Текст книги "Волчонок"
Автор книги: Евгения Серенко
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Евгения Серенко
Волчонок
© «Ліра-Плюс», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
А он мне снится….
Двадцать лет уже снится.
Стоит в своей клетчатой рубашонке с прожженной на кармашке дыркой (курить пробовал – в десять-то лет!), смотрит синющими глазами – и молчит. Ни упрёка, ни обвинения… просто смотрит. И молчит. Он молчит – а я слышу: «Мама…» Цыпки на руках, обгрызанные ногти… шейка тоненькая… «Мама». Не поняла, не услышала, не догадалась…
Глава 1
Ну, вот… немного осталось. Сейчас она домоет посуду, вытряхнет скатерть, подметет на кухне, а там и Кирилл с Ритой прийдут. И жизнь в доме начнется. Любо-дорого на них смотреть – счастливые, красивые, друг от дружки глаз отвести не могут. Неделя, как отзвенела свадьба… и как же ей невестка нравится: и умница, и ласковая, и помощница. Ну, вот, пришли.
– Мама! – Рита возмущённо всплеснула руками: – Зачем же вы сами всё переделали? Я бы вам помогла!
– Успеешь еще, дочка, напомогаешься, – улыбнулась Нина Ивановна. – Ну, как фильм – понравился?
– Очень! Сейчас я вам всё расскажу, там такие страсти! Я чуть не расплакалась, когда героя убивали! Хорошо, не убили! Давайте чайку попьём, – Рита достала две чашки, сахарницу, поставила на плиту чайник. – Кирюша не будет, говорит, он и так на этот фильм целый вечер угробил, а ему завтра зачет сдавать.
Уютно на кухне. Кипит старый, еще довоенный, зеленый эмалированный чайник. Нина Ивановна поскрипывая щипчиками, раскалывает кусок белоснежного сахара. За плечи нежно обнимает невестка…
– Мама, – Рита чуть споткнулась на непривычном «мама», – как вы думаете: что мне с платьем свадебным делать? Может, его в комиссионку сдать? Оно такое красивое – сразу купят! Кирюшу спросила, говорит, делай, как хочешь. Как вы думаете – сколько за него дадут?
– Не знаю, – улыбнулась свекровь. – Сами смотрите. Ты мне лучше скажи, неужели и правда хочешь косу отрезать? Я слышала, как ты на свадьбе подружке говорила.
– Хочу. Но Кирюша против, наверное, подожду.
– Вот было б у вас так всегда, – вздохнула Нина Ивановна, – чтобы всё всегда вместе решали. Знаешь, дочка, как одной тяжело? Не дай тебе Бог узнать! У меня ведь тоже была свадьба, и тоже мечталось, что это навечно. А почему бы и нет? Война кончилась, жизнь наладилась, а вышло совсем по-другому. Наверное, из-за Васьки все так и случилось.
– Васьки?
– Да, поросёнка. У родителей мужа – они в деревне жили – был поросёнок Васька. Он, как отец на гармошке заиграет, сразу танцевать начинал. Все соседи приходили смотреть, как Васька танцует. А потом на нашу свадьбу его и зарезали. Время было голодное, а тут столы ломятся, а я ни к чему мясному притронуться не могла. Свекровь на меня так сердито зыркала, зыркала, а потом и прикрикнула. Не разглядела я их – свекровь и свёкра, да и себя переоценила. Нина Ивановна закрыла дверь в кухню и придвинула свой стул поближе к Ритиному:
– Не знаю, Рита, рассказывал ли тебе Кирилл об отце, и что он тебе рассказывал, но ты вошла в нашу семью, и я хочу, чтобы ты всё знала. Его отец был хорошим человеком, мастером на все руки, добрым, заботливым… пока не начал пить. Кирюше тогда года два всего было. Сначала пил, когда отца с матерью навещал, потом по выходным, а потом каждый день. Сколько он мне раз обещал, что бросит, каких только слов ни говорил… нет, не бросил. Бросила я. Когда поняла, что проиграла. Я не думала, что могу проиграть. Я ведь сражалась за него – и зарплату за обоих получала (мы на одном заводе работали) и от дружков старалась отвадить, а не допьет за обедом водку – я ее потихоньку водой разбавляла. И к родителям его ездила, просила не наливать ему их проклятую самогонку. А свекор, помню, мне отвечает: «Что ты выдумываешь? Мы, если уж на то пошло, и не пьём совсем – только выпиваем. И вообще проще жить надо – тогда и люди к тебе потянутся». Я и не выдержала: «Какие, – говорю, – люди? Собутыльники? Так их гнать надо, а не притягивать!» В общем, не было мне от них помощи. Наоборот. «Проще жить надо!» Куда уж проще. Только никакой радости с той простоты. Другие на танцы ходили, в кино, просто гуляли, а мы, как клопы, дома и дома… И не поговорить, не поделиться – с пьяным-то человеком о чём говорить? Сейчас вспоминаю – и страшно становится, а я ведь в этом восемь лет жила. Однажды прихожу с работы – на столе бутылка, две рюмки и сын десятилетний рядом сидит. И на что только купил? У меня как отрезало. Схватила сына, вытащила из-за стола, собрала чемодан – рубашки мужа, брюки, носки, почему-то носки боялась забыть, документы положила, деньги, что в доме были и выставила за порог. «Вон, – говорю. – Или в милицию позвоню, что сына мне спаиваешь». Он не понимает, в чем дело, лепечет, прощения просит, а у меня никакой к нему жалости. Как будто червяк передо мной, а не человек. Выгнала. Ну, вот… Уволился он и уехал в деревню к родителям, а через пару лет мне телеграмму прислали, что умер, а я удивилась: я-то при чем? Кто он мне – червяк-то, который хотел моего сына сгубить? Соседи губы поджимали – ах, бессердечная, на похороны мужа не поехала… А я мужа своего другим помнила – каким он был, пока пить не начал. Вот за того я бы в огонь и воду пошла, а чужого человека зачем хоронить? Не поехала. Ну, а в Кирюшу старалась всё вложить, что могла. В кружки разные записывала, книжки нужные в библиотеке брала. Всех друзей его знала, всех привечала, но следила – нет ли среди них пьющих? Боялась, что наследственность свое поганое дело сделает. Всё ему отдавала, да мне и не нужно было ничего особенного. Обо мне – так мама покойная говорила – и собаки не лаяли. Зато хороший парень вырос, вон – офицером скоро станет. И умница, и руки золотые, и добрый… весь в отца, когда тот еще человеком был. Хороший. И не потому я так говорю, что – мать. Правда, хороший. Но тебе, Рита, дремать нельзя. Никого у меня дороже Кирюши нет, и тебе я матерью буду хорошей, и внуков растить помогу, и никогда между вами не встану, но если начнет он пить, первая скажу: «Вон!» Хочет себя губить – пусть губит, а внуков калечить не дам».
«Ну, что вы, Нина Ивановна, – Рита погладила ее по плечу, – Кирюша хороший. И меня любит, и вас, и зачем же ему свою жизнь губить?» «Ох, милая, – вздохнула Нина Ивановна, – ты и представить себе не можешь, что это за силища. Не дай Бог столкнуться…»
«У нас все хорошо будет, вот увидите. Мама, что вы? Не плачьте! А то я… тоже… заплачу…»
* * *
Когда он был, этот разговор? Сколько лет назад сидели они на кухне и плакали. Нина Ивановна потому, что вспоминала несчастливые годы, а Рита – потому, что жалела свою свекровь… Уже три года, как ее нет, а дня не проходит, чтобы Рита не вспомнила, не поблагодарила за хорошего мужа – и добрый он, и умница, и дочек как любит! А уж мастер – на все руки! За что ни возьмется все сделает! Рита терпеть не может, когда из крана вода капает. Читала когда-то, что в Китае так осужденных пытали: кап-кап на макушку… вроде, ерунда, а человек с ума сходит. Может, она в какой-то прошлой жизни тоже стояла у позорного столба – а на голову: как-кап… Смешно, конечно, но только пожаловалась Кириллу – мигом починил! Попросила помочь окна вымыть, так муж всё воскресенье с ними возился – теперь не только стёкла блестят – рамы, и те белой краской сверкают! И так во всём. Напрасно боялась за сына ее свекровь. Все хорошо у Риты и муж золотой, и девчонки радуют. Нонна так вообще лучше всех в школе учится, на собрания ходить – одно удовольствие… Через год поедет в институт поступать, в педагогический, химию хочет преподавать… Ну, ей видней… Да и младшая не отстает. Славные у нее девчонки – Нонна – беленькая, вся в неё, а Иришка посмуглее, потемнее, на покойную свекровь похожа. И характером разные, но это даже хорошо, никогда им скучно вдвоем не бывает. Иришка натворит что-нибудь и к сестре бежит, знает, что та успокоит, выручит… Всё хорошо. И, может, ей только кажется, что это странное уплотнение продолжает расти? Может, она где-то ударилась – и не заметила, а теперь придумывает всякие страсти? К врачу бы пойти, да ведь не скроешь: в военном городке все на виду, а Кирилла пугать не хочется. Может, и правда всего-то ударилась. А боль пройдет. Конечно, пройдет. И они поедут, как планировали, в Евпаторию. Нонну нужно подлечить. Вон, как выпьет холодного – так и ангина. И Иришка плавать научится, и Кирилл отдохнёт, и она… А что она? О ней и собаки не лаяли…
Глава 2
Нонна знает всё. Ни у кого нет такой умной и доброй сестры!
Вот вы знаете, когда лучше всего собирать чернику? А Нонна знает – на растущую Луну, утром, сразу после того, как высохнет роса. Ягоды тогда синеют на бледном солнышке – даже листочки не нужно отодвигать! Девчонки собирают комбайном, а Ире сестра запретила. Можно запросто листочки покалечить, веточки ободрать… Только руками! Ну и что, что медленно? Зато не нанесешь никакого вреда!
А землянику лучше всего собирать днем, когда она солнца напьётся и ни в коем случае не в бидончик – только в корзинку! Нельзя солнышку, что в ягодах прячется, с металлом соприкасаться – оно от этого свою силу теряет. А в корзинку, на донышко, положить чистую белую тряпочку… почему белую – Нонна не знает, только иначе, говорит, ягоды сомнутся и будут плохо сохнуть. Их ведь сразу не съешь, нужно посушить на потом… А знаете, как определить, что они уже высохли, а свежесть не потеряли? Нужно взять их в кулачок, подержать чуть-чуть, и если ладошка не окрасится – значит, готовы.
Повезло Ире с сестрой. Она всегда это знала, а теперь, после маминой смерти – особенно.
«Неоперабельный рак, – сказали папе в Боровлянах, куда он отвез обессилевшую маму. – Где же вы раньше были?» А где они были? Дома. Они не знали, что мама болеет, она никогда не жаловалась.
Мама умирала тяжело – целых восемь месяцев. Восемь печальных месяцев… В тот вечер они смотрели по телевизору «Неуловимые мстители».
…И над степью зловещей
Ворон пусть не кружит,
Мы ведь целую вечность
Собираемся жить…
«Девочки, – позвала неожиданно мама, – сделайте тише…»
Нонна поспешно выключила телевизор и взяла маму за руку.
– Папу позвать?
– Потом… Нонна, ты – старшая. Береги сестру. И себя береги. И папу. Я никогда не говорила тебе, но… береги его. Не оставляйте его.
И еле слышно добавила.
– Позови папу.
«Обо мне и собаки не лаяли…»
* * *
Каждую пятницу вечером Ира встречала сестру на станции. Они шли по едва заметной тропинке в спрятанный в сосновых лесах городок, и Нонна рассказывала, что нового в институте, а Ира – как прошла неделя, что они с папой ели, какие она получила отметки, что интересного в школе… сколько дней в неделю папа пил, а потом – сколько дней в неделю папа не пил.
Всё чаще Ира старалась задержаться у кого-нибудь из подружек – лишь бы приходить домой позже. В тот год, когда Нонна вернулась домой, получив распределение в родную школу, Ира закончила десятый класс и уехала в город: подальше от дома! От мрачного, ставшего чужим папы.
«Нонна знает всё!»
Нонна действительно знала всё. Но не знала, что делать с папой. Он приходил с работы, равнодушно спрашивал: «Как дела?», иногда вспоминал об Ире: «Сестра не звонила?» – и уходил в свою комнату – чтобы выйти к ужину с неизменной бутылкой в руках.
«Мама, – сквозь слёзы просила Нонна, – научи: что мне делать? Мне так нужна твоя помощь… и папе нужна… и Ире…»
Тишина.
* * *
В школе готовились встречать Новый год.
– Девушка, – услышала Нонна, – куда ёлку тащить? Где тут у вас актовый зал?
– Ой, наконец-то! – обрадовалась Нонна. – Мы уж заждались. А красавица-то какая!
– А как же! – засмеялся лейтенант. – Два дня выбирали… Для таких красивых девушек и елка должна быть что надо! Вы в каком классе?
– Ни в каком, – засмеялась Нонна. – Я химию преподаю.
– Химичка, значит? Ну и дела! Терпеть не мог химию; наверно, потому, что у нас такой красивой учительницы не было. Вы придете на вечер?
– Конечно. Мой класс – дежурный.
– И я постараюсь. Второй танец – мой, хорошо?
– Хорошо.
– Кстати, разрешите представиться – подпоручик Сапрон. Сергей.
– Нонна Кирилловна. Нонна.
И первый танец был его, и второй, и десятый…
И почему она думала, что всё знает в их городке? Каждую тропинку знала, каждую выбоину в асфальте, каждый уголок… и не находила ничего интересного. То ли дело – город, где она училась целых пять лет! И Оперный театр, и Троицкое предместье, и Ратуша, и просто здания, и все разные, некоторые с башенками на крыше… именно здания, а не однообразные ДОСы. Конечно, там хорошо, но и их городок – замечательный! Жаль, что им велено писать в обратном адресе: в/ч 31874; жаль, что приходится скрывать такое красивое название! Тот, кто его придумал, наверняка был поэтом. Дать городку, где живут серьёзные люди – ракетчики, где под землёй бурлит огромный военный завод и куда не пройдешь без специального пропуска, а найти еле заметную тропинку, ведущую к ним от края платформы на станции, где притормаживают даже скорые поезда, легко только тем, кто знает, где она. Здесь как из-под земли вырастают на земляничной поляне суровые автоматчики: «Дальше запретная зона»… и вот этому городку кто-то дал удивительное название – Ржаные Поля. Может, и были здесь когда-то ржаные поля, но Нонна их не помнит. Только сосны, сосны, сосны… да орешник да ягоды…
Они бродили с Сергеем по заснеженным улицам городка, и она сама удивлялась, сколько может о нем расказать: «Мы с Иришкой шли из школы, и вот здесь – прямо на асфальте – увидели медянку. Испугались, отбежали подальше… Хорошо, Люсин папа шел мимо и раздавил ее сапогом. Я потом долго по ночам эту медянку видела и в лес не ходила. Знаешь, чего я в жизни больше всего боюсь? Змей и зубных врачей. Ну, что ты смеёшься? У змей – ядовитые жала, а у этих – клещи… Неизвестно, что страшней. А в этом ДОСе жил Витя Стручков, мой одноклассник, ему на переменке нечаянно глаз выбили. Его отца потом куда-то перевели. А ещё я помню, как ворота на КПП зелёной краской покрасили. Мы в тот день за грибами ходили и не знали, что их покрасят и Юрка Скворцов – ты его знаешь, он в папином цеху работает – прислонился к воротам, и мало того, что рубашку запачкал (всю красоту испортил) – пришлось солдатам их перекрашивать. А вон в том ДОСе, что, за парком виднеется живёт Зоя Павловна, моя любимая учительница, кстати, тоже химичка. Она работала, пока я институт не закончила, и ушла на пенсию – место мне уступила.
– А почему ты химию не любил? По-моему, самый интересный предмет, не то, что математика. У меня в классе есть Вова Жлобин, двоечник тот еще, так он как– то заявил, что скучнее химии ничего нет, представляешь, глупый какой? А вон на том пригорке летом разводят костер и жарят шашлыки. Я их не люблю, они жесткие, а ты любишь?
– Не откажусь, – засмеялся Сергей. – Нас у мамы четверо, нам мясо не так часто доставалось. Вот будет у меня отпуск – поедем с тобой в Палласовку, это маленький город в Заволжье. У нас тоже красиво – только по-другому. Конечно, лесов у нас нет, зато в степи море тюльпанов. Мой дядька за один сезон на них мотоцикл купил. В Москву возил продавать. Особенно когда ветер, красиво – будто тюльпановое море колышется. Поедешь со мной?
– Посмотрим на твое поведение, – засмеялась Нонна. – Это мама так говорила. Мы с Ирой попросим что-то – и ждем, что она скажет: если «посмотрим на ваше поведение» – значит, согласна, просто обещать не хочет, а когда сердилась, называла нас «друг ситцевый». Вот скажет мне: «Ну, друг ты мой ситцевый…» и я сразу вспоминать начинаюв чем провинилась? А теперь… ни за что бы ее не расстраивала! Ей бы и не пришлось меня так называть.
– А какая она – твоя мама?
– Строгая. Но с нами и нельзя было иначе. Я теперь ее понимаю: четверо сорванцов, шляются где-то целыми днями, хорошо, если школу не прогуливают. А она на работе целый день, а то и ночью дежурит. Она телефонисткой была на станции. Отца я не помню, он умер, когда мне три года было. Я ведь самый младший, и самый хулиганистый был. Хорошо, военрук за меня вовремя взялся, а то не знаю, кем бы я стал. Этот военрук – Дмитрий Петрович – ко всем мальчишкам подход нашел. Вот кто настоящий педагог, хоть и без образования. Из моего класса почти все ребята в военные училища пошли, правда, в средние. О высшем я и мечтать не смел. А теперь рад и в Ржаные Поля попал – о них у нас легенды ходили, и самую красивую химичку встретил…»
* * *
Они медленно шли по знакомой тропинке на станцию.
Какой печальный день. Даже дождик накрапывает, оплакивая грядущую разлуку.
– И почему я не пошла на математику? – вздыхала Нонна. – Татьяна Владимировна бы меня подменила, а так… я и просить не смела… единственный химик… Зоя Павловна болеет… кто ж меня сейчас отпустит? Давай я хоть сумку понесу, чемодан, наверно, тяжелый?
– Да нет, не тяжелый. Ты только не скучай, я там за двоих буду скучать. Надо же… так мечтал об отпуске – а теперь и ехать не хочу. Ты меня жди, хорошо?
– Хорошо. А ты смотри – на девушек не заглядывайся. А то почувствую что-нибудь – и приеду в твою Палласовку. И не посмотрю, что уроки, экзамены… А потом меня уволят, буду безработной, а ты будешь виноват…
Поезд прибыл минута в минута. Вот ведь, когда нужно опоздать, поезда не опаздывают…
Опустела земля.
Даже воздух стал туманным и липким… И тишина звенит на тоскливой ноте, и птиц не слышно. Дождь прекратился…
«Опустела без тебя земля,
Как мне несколько часов прожить?..»
Сколько это – несколько часов? Два? Три? Десять? Всё равно – это только несколько часов… а не двадцать три дня.
Сейчас она придет домой и раскрасит в календаре жёлтым все дни без Серёжи, а потом каждый вечер будет вычёркивать прожитый день зеленым фломастером. Фломастером цвета надежды.
Как по-разному течет время! Еще неделю назад оно летело и тетради нужно проверить, к урокам подготовиться, обед-ужин сварить, постирать, купить, Иришку встретить на станции, и – самое главное – на свидание не опоздать. А сейчас только на часы и смотрит, когда же день закончится – еще один долгий день без него…
Тридцатого мая Нонна торжествующе перечеркнула зелёным последний жёлтый квадратик – завтра в пять вечера она встретит Серёжу на станции!
Поезд опоздал на пятнадцать минут.
Сергей спрыгнул с подножки, обнял сияющую Нонну: «Ни-ког-да! Ни-ко-гда ни-ка-ких раз-лук! Поняла?» «Поняла! Ни-ког-да!»
Глава 3
Хорошо быть невестой – сшила белое платье, купила фату и никаких проблем! А тут думай, думай, что на свадьбу надеть… голову можно сломать. Тёмное не хорошо – сестра замуж выходит, а ты как в трауре. Розовое ей не идет, в голубом будет Наташа, в бежевом – Татьяна Владимировна, она давно себе платье купила, Ира его даже укорачивала. Она многим в городке помогала – то подшить, то ушить, то переделать… Любит она это дело! Бабушка в их семье шила, наверное, Иришка в нее удалась. И напёрсток, что от бабушки остался, ей впору – тоненький, серебряный, погнутый с одной стороны… а всё равно впору. Без него и не получается ничего, будто бабушка в него что-то доброе и волшебное нашептала. «Поспорили раз портняжка с чертом – кто быстрей рубаху сошьёт, – рассказывала бабушка, – взял черт нитку длинную-длинную, чтоб не вдевать часто в иголку, а портняжка взял короткую и начали. Черт сделает стежок и бежит далеко-далеко, пока нитка не кончится, а портняжка раз-два и дальше шьёт. Уже рубаха у него готова, а чёрт все за ниткой бегает…»
Каждый раз Ира бабушку вспоминает, как шить садится. Ей интереснее не новое шить (из куска-то ткани кто угодно сумеет), ей нравится фантазировать, перелицовывать, фасон изменять. А себе ничего не может найти, третий день по магазинам ходит. Вот, еще в ЦУМ зайдет, может, что новенькое появилось, а если ничего не найдёт, то сошьёт сама, тем более, ткань легче купить. Так… это она вчера видела, это – тоже, а это… Стоп! Какая милая блузочка – белая, в синий горошек, и воротничок оригинальный. Если к ней средней длины синюю юбку, да белые клипсы… а материал синий у неё есть – ещё зимой в военторге купила. Юбку-то она за вечер сошьёт! Надо же, как повезло, такая милая блузочка! И на электричку успеет, еще сорок минут… если, конечно, троллейбус не подведет.
Не подвёл. И с блузкой Ира не промахнулась – была на свадьбе самая красивая! После Нонны, конечно. Нонна вообще красавица, а в день свадьбы вся так и светилась!
И папа почти не пил. Ира на всякий случай рядом с ним села, но он и сам молодец. Пообещал накануне, что не испортит им праздник и не испортил. Интересно, а как Серёжа его будет теперь называть? Когда он пришёл к ним в первый раз, и Нонна сказала: «Знакомьтесь: это – Сергей, а это – мой папа», Серёжа привычно вскинул руку к виску: «Здравия желаю, товарищ подполковник!» А папа засмеялся: «Это там я тебе подполковник, а здесь – Кирилл Иванович». А может, он его будет папой звать? Нет, папой… как-то не так. Да еще вдруг перепутает? На службе скажет: «Здравия желаю, папа!» Нет… Кирилл Иванович лучше всего.
…Что ж, покорюсь я наступающим годам,
Отдам им всё – и блеск дневной, и свет ночной,
Но одного я – пусть не просят! – не отдам:
Любовь, пришедшую ко мне той весной…
Какие же они красивые, ее Нонна и Серёжа! Красивые – и счастливые!
После свадьбы Нонна переехала к мужу. К папе она забегала каждый вечер – то одна, то с Серёжей. Всё, как и раньше, а на выходные домой приезжала Ира.
«Не оставляйте его…»
Не оставляли.
* * *
Конечно, с техникумом она поторопилась. Если бы Наташка, подружка, не уговорила – «радиоаппаратостроение, радиоаппаратостроение!» – ни за что не пошла! Наташке-то хорошо, она и в школе физику с математикой любила, а Ире каково? Вон – решай теперь задачки по электротехнике… А оно ей надо? Законы Кирхгофа, законы Кирхгофа! Хорошо, только два придумал этот Кирхгоф, а то, вообще, туши свет. Лучше бы за это время, непонятно на что потраченное, сшила что-нибудь! Вон, вчера Нина Сергеевна, комендант общежития, приходила, принесла брюки сыну укоротить. А Таня из девятой группы попросила воротник у плаща переделать. Ира как глянула: «Вот халтурщики: всё вкривь и вкось! Ну, не знаю… не обещаю… попробую…» У нее уже на месяц вперед заказов набрано, и вот ведь проблема – каждый хочет как-то отблагодарить. А ей неудобно деньги брать… она ж с радостью шьёт, себе в удовольствие. Комендант говорит: «Не вздумай отказываться! Ты время тратишь, зрение, нитки, в конце концов. Мой тебе совет: собирай на кооператив. Как раз учёбу закончишь – и сумма нужная набежит. А клиенток я тебе обеспечу». И Нонна говорит, что каждый труд должен быть вознаграждён. Наверное, они правы. Но с Наташки она денег брать не будет, и с других подружек тоже.
* * *
Где же ошибка? Не сходится баланс мощности – хоть режь! Уже дважды пересчитывала… Можно папу спросить – да как? Опять заперся в своей комнате… Ой, Нонна с Серёжей пришли! Может, Серёжа знает, как этот кошмар решается?
– Рассчитать цепь переменного тока, если емкостное сопротивление… Ну, и в чем загвоздка? Это ж совсем просто. Смотри, частота известна, напряжение тоже… По первому закону Кирхгофа… По второму… Так, теперь проверим. Всё, получай свой расчёт!
– Получилось? – обрадовалась Ира, – Ну, спасибо! Я бы еще два часа возилась! И как ты это всё помнишь? Ты давно это учил? На каком курсе?
– Давно, – улыбался Серёжа. – Но, наверно, неплохо учил… нам иначе нельзя – полетит ракета не в ту сторону. Что смеёшься? Ты ж не хочешь, чтобы ракета на наши Ржаные Поля упала?
– Не хочу! Но точно знаю – сдам экзамен (тьфу-тьфу-тьфу) и – как дурной сон! А что это вы сияете оба? Я с этим дурацким балансом сразу и не заметила.
– Да уж, сияем… Зови папу – новость есть.
– За такую новость не грех и выпить, – обрадовался папа. – Иришка, тащи, что там есть в холодильнике, и две рюмки не забудь. Почему две? А потому, что ты еще маленькая, а Нонне нельзя. Так что, дорогой зять, отпразднуем нашу новость вдвоем…
* * *
Бедная сестрёнка! Совсем высохла. Ира ей уже две юбки заузила, а она всё худеет. Четвёртый месяц, а токсикоз не проходит. Татьяна Владимировна говорит, это нормально. Чуть-чуть потерпеть нужно и пройдет. И прийдется не только юбки расставлять – всё новое шить. Ира уже и фасоны для беременных посмотрела, на Нонну прикинула, ткань купила тёплую – зимой и понадобится.
В тот вечер Серёжа задержался на службе, и Нонна пришла к папе одна. Дома никого не было. Она сварила пельмени (они с Серёжей вчера много налепили)… Мороз… на балконе мигом замёрзнут, вытерла пыль, подмела полы, постояла перед маминым портретом… «Мамочка, ты меня слышишь? У меня всё хорошо, через три месяца у тебя будет внучка. Я не точно знаю, что внучка, но Татьяна Владимировна говорит, если живот круглый, будет девочка. Риточка. Рита. Я предложила и Серёжа согласился. А если мальчик, то назовём Антоном. Это Серёжа придумал, ему нравится, как звучит – Антон Сергеевич Сапрон. Мамочка, он очень хороший. Я его так люблю! У Иришки тоже всё хорошо, конечно, учится она так себе, но это не потому, что ленивая, а потому, что много шьёт. Я уж ей говорила – всех денег не заработаешь, но она решила скопить на квартиру. Не хочет в городок возвращаться…. А папу мы не бросаем. И не бросим».
Она вышла на улицу, завернула за угол и закричала – на стылой земле лежал папа. «Папа! Вставай! – просила она. – Мне трудно тебя поднять, помоги мне! Ты такой тяжелый… Папа, помоги мне…»
Ночью Нонна разбудила мужа: «Серёжа, со мной что-то не так. Воды отошли… очень больно… мне страшно».
Нонну привезли в районную больницу под утро, а днём измученному неизвестностью Сергею сказали, что ребенка спасти не удалось. Жену можно будет увидеть, когда проснётся – сейчас спит после наркоза, но детей у нее больше не будет.
* * *
Нонна не понимала, почему у нее не было слёз… Ни в больнице, когда Серёжа сообщил ей страшную новость, ни потом, когда горько плакала у нее на груди Иришка, ни дома, когда папа встал перед ней на колени: «Дочка, прости. Никогда больше… ни капли… Маминой памятью клянусь…»
Через месяц Нонна вышла на работу.
Татьяна Владимировна обняла её за плечи и сказала, что все её очень ждали. Завуч спросила, какое расписание она предпочтет – все уроки за три дня или разбросать их на всю неделю. Учитель труда подвинул ей новенький мягкий стул, физрук протянул журнал… Она тихо поблагодарила и едва дождалась звонка.
– Нам прийдётся много работать, – сказала она десятому классу. – Экзамен не за горами, а нужно наверстать то, что пропустили за месяц. Я очень надеюсь, что мы справимся.
– Нонна Кирилловна, – встал Вова Жлобин, – вы не волнуйтесь. Мы химию знаете, как любим? Мы ее больше всего учить будем, мы вас ни за что не подведем.
Никто не заметил, как бесшумно открылась дверь и в класс заглянула завуч – ни мальчишки, демонстративно смотрящие куда-то в сторону, ни девочки, вытирающие глаза, ни Нонна Кирилловна. Она стояла перед притихшим классом и не замечала, как текут по щекам слёзы…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
