадке слишком близко, долго не прожили: одного наутро нашли бездыханным в собственной постели, второй внезапно разучился водить аэрокар и разбился. Совершенно некриминальные смерти. Абсолютно внезапные.

Меня зовут Линда Брам, и я четвертое составляющее уникального корабля, не менее странное и засекреченное. Я его пилот. И ровно через сорок минут мне предстоит первый тестовый полет, в котором, я надеюсь, не произойдет случайных отключений системы жизнеобеспечения, отторжения нейронных узлов, срывов программирования. Я не самоубийца и планирую долгую и в меру счастливую жизнь где-нибудь на чудном острове всегда цветущей Исиды.

Сейчас корабль был передо мной, как на ладони, видела его гладкие бока, серебристые глазки визиров, тонкие прорези фильтров и очистных шлюзов. Я наблюдала за кораблем, как за своим напарником, из рекреационной секции центра управления полетами, спрятавшись за гербариями и разлапистыми пальмами. Корабль искрился в силовых полях, покачиваясь на них, словно в гигантском гамаке, а у грузового отсека еще суетились техники, проверяя оборудование, загружая питание. Я подавила протяжный вздох волнения. Вероятно, он меня и выдал.

– Ты готова?

Мой куратор, А́йван Де́ли, бесит тем, что умеет бесшумно подкрадываться со спины. И каждый его неожиданный вопрос – это упавшее в ноги сердце, сбившееся дыхание и невежливо остановленное размышление.

– Готова, – отозвалась так сухо, как только смогла и развернулась к куратору.

– Ты нервничаешь, – он понимающе улыбнулась. – Напрасно, мы в прекрасной форме…

«Мы» так забавно звучало из его уст, словно он собирался подняться на борт фрегата вместе со мной и разделить все опасности тестового полета. Конечно, нет, «мы» – это очередная манипуляция, я прекрасно отдавала себе отчет.

– Я волнуюсь не за себя.

Айван понимающе улыбнулся:

– О, за «О́дина» тем более не стоит беспокоиться, он справится лучше нас всех!

«Один» – это корабль, его назвали в честь скандинавского бога всего: молний, благоденствия, войны, побед, мудрости и сильнейшей магии. Вот такой коктейль суеверий, научных достижений и технологий человечества. Оно и понятно – чем сложнее технология, тем больше она напоминает магию.

– Пойдем, – Айван дотронулся до моего локтя, – тебе пора готовиться к старту. Я искал тебя.

По его странной, отстраненной улыбке я догадалась:

– Саша снова в бешенстве?

Саша – это руководитель проекта, Саша Тор. Не знаю, с какой он планеты, но характер имеет премерзкий – нервный, злопамятный и мелочный человек, которого вся команда не столько побаивалась, сколько старалась не выводить из себя. Разозлить его перед стартом – себе дороже.

Айван криво усмехнулся и подавил вздох, не потрудившись ответить на мой вопрос.

Мы направились в зону вылета. Там шла предполетная подготовка механиков и техников, удаленных операторов, которые в случае выхода корабля из подчинения, должны были перехватить управление и вернуть корабль в док. «Потому что жизнь пилота важна!», – я как раз вошла в ЦУП на этой фразе, Саша поднял вверх указательный палец. Мы с Айваном переглянулись – ну, конечно, моя жизнь для Тора имеет значение, так мы и поверили. Его ничего не волнует, кроме корабля.

– А вот и наша Снегурочка! – Саша обернулся, заметив наше приближение.

«Снегурочкой» он меня называл из-за приобретенной генетической мутации, благодаря которой мои волосы, глаза и кожа потеряли цвет. Я альбинос. Вернее, стала им. Вовсе не печальная история, зря вы начали меня жалеть и строить гипотезы: у меня обнаружилась непереносимость на один из компонентов прививки от космической лихорадки, и если бы не Лабораторный комплекс, я бы, вероятно, умерла. Но серия удачных операций, экспериментальные препараты – и вот я жива, пилот уникального корабля, который вот-вот отправится в первый суборбитальный полет, чтобы продемонстрировать комиссии свои возможности и открыть человечеству новые перспективы и горизонты. Вполне счастливый исход, я считаю.

Мы подошли ближе. Саша театрально раскрыл объятия и призвал меня в них. Я скрыла неприязнь, сделала шаг вперед, но не настолько близко, чтобы руководитель проекта мог меня облапать и облобызать. Саша, полоснув меня взглядом, неловко положил ладони мне на плечи, ободряюще встряхнул.

– Наша гордость! – в глазах его при этом искрилась ярость. Мерзкий двуличный гад.

Я поежилась, но улыбнулась. Отвела взгляд, якобы чтобы поправить выбившуюся из прически прядь. Саша сжал мое плечо с такой силой, что мне пришлось затаить дыхание, чтобы не вскрикнуть.

– У тебя все получится, моя дорогая.

Еще одна омерзительная привычка Саши – называть всех своими. «Мой дорогой», «мой друг», «мой проект»… Я не была ни его, ни дорогой. Я бы предпочла вообще находиться от него подальше, но его участие в проекте «Один» не обсуждалось. Я вымученно улыбнулась, пробормотала:

– Постараюсь не подвести, – и отстранилась.

Растерла плечо, смахивая остатки прикосновения Саши. Тот покосился на меня.

– Что ж, все формальности завершены, – он хлопнул в ладоши, – можем начинать! Линда, повторю специально для тебя поставленные перед тобой задачи: ты поднимаешься на борт, подключаешься к навигационному оборудованию, сообщаешь нам о готовности…

Я кивнула.

– …Мы подтверждаем готовность и только после этого ты начинаешь маневры по загруженному в программу полетному заданию. Поняла?

Я снова кивнула и направилась к лифту на стыковочную платформу, оставив неприязнь к Саше за плечами – впереди меня ждал «Один». Чудесный и великолепный. Он приветливо подмигивал бортовыми огнями, покачивался в силовом поле в ожидании меня, и вот это, действительно, меня заводило. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда за мной захлопнулись створки пневмолифта, а платформа качнулась на рессорах и плавно двинулась навстречу кораблю.

* * *

– Как думаешь, все пройдет без эксцессов? – Айван остановился за спиной Саши, наблюдая за хрупкой фигуркой в серебристом комбинезоне пилота: Линда приближалась к шлюзовой камере «Одина» и готова была ступить на его борт.

– Куда она денется… – Саша пожал плечами.

Айван с удивлением уставился на него, смотрел долго, пытаясь заглушить страх перед этим человеком.

– Тебе ее не жаль? – спросил все-таки.

Саша обернулся, смерил ледяным и колким взглядом:

– С чего бы это вдруг?

– Прежние пилоты не возвращались, как бы… – Айван постарался подобрать слово помягче и не смог, – риски имеются, тебе о них известно лучше меня. А эта девочка – все-таки твоя дочь.

Саша прищурился, будто его ударили, и без того холодный взгляд наполнился гневом.

– Это не имеет значение, если одно мое дитя станет проводником для другого. Ценность жизни сильно преувеличена, знаешь ли.

* * *

Горловой люк – круглый, будто распахнутый рот хищного червя и такой же зубастый – приближался так быстро, что я не успевала рассмотреть детали: крепления платформы, датчики движения и бортовые компенсаторы, ломкие линии силовых кабелей и искрящиеся первозданной чистотой системные люки. Все это слилось в одно перламутровое марево и завораживало.

– Какой же ты красивый!

Я не могла сдержать восторг.

Платформа мягко коснулась шлюзовой камеры, выпустила пластичный переходной рукав. Тот, подслеповато покачиваясь, повернулся к шлюзу, чтобы накрепко примагнититься. Оператор, руководивший стыковкой, определенно нервничал. Я ждала. Наблюдала, как пазы сомкнутся, щелкнут крепления. Тогда на диагностическом клапане загорелся зеленый огонек – можно переходить на борт.

Я выдохнула, вытерла о комбинезон вспотевшие ладони и коснулась сенсорного табло гермопереборки – та послушно распахнула лепестки, предлагая шагнуть в переходной рукав.

Запах подпаленной полыни ударил в нос – это работала система дезинфекции: разработчики позаботились о том, чтобы я не нарушила стерильность внутренних помещений «Одина».

Впереди золотилась линия гравитационного мешка, через который мне придется пройти, чтобы оказаться внутри корабля. Не страшная, но немного неприятная процедура, когда кажется, что падаешь в пустоту. Я ускорила шаг и прыгнула руками вперед – так меня учили на тренировках. Хорошая техника, удобная – те полтора метра, которые мне предстояло болтаться в невесомости я прокатилась кубарем, ударившись ногами о бортовой люк, зацепилась за него руками и остановила вращение. Вышло ловко – там, за стенками прозрачного аквариума, откуда за мной наблюдали, кажется, зааплодировали. Наверняка все, кроме Саши. Да и бог с ним – он мне никто, а после сегодняшнего эксперимента я смогу войти в число навигаторов-испытателей и выйти из-под его душной опеки.

«Один» – мой билет к свободе.

Закрепившись ногами за скобы, я ввела код доступа, дождалась, когда бортовые огни на горловом люке окрасятся зеленым, а створки распахнутся, пропуская меня в переходный модуль. Нырнула внутрь и активировала гравитационный компенсатор. Рухнула на пол, придавленная всей тяжестью гравитации.

– Черт.

Ладони неприятно саднило, от колена к бедру тянулась ноющая боль – я умудрилась оцарапаться о жесткое покрытие стыковочной зоны.

– У тебя все в порядке? – поинтересовался Айван из наушника.

Я встала, отряхнула колени. Судя по интонации, куратор не был встревожен, ему скорее было любопытно. Я усмехнулась:

– Ты удивлен, что я знаю ругательства? Я тот еще цветочек…

Куратор рассмеялся:

– Не сказать, что прям сильно, сегодня дамы твоей профессии редко отличаются от сапожника по лексикону… Так что там вызвало у тебя столь бурный восторг?

К этому моменту я, оглядываясь, брела по коридору в сторону рубки. Идеально гладкие, глянцевые стены без единого стыка на панелях, хромированная отделка, голубоватое ударопрочное стекло и световая отделка – мне казалось, что я попала в сказку. «Один» приветствовал меня – передо мной открывались створки гермопереборок, распахивались приборные панели и подмигивали зеленым табло допуска. Кают-компания приоткрыла двери, приглашая заглянуть в кофейно-коричный уют. Из жилого отсека доносился плеск искусственного фонтана и приятная музыка. Камбуз сверкал чистотой, на внешней панели демонстрировалось дневное меню, а на дверях информатория красовалась табличка недавно загруженных файлов – парочка новомодных комедий и несколько художественных книг, одобренных для отдыха экипажа.

Все верно, сегодня экипажем была только я. Но завтра-послезавтра «Один» будет включен в реестр, ему присвоят официальный бортовой номер, припишут к какому-то порту. Может быть, это будет земная «Луна–1», все-таки основная часть разработчиков земляне, а может быть Лабораторный комплекс настоит и заберет корабль к себе на Фобос. По сути, это уже было не мое дело.

Мое меня поджидало за матовой гермопереборкой, подсвеченное синими огнями работающих экранов и бортовой аппаратурой.

– Добро пожаловать на борт, – прошептала я самой себе. – «Один», ты прекрасен!

Я заняла место пилота, недоверчиво коснулась мудреной аппаратуры, которую мне предстояло подсоединить к себе. Самая неприятная часть полета. Надеюсь, ее сделают более эстетичной. Но пока я привязала себя ремнями к навигаторскому креслу – плечи, грудь, бедра оказались скованы широкими ремнями, я их затянула по инструкции и сняла заглушки с заранее поставленных в мои вены катетеров, подсоединила к ним прозрачные трубки с нейротоксином и вернула руки на подлокотники.

– Я готова.

Это было что-то вроде сигнала, кодового слова. Прикрыв глаза, чтобы справиться с подступившей к горлу паникой, я почувствовала, как гибкие крепления обхватили запястья и накрепко притянули к подлокотникам, окончательно обездвижив мое тело, а по венам потек прохладный раствор. В голове помутилось, на языке осел горьковатый привкус медикаментов. Я сглотнула, прислушиваясь к знакомым и одновременно незнакомым ощущениям. Нечто подобное я уже испытывала во время многочисленных операций и при подготовке к пилотированию «Одина». Но кое-что все-таки отличалось. Я растворялась в огромном организме. Мое сознание тонуло в бесконечной пустоте, имя которой – Вселенная. Я будто бы становилась ее частью.

Конечно, нет. Я становилась частью «Одина», продлеваясь его механическими суставами, подключая отсеки и оживляя шлюзы. Свое собственное тело я ощущать перестала.

И это было страшнее всего. Я есть, но меня нет.

– Как самочувствие? – голос Айвана из наушников лился приветливо и спокойно, я ухватилась за него, будто за якорь, балансируя на краю сознания. Впереди – темная муть, за спиной – ни огня, только крохотная полоска света под ногами. Я присмотрелась – это нить пульсирующий огней лабораторного пирса. Я видела мир визирами «Одина».

– Терпимо.

Это не был мой голос. В нем не осталось ни капли человеческого тепла, ни толики страха, только механическая воля.

– Не пытайся удержаться в сознании, Линда. Сейчас ты провалишься и увидишь систему управления. Помни, с этого момента ты будешь в нейросвязке с искином корабля. Твое тело – больше не твое тело, а тело «Одина». Твоя задача – мягко вывести его из дока, не разгромив шлюзы, отойти от станции на безопасное расстояние, оттуда проверить двигатели. Эту задачу ты прекрасно выполнила во время тренировок на симуляторе. Далее у тебя полчаса тестового полета согласно плану – ты выполняешь все обозначенные маневры и технические задания. После у тебя еще полчаса или час свободного контролируемого полета. Все ясно?

Мне было все ясно, но говорить я уже не могла – на тело подействовал нейротоксин, полностью парализовав двигательные и речевые функции. Я перестала чувствовать собственные ноги и руки, перестала ощущать медикаменты, которые впрыскивались в мою кровь, перестала фиксировать запахи. На меня навалилась непривычная глухота – все звуки доносились, будто через плотный ватный туман. Пока я слышала голос Айвана, я еще пыталась сопротивляться, но стоило ему замолчать, как я провалилась в безвременье.

Тьма вокруг была такой плотной, что я испугалась собственной пустоты. Почувствовала болезненный укол – это медики впрыснули в меня стимуляторы.

Перед глазами проступило оборудование, но выглядело оно не совсем так, как я запомнила перед сеансом. Я была словно внутри него, по другую сторону мониторов. Цифры и графики порхали рядом со мной, послушно укладываясь в мою виртуальную ладонь по первому требованию.

Я парила, свободная, не скованная никакими ремнями и оборудованием, едва справляясь с ликованием, заполнявшим меня.

– Команда на старт, – велела я «Одину». И цифры перед глазами собрались в ладный код, но уже в следующее мгновение превратились в интерактивную проекцию происходящего за бортом. Датчики корабля стали моими глазами и мозг готов был взорваться от избытка информации, от меняющихся координат и кодов. – Главный маневровый двигатель, импульс сорок.

«Один» легко двинулся к станционному шлюзу, неторопливо пробуя собственные силы.

Справа появилось диалоговое окно с ЦУПом:

«Молодец, Линда, хорошо идешь!»

Я теперь не могла знать, чей голос звучит в рубке – текстовое сообщение приходило без указания отправителя. Но оно мне было и не важно, я представляла голос Айвана, тихий и мягкий, надежный, будто нить мифической Ариадны в катакомбах Минотавра. С той только разницей, что на этот раз Минотавром была я.

«Обрати внимание на портовые краны, постарайся их не снести, они нам дороги».

Я улыбнулась, вытянула перед собой руки и представила обычный руль управления – если использовать виртуальное управление, то по максимуму, а, что бы не утверждали инженеры, ничего удобнее руля никто не придумал для навигации и ювелирного управления судном в доке. Цифры под моими ладонями собрались в плотное кольцо, от него тянулись изумрудно-зеленые нити команд и нейросвязей.

«Один» выходил из дока и будто бы даже вздохнул с облегчением, расправив паруса энергоемкостей.

Проверка шлюзов – сделано. Валкость в норме. Запасы топлива – тоже. Левый маневровый – в норме. Правый маневровый – молодец. Инерционный двигатель – на старт.

– Проверка бортового оборудования завершена. Приступаю к маневрированию.

«Один» был послушным, мягко уходил в вираж, ловко подруливая маневровыми двигателями, резво набирал скорость и так же бодро сбрасывал ее, перехватывая реверсом.

– Умница, – прошептала.

– Рад, что тебе нравится.

Голос был чужой. И он прозвучал совсем рядом со мной.

От неожиданности я выпустила виртуальный руль, позволив кораблю сделать лишний виток вокруг своей оси, и обернулась на голос: рядом со мной сидел светловолосый парень примерно моего возраста. «Сидел» – это, конечно, я приврала. Я видела перед собой цифровую модель, продвинутую голограмму, которая парила так же, как и я, среди цифровых кодов.

– Ты кто?

Парень покосился на меня и снова уставился вперед.

– Марк. Ты на меня так смотришь, как будто не ожидала меня увидеть.

– Не ожидала. Ты кто?

Парень, назвавшийся Марком – имя мне ни о чем не говорило – красноречиво закатил глаза и фыркнул. Но повторил:

– Я Марк Одинцов, искин этой жестянки. А ты – мой новый пилот, как я могу догадаться, и тебя зовут…

Он приподнял бровь.

– Линда. Линда Брам.

– Очешуительно приятно, – «парень» улыбнулся еще шире.

Я ничего не понимала. Почему внутри корабля обнаружилась визуализация искина? Как она сюда попала, и главное – зачем? В обычном полете экипаж будет представлен несколькими пилотами, значит, никакого дискомфорта от одиночества в сети испытывать не будет. Тогда зачем здесь эта программа?

Последнюю фразу, очевидно, я проговорила вслух.

– Потому что я умер, а свой мозг завещал науке. Говорят, при жизни я был неплох в программировании и служил пилотом. Эти два навыка и сделали меня идеальным прототипом для искусственного интеллекта этого корабля.

– «Один» – это сокращенное от «Одинцов»?

Парень пожал плечами:

– Не задумывался об этом, но вполне возможно. – он перевел взгляд на график: – Ты программы выполнять планируешь или так и продолжим болтать. Не то, чтобы мне было это неприятно, но хотелось бы все-таки показать этим теоретикам, на что я способен!

И он подмигнул мне. Так по-мальчишески, будто и не был виртуальной памятью давно умершего человека.

– Ты с Земли?

Парень кивнул:

– Из Питера. Знаешь такой город?

Я усмехнулась – знаю ли я город, в котором провела все детство и юность.

– Да я в 133-й школе училась!

Марк просиял:

– Это та, которая на Петра Смородина, что ли?! Бли-ин, так мы еще и соседи, – он ударил себя по колену. – Я в 143-й учился, прикинь? Которая напротив с Красногвардейского суда, ну!

Я знала эту школу, когда-то на олимпиаду в нее ходила. Кивнула. ЦУП нервничал, спрашивал, почему произошло изменение полетной программы, сообщения в окошке сыпались одно за другим. Я заверила станцию, что все в норме, сосредоточилась на предписанных маневрах. Марк соскользнул с виртуального кресла, завис прямо передо мной. Прищурился.

– А почему у тебя такое странное лицо? Мне кажется, или ты недовольна моим присутствием? Я могу уйти.

– Мне все равно.

Это была правда. Если искин имеет виртуальную оболочку, значит, это зачем-то было заложено в техзадание разработчиков. Но я отмечу в итоговом отчете, что программу искина стоит подкорректировать и скомпенсировать характер, сделать так, чтобы Марк не мешал работе пилота. Вот как сейчас.

– Но буду благодарна, если ты вернешься на место, ты мне мешаешь.

Я старалась говорить вежливо, но парень, кажется, обиделся. Он поднял вверх руки, качнулся в сторону, освободив при этом обзор.

– Остальным, наоборот, нравилось, – пробормотал, удаляясь на свое место.

– Остальным? Это кому? Техникам, что ли? Так им все в диковинку, они из удобного и безопасного операторского кресла управляют.

Парень посмотрел озадаченно.

– То есть ты и об этом не знаешь?

– О чем? Слушай, давай, я завершу обязательную программу – ты, помнится, сам хотел впечатлить «теоретиков», потом у меня будет тридцать минут свободного полета, во время которых мы можем поболтать. Если хочешь, расскажу тебе новости с Земли.

Пожалуй, это было по меньшей мере невежливо, по большей – жестоко, я ведь не знала, как на самом деле Марк относится к своей смерти, как давно заключен в тело корабля. Я думала, он испарится. Однако искин снова возник передо мной:

– У тебя не будет этих тридцати минут. За это время тебя изжарят в кресле, как и остальных пилотов «Одина», у создателей там баг, который они никак не могут найти.

Я не поверила своим ушам.

– Баг? Ты о чем вообще…

– Об ошибке, дурная твоя голова, которая будет стоить тебе жизни.

Паника расползалась внутри меня.

– Остальных?.. А сколько их было?

– Шестеро, Линда. Шестеро. И ни один не сошел с навигаторского кресла живым.

И вот тут я растерялась – поверить искину? Это означало, что все, с кем я работала в последние месяцы, включая Айвана, лгали мне, лгали страшно, подло. Они обещали мне блестящую карьеру, хвалили за смелость и достижения. А, получается, готовили из меня смертницу. Я должна была знать о рисках, когда соглашалась стать пилотом «Одина»! Должна была знать обо всех ошибках, которые были допущены погибшими пилотами! Должна была знать, прежде чем забраться в кресло, приковать себя к нему и позволить нейротоксину курсировать по моим венам!

– И что мне делать? Сколько у меня времени?

Марк сверился с программой полетов:

– Пять минут до завершения программы и еще семь до начала критической ошибки.

– Что случится потом?

Голограмма Марка мигнула, его изображение чуть расплылось.

– Короткое замыкание нейроузла, потом рост нагрузки. Часть операторов умерли от тяжелого нейрогенного шока прямо в кресле, не возвращаясь в сознание, у остальных не выдержало сердце. Нейротоксин, который вкалывают вам в кровь сыграет роль катализатора, операторы сгорают изнутри.

Я легко представила эту жуткую смерть, боль, от которой будет выворачивать наизнанку, вонь горящей плоти. И все это посреди полной беспомощности.

– Я не хочу… Я не хочу умирать.

У меня оставалось двенадцать минут, чтобы остаться в живых.

* * *

– Довольно странная реакция, не находишь? – Саша наблюдал за энцефалограммой Линды, график нехарактерно подпрыгивал, собираясь в острые пики, напряжение при этом нарастало скачкообразно.

– В целом, примерно так же, как у предыдущих испытуемых, – отозвался оператор.

Саша дотронулся до его плеча:

– Сравни графики во времени.

Он повернулся к залу, нашел взглядом Айвана и поманил к себе. Тот нехотя оторвался от демоэкранов, направился к нему.

– Что случилось? Она не умирает по утвержденному тобой графику? – Айван был зол.

– Думай, что говоришь! – Саша схватил мужчину за лацкан медицинского халата, но тут же поспешно отпустил его – операторы с любопытством наблюдали за ними. Отвернувшись, Саша, бросил: – Может «Один» как-то влиять на пилота?

– Я не знаю, я не генетик… Если есть основания так думать, тогда вызывай представителя Лабораторного комплекса, ответственного за работу Марка.

– Тсс!

Айван фыркнул:

– Ты так нервничаешь, будто надеешься, что твои эксперименты останутся незамеченными вечно.

Саша поднял на него взгляд – безучастный и тяжелый, под ним обычный сотрудник уже истек бы лужицей. Руководитель проекта процедил:

– Мне кажется, это наш последний совместный проект.

Айван не заметил угрозу, или сделал вид, что не заметил. Улыбнулся широко и спрятал руки в карманы медицинского халата:

– Очень на это надеюсь. Здесь дурно пахнет уголовным делом…

* * *

– Я сообщу им об ошибке…

Марк засмеялся и на мгновение снова рассыпался облаком зеленых цифр.

– Ты думаешь, они не знают о ней?

– Они не знают, что я в курсе…

– И что это изменит? Они уже отправили тебя на смерть, думаешь, для них будут иметь значение твои душевные терзания?

Я продолжала выполнять обязательную программу пилотирования, мысли метались в поисках выхода – умирать не хотелось. Выхода я тоже не видела.

На финальном маневре, разнервничавшись, я круто забрала руль вправо, почти поставив «Один» на ребро. Марк охнул и отлетел в сторону.

– Ух! Ничего себе, чуть не свалился!

– Ты не можешь свалиться, ты виртуальная проекция…

Я смотрела на утекающие сквозь пальцы мгновения, когда цифры передо мной разлетелись, будто под ударной волной. Я повернулась к Марку:

– Ты не умер, ты на корабле…

Искин глуповато улыбнулся:

– Не, я помер, от меня только мозг и остался…

– Но ты почувствовал движение корабля!.. Я знаю, что делать.

Я вывела корабль в свободное плаванье, мягко лавируя вокруг станции, включила обратный отсчет до первого короткого замыкания, а сама выгрузила из базы карту расположения отсеков корабля.

– Сейчас я найду тебя, Марк Одинцов.

Голограмма приблизилась ко мне, встала по правую руку, внимательно наблюдая на виртуальной карте, как отсек за отсеком погружается во тьму.

Я же старалась не выпускать из вида стремительно истекающее мгновения.

– Мне кажется, ты теряешь время… – Марк с сомнением покачал головой, наблюдая, как я отключаю от теплоснабжения внутренние помещения «Одина». – Блокировать нейроузел надежнее…

– И что, тем шестерым, которые были до меня, это помогло? Или ты их не предупреждал?

– Положим, первого вообще никто не предупреждал, никто не знал. А остальных, да, я помогал… Не помогло. Но это потому что они много времени на подбор кода потратили, тебе осталась одна цифра!

– К черту!

Марк снова с сомнением посмотрел на меня и отлетел в сторону, прислушиваясь к собственным ощущением.

– Есть! – Он ошалело смотрел на собственные руки. – Ты права, я на «Одине». А где я на «Одине»?

Он подлетел ко мне.

– Ты почувствовал изменение температуры, значит, ты в третьем блоке грузового отсека. Сейчас я выведу тебя из анабиоза и отключу от системы.

– А если там тоже код?

Я об этом думала, но времени на сомнения не осталось – Марку еще добираться до рубки и отключать меня от кресла.

– А зачем оно им, если все уверены, что тебя никто не станет искать, даже ты сам?! Боже мой, Сашу Тора следует посадить пожизненно за такое… И потом – искин ты или нет?! У тебе, что, нет аварийного кода?!

Пока я бормотала проклятия всем причастным к заднице, в которой оказалась, пальцы копались в цифрах. Марк стоял рядом.

– Вот он, – он указал на цифровой узел в моих руках, – он имеет маркировку Завода антропоморфных существ, единственный в этом блоке.

Я с сочувствием покосилась на парня, в глубине души колыхнулось сомнение, что я поступаю правильно – проекты Завода не отличались жизнеспособностью, можно было лишь догадываться, что они сделали с телом Марка. Но холод он почувствовал, значит, оно было.

Я ввела код.

– Я думаю, ты так же заблокирован в кресле, как и я… Когда я тебя отключу…

Я не успела договорить – образ Марка погас: сработал введенный ключ. Вокруг меня сконцентрировалась тишина и мрак, рассекаемый только морем ярко-зеленых навигационных ориентиров, отмеченных системой как приоритетные.

«Как себя чувствуешь, Линда?» – новое сообщение из ЦУПа.

«Отлично, корабль супер… Я еще немного полетаю, хорошо?».

Я смотрела на окошко обратной связи, все еще надеясь, что люди, направившие меня сюда, одумаются, предупредят об опасности. Что пустят по моим венам стимулятор, который выведет меня из оцепенения и вернет способность сопротивляться. Подарит шанс выжить…

«Хорошо, полетай, конечно!».

Надежда рухнула. Рассыпалась ворохом зеленых огней, осев на кончиках моих виртуальных пальцев.

Три минуты до моего конца.

Я прислушивалась к себе, механически повторяя одну и туже комбинацию команду и заставляя корабль двигаться плавно – может, это поможет Марку.

«Как он там сейчас? Смог ли выбраться?»

Взгляд невольно упал на цифры обратного отсчета. Последняя минута перед нечеловеческой болью неуклонно заканчивалась, но ничего не происходило. Пять секунд… Три… Две… Одна…

Я зажмурилась, признавая поражение.

Огонь пронзил насквозь – издевательски медленно нанизывая от макушки до стоп. Так медленно, что я успевала осознать каждый ее виток, каждую волну, накрывавшую меня.

Марк, ты опоздал…

В агонии, когда цифры окрасились в красный, я отключила гравитационный компенсатор. Не знаю, на что я рассчитывала. Возможно, что это подарит мне нанометры пространства между моим отравленным телом и убивавшим его креслом.

Цифры растворились передо мной, не осталось ничего, кроме боли, ввинчивающейся в мой разум, уродующей его. Я задыхалась…

* * *

В операционном зале снова творилась паника. Операторы метались между мониторами, техники подключали экстренное оборудование, пытались восстановить доступ к искину. Над этим морем страстей возвышались две фигуры, которых, казалось, происходящее никак не касалось: Айван и Саша.

– На что ты надеялся, когда отказался исправлять баг в головном нейроузле? Если хотел угробить собственную дочь, то мог бы выбрать менее изощренный способ… – Айван холодно пожал плечами, наблюдая за пляшущей в агонии ментаграммой воспитанницы.

– Я не отказался. Техники Завода его не обнаружили! И тебе это прекрасно известно, ты сам участвовал в заседании отчетной комиссии!

Айван кивнул, саркастически скривился, покосился на черные экраны центрального компьютера:

– Не было бага, все шесть раз… А теперь несуществующий баг захватил искин твоего корабля… Мы потеряем «Одина», и тебе не избежать расследования. Уж об этом-то я позабочусь.

Саша внезапно понял:

– Это ты… Ты специально все подстроил? – Он шагнул к Айвану, схватил его за грудки – на этот раз сотрудники были так увлечены проблемами со связью и управлением кораблем, что никто не обратил внимание на разгорающийся конфликт между руководителями.

Айван брезгливо поморщился, сбросил руки Саши и демонстративно отряхнул лацканы, будто к ним могли прилипнуть частички кожи Саши Тора.

– Не говори ерунды: чтобы посадить тебя, я бы не пожертвовал своей лучшей ученицей, тем более если бы я мог влиять на работу искина, то ты бы мне был не нужен… Свою могилу ты вырыл себе сам. Но я рад наблюдать, как ты там устраиваешься.