Текст книги "Читай меня вслух. Том 2"

– Интересуюсь музыкой, – уклончиво сказала Катя. Пианистка оценила это и с воодушевлением продолжила:

– Я работаю в филармонии. Приходите послушать наших студентов. Думаю, их пример вдохновит вас на творческие успехи!

Ее жесты, блеск в глазах и звонкие нотки в голосе раскрывали перед Катей человека, говорящего о своей работе с душой. Многим ли жизнь предоставляет шанс заниматься любимым делом? Многим ли удается найти свое призвание, от которого бы сверкали глаза? Катя хотела так же.

Они обменялись любезностями и разошлись, как и положено было сделать сразу случайным встречным. Окончание разговора принесло Кате облегчение, словно в обществе статной дамы она втягивала живот, а теперь могла свободно выдохнуть и расслабиться.

Но книга с новой подсказкой не давала покоя. Затерявшись в пустом отделе с учебной литературой, Катя нетерпеливо открыла самоучитель. Внутри она нашла обрывок бумаги в клеточку и сразу вспомнила игру, когда в книгах оставляли какие-то послания будущим читателям. Она частенько вкладывала между страниц записки для случайного адресата и сама хотела бы обнаружить такое письмо.

И вот теперь держала в руках записку, в которой сообщалось:

«Чтобы быть героем в книге, нужно спасти человечество или убить монстра. Чтобы быть героем для книги, достаточно спасти ее, даровав вторую жизнь. Тысячи пыльных книг нуждаются в твоей помощи, но тебе нужна лишь одна — А. С. Пушкин, сборник стихов, том I. Помоги книге, и она поможет тебе!»

Все тот же небрежный почерк, буквы-колючки и пляшущие строчки, не вписывающиеся в расчерченные на бумаге клеточки. Некоторые слова ей пришлось внимательно разглядывать, чтобы собрать их по буковке, различая каждую. «Т» было похоже на «г», а оно больше напоминало не букву, а значок молнии; «д» имело острый хвостик, словно хотели написать «а», но рука дрогнула от толчка, прибавив букве лишние линии. Сам текст послания оказался еще сложнее для ее восприятия, нежели почерк, к которому она уже начала привыкать. Эта подсказка была зашифрована полунамеками и, несмотря на указание конкретной книги, оставалась головоломкой. В какой именно книге Ник спрятал следующую подсказку? Где ей искать тот единственный томик? Катя снова перечитала записку, разбирая каждое предложение. Что Ник вкладывал в понятие «спасти книгу»? Возможно, он хотел, чтобы она обновила старую потрепанную книжицу из библиотеки, подклеила страницы, заменила корешок и заново нанесла на ее обложку со стершейся позолотой название.

Она решила подумать над головоломкой позже: сунула записку в карман куртки, положила самоучитель поверх стоявших на полке книг и поспешила к выходу. Эта игра с Ником захватила ее с первых секунд, и Катя хотела бежать, ловко распутывая одну загадку за другой, чтобы добраться до последнего рубежа как можно скорее.

Она прошла мимо кассирши, которая со скучающим видом отсчитывала покупателю сдачу, и толкнула дверь от себя, возвращаясь в холод ноябрьского вечера. Дверь приоткрылась и, точно встретившись с каким-то препятствием, вернулась в исходное положение, едва не прищемив Кате пальцы. Она толкнула дверь снова, уже не отпуская ручки, и вышла на лестницу, не сразу заметив слева от себя девушку, которая потирала ушибленное плечо. Катя увидела ее, когда дверь уже захлопнулась. Девушка была не напугана, а скорее растеряна. Большие карие глаза, дрожащие губы и неестественная гримаса, как у человека, который едва сдерживает слезы. Ее лицо показалось знакомым, но вспомнить, кто она, Катя не смогла.

– Вы ушиблись? – Она обеспокоилась, что девушка плачет от боли. Незнакомка ничего не сказала, только отрицательно помотала головой и шмыгнула носом. – Простите, я не заметила вас!

– Мелочи, не обращайте внимания, – подала девушка голос: тонкий, с надрывом и очень слабый, похожий на мышиный писк. – Вы здесь совершенно ни при чем.

– Для начала я предлагаю вам спуститься с лестницы, если не хотите заработать еще один ушиб. – Катя протянула девушке руку.

Никогда прежде ей не хотелось взять за руку незнакомого человека – прикосновения чужаков воспринимались как ожоги. Катя сторонилась людей и не переносила, когда едва знакомые собеседники позволяли себе похлопать ее по плечу или приобнять. Но сейчас все было по-другому. Она сама протянула руку и сжала дрожащую ладонь незнакомки.

– Что-то случилось? – спросила Катя, когда они спустились по крутым ступенькам.

– Пустяки, – пискнула незнакомка, однако за этим словом скрывалось очевидное и простое «да».

Людям иногда сложно признаваться в своих проблемах, особенно если о них спрашивают прямо. Катя чувствовала, как девушка замыкается в себе, поэтому не стала докучать вопросами. Прошло несколько мгновений, которые понадобились незнакомке, чтобы рассмотреть Катю и оценить ее как собеседницу. Очевидно, Катя произвела положительное впечатление, потому что незнакомка коротко сказала:

– Меня уволили.

Слова сорвались с губ, подобно слезам: в них была и печаль, и боль, и обида, и едва уловимый страх. В воображении Кати эти слова выглядели, как две крупные слезы, оброненные при неосторожном взмахе ресниц. Интересно, как бы звучали эти слова из ее уст? «Меня уволили» – как выдох облегчения, прозрачный воздух, получивший свободу.

– О, так вы четвертый консультант?

– Бывший, – с горечью добавила девушка.

– Да не переживайте, там надолго никто не задерживается!

Катя не нашла более подходящих слов. Это на бумаге она была красноречива, а в общении часто терялась, как будто разучилась составлять предложения. Наверно, поэтому она и не любила разговаривать с людьми.

Бывший консультант недоверчиво покосилась на Катю.

– Вам повезло, что вы меня встретили. Я знаю, что вам поможет!

Брови-домики, придававшие незнакомке и без того удивленный вид, изумленно поползли вверх. Не дожидаясь ответа, Катя потянула ее за рукав драпового пальто.

Вспомнив слова Ника, она решила начать общение со знакомства, чтобы придать разговору должную непринужденность. В ответ девушка представилась Милой, и это имя идеально подходило ее хрупкой натуре. А больше она не произнесла ни слова.

Кондитерская встретилась им так вовремя, словно только что возникла на пустом месте, чтобы спасти этот разговор. Катя затащила новую знакомую в теплое помещение, пропитанное запахом корицы и кофе. Она выбрала «свой» столик в уютном закутке. Иногда, после встреч с матерью, Катя забредала сюда и могла сидеть часами, запивая горячим шоколадом вкус травяных настоев, которые мама подавала к пирожным безе. Это был не просто столик в кондитерской – Кате он казался молчаливым психологом, к которому она ходила изливать душу. Две чашки горячего шоколада оживили стол – салфетки на нем теперь выглядели уместно, а полированная поверхность отражала белую керамику блюдец.

– Горячие напитки обжигают языки, но чаще – развязывают их, – улыбнувшись и обхватив ладонями чашку, сказала Катя.

Снова наступило молчание. Катя заерзала на стуле, теряя терпение.

– Я думаю, этот столик волшебный. Расскажешь ему о своих жизненных трудностях – и станет легче. Ну же, смелее. Что произошло там, в книжном?

Глоток горячего шоколада растопил в Миле внутренний айсберг, о который разбивались все прошлые Катины слова.

– Опять на работу опоздала. – Бывший консультант всхлипнула и тут же затихла. Посидела в молчании, нервно комкая салфетку, а потом добавила: – Мне приходится сидеть с младшей сестрой. Папа работает, мама в больнице, я – единственная, на кого она может положиться.

– А у меня есть младший брат, – Катя попыталась отвлечь новую знакомую от грустных мыслей, но та снова проигнорировала реплику.

– Разве я могу оставить ребенка в такой трудный момент? Окружающие думают, что она маленькая и несмышленая, но Соня все понимает, – снова раздался горестный всхлип. Салфетка в руках Милы превратилась в жалкий смятый клочок, который она перебирала дрожащими пальцами. – Но мне нужна эта работа, потому что маме требуется лечение, а денег не хватает…

Слушая ее, Катя задумалась: о брате и маме, задавшись вопросом, чем они сейчас заняты. В эту секунду отчаянно захотелось оказаться рядом с ними, чтобы просто обнять и убедиться – у них все в порядке: Сенькины динозавры ведут себя прилежно, а мамины дежурства на линии проходят в штатном режиме и любимый чайный сервиз в полном составе… И в их уютном мирке нет места болезням, страхам и отчаянию.

В ушах Кати раздавался монотонный голос Милы, который был лишь фоном ее собственных размышлений. Она то выныривала из них, чтобы уловить суть монолога, то снова возвращалась к своим мыслям. Катя не знала, какие фразы способны утешить Милу. Она не могла подобрать нужных, а потому предпочла молчать, задумчиво потягивая горячий шоколад. Мила тоже затихла и стала размешивать содержимое своей чашки, ритмично постукивая чайной ложкой.

Катя отставила напиток в сторону. Слишком сладко. Каждый раз она оставляла половину и запивала шоколад стаканом холодной воды. Но сейчас нарушила эту традицию, чтобы не бросать собеседницу. В попытках заглушить приторное послевкусие Катя вытащила из подставки зубочистку и стала жевать ее мятный краешек. Свежесть мяты пробудила в ней желание заговорить:

– Все равно, что я скажу тебе, мои слова никак не изменят ситуацию. Важнее то, что ты сама скажешь себе, чтобы пережить этот момент.

– Возможно, ты права. – Мила пожала плечами и заправила за уши прядь темно-русых волос.

– Я точно знаю, что говорю, – со вздохом произнесла Катя, переламывая в руках пожеванную зубочистку. В эту секунду она ощутила себя слабым ребенком, чьих сил хватает лишь на то, чтобы сломать щепку. – И все-таки я скажу тебе, что все будет хорошо, потому что искренне в это верю.

Она перевела взгляд на Милу и подбадривающе улыбнулась. Губы-ниточки изогнулись, отвечая Кате.

В следующую минуту ей в голову пришла безумная идея. Подчиняясь внезапному душевному порыву, Катя пододвинула к Миле чистую салфетку и в приказном тоне, копируя манеру Дарьи, заявила:

– Пиши!

Катя устало опустилась на стул. Мелкая дрожь – то ли от озноба, то ли от усталости, – не унималась. Катя закрыла глаза, пытаясь расслабиться, но картинки и образы минувшего вечера не давали покоя.

По привычке она открыла текстовый редактор и вгляделась в курсор, надеясь с его помощью распознать присутствие Ника. Возможно, она была единственным человеком на планете, которого могло заинтересовать поведение курсора. Однако сегодня его пульсация была размеренной и самой что ни на есть обыкновенной. Она решила удостовериться, что Ника здесь нет, и написала: «Я нашла подсказки. Каков твой план?» Курсор выдал строчку символов и, с чувством выполненного долга, вернулся к своему беззаботному подмигиванию.

Ник отмалчивался. Отчего-то Катя представила его в образе ребенка, который, играя в прятки, притаился в шкафу и хихикает в ладошку. Она подумала о брате – настоящем профи в этой игре: прятался он всегда надежно и со шпионской изобретательностью. Но главное – он умел ждать. Когда любой, кто заскучал сидеть в своем укрытии, выбирался бы к водящему, Сеня усердно ждал – даже если прятался под кроватью, где слой пыли противно щекотал ноздри. Именно такого упрямого, изобретательного мальчишку и представляла себе Катя, наблюдая за тонкой линией курсора.

Игра, которую затеял Ник, оказалась сложнее, чем обычные прятки. Катя не знала ни правил, ни финала этой игры. Что ей нужно делать? Что она получит в случае победы? Задать эти вопросы было некому. Обидная вещь. Прежде, сталкиваясь с отсутствием собеседника, Катя высказывала свои мысли блокноту. Сегодня же ей не хотелось прикасаться к нему – там тоже Ник, и поделиться откровениями с блокнотом – все равно что пожаловаться на Ника ему же. Катя шумно выдохнула, словно вместе с воздухом выпуская несказанные слова. Удивительно, но помогло. Может, если лечь на диван – станет еще легче? Проверила: устало рухнула на спину и раскинула руки в стороны, изображая то ли звезду, то ли кленовый лист. Выскочившая из дивана пружина больно впилась в левую лопатку; Катя лишь ойкнула – у филологов не принято изъясняться нецензурно, даже наедине с диванной пружиной.

Так, ощущая слабость в теле, под колыбельную гудящего компьютера, экран которого уже погас, Катя уснула – провалилась в сон резко, точно кто-то одной кнопкой отключил ее от реальности, а потом, так же неожиданно, включил.

Она вздрогнула и открыла глаза. В комнате было еще темно, но Кате казалось, что она проспала очень долго. Ворот водолазки неприятно сжимал горло, а ремень на джинсах давил в бок металлической пряжкой. «Кто придумал такую неудобную одежду?»

Катя нащупала пряжку, долго провозилась с ней и, наконец, победно стянула с себя штаны, швырнув их на другую сторону дивана. С водолазкой расправилась проще – если не считать того, что голова застряла в узком вороте.

Сражение с одеждой ее взбодрило. Она захлопала глазами и поднялась на локтях, застыв в позе, средней между «лежать» и «сидеть». Катя попыталась прикинуть, сколько сейчас времени, но проверить свои догадки не смогла. Будильник скрывался где-то в беспорядке на письменном столе, а настенных часов в комнате не оказалось – она сняла их в первую же ночь, когда переехала сюда. Часы были маленькие, но громкие, с яркой оправой из дешевого пластика и объемными фруктами на циферблате – очевидно, кухонные. Они висели в комнате, над дверным проемом, и противно тикали Кате под ухо, а потому были сосланы в кладовку, к остальным ненужным вещам, которые хозяйка жилья не разрешала выбросить.

Чтобы узнать время, пришлось доставать телефон из рюкзака. Часы на экране показывали 5:55. Ей понравилось сочетание цифр, и она смотрела на эту идеальную комбинацию, пока та не превратилась в заурядную 5:56. Теперь даже созерцание потолка было интереснее циферблата.

Несколько минут она пролежала неподвижно, глядя наверх, в потолок, но и без того слабое зрение в темноте не различало почти ничего. Внезапно глаза уловили какое-то движение. Она не увидела его, а скорее почувствовала. Это напомнило о таракане или сороконожке, что в любой момент могли сорваться и свалиться на нее. А она не то чтобы боялась насекомых, но и симпатии к ним не питала. Поэтому клацнула выключателем, чтобы осветить потолок и встретиться с врагом лицом к лицу. Каково же было ее облегчение, когда вместо воображаемого таракана она увидела на потолке кусок штукатурки, который готовился вот-вот рухнуть вниз. По мнению Кати, падающий на голову потолок был куда лучше таракана. Со всей этой историей про ожившего персонажа она стала слишком нервной и пугливой.

После таких приключений спать расхотелось. Завернувшись в плед, Катя включила компьютер и забралась на стул. В ее жизни сон и творчество давно стали взаимозаменяемыми: если не спалось, она садилась за роман, а если предложения не клеились – ложилась спать.

Катя открыла текстовый редактор, прочитала последние пару строк, вспоминая, на чем остановилось повествование, и начала новый абзац. Пальцы бодро забарабанили по клавиатуре.

«Пора разбудить Ника!»

Он проснулся от будильника. Противный звук больно царапал уши, привыкшие к музыкальной гармонии. Прижав голову к подушке, Ник попытался нашарить на пыльном полу будильник. А тот, казалось, убегал от руки, потому что нашелся под кроватью, вначале подсунув вместо себя тапочек. Когда источник шума был обезврежен, Ник проснулся окончательно. Он сел в кровати, разминая затекшую шею, и захлопал глазами, точно сбрасывая с них картинки из сновидений.

Пальцы замерли над клавиатурой, устав, как после исполнения сложного ритмичного этюда: вместо нот – буквы, вместо мелодии – гармония слов. Ничто не волновало ее в этот момент, кроме пульсации курсора. Вначале он мигал с обычной частотой, потом, едва уловимо для глаз, искривился, словно хотел выгнуться дугой, а в следующий миг сорвался с места, запрыгав по строчке и оставляя за собой вереницу букв.

– Эй, мы так с тобой не договаривались! Я разве не предупреждал тебя, что хочу отдохнуть? – написал Ник, спросонья пропуская запятые, а потом возвращаясь вместе с курсором назад, чтобы исправить ошибки.

Катя улыбнулась – хитро и гордо. Никогда прежде внезапное озарение и сумасшедшая идея не приносили таких результатов. Ей достаточно было написать, что Ника разбудил будильник – и это действительно произошло в его книжной реальности. Впрочем, она уже перестала поражаться странным вещам; само слово «странный» следовало вычеркнуть из лексикона за ненадобностью.

– Доброе утро! – ответила Катя, несмотря на то, что в ее реальности было шесть часов утра – время, не совсем подходящее для пробуждения с хорошим настроением.

– Да уж, добрее и представить сложно, – продолжал занудничать Ник. – Чего тебе не спится?

– У меня накопилось слишком много вопросов к тебе.

– А я уж подумал, что ты соскучилась…

– Ты слишком высокого мнения о себе! – написала Катя, хотя ей хотелось согласиться с Ником. Но случай был совсем неподходящий.

– Я, вообще-то, про творчество говорил.

Она фыркнула, однако Нику в ответ досталось только обиженное молчание. Катя выдержала всего пару минут. Опасаясь, что за это время Ник снова уснет, она спросила:

– Я поняла, как ты узнал про руки в чернилах. Но что ты написал мне в той книге, которую я подобрала на улице?

– Возьми да прочитай. Глупо спрашивать об этом! Представь, что тебе написали письмо, а ты звонишь с вопросом, что же в том письме, которое лежит в твоем почтовом ящике.

– Книга не в почтовом ящике, а у незнакомого человека, напугавшего меня! И это по твоей вине, между прочим!

– Анатоль абсолютно безобидный! Очень добрый и доверчивый. Думаешь, обычный человек стал бы исполнять просьбу, написанную в найденной книге?

– Так это был случайный прохожий?

– Вовсе не случайный, а тщательно подобранный, – исправил Ник. – Я подумал, что поэт и безнадежный романтик не откажет в помощи передать книгу воооон той мисс Чернильные Руки. Ты бы знала, сколько времени и фантазии мне потребовалось, чтобы привлечь его внимание. На твое счастье, Анатоль принял это за игру и согласился. А ты еще нос воротишь!

– К чему столько сложностей?

– Ну ведь в блокноте ты мне не отвечала! Так что ты сама все усложнила.

– Допустим, – сдалась Катя. Бессмысленно было продолжать разговор на эту тему. Она решила попытать счастья в другом: – Я нашла твою подсказку, но ума не приложу, где должна искать этот старый томик со стихами…

– Э-э, нет, мы так с тобой не договаривались. Неужели ты считаешь, что я буду придумывать загадки, если могу просто так взять и сказать тебе все? Я лягу спать, если ты продолжишь донимать меня расспросами!

– Опять вернулся к шантажу? – Катя нахмурила брови, но это не произвело никакого эффекта на Ника, который все равно ее не видел.

– Это правила игры, а не шантаж, – написал он и, не дав Кате ответить, добавил: – Ты бы не могла написать, что мои носки лежат под кроватью? Никак не могу их найти!

– Только если скажешь, что делать с твоей загадкой, – не растерялась Катя.

– И этот человек пять строчек назад укорял меня в шантаже… – ответил Ник и, сделав затяжную паузу, неожиданно написал: – Хочешь получить подсказку?

– Зачем спрашивать, если и без того знаешь, что хочу?!

– Тебе нужно купить манго!

– Ты шутишь?

– Я разве похож на шутника?

– Я вообще не знаю, как ты выглядишь.

– Ты сама писала, что я молчаливый и угрюмый.

– Но ведь ты совершенно не такой!

– Я тебе про манго, а ты мне – про меня же. Умение поддержать разговор – ноль баллов!

Катя замерла, перечитывая их эмоциональную переписку. То он отказывается давать подсказку, то настаивает, чтобы она воспользовалась ею: было в этом что-то подозрительное. И все же, несмотря на сомнения, она взглянула на часы, размышляя о том, как долго ей придется ждать открытия магазина. Все ближайшие супермаркеты закрыты в столь ранний час. Да и кому взбредет в голову покупать фрукты в шесть часов утра, в воскресенье! Однако один магазин для таких страждущих ей вспомнился – круглосуточный супермаркет в паре остановок от дома. Бегло набрав Нику сообщение: «Я тебе верю, и только попробуй обмануть!», Катя отправилась в ванну, чтобы привести себя в порядок перед утренним путешествием. Вскоре она выскочила в коридор: ловко нырнула в рукава пуховика, зыкнула молнией, натянула ботинки, которые уже привыкла не завязывать в спешке…

Лестничная площадка освещалась тусклым желтоватым светом лампочки. На улице было еще темнее – одинокий фонарь стоял на углу улицы, а дворик у подъезда тонул в полумраке. Лавочка казалась большой собакой, а за растущими вдоль дома деревьями мерещились движущиеся фигуры. Плохое зрение делало Катю уязвимой, ведь большая собака могла притвориться лавочкой, прежде чем цапнуть за ногу, а за деревом мог прятаться грабитель. То ли от этих видений, то ли от озноба Катя поежилась. Отгоняя от себя дурные мысли, она зашагала по тротуару, с каждым движением ускоряясь и переходя на бег, – так и добралась до остановки, которая ранним воскресным утром пустовала. По шоссе проезжали редкие машины, раздирая темноту ярким светом фар.

Автобус подъехал, когда ноги Кати окоченели. Ей казалось, что она простояла в ожидании не меньше получаса, хотя, если верить часам, прошло несколько минут. Она расположилась на ближайшем к двери сиденье, словно собиралась выскочить на улицу, случись что-нибудь по пути. Но из пассажиров никто не таил в себе угрозу: ни спящий студент, прислонивший голову к стеклу, ни бабушка, читающая газету – вчерашний выпуск «Городского вестника». Катя узнала красный шрифт с засечками. Она попыталась угадать по выражению лица, какую статью читает старушка, но неподдельная заинтересованность читательницы завела расследование в тупик. Катя считала «Городской вестник» самым унылым чтивом, а потому ни одной версии не было. Действительно, сыщица из нее никудышная.

Автобус быстро проехал квартал, огибая высотные дома. Будь сейчас час пик, он бы долго поворачивал на улицу, неуклюже пробираясь сквозь поток машин. Жизнь в городе заставляла смириться с потерянным впустую временем и одновременно учила его ценить.

Вскоре Катя сошла со ступенек, довольная и воодушевленная. Ее цель – круглосуточный супермаркет – располагалась через дорогу, и Катя почувствовала себя настоящим везунчиком, когда увидела зеленый сигнал светофора. Во второй раз она подумала об этом, обнаружив на полке манго – последнее, точно ночью кто-то скупил все, предусмотрительно оставив одно специально для нее. Катя внимательно рассмотрела ценник, вывеску и даже инструкцию на электронных весах – все, где можно было отыскать текст. Но никаких изменений, похожих на подсказку от Ника, не увидела. Не отчаиваясь, Катя схватила манго и, прижимая его к груди, направилась к кассам.

Спелый фрукт источал терпкий аромат. Она любила этот запах, а вкус манго – что-то среднее между сладкой морковкой и сосновыми иголками – напоминал ей о детстве. О тех временах, когда они с отцом наряжали елку и шли в магазин со списком покупок для новогоднего стола…

Девушка на кассе удивленно покосилась на Катю. Она проигнорировала этот взгляд, привыкнув, что на нее все смотрят с недоумением, точно видят перед собой инопланетянина.

Не отходя от кассы, Катя изучила чек. С виду – ничего странного. «Где же тогда искать подсказку?» Она даже проверила мелочь, полученную на сдачу, но пятаки и рубли выглядели как обыкновенные монетки. Отчаяние и досада натолкнули Катю на совершенно сумасшедшую идею. Слова сами собой сорвались с губ:

– Простите.

Кассирша, и без того наблюдавшая за Катей с удивлением, изумилась еще больше. Она нервно одернула жилетку, как бы говоря: «Только попробуй сделать возврат!» Но на этот раз профессиональное чутье кассиршу подвело.

– У вас, случайно, нет томика со стихами Пушкина?

– В магазине нет книжного отдела, – ответила кассирша, косясь на оттопыренный карман покупательницы, из которого торчало манго. Ну и комплект: томик Пушкина и манго на тарелочке. И все это ранним воскресным утром. Попахивает шизофренией.

– Не в продаже, а у вас лично. Старого, потрепанного издания, – продолжала допытываться Катя. С каждым ее словом удивление все больше искажало лицо кассирши: вначале она вскинула брови, потом нахмурила их, затем снова подняла, выпучив глаза.

– Н-н-нет, – заикаясь, сказала кассирша, судя по напряженной позе, готовая в любую секунду вызвать охранника или санитаров.

– Извините, – буркнула Катя, растеряв весь энтузиазм, и бросилась прочь, придерживая рукой манго, которое так и норовило выпрыгнуть из кармана.

Раньше она никогда не краснела от стыда, но в дверном стекле Катя увидела испуганную девушку, чьи щеки пылали, как у лыжника-марафонца. Она ругала себя за свою глупость, с каждым шагом придумывая новые определения. На «чокнутой» дошла до автобусной остановки и переключила свой гнев на Ника. По дороге домой она воображала предстоящий разговор и выбирала слова, чтобы точно описать, насколько она разгневана. Но когда Катя оказалась возле компьютерного стола, фразы забылись. Все, что она смогла придумать, уместилось в одной короткой строчке:

– Ты лжец!

Ответ появился сразу, как будто Ник сидел и терпеливо ждал ее возвращения:

– Чем я заслужил такое оскорбление?

– Ты зачем соврал про подсказки? – набрала она, гневно стуча пальцами по клавиатуре.

– А я разве врал? Наоборот, предельно честно написал, что никаких подсказок от меня не дождешься! Можешь даже проверить, я не стал удалять наш разговор.

– Ты отправил меня в магазин за этим дурацким манго, пообещав дать подсказку!

– Ничего подобного. Я лишь спросил, хочешь ли ты подсказку, а потом предложил купить манго. Это были невзаимосвязанные фразы. Их последовательность случайна.

– Ты издеваешься? Зачем мне было тащиться в шесть часов утра за манго?

– Сама писала, что очень любишь манго, а его вкус ассоциируется с детством. Мне показалось, что приятные воспоминания приободрят тебя.

– Где это я тебе такое писала?!

– В прошлогоднем блокноте. Я же предупреждал, что могу читать любые твои записи.

– Ты мало того, что обманул меня, так еще и в моих личных записях копался?!

– Да, я ужасный персонаж. Мерзкий, лживый и подлый. Ты все еще хочешь со мной встретиться?

– Непременно. Чтобы дать тебе подзатыльник!

– Так себе мотивация для встречи с тобой, не находишь?

– Я чувствую себя полной дурой…

– Съешь манго – похудеешь.

– Твой каламбур отвратителен!

– Тогда я пошел спать. Не очень умно – будить меня, чтобы давать оценку моему чувству юмора.

– Я была настроена мирно, пока ты меня не обманул.

– Если нацепить на крокодила ошейник, от этого он не станет домашним питомцем.

– Ах вот как? Ты у меня сейчас допросишься!

– Боюсь-боюсь.

Катя злобно хихикнула, как ведьма над котлом с опасным зельем, грозившим убить все человечество. Она взмахнула руками и обрушила их на клавиатуру, громко выстукивая:

Ник лениво потянулся и зашаркал в ванную. Дверь открылась с протяжным скрипом — кажется, все предметы в квартире старались нанести вред его тонкому слуху. Ник склонился над раковиной, умылся и почистил зубы, которые свело от ледяной воды (горячую в очередной раз отключили). Потом, шаря рукой в воздухе, попытался нащупать полотенце. Где оно, черт возьми? Ник поднял голову и со всего маху ударился о полку, прикрученную под зеркалом. Полка подскочила, вытряхивая на обидчика свое содержимое.

Он растерянно уставился на раковину: теперь там лежали разные пузырьки и тюбики во главе с пузатой пластиковой бутылкой, украшенной этикеткой «Соль для ванны с запахом манго». Ник почесал ушибленное место и скривился от боли.

Торжествуя, Катя поставила точку. Реакция последовала незамедлительно – курсор выгнулся дугой, бешено запульсировал и сорвался с места, выплевывая буквы:

– Эй, за что? Да еще и пузырьком с солью для ванны! Откуда он в нашей квартире?

– А ты любишь принимать ванну с этой парфюмерной эссенцией! – огрызнулась Катя, довольная своей изобретательностью. Пусть она сама не могла отвесить наглому персонажу подзатыльник, но полочка в ванной сделала это весьма искусно.

– В следующий раз вообще меня под машину бросишь? – было очевидно, что Ник обиделся.

– Теперь мы квиты, – написала Катя, проигнорировав вопрос Ника. Ему и без того хватит, можно было обойтись без машины.

– Пойду лед приложу, – вместо прощания выдал Ник, и курсор тут же вернулся к своим обычным форме и ритму.

Катя еще несколько минут просидела перед монитором, ожидая возвращения Ника, а потом щелкнула кнопкой, переводя компьютер в спящий режим. Когда экран погас, она почувствовала усталость, словно всю ночь разгружала вагоны. Переползла со стула на диван и удобно устроилась на подушке. Закрыла глаза и задумалась: у нее есть подсказка, манго и обиженный Ник с шишкой на темечке. Грустная компания для воскресенья, но это куда лучше, чем никого.