Текст книги "Я хирург. Интересно о медицине от врача, который уехал подальше от мегаполиса"

СНО

На третьем курсе начались самые интересные медицинские предметы: ОХТА (оперативная хирургия и топографическая анатомия), патологическая анатомия, общая хирургия и другие.

За время учебы я неоднократно менял свое мнение относительно будущей специализации: сначала хотел быть урологом, потом – сосудистым хирургом (флебологом), потом опять передумал и решил быть общим хирургом.

На каждой кафедре существует СНО (студенческое научное общество), где у студентов есть возможность приобретать дополнительные навыки и знания.

Мой близкий друг Аслан привел меня в СНО на кафедре хирургии. Кстати, с Асланом мы общаемся до сих пор; эту дружбу, зародившуюся на студенческой скамье, мы смогли пронести через долгие годы. Он живет и работает в Питере, занимается пересадкой печени.

Так вот, в СНО у нас была возможность отрабатывать различные операции, учиться вязать узлы, накладывать разные виды швов. Для студента-медика это потрясающий опыт, который помогает не только определиться с дальнейшей специализацией, но и «набить руку», что чрезвычайно важно для последующей работы в хирургии.

Финишная прямая

На пятом курсе нужно было определиться с темой дипломной работы и найти себе куратора. Поскольку в тот момент я был увлечен сосудистой хирургией, тема диплома звучала как «Современные аспекты лечения хронической венозной недостаточности V–VI классов по классификации СЕАР». Тема сложная, работа объемная, но во многом мне очень помогала мой куратор Бубнова Наталья Алексеевна, профессор кафедры общей хирургии, очень хороший человек и преподаватель. До сих пор с теплом вспоминаю ее как своего учителя, оказавшего неоценимую помощь на моем пути становления врачом.

Для того чтобы набрать материал для своей работы, я целыми днями просиживал в архиве больницы Святого Георгия, выискивая интересные случаи. С некоторыми пациентами я впоследствии связывался, наблюдая динамику клинической картины.

Защита дипломной работы происходила перед большой профессорской комиссией, в просторном конференц-зале. Защитился я на «четыре», получив допуск к государственным экзаменам.

После сдачи экзаменов… я стал врачом.

Интернатура. Ординатура

Первая ступень

С получением диплома о высшем медицинском образовании бывший студент не сразу становится специалистом, как это происходит с представителями других профессий. Можно сказать, что его становление только начинается.

Когда я окончил медицинский (а учился я довольно давно), сразу поступить в ординатуру на узкую специальность было невозможно. Для того чтобы стать врачом-специалистом хирургического профиля, было необходимо пройти интернатуру по общей хирургии.

Так что такое интернатура и чем она отличается от ординатуры?

Интернатура – это первичная последипломная форма обучения молодого специалиста базовым практическим навыкам.

Неважно, какой именно хирургией ты планируешь заниматься, – существуют основные хирургические принципы, которыми нужно овладеть в совершенстве, чтобы в дальнейшем быть успешным специалистом.

Ординатура – это уже вторая ступень в последипломном образовании, где врач приобретает более глубокие специальные знания в той или иной области.

Поскольку я хотел связать свою жизнь с сосудистой хирургией и в дальнейшем поступить туда в ординатуру, для начала мне предстояло осилить один год общей хирургической интернатуры.

Интерн

После окончания университета я остался в Питере. Поступил в интернатуру в Медицинскую академию последипломного образования, позже переименованную в Северо-западный государственный медицинский университет имени И. И. Мечникова. Могу сказать вам со всей откровенностью, что это одна из лучших медицинских школ России, где я получил превосходную хирургическую базу, став по-настоящему хорошим врачом.

Я проходил интернатуру в крупной городской больнице, где было несколько хирургических отделений: сосудистая хирургия, абдоминальная хирургия (хирургия живота), гнойная хирургия, урология и травматология. На базу пришло 13 интернов, и на первой планерке нас предварительно распределили по отделениям, заранее предупредив, что это не на все время обучения, а только на три месяца. Далее мы должны были проходить ротацию по другим отделениям для того, чтобы получить более разностороннее образование. Мы разбрелись по отделениям, большинство выбрали в сосудистое и в абдоминальную хирургию, а вот в урологию не захотел никто. «Фу, там мочой воняет», – брезгливо бросил мой коллега. Можно подумать, что в других отделениях не воняет.

Раз уж никто не захотел практиковаться в урологическом отделении, туда пошел я, испытывая легкую радость оттого, что я буду единственным интерном и, естественно, не буду иметь конкуренции.

Коллеги

Я попал в замечательный коллектив, где не только многому научился, но и в котором было очень весело и приятно работать. Это был настоящий интернационал. В отделении трудились и грузины, и армяне, и азербайджанцы, поэтому я, представитель кавказского народа, туда очень органично влился.

Сразу после планерки и распределения по отделениям, поднявшись на второй этаж, я постучал в ординаторскую. Рабочий день был в самом разгаре, врачи с серьезными лицами сидели, по уши зарывшись в бумаги.

– Здравствуйте, я врач-интерн, меня к вам направили для обучения. – И в ответ тишина. Я сначала подумал, что меня просто не услышали.

– Кхм-кхм, извините, здравствуйте, я врач-интерн, меня к вам направили…

– Ну заходи, врач-интерн, там посиди.

Я сел на стул в углу и стал ждать. Врачи бегали вокруг, занимались своими делами, консультировали пациентов, писали листы назначений, оформляли выписки, не обращая на меня ни малейшего внимания.

По истечении двух с половиной часов я решил, что так дело не пойдет и надо подойти к заведующему отделением.

– Здравствуйте, эм-м-м… я тут врач-интерн, меня к вам направили на обучение. Я зашел в ординаторскую, но врачи все заняты. Я не знаю, что мне делать.

– Здравствуйте! Врач-интерн, замечательно… – Заведующий был моложавым мужчиной лет сорока, с очень умным, живым взглядом.

– Я пришел к вам учиться, готов делать любую работу.

– Отлично! Тогда пойдемте, представим вас еще раз нашим докторам.

Мы снова зашли в ординаторскую. Появление заведующего привлекло внимание.

– Господа, хочу вам представить нашего коллегу, врача-интерна. Кто готов взять курацию над нашим молодым специалистом? – Ответом ему была тишина. Доктора даже немного разбрелись по углам и притихли. –   Я не понял, никто не хочет себе помощника?

– Давайте мне… – отозвался молодой, но очень уставший врач, который до этого сидел, полностью погруженный в бумаги.

– Отлично, тогда я передаю нашего интерна на ваше попечение. Вы за него отвечаете!

Так и началась моя интернатура.

Первый вопрос, который задал мне мой наставник, – наверное, универсальный для всех интернов первого дня.

– Будем знакомы. Что умеешь?

– Ну как… – Я немного растерялся, в голове все смешалось, и я не сразу сообразил, что ответить. – «Шить» умею, «вязать» умею, на дежурства в студенчестве ходил, на операциях ассистировал…

– Отлично! А с бумажками работать умеешь?

– Нет, с документами раньше не работал.

– Ну тогда начнем с простого. Сначала нужно истории болезни научиться оформлять грамотно. А сейчас обход.

И доктор, схватив ворох бумаг, понесся по палатам смотреть своих пациентов. Я пошел за ним.

Сначала я расстроился, подумав, что, «начав с простого», сгнию на бумажной работе и не видать мне операционной как своих ушей, но постепенно я начал разбираться в тонкостях и особенностях ведения медицинской документации. Конечно, в университете мы писали студенческие истории болезни, проводили на кружках клинические разборы, но все это существенно отличалось от реальной медицины.

Выписки, амбулаторные карты, истории болезней, дневники. Меня закружил водоворот ежедневной рутинной работы, да так, что некогда было и голову поднять. Отделение было рассчитано примерно на 60 коек и обычно было забито под завязку. Работы хватало, а поскольку я был единственным интерном, то все мелкие манипуляции и перевязки я делал самостоятельно, получив колоссальный опыт.

Со временем я сдружился с коллективом, мы вместе ходили на обед, «больничные» вечеринки, корпоративы, поэтому, когда пришло время переводиться в другое отделение, уходить мне не хотелось совершенно. Я привык к своим коллегам, все было знакомо и понятно, но правила для всех едины. Меня направили в гнойную хирургию.

Гнойная хирургия

Если вы хотя бы однажды были в этом отделении или просто стояли рядом с гнойной раной, то вы знаете, что по-настоящему непереносимый запах стоит именно в гнойной перевязочной. Когда открываешь гнойную рану, начинают слезиться глаза и к горлу подкатывает предательская тошнота, особенно если врач имел неосторожность позавтракать перед перевязками, но с опытом все это проходит.

В этом отделении мне не особенно нравилось, хотя работы тоже было немало и опыта я получил предостаточно. Но как-то не запало в душу. Несколько раз я присутствовал на ампутации конечностей, однажды даже самостоятельно ампутировал палец, вскрывал флегмоны, чистил гнойные раны, но все же понял, что гнойная хирургия – это не мое. Поэтому по истечении двух месяцев я с удовольствием оттуда ушел.

Направили меня в сосудистое отделение. Поскольку тема моей дипломной работы была по флебологии[3]3
  Флебология – это один из разделов сосудистой хирургии, исследующий венозные патологии.


[Закрыть], я неплохо ориентировался в этой области. В первый же день меня взяли ассистировать на операцию аневризмы брюшного отдела аорты. К слову, аневризма была огромная – размером с кулак, но, несмотря на возраст пациента (82 года), операция прошла успешно, мужчине был установлен бифуркационный протез. В течение следующих двух месяцев я был на большом количестве операций, начиная от флебэктомий[4]4
  Флебэктомия – это хирургический метод лечения варикозной болезни вен.


[Закрыть], заканчивая сложными многочасовыми операциями.

После сосудистого отделения меня ротировали в абдоминальную хирургию, где я и стал настоящим хирургом.

Первая операция

Как известно, самое интересное в медицине происходит на ночных дежурствах, и если ты действительно хочешь стать врачом, то нужно непременно ходить на них к своему куратору.

Итак, представьте себе: дежурство, на часах приблизительно 10 вечера, я дописал практически все истории болезни, заварил себе горячий кофе и решил прилечь на диван, чтобы наконец-то вытянуть ноги. Но звонок из приемного покоя не заставил себя ждать.

– Добрый вечер, приемное отделение. Срочно нужен хирург, скорая.

– Понял. Иду.

Я схватил халат, фонендоскоп, хлебнул обжигающего кофе, выругался, что обжег язык, и побежал в приемное. Правило всех интернов: ты бегаешь на консультации и пытаешься решить все самостоятельно, и только если понимаешь, что дело пахнет керосином, зовешь старших коллег.

– Добрый вечер, что случилось? – влетев в приемное отделение, задал я дежурный вопрос, а сам тем временем бросил взгляд на лежавшего на каталке пациента.

– Доктор, мужчина двадцати семи лет, жалуется на острую боль в правой подвздошной области постоянного характера, усиливающуюся при ходьбе; тошнота, повышение температуры тела до тридцати восьми.

Я подошел к пациенту, осмотрел его: живот симметричен, не вздут, участвует в акте дыхания ограниченно, отстает правая половина, напряжен, резко болезнен в правой подвздошной области при пальпации[5]5
  Пальпация – метод медицинской диагностики, проводимый путем ощупывания тела пациента.


[Закрыть]. Притуплений в отлогих местах перкуторно не определяется. При перкуссии в правой подвздошной области отмечает болезненность. Объемных образований не выявлено. Симптомы: Ситковского[6]6
  Симптом Ситковского – усиление боли в правой подвздошной области при положении больного на левом боку.


[Закрыть], Ровзинга[7]7
  Симптом Ровзинга – при пальпации в левой подвздошной области и одновременном надавливании на нисходящий отдел ободочной кишки давление газов передается на илеоцекальную область, что сопровождается болью.


[Закрыть], Бартомье – Михельсона[8]8
  Симптом Бартомье – Михельсона – признак острого аппендицита; болезненность при пальпации слепой кишки, усиливающаяся при положении на левом боку.


[Закрыть] – положительны. Симптомы Щеткина – Блюмберга[9]9
  Симптом Щеткина – Блюмберга – резкое усиление боли в животе при быстром снятии пальпирующей руки с передней брюшной стенки после надавливания. Симптом раздражения брюшины, в большинстве случаев – признак воспалительного процесса.


[Закрыть], Воскресенского[10]10
  Симптом Воскресенского – при быстром проведении ладонью по передней брюшной стенке (поверх рубашки) от правого реберного края вниз больной испытывает боль.


[Закрыть] положительные. Перистальтика удовлетворительная… Тут все стало ясно – как по учебнику: острый аппендицит.

Главное правило интернов – звать старших коллег только в критические моменты.

Пациенту необходима операция. Звоню дежурному врачу. Он спускается, чтобы тоже осмотреть больного. Приняли решение поднимать в операционную после дообследования.

– До этого делал когда-то аппендэктомии[11]11
  Аппендэктомия – удаление аппендикса.


[Закрыть]?

– Нет, самостоятельно не делал, но много раз ассистировал, могу и сам сделать!

– Самому я, тебе, конечно, делать не дам, но под моим присмотром можешь попробовать. Согласен?

– Конечно!

Вот так, за таким абсолютно непринужденным разговором в лифте, был решен вопрос о моей первой самостоятельной операции.

Пока пациента подавали в операционную и давали наркоз, я быстро достал свой любимый учебник по ургентной хирургии и начал судорожно повторять этапы операции. Фух, вроде готов. В любом случаи, со мной будет более опытный врач, и, если что-то пойдет не так, он мне поможет, но волнения не убавилось. Зазвонил телефон в ординаторской.

– Поднимайтесь в операционную.

Мы с моим наставником зашли в предоперационную и начали мыть руки, но в этот момент в оперблок прибежала наша постовая медсестра.

– У нас в отделении больного в седьмой палате рвет. Я уколола ему метоклопрамид, но у него упало давление до девяносто на шестьдесят. Доктор, подойдите, гляньте, пожалуйста, пока вы не ушли в операционную.

Не без доли облегчения я потянулся за полотенцем, чтобы вытереть руки и спуститься обратно в отделение, но куратор сказал: «Рустам, обрабатывайся, начинай, а я сейчас быстро гляну и вернусь». В этот момент у меня задрожали коленки и прошиб холодный пот.

На ватных ногах я подошел к операционной сестре, надел стерильный халат, перчатки. В висках стучало, ладони потели… «Так, стой, ты же хирург. Ты много раз видел, как это делать, идеально знаешь ход операции, у тебя все получится. Возьми себя в руки», – пришлось строго с собой поговорить, поскольку я понимал, что деваться мне уже некуда. Обработались, обложили операционное поле. «Скальпель, пожалуйста». С богом!

Разрез по Мак-Бурнею, дошедши до брюшины, взял ее на два зажима, обложился стерильными салфетками. Выпота[12]12
  Выпот – появление или увеличение количества какой-либо биологической жидкости.


[Закрыть] нет, париетальная брюшина гиперемирована, аппендикс воспален. Резецировал червеобразный отросток, гемостаз, пересчет салфеток, швы на рану послойно, швы на кожу, асептическая повязка. Фух! Справился!

Выйдя из операционной, я посмотрел на себя в зеркало и увидел, что мой хирургический костюм был насквозь мокрым. Никогда прежде я так не потел. Вот что значит оперировать самостоятельно.

– Рустам, забирай историю. Теперь это твой больной. Ты же понимаешь: кто оперирует, тот и историю пишет.

– Конечно! – Улыбнувшись, я схватил историю и воодушевлено ушел в ординаторскую писать протокол операции.

Когда заходишь в операционную, все остальное становится бессмысленным: звуки, чувства, холод, жажда – все уходит на второй план. Ты не чувствуешь усталости, не чувствуешь боли – есть только ты и пациент.

В операционной все уходит на второй план, даже боль и усталость.

Когда я еще учился в университете, мне отчетливо запомнились слова одного профессора сказал: «У меня было множество пациентов, я спас тысячи людей, но многих и потерял. Прошли годы, все стерлось из памяти, смазалось, но я запомнил только два случая: первую операцию и первую смерть». Я помню, что, выйдя тогда с пары, я был очень впечатлен. Пошло много лет, и я могу сказать, что так оно и есть.

После своей первой операции я очень переживал о состоянии пациента. Очень уж не хотелось, чтобы первая операция закончилась первой смертью. В операционной все прошло идеально, но это же медицина, тут никогда нельзя быть уверенным в чем-то на сто процентов. Поэтому двое следующих суток я дежурил в больнице, готовый бежать спасать своего первого пациента в случае необходимости. Но послеоперационный период прошел без осложнений, рана зажила первичным натяжением, и через неделю я выписал его со спокойной душой. Кстати, стоит сказать, что парень оказался очень благодарным и подарил мне бутылку неплохого коньяка – первый подарок от первого пациента, немного символично.

Ночные дежурства

Женщина познается, когда мужчина в армии; муж – пока жена в декрете; а интерн-хирург – на ночных дежурствах. Скажу честно, эти дежурства я обожал. Во-первых, за возможность показать себя как самостоятельного специалиста, а во-вторых – за бесценную возможность сходить в операционную. Кроме того, ночные дежурства – это кладезь бесконечных медицинских историй о человеческих пороках.

По традиции все самые интересные ургентные[13]13
  Ургент – срочный.


[Закрыть] случаи привозят ближе к полуночи, когда ты наконец дописал все истории болезней, сделал обход и присел на диван позавтракать. Только я достал свой заботливо приготовленный еще вчера бутерброд, о котором мечтал весь день, – звонок: «Доктор, скорая, острая задержка мочи». Тяжело вздохнув, отложил желанный завтрак, засунул ноги в тапки и побежал в приемное.

– Доброй ночи, что случилось на ночь глядя?

– Добрый вечер, извините, пожалуйста, доктор, но я уже не могу. Очень хочется в туалет, а не могу. – Мужчина 35 лет сидел на кушетке, грустно потупив глаза. Все его движения были очень аккуратны, ему было действительно больно.

– Раньше у вас такое случалось?

– Да нет, вообще проблем никаких ниже пояса никогда не знал.

– Раздевайтесь, мне нужно вас осмотреть, – скомандовал я пациенту, перебирая в голове все возможные варианты, отчего у молодого мужчины могут быть такие проблемы.

Мочевый пузырь пальпируется, болезненный. Действительно. Надо ставить мочевой катетер.

– Мужчина, нам надо срочно возобновить отток мочи… Согласны?

– Да делайте что хотите, я уже не могу.

Постановка мочевого катетера. Несложная процедура, делал я ее миллион раз, но в этот раз возникли трудности. Я не мог даже зайти катетером в уретру. Что-то механически мешало.

– А вы женаты? – осторожно поинтересовался я у мужчины, понимая, что ситуация очень «нестандартная».

– Да, женат, но жена уехала в командировку два дня назад. Собственно, когда и начались проблемы.

– Кхм, понятно. Давайте сделаем рентгеновский снимок, надо срочно решать вашу проблему.

Человеческая глупость бесконечна, в этом я окончательно убедился, проработав врачом много лет.

В интернатуре меня еще можно было впечатлить. На снимке в уретре мужчины четко визуализировалось инородное тело, срочно подняли в операционную.

Это была свечка. Обычная тонкая и узкая церковная свечка. Оказывается, мужчина был любитель «костра и песен» и накануне отъезда жены в командировку пришел домой вусмерть пьяный с запахом женских духов от рубашки. И жена решила обезопасить свою семейную жизнь, вставив пьяному мужу в уретру заговоренную свечу «от измен». Да, изменять он действительно еще долго ей не сможет.

Новый экзамен

Год интернатуры пролетел так стремительно, что я не успел и опомниться. Предстояло выбирать дальнейшую деятельность и искать себя в жизни. После интернатуры можно было остаться общим хирургом и начинать самостоятельно работать, а можно было поступить в ординатуру. Ординатура, как и все остальное обучение медицине в России, бывает бюджетная и коммерческая. Естественно, на бюджетные места всегда высокий конкурс.

За время интернатуры больше всего будоражило и увлекало меня урологическое отделение, поэтому я решил продолжать обучение и подал документы в ординатуру по урологии. В общей сложности там было всего шесть мест – одно бюджетное и пять контрактных. Заявок нас подало пять человек, так что предстояло выдержать довольно большой конкурс.

Так случилось, что за день экзамена я дежурил у себя в отделении, поэтому на сам экзамен немного опоздал. Прибежал, запыхавшийся и движимый одной мыслью: «Хоть бы допустили».

– Извините, не подскажите, где тут экзамен в ординатуру по урологии?

– О, ну хоть кто-то пришел…

– В смысле больше никого нет?

– Нет, никто больше не пришел. Мы уже думали распускать комиссию.

Счастью не было предела. Это означало, что если я сдам сейчас хотя бы на «четыре», то поступлю.

Захожу в аудиторию, тяну билет, не готовившись сажусь отвечать. Билет я знал, поскольку бо́льшую часть своей интернатуры провел в урологии. Но усатый экзаменатор начал задавать мне вопросы из других областей хирургии, на которые столь блестяще я ответить, разумеется, не мог.

– Да, молодой человек, плаваете вы… Плаваете! Хорошо, задаю последний вопрос, если отвечаете правильно, ставлю вам «пять». Какие ваши действия при подозрении на новообразования левой доли печени?

– Эм-м-м, а я точно сдаю экзамен по урологии? – немного обнаглев, спросил я у экзаменатора.

Получил я в итоге «четыре» и начал подозревать, что, наверное, все же не я один поступаю в ординатуру на эту специальность. На следующий день на сайте медицинской академии вывесили списки зачисленных на бюджет. Своей фамилии я там не нашел, зато узнал, кто же счастливчик. Поступившая девушка училась вместе со мной на одном факультете, и хотя мы и не общались с ней близко, но я знал, что она закончила университет с красным дипломом и очень хотела продолжить медицинскую династию – ее отец был заведующим кафедрой детской урологии и нефрологии. После всего этого я решил остаться в общей хирургии.