Текст книги "Нити Дочерей Ночи"

Глава 5

6066 год эры Двух Великих

Леонида обмакивала уже сотую клубнику в растопленный шоколад. Для просушки она втыкала длинные тонкие палочки с ягодами на конце в глубокую миску, доверху засыпанную рисом, и, пока шоколад окончательно не застыл, посыпала их миниатюрными сахарными шариками. Ей предстояло красиво уложить все лакомства в большую корзину, чтобы Вик успел отнести ее судье к празднику в честь дня рождения его старшей дочери.

Она возилась с этим заказом уже несколько часов, и все, о чем сейчас мечтала, – выйти из своего сладкого королевства и съесть что-нибудь очень соленое. В голове всплыла картинка пирога с сыром и шпинатом, а через мгновение рядом нарисовалась еще и кружка медового эля. Съедобный стимул заставил руки женщины работать быстрее, она уже не замечала, как ягоды окунались в шоколад и посыпались обсыпкой словно сами собой, и вот спустя час самый большой заказ за всю историю шоколадной лавки был готов.

Леонида достала огромную корзину, украшенную лентами и цветами, уложила нарядные угощения по центру, добавила завитушки из малинового зефира по краям и немного орехов в соленой карамели для контраста вкусов. Еще раз взглянула на свою работу и, довольная, заглянула в лавку через дверь, соединяющую торговый зал и кухню:

– Вик, я отойду на полчасика, а потом сменю тебя. У тебя сегодня еще доставка для дочери судьи Зойзберга, не забудь приодеться.

Вик ничего не ответил. Леонида решила удостовериться, что он ее услышал, и вышла в зал. Сын копошился в коробках под прилавком, перекладывая товары, и что-то напевал.

Колокольчик на двери дзинькнул, порог лавки переступила девушка. Копна волнистых каштановых волос почти закрывала ее лицо, а длинный дорожный плащ – тело, но даже в скрытой под складками ткани фигуре чувствовалось напряжение и какая-то нервозность.

Вик отвлекся от содержимого ящиков и вынырнул к гостье, поправляя фартук с вышитым на груди розовым кексом, который особенно комично смотрелся на его могучем теле. Он улыбнулся и сказал заученную фразу:

– Добро пожаловать в «Сладкий каприз» – лучшую лавку шоколада в Келсе и близлежащих городах! Мы ценим традиции, но не прочь и пошалить. Такого шоколада, как у нас, вы точно никогда и нигде не пробовали!

Вик тараторил, не замечая, что посетительница смотрит сквозь него. Она не отводила глаз от выглядывающей за его широкой спиной Леониды.

– Вы хозяйка лавки? – спросила девушка, продолжая игнорировать Вика. Дрожащими руками она откинула волосы с лица, и шоколатье поняла, кто перед ней. У нее был голос матери, такие же большие ореховые глаза, но в отличие от Жасмины в ее выросшей дочери чувствовалась сила и несгибаемый стержень внутри.

Леонида хлопнула Вика по плечу, призывая замолчать, и тихо шепнула ему:

– Дорогой, там на кухне корзина для Майи. Отправляйся на доставку, а я сама тут справлюсь.

Вик повернулся к матери и, не заметив в ее просьбе ничего необычного, кивнул и начал развязывать фартук.

– На кухне переоденешься, – нетерпеливо подтолкнула его к выходу Леонида. Ее сын никогда не задавал лишних вопросов, поэтому он чмокнул женщину в щеку и скрылся за дверью.

Незнакомка все еще ждала ответа. Леонида представляла эту встречу тысячи раз и каждый раз терялась в догадках, что скажет, когда они встретятся в реальности. Ей нужна была минута, чтобы подумать, нужно было выиграть хоть какое-то время. Она прошла мимо гостьи к входной двери и, хотя до официального закрытия было еще два часа, перевернула табличку надписью «Закрыто» к улице. Затем развернулась и медленно, маленькими шагами, направилась к девушке.

Леонида заглянула в глаза гостьи и прочла в них только ненависть и злость. Но изменить прошлое она не могла. Их история началась слишком давно и была слишком грустной. Все, что ей оставалось, – это снова повторить слова, сказанные много лет назад в их последнюю встречу.

– Прости меня, малышка. – Леонида рухнула на колени перед Теоной и заплакала.

* * *

Найти шоколадную лавку «на соседней улице» оказалось проще простого. Двое прохожих, у которых она спросила дорогу, горячо расхваливали конфеты и какао мадам Леониды, которое она «наверняка заказывает напрямую у Великого Белого», – настолько поразительно вкусным был этот напиток в ее исполнении.

Теона остановились через дорогу от входа в лавку и какое-то время наблюдала за стеклянной витриной. Внутри толпился народ, покупатели выходили с огромными кулями, набитыми сладостями. За прилавком стоял крупный парень с ярко-рыжими волосами. Он приветливо улыбался каждому и резво набирал медным совком конфеты из лотков.

Девушка просунула руку в складку платья и сжала рукоять кинжала, надеясь, что Бон до сих пор не заметил, что она ускользнула. Убегать через окно возле кухни – очередная рискованная затея Тико, снова заполучившей бразды правления.

Дождавшись, когда поток покупателей схлынет, она сорвалась с места и смело толкнула дверь лавки. Над головой зазвенел колокольчик. Здоровяк за стойкой что-то говорил. Его голос бессвязным эхом доносился до Теоны. Но она видела только женщину, стоящую за ним. Яркие рыжие кудри, собранные в высокий хвост, красивое загорелое лицо, покрытое веснушками, живые настороженные зеленые глаза. Ничто в ней не выдавало безумия.

Теона почувствовала, как решительность покидает ее, поэтому на сцену, прикрывая спиной трусливую Ткачиху, выступила Тико.

– Вы хозяйка лавки? – с вызовом спросила девушка.

Женщина вздрогнула. По ее ошарашенному лицу стало понятно, что она узнала Теону.

Она шепнула что-то парню, и он оставил их одних, а сама выскользнула из-за прилавка и закрыла входную дверь на ключ. Затем подошла к Теоне совсем близко. Будь Ткачиха чуть смелее, сейчас было бы самое время напасть. Но что, если это какая-то ошибка и это все-таки не та Леонида, которую она искала? Ей казалось, что она все продумала, на все решилась, но сейчас ее план выглядел скорее как детская шалость, чем реальный шанс на месть. Тико почувствовала сомнения и натянула пружину горьких воспоминаний. В голове Теоны вновь всплыли и бесконечное одиночество, которое было ее лучшим другом в Замке Теней, и съедающая зависть к девочкам, у которых был дом и были мамы. Все, что было у Теоны, – это недолгие моменты, когда Вероника приезжала в Замок между заданиями Ордена. В эти дни юная Ткачиха упивалась ощущением родного человека рядом, но бо́льшую часть своей недолгой жизни она была одинокой, брошенной, сломанной, не такой, как другие. Она отчаянно нуждалась в тепле отчего дома, хотя бы в капле нежности настоящей семьи! Ей очень хотелось знать, на кого она похожа и какой станет, когда вырастет.

Ее прошлое отняли, и во всем этом была виновата женщина, стоявшая теперь в паре шагов от Теоны. Казалось, при желании девушка могла бы легко услышать удары ее сердца. Но то, что произошло дальше, Ткачиха не могла представить ни в одной из своих фантазий.

Женщина упала на колени и начала просить прощения.

Теона в оцепенении смотрела на склоненную к ее ногам рыжую голову, не понимая, что нужно делать. И вдруг «сумасшедшая» снова ее удивила: она поднялась и крепко обняла Теону, а потом немного отстранилась, чтобы получше ее рассмотреть.

– Какая ты стала красивая, малышка. А твои глаза – точно как у матери…

Услышав эту фразу, Теона сбросила с себя секундное замешательство. Ярость в один момент превратила ее в горящую спичку… Она оттолкнула женщину и, выпучив глаза, закричала:

– Да как вы смеете говорить о ней! Как смеете снова прикасаться ко мне! После всего, что вы наделали!

Провокация Тико могла бы не сработать без сказанного Леонидой, но теперь сомнений не оставалось – Теона пришла по адресу. Прикосновения преступницы обожгли даже через плащ, пришло время сделать то, что девушка пообещала луне, стоя посреди ночного сада, – отомстить. Теона выхватила кинжал из складок платья и наставила его на шоколатье. В этот момент все мысли о том, что будет дальше с ней и Боном, улетучились. Месть, только месть.

Леонида удивленно раскрыла глаза шире, но не двинулась с места.

– Теона… я не понимаю… – тихо сказала она.

– Ох, не прикидывайтесь! – воскликнула Теона, оскорбленная такой жалкой ложью. – Что непонятного в том, что человек, которому вы сломали жизнь, пришел отомстить? Или надеялись, что я никогда вас не найду?

За спиной послышался громкий звук бьющегося стекла и сорванной с петель двери. К своему удивлению, Теона даже не обернулась. Если она спасует даже на секунду, то уже никогда не получит возможности осуществить желаемое. Девушка крепче сжала рукоять кинжала и сделала небольшой шаг к Леониде, оттесняя ее к стойке с цветными леденцами.

Шоколатье молча вглядывалась в лицо Теоны, как будто теперь она пыталась отыскать признаки безумия в глазах Ткачихи, а не наоборот. И Ткачихе начинало казаться, что она действительно сошла с ума, потому что за спиной послышался знакомый голос:

– О́ни, что ты такое творишь? Опусти, пожалуйста, нож, мы все обязательно решим. Ты не одна. Я с тобой. О́ни…

Он говорил так спокойно, размеренно, будто пытался одновременно успокоить ребенка и поймать в сети хищного зверя. Но Теона не могла опустить кинжал – этого момента она ждала больше десяти лет, с тех пор как узнала всю правду. Реальность оказалась намного более жестокой, чем девушка рисовала себе, представляя, как встретит гниющую в тюрьме, выжившую из ума несчастную старуху в грязных обносках. Или, еще лучше, узнает о смерти или даже казни Леониды. Но перед ней стояла пышущая здоровьем, вполне счастливая и свободная женщина, у которой к тому же хватало наглости говорить о глазах ее матери. Это было верхом лицемерия, и раз Великие не отомстили за нее, то она сделает это сама!

Ткачиха подняла трясущуюся руку, сжимая кинжал до побелевших костяшек. Ей хотелось верить, что она сможет, не слушая возражений совести, не разбираясь, отомстить и уйти. Пусть даже за смерть Леониды ее посадят в тюрьму, пусть она заплатит своей жизнью, но ее прошлое будет отомщено, а будущее все равно уже давно расписано за нее – в нем нет ничего хорошего.

– Давай немного остынем, дорогая. Вокруг много шоколада, а он не любит, когда становится жарко, – сказал откуда-то возникший рядом рыжий здоровяк. Для его габаритов он передвигался слишком бесшумно.

Он ловко схватил ее за руку, выворачивая так, что Теоне пришлось разжать пальцы и бросить кинжал на пол. К удивлению, в его голосе и жестах не было агрессии, он действовал уверенно и точно, как будто проделывал подобное сто раз на дню. Обезоружив девушку, громила осмотрел Леониду и, удостоверившись, что та цела, перевел взгляд, полный осуждения, на Теону.

Тико смотрела на своего пленителя со злостью загнанного в ловушку волка, но в глубине души Теона была ему благодарна – всего секунду назад она поняла, что не хочет становиться убийцей, тем более на глазах у Бона. Ее как будто поразила молния, отсекающая мысли о крови за жизнь и ее прошлое. Здоровяк сделал то, на что не решалась Теона и что не позволяла совершить Тико, – помог ей отступить.

Леонида была в откровенном смятении. Она что-то бормотала себе под нос и водила глазами по полу, будто видела на нем картинки давно минувших событий. Наконец женщина пристально взглянула своими изумрудными глазами на Теону и резко спросила:

– Что Вероника тебе рассказала обо мне и о том, что произошло?

* * *

Леонида не ожидала такого развития событий. Малышка Теона давно выросла и теперь, совершенно необъяснимо почему, стояла перед ней с клинком в руках.

Смешной ножик ее не тревожил – она явно не из тех, кто умеет хоть немного пользоваться оружием, а если и решится, то отработанные навыки самообороны защитят хозяйку. Леонида оставила свою безопасность на попечение инстинктам и начала припоминать договоренности с Орденом. Очевидно, Теона либо не знает всей правды, либо верит в очередную состряпанную для нее ложь.

– Что Вероника тебе рассказала обо мне и о том, что произошло? – с напором спросила женщина.

– Ты знаешь Веронику? – Теона удивленно посмотрела на шоколатье.

Вик снова дернулся в ее сторону. Леонида махнула головой, обращаясь к нему:

– Все хорошо, дорогой, спасибо за помощь, дальше я сама.

– Уверена?

– Конечно, иди, милый, увидимся дома.

Здоровяк еще раз с вызовом посмотрел на Теону и перевел взгляд на Бона:

– Если с гривы мамы упадет хоть волос, я расплющу вас, как комаров, – предупредил он и, не дожидаясь ответа, вышел через заднюю дверь.

– Как ты думаешь, кто я такая? – решила проверить свою догадку Леонида, обращаясь к Теоне.

– Вы хотите надо мной поиздеваться? – снова закипела ее гостья.

– Нет, я хочу понять, знаешь ли ты хоть каплю правды.

– Я знаю все! Про то, как вы украли меня у родителей, как держали у себя и как Орден спас меня. О том, как вас посадили в тюрьму и, к моему сожалению, отпустили…

Сердце Леониды на секунду остановилось.

Как могла Вероника и Орден так с ней поступить? Они же договаривались! Глупая наемница, почему она снова им поверила?! Теона прожила столько лет, думая, что Леонида сломала ей жизнь! Ох и полетят белые локоны с головы Видящей, уж она об этом позаботится! Замешательство быстро сменилось злостью.

– Я так и думала: ты не знаешь и слова правды. Теона, я не крала тебя у родителей, я тебя спасала. Справилась я прескверно, но ты жива благодаря мне, и звания похитительницы детей я точно не заслужила.

– Ну конечно! С чего я должна вам верить?!

– Не должна. Но если ты меня выслушаешь, то я буду тебе благодарна. Хотя бы потому, что я твоя тетя.

– Но вы… ты…

Теона повернулась к своему спутнику, ища поддержки, и начала нервно водить рукой по волосам, вместо гребня используя растопыренные пальцы.

– О́ни, если ты не готова, то мы развернемся и уйдем. Я с тобой. Тебя никто не заставляет ей верить, – сказал юноша. – Но если ты захочешь остаться, то, возможно, получишь шанс узнать что-то новое о своем прошлом или хотя бы услышать другую версию тех событий.

Леонида изучала парня, как делала по привычке с каждым, кто задерживался в поле ее видимости дольше минуты. Простая скромная одежда, чтобы не привлекать внимания, а под ней сильное, мускулистое тело. В светлых глазах читался пытливый ум, а в точеных чертах лица – дворянское происхождение. Кем же он был на самом деле?

– Хорошо. Расскажи мне то, чего я не знаю, – с вызовом сказала Теона.

Леонида робко улыбнулась и одновременно поежилась, осознав, что ей снова придется вспомнить кошмар давно минувших дней. Она-то надеялась, что всю грязную работу сделает Вероника, пусть даже приукрасив свою роль, но к их встрече Теона должна была уже все знать.

– Я живу над лавкой, у меня в гостиной нам будет удобнее. – Шоколатье решила дать себе время на раздумье.

Леонида посмотрела на дверь с разбитым стеклом и прокричала в сторону кухни:

– Вик, дорогой, вернись к нам, пожалуйста.

Когда ее сын вновь появился за прилавком, она попросила его остаться и починить дверь.

– У вас точно все в порядке? – Заплаканные глаза матери не укрылись от его внимания.

– Конечно, милый, мы будем наверху. Я потом обязательно тебе все объясню.

* * *

Леонида подняла откидную крышку на прилавке, приглашая последовать за ней. Теона вопросительно посмотрела на своего спутника. После того как он одобрительно кивнул, они неуверенно направились за женщиной.

– Чтобы пройти ко мне, нужно выйти во внутренний двор и подняться по наружной лестнице. Согласна, не очень удобно, но зато в самом центре, – зачем-то начала оправдываться Леонида, выдавая странные факты и отвечая на вопросы, которых никто не задавал.

Шоколатье шла первой, за ней следовала Теона, и завершал процессию ее молодой человек. Женщина замешкалась, подбирая ключи, специально стараясь потянуть время. Руки, держащие связку, предательски подрагивали. Когда они зашли внутрь, Леонида увидела свое жилье глазами гостьи. Ей стало неловко за темно-зеленые стены, которые уже давно пора бы обновить, подушки, разбросанные по дивану, картину, криво висящую на стене. Все было не идеально. Не подходило для такой важной встречи.

– Прошу вас, проходите, – пригласила она своих новых знакомых, пытаясь вернуть самообладание.

В гостиной стояли два глубоких кресла. Одно красное, с высокой полукруглой спинкой, мягкими пухлыми подлокотниками, резными козлиными ножками и золотыми кисточками, свисающими с пуговиц по бокам. В нем обычно Леонида пила чай и читала. Второе, более серьезное, – квадратное, обитое синей тканью с маленькими звездочками-точками, и с деревянной резьбой в виде плюща – кресло Вика. Теона, вопреки ожиданию хозяйки, выбрала синее кресло и села на край сиденья с ровной напряженной спиной.

Ее спутник, прежде чем опуститься в соседнее кресло, сказал:

– За всей этой суетой у меня не было возможности представиться. Бониций.

– Бониций – и все? – уточнила Леонида.

– И все, – ответила за него Теона.

– Леонида Фольтридж, – кивнула она в ответ и расположилась на небольшой софе напротив гостей.

Бониций погладил Теону по плечу, пытаясь ее приободрить.

– Пятнадцать лет назад я работала на Орден Дочерей Ночи, – начала рассказ Леонида. – Несмотря на то что связи Ордена достаточно могущественны и бо́льшая часть людей боится тронуть Ткачиху даже пальцем, всегда существовали те, кому нравилось нарушать закон. Особенно отличались власть имущие.

Боницию явно не понравилась ее последняя фраза, что только подтверждало ее догадку насчет его происхождения. Она усмехнулась и продолжила:

– Обычно меня посылали как возмездие тем, кто посмел тронуть кого-то из Ордена. Официально наемницы типа меня – воины на страже справедливости, но на самом деле мы были простыми убийцами. Орден не любил шумихи, поэтому мы все делали аккуратно, не привлекая внимания. Несчастный случай, нападение грабителей, неожиданная смерть от сердечного приступа – у нас в запасе было много готовых решений. Но гордыня и уверенность в непобедимости меня же и подвели.

Однажды после одного очень сложного задания я приехала отдохнуть в Морэ – маленький городок, где жили несколько поколений моей семьи. Перекусывая с дороги в таверне, я случайно подслушала разговор, который меня не на шутку встревожил. Мужчины, сидящие за соседним столом, шептались о восхождении Зрячего и о том, как удачно, что в Морэ живет маленькая Ткачиха. Для обычного человека этот разговор бы не значил почти ничего. Знание о Зрячем вычищено из памяти людей, книги, в которых он упоминался, можно найти лишь в скрытых от посторонних глаз монастырских библиотеках. Но в моей жизни была Вероника, которая как раз выросла в одной из таких библиотек и по совместительству была одержима всем, что связанно с Двумя Великими. Невзирая на то, что меня мало интересовали и старые и новые боги, это не мешало ей постоянно рассказывать мне про свои находки. Предвосхищая ваши вопросы – да, мы с Вероникой много лет были подругами… когда-то. Так вот, в одном почти истлевшем свитке она откопала сведения о Зрячем. Он был одним из первых богов. Тех, кто создал все. Мощный, неуправляемый, жестокий, дикий. Свое имя он получил потому, что различал то, что было недоступно другим. Он видел силу и помыслы, видел тьму и свет и в людях, и в богах. Каждый, на кого он смотрел, запечатлевался у него внутри ярким образом. Век за веком образов становилось все больше и больше. В какой-то момент их стало так много, что они начали сводить Зрячего с ума. Только представьте: он помнил каждого, кого встречал, а встречал он далеко не только добрых людей. Все закончилось тем, что он окончательно обезумел. Он предал и убил остальных богов, а потом добрался и до людей. Его возлюбленная – Двуликая Мэв, богиня прошлого и будущего, – успела скрыться от него и спрятать их сыновей. Она вырастила из них великих воинов. Однажды Зрячий все же нашел их и убил Мэв. Братья были вне себя от горя. Они изготовили сеть, лишающую сил, с помощью которой поймали отца и похоронили его заживо в толще горы, а сами стали править на божественном престоле, поделив тот поровну. Так появились Великий Черный и Великий Белый. Как видите, и тут все не совсем так, как мы привыкли думать.

В общем, я проследила за мужчинами. На окраине города они нырнули в какой-то подвал, вход в который был завален досками. Я не рискнула пойти за ними сразу – у меня с собой толком не было оружия, я не знала, что могло ожидать меня внизу. Мужчины показались через несколько часов, а ближе к ночи я пробралась внутрь. За время работы наемницей Ордена я видела всякое, но то, что было в подвале, даже меня заставило ужаснуться. В центре большого зала стояли три креста – жертвенника, от которых спускались раструбы, направленные в центр зала. На земле, в большом кругу, был нарисован глаз – знак Зрячего в окружении кровавых луны и солнца – символов Двух Великих. По стенам были развешаны свитки на древних языках, воспевающие возвращение Зрячего и его вечное царство, а по полу золотым ободом тянулась надпись: «Прольется кровь Трех Дочерей на тело Вечного Владыки в ночь Равенства, и обретет он вновь силу видеть то, что другим недоступно».

Я слышала о культах достаточно. Чаще всего это была безобидная игра для тех, кто не умеет решать за себя сам. Кто-то поклонялся духам леса, кто-то чтил Северный ветер, кто-то отрицал очевидное – существование Великих. Но тут было нечто совсем иное – попытка оживить старого бога, принеся в жертву трех Избранных девочек.

До дня равенства оставался месяц, и я решила действовать. В этом городишке все знали, кто я и чем занимаюсь, поэтому мое появление могло заставить членов культа вести себя осмотрительнее, так что я притворилась, что вернулась домой после задания слегка спятившей. Вечером того же дня я громогласно, разыгрывая из себя пьяницу, рассказала в трактире, что колдун забрал мои мозги. А то, что сказано в трактире, к концу следующего дня слышал каждый горожанин. Надо признать, я старательно исполняла роль безумной: ходила по улицам как блаженная, иногда просила милостыню, лепетала что-то несвязное. Через неделю ко мне уже все привыкли и перестали замечать. Сумасшествие оказалось лучшим прикрытием из возможных. Когда окружающие думают, что ты безумна, они спокойно говорят обо всем прямо в твоем присутствии. Люди очень быстро забыли, что я – Леонида, воительница, заслужившая золотые доспехи за то, что не проиграла ни одного боя. Им нравилось взирать на меня с жалостью и презрением – посмотрите на эту выскочку, наконец-то Великие указали ей ее место! Это было неприятно, но так я добывала нужные сведения. Пару раз получилось снова попасть в тот подвал. Он обрастал новыми свитками и ритуальными рисунками. Но все члены культа, о которых мне удалось узнать, были пешками – мелкими торговцами, рыбаками, простыми работягами. Им задурманили мозги идеей воскресить Бога, пообещали, что они наконец станут богаче соседей. Устранить их было легко, но тогда я бы спугнула тех, кто находился в тени и управлял марионетками.

За несколько дней до дня равенства я услышала громкий спор на улице возле своего дома. Я поспешила вмешаться, потому что девушка просила, чтобы ее не трогали. У нее на руках был ребенок, и она кричала своему мужу, что он обманщик и что она не знала, что девочка должна будет отдать свою жизнь, а он хватал ее за локти и пытался утащить с улицы в дом. Он шипел, что она должна быть благодарна, что такая честь выпала именно их семье. Этой девушкой была моя сестра Жасмина, а ребенком на руках была ты, Теона. Но когда я подошла, чтобы прекратить ссору, сестра вдруг запричитала, что все хорошо и они разберутся сами, а потом ко мне обратился Генрих, и все, что было дальше в тот вечер, я не могу вспомнить до сих пор. Это было похоже на морок, дурманящий разум.

Глаза Теоны наполнились слезами, но она не дала им воли: не позволяя себе моргать, она дождалась, чтобы соленая влага высохла. Бониций с тревогой переводил взгляд с девушки на Леониду, готовый в любой момент помочь первой и прервать вторую.

Воительница собрала остатки мужества, чтобы заставить себя закончить рассказ. Ей очень хотелось молча обнять племянницу и уберечь ее от знания того, что случилось дальше, но девушка, сидящая напротив нее в сине-звездном кресле, пришла сюда не за сочувствием, а за правдой, и только Леонида могла стать ее проводником в жестокий мир прошлого.

– Очнувшись наутро, я поняла, что я заберу тебя у них, чего бы мне это не стоило. Но были еще две Ткачихи, которым предстояло стать жертвами на крестах. Я хотела помочь и им, поэтому продолжила свой фарс. Мы с сестрой всегда были очень разными и отдалились друг от друга еще до твоего рождения, а после того как твой отец появился в ее жизни, Жасмину было совсем не узнать, он буквально управлял ею, но, рискуя выдать себя, я все же попыталась прийти к ней. Дом был перевернут и пуст. Чутье подводило меня, я везде опаздывала, лишь наступая на пятки культу, будто какая-то сила уводила меня с правильных дорог.

За два дня до праздника я спряталась в подвале и стала ждать. За сутки до наступления равенства несколько человек внесли туда старый полусгнивший саркофаг и поставили его в центре. Один из них начал направлять внутрь саркофага желоба от жертвенных крестов, но его остановили: «Нужен только один, две другие уже отдали свою кровь. Главный решил не рисковать». Я поняла, что опоздала. Вот поэтому в городе несколько дней было тихо, как будто ничего не происходило, – они уезжали на поиски Ткачих, девочек, которых я подвела и не спасла. В панике, отчаянии и ярости я вышла из укрытия и убила всех, кто был в том подвале. Они хотели крови и получили ее больше, чем рассчитывали. Я рубила мечом не помня себя, ни на секунду не задумавшись, что передо мной живые существа. Тогда для меня они были монстрами, достойными смерти без суда.

Залив их кровью мерзкие письмена на полу, я кинулась искать тебя, молясь Великим, чтобы одной из тех, кто уже отдал свою кровь, не оказалась ты. Вся перепачканная, с маской безумия на лице, которая впервые за эти недели была настоящей, я выбежала из подвала и направилась в дом к твоей матери, надеясь на чудо. Когда я ворвалась в комнату, твой отец вынимал нож из тела Жасмины. На руке, сжимающей оружие, была перчатка с вышитым серебряной нитью глазом. С огнем в шальных глазах он обернулся на меня и снова попытался заговорить, но ненависть и злоба наделили меня такой силой, что любой, кто рисковал встать у меня на пути, был обречен. Первым же ударом меча я рассекла ему шею от ключицы до уха, но Генрих оказался живучим, точно демон. Завязалась драка. Не понимаю, откуда у него взялось столько сил, но и меня было не остановить. Мы рубились на мечах и проливали кровь с остервенением диких животных. Он боролся за свой культ, я – за часть семьи, которая еще была жива, и я победила. Понимая, что ему со мной не справиться, в какой-то момент Генрих из последних сил оттолкнул меня и выбежал из дома. У меня было два варианта: погнаться за ним и оставить тебя одну, плачущую в кроватке рядом, или забрать тебя и бежать. Я выбрала второй. Чтобы замести следы, я оставила одежду, перепачканную кровью, возле обрыва. Все решили, что мы с тобой упали в пропасть и разбились.

Я увезла тебя так далеко, как только могла, – в свой дом на озере, о котором знали лишь единицы, включая Веронику. Мы остались одни на полгода в моей маленькой лесной обители. Я ушла из Ордена, чтобы заботиться о тебе. Но ты – Ткачиха, тебе рано или поздно предстояло пройти обучение в Замке и стать той, кто держит челнок с нитью судьбы.

Однажды на пороге моего дома появилась Вероника. Наверняка она что-то подмешала мне тогда в чай, потому что наш разговор я помню смутно и не могу до сих пор понять, как согласилась тебя отдать, ты могла бы остаться со мной еще на несколько лет. Она сказала, что расти со знанием того, что родители были готовы принести тебя в жертву, будет тяжело. Поэтому Орден решил, что будет лучше, если сказать, что я сумасшедшая, которая украла тебя, а Орден благородно спас. Так ты не будешь задавать лишних вопросов и скорее смиришься со своей участью. Но я взяла с них обещание, что прежде, чем отправлять тебя в мир, Вероника расскажет тебе, как все было на самом деле. Но, видимо, эта Ледяная Овца свое обещание так и не сдержала.

Теона какое-то время сидела неподвижно, обдумывая услышанное. А затем наконец произнесла:

– Если все это правда, то почему Орден не вмешался?

– Он очень даже вмешался. В Морэ послали таких, как я, и они зачистили город. Кому надо – заплатили за молчание, кто не согласился молчать – пропал без вести.

– Значит, ты не сидела в тюрьме?

– Нет, малышка. – Леонида подалась вперед и протянула руку, чтобы дотронуться до племянницы, но та вжалась в кресло.

– Я пока не готова, – честно призналась девушка, – может быть, позже.

– Конечно, – не стала настаивать воительница.

– История звучит очень складно, но где доказательства, что все это правда? – спросил спутник Теоны.

Леонида молча поднялась с тахты и подошла к комоду, стоявшему у стены. Мгновение она колебалась, не решаясь тронуть ручку ящика, который не открывала с момента приезда в Келс. Внутри лежала только одна вещь – небольшой портрет в овальной золотой рамке. Зажмурившись, женщина решительно достала его и протянула Теоне.

С картины, нарисованной бродячим художником, который гостил в Морэ у ее семьи, смотрели две девушки. В одной из них можно было легко узнать юную Леониду с ее огненной гривой вечно торчащих во все стороны волос, а другая была поразительно похожа на Теону.

– Я не зря сказала, что ты похожа на мать. Ты практически полная ее копия. Не знаю, какую фамилию тебе выдал Орден, но ты прирожденная Фольтридж, это видно в каждой черте твоего лица.

Леонида взглянула на Бониция, взглядом спрашивая, достаточно ли убедительны доказательства, но он смотрел только на Теону, пытаясь предугадать ее реакцию. Было заметно, что он переживал за подругу и хотел выказать свою заботу о Ткачихе более явно, но что-то незримое между ними не позволяло ему это сделать.

Теона еще раз внимательно посмотрела на Леониду, невидящим взглядом оглядела комнату и сосредоточилась на портрете, который держала кончиками пальцев. Спустя несколько секунд она бросила его на пол и, закрыв глаза руками, расплакалась. Бониций сорвался с места, присел на колени перед креслом девушки и взял ее руки в свои.

– О́ни, все хорошо, я рядом, все хорошо, – повторял он, надеясь, что успокоит ее.

– Какая же я ду-у-ура, – почти выла юная Ткачиха.

– Ну прекрати, никакая ты не дура. Просто у тебя не было повода усомниться в том, что тебе говорили. А легенда была сложена отлично.