Текст книги "В плену страсти"

Прекрасно осознавая, что из-за нее нескладная женщина испытывает неловкость, Сара быстро и крепко обняла мисс Фицуотер.

– А вы – лучшее, что произошло со мной, – сказала она.

Потому что ей в конце концов надо увидеть Йена Фергусона.

Сара не мешкала больше ни мгновения. Пока леди Кларк и мисс Фицуотер рассматривали последние акварели в художественной студии, совмещенной со второй гостиной, а Арти разбирала пьесу Скарлатти в музыкальной комнате, Сара совершила налет на бельевой шкаф, чтобы взять одеяла, и на кладовую, где раздобыла бинтов и несколько пучков трав для припарок. Пег видела, как она это делает, но Пег была вторым человеком, который никогда не задавал лишних вопросов. Так что Саре удалось прихватить еще и миску тушеного мяса, ломоть хлеба и кружку эля.

– Хватит тебе кормить этого борова, словно он человек, – проворчала Пег, отворяя заднюю дверь у нее за спиной.

Аккуратно переложив награбленное, Сара улыбнулась:

– О нет, Пег! Это для меня. Я решила, что хочу сегодня вечером в покое насладиться обедом, поэтому поем в конюшне.

В ответ Пег лишь тихо хмыкнула, но возражать не стала.

Когда Сара выходила из дому, вечер уже постепенно уступал место ночи. Угасающий свет отбрасывал золотистые отблески на быстро бегущие по небу облака, а ветер кусал лодыжки. Сара учуяла запах дождя, понимая, что это еще не все капризы, которые заготовила для нее природа. Ей следует думать о том, как она выведет находящегося в садовом сарае человека со своей земли. Вместо этого она вдруг почувствовала, что ее вновь охватывает какое-то странное веселье.

Но Сара же не настолько глупа, чтобы чувствовать нечто подобное. У нее нет времени или целой ночи. При этом она отказывалась признаваться даже себе, что успела подняться наверх, чтобы причесаться, и лишь после этого выбежала из дому. Но это не имело значения. Однако по пути через подстриженный сад и мимо стойл она все равно прижимала свою добычу к груди, словно это были новые учебники. Когда Сара проходила мимо загона Уиллоби, тот радостно захрюкал, приветствуя ее.

– Как хорошо, что ты здесь, – сказала она борову. – Не уверена, что сегодня я стану тебя преследовать.

Сара нипочем не поверила бы в то, что свинья может обижаться. Но этот боров мог. При мысли об этом Сара усмехнулась, когда взялась за дверь сарая и толкнула ее. Внезапно у нее закружилась голова, она оценила нелепость ситуации и ощутила беспокойство, почувствовав, что ее грудь теснит что-то тревожное, чужое… Сара изо всех сил старалась сдержать улыбку, когда дверные петли протестующе заскрипели.

– Мистер Фергусон…

Ее улыбка погасла, так и не осветив лицо. Сара оглядела сарай в уверенности, что глаза ее обманывают…

Но нет, они не лгали ей. Садовый сарай был пуст.

Глава 4

Йоркшир

Когда Алекс Найт видел Фиону Фергусон в последний раз, он привез ей самую лучшую новость в ее жизни. На сей раз это была худшая новость.

– Если милорд подождет здесь, – с поклоном произнес маленький пухлый дворецкий, – я сообщу маркизе.

Алекс даже не счел нужным ответить. Он всего лишь прошелся по просторной гостиной, чтобы выглянуть в окно. Уж лучше это, чем осматриваться в одной из самых холодных и мрачных комнат, в которых он когда-либо бывал. Не то что здесь было грязно или темно. Окна высотой по крайней мере в десять футов выходили на юг, так что солнце должно было согреть его. Однако было что-то обескураживающее в монотонной белизне мраморного пола, в строгости голубого с золотом декора, в хирургически точной расстановке бесценного фарфора.

Маркизат Лейберн был древнее самого Ноя – освященное веками звание, подтверждаемое королевскими кредитами, выгодными браками и благоразумными проявлениями лояльности. Алекс вполне мог бы счесть, что этот дом отражает столь же богатую историю, как и его собственное жилище – серая каменная громадина, почтенное великолепие, которое брело по земле, вбирая в себя мешанину событий, происходивших в Англии век за веком.

Алекс просто не мог ошибаться. Он подозревал, что сам дом так же древен, как и его титул. Но в последнее время его внешняя часть оказалась плотно окутанной строгой, геометрической палладианской[2]2
  Архитектурный стиль, названный в честь венецианского архитектора Андре Палладио (1508–1580).


[Закрыть] бесцветностью, скрывающей следы истории целыми акрами строгого белого мрамора.

Вообще-то он должен был ждать этого. В конце концов, единственная встреча Алекса с маркизой произошла в его городском особняке на Сент-Джеймс-сквер и тот дом был таким же суровым – сверкающий белый склеп, украшенный статуями и высокомерием.

Алекс ненавидел его. Он спрашивал себя, в каком месте этого мавзолея Фионе будет лучше выслушать новость, которую он собирался рассказать.

«Мне очень жаль, мисс Фергусон, но у меня для вас плохая новость. Может быть, вы присядете? Фиона, сядьте. Вам будет нелегко. По крайней мере вы в безопасности рядом с вашим дедушкой…»

Алекс много раз повторял этот текст с тех самых пор, как получил приказ сообщить новость семейству Хоуз. Без сомнения, именно так лучше всего рассказать ее девушке.

«Разве не помогает то, что вы живете в роскоши, а не в трущобах Эдинбурга, где выросли? Не могу ли я получить отсрочку для оказания помощи в поисках вашего дедушки? Мисс Фиона…»

– Мистер Найт!

Повернувшись, Алекс увидел Фиону, входящую в открытую дверь. При виде ее у него в буквальном смысле слова перехватило дыхание.

Четыре года назад Алекс предсказывал, что Фиона, повзрослев, превратится в настоящую рыжеволосую красавицу, которая посрамит саму Боудисию. Так оно и вышло. Ростом по крайней мере пять футов семь дюймов, она обладала безупречными пропорциями статуи и роскошными рыже-русыми волосами, затянутыми в тугой узел, скрывающий, как он помнил, восхитительные кудряшки. У нее было квадратное лицо с высокими скулами, большим ртом и потрясающими голубыми глазами.

Фиона сделала шаг вперед, и Алекс почувствовал, что пожирает ее взором.

– Леди Фиона… – с поклоном поздоровался он.

Фиона вздрогнула.

– Мистер Найт, – ответила она, приседая в книксене. – Нет, это неправда. Я слышала, что ваш дядя скончался. Мне так жаль! Но ведь вы становитесь лордом Уитмором, да?

– Виновен по предъявленному обвинению, мэм.

Она указала на один из стульев, обитый бархатом ледяного голубого цвета, который стоял возле белого шелкового дивана, и села на второй стул сама, опускаясь на него с достоинством герцогини, при этом бледно-желтый цвет ее платья казался вспышкой жизни в стерильной гостиной.

Только теперь Алекс заметил, что в Фионе чего-то… не хватает. Нет, дело не в ее внешности – она более чем соответствовала данному им четыре года назад прогнозу, когда он увидел ее высовывающейся из окна кареты. Не разочаровала его и ее элегантность, ее приветливость. Но что-то… не хватало какой-то искры. Живости.

Это ощущение стало еще более острым, когда Алекс увидел, как мисс Фергусон приказывает подать чай. Она была бледнее, чем он помнил, а с ее носика исчезла жизнерадостная россыпь веснушек.

Движения стали более аккуратными, сдержанными, словно она хотела занимать как можно меньше места. Та Фиона Фергусон, которую он помнил, стояла лицом к лицу с ним, в ее глазах сверкали молнии, ноздри трепетали как ноздри полковой лошади, почуявшей запах битвы, а руками она уперлась в роскошные бедра. Сейчас она казалась какой-то… тусклой. И как ни странно, бесцветной, несмотря на то что выглядела великолепно.

Неужели все это – естественный результат тех лет, в которые она училась играть новую роль внучки маркиза? Или тут что-то большее? Может, вес всей этой роскоши давит на нее тяжким грузом?..

– Как же я рада вас видеть! – тихим голосом произнесла Фиона, скромно сложив руки на коленях. – Что завело вас так далеко на север?

Алекс заморгал. Господи, подумал он. Его так увлекли произошедшие в ней перемены, что он абсолютно забыл о цели своего приезда. А приехал он для того, чтобы разбить ей сердце.

– Мне нужно также поговорить с вашими дедушкой и сестрой, – сказал Алекс, изо всех сил пытаясь скрыть собственное огорчение. – Дворецкий уже сообщил вам?

– Миммз сейчас занимается дедушкой, – ответила она. – Думаю, они в его кабинете. А Мейрид… – Фиона печально улыбнулась. – Она все еще спит. Ведь она не спала почти всю ночь.

Алекс приподнял одну бровь.

– Надеюсь, она не больна?

Фиона усмехнулась:

– Нет. Но это же Мейрид. Я поделюсь с ней вашим известием, как только она встанет, если это вас устроит. Так вы можете мне сказать, что это за новость? Это поможет мне предугадать реакцию дедушки на нее.

Алекс ответил не сразу, он все еще был слегка не в себе. Ему и до этого доводилось привозить дурные новости. Но эта…

Должно быть, он чем-то выдал себя, потому что улыбка Фионы вдруг погасла. Ее руки, лежавшие на коленях, крепко сжались, словно она что-то держала в них. Ее взор стал сосредоточенным, а дыхание прервалось.

– О боже, – прошептала она. – Йен!

Алекс потянулся было к ее руке, словно этот жест мог каким-то образом смягчить горечь его слов, но тут дверь распахнулась. Алекс мгновенно встал с места, когда в гостиную вошел пожилой мужчина. Дедушка Фионы. Алекс сразу обратил внимание на проницательные голубые глаза и квадратное лицо, которые от деда унаследовали его внучки и внук.

Правда, маркиз был куда мельче их – и ростом, и сложением, что не портило его привлекательности. Белая львиная грива, стать офицера-кавалериста и крючковатый нос, который посрамил бы даже Длинный Нос, как прозвали Веллингтона. Но у него были холодные глаза. Нетерпеливые глаза, словно мир был создан для того, чтобы служить ему, но вечно не справлялся с этим.

– Лорд Уитмор? – спросил мужчина, приподнимая кустистую белую бровь. – Ах да, вспомнил! Внучатый племянник старого Уитмора. Мы на все готовы, чтобы иметь наследников.

Маркиз говорил тихим низким голосом, в котором, однако, Алекс услышал стальные нотки.

Алекс отвесил ему официальный поклон.

– Совершенно верно, сэр, – сказал он.

– Дедушка, – заговорила Фиона сдержанным тоном, – позвольте мне представить вам Алекса Найта, графа Уитмора. Алекс, это мой дедушка, маркиз Лейберн. Думаю, Алекс привез нам новость о Йене, дедушка.

– Мы знакомы с графом, внучка, – промолвил маркиз своим подозрительно тихим голосом. – И тебе не нужно вдаваться в лишние подробности отношений.

Фиона снова села. Джентльмены тоже уселись. Покосившись на Фиону, Алекс заметил выдававшие волнение красные пятна на ее бледных щеках.

– Это так? – спросил маркиз, обращаясь к Алексу точно таким же тоном. – У вас новости о Джоне?

Только сейчас Алекс заметил, что пальцы старика впились в колени, и он снова вспомнил о своей печальной миссии.

Откашлявшись, Алекс повернулся к маркизу.

– Десять дней назад, – начал он, сожалея о том, что не может смотреть на Фиону, лицо которой стало совсем белым, – на герцога Веллингтона было совершено покушение.

Фиона ахнула, ее дедушка сидел не двигаясь. Алексу не хотелось продолжать. Он предпочел бы уйти прямо сейчас и оставить новость в письме.

Но не мог.

– Судя по сообщениям, именно Йен стрелял в него, – быстро договорил Алекс.

– Нет, – очень уверенно и ясно произнесла Фиона. – Этого не может быть, это исключено.

Маркиз отмахнулся от ее возражений.

– Герцог? – отрывистым тоном переспросил он.

– Невредим. Его защитили его люди.

Маркиз выдохнул, словно новость принесла ему облегчение.

Фиона наклонилась вперед.

– Это нелепо! Вы же знаете Йена. Он слишком уважает герцога. Он никогда не сделал бы ему ничего плохого.

Алекс едва не улыбнулся. Это правда. Довольно часто, будучи навеселе, Йен объявлял всем и каждому, что герцог Веллингтон – единственный англичанин, во власти которого отправить его в преисподнюю, и что даже шотландец будет глупцом, если не последует за ним.

– Мисс Фергусон, поверьте мне, – сказал Алекс, наконец-то взяв ее за руку, – мы делаем все возможное, чтобы узнать правду. Но, боюсь, там были свидетели.

Фиона ничего не ответила. Но ее рука была ледяной и дрожала.

– Где он? – спросил маркиз.

Алекс снова повернулся к нему.

– Веллингтон? – спросил он.

– Джон, – ответил маркиз.

Алекс обратил внимание, что старик ни разу не назвал Йена его гэльским именем или внуком. Это заставило графа вспомнить один день четыре года назад, когда он разыскал маркиза, чтобы передать тому долгожданную новость. Внук маркиза, пропавший еще в детстве, спустя долгое время после того, как его сочли умершим, нашелся. Он называл себя Йеном Фергусоном и был полковником шотландской бригады. До тех пор пока не выяснилась правда, Фергусон считал себя и своих сестер незаконнорожденными.

Любой подумал бы, что старик будет на седьмом небе от счастья. Поиск наследника затянулся, потому что единственный сын маркиза умер за четыре года до этого, а других законнорожденных сыновей у него не было. Если бы Йен не нашелся, то титул маркиза пришлось бы вернуть короне после смерти последнего из рода.

Но, прочитав официальное уведомление, маркиз скомкал письмо и бросил его в камин, сказав лишь три слова: «Чертова шотландская ведьма».

Алекса не было рядом, когда маркиз наконец-то познакомился со своим внуком, но, похоже, тот не произвел на него никакого впечатления.

– Он умер, – собравшись с духом, сообщил Алекс. И повторил: – Йен умер.

Алекс ждал слез, отрицания и взаимных обвинений. Вместо этого его ждало молчание. У маркиза был задумчивый вид. Фиона повернулась к дедушке. Она держалась спокойно, но ее выдавали глаза – они расширились, и в них сверкали непролитые слезы. Она пыталась понять, как дед отреагировал на сообщение, догадался Алекс.

– Они уверены? – спросил маркиз неизменившимся голосом.

Алекс кивнул:

– Мне очень жаль, сэр, но это почти точная информация. В него выстрелили, и он упал за борт судна на канале. Активные поиски Йена результатов не принесли.

Маркиз вздохнул с таким видом, словно Алекс привез ему новость не более тревожную, чем изменение его ежедневного расписания.

– В таком случае, – проговорил старик, рывком поднимаясь со стула, – мне понадобится поехать в Лондон, чтобы встретиться с принцем-регентом. Он не откажет мне в просьбе защитить титул. Я не желаю из-за единственного предателя потерять все, чего добилась эта семья.

Алекс изумленно смотрел на него. Он был так потрясен гибелью Йена, что ему и в голову не пришло подумать о ее последствиях. Если будет доказано, что Йен, как виконт Хоуз, совершил предательство, то все титулы, земли и собственность маркизата могут быть конфискованы.

– Он не… – поднимаясь, заговорила Фиона.

Один холодный взгляд маркиза заставил ее замолчать.

– Как только я закончу с этим делом, – промолвил старик с резким кивком, – мне будет нужно связаться с новым наследником.

Фиона, в глазах которой до сих пор блестели слезы, посмотрела деду в лицо.

– Йен был вашим единственным наследником, – напомнила она.

Маркиз опустил на нее взгляд.

– Нет, не единственным, – возразил он. – Лишь, как ни крути, самым близким. Лучше б его вообще не находили.

С этими словами маркиз вышел из комнаты. А Алекс был вынужден нести свой крест, когда Фиона в полной тишине разбила свое сердце об осколки потери.

Неподалеку от Ричмонда

– Стало быть, он мертв, – не замедляя шага, промолвил джентльмен, продолжавший свой путь по скошенному полю с переброшенным через локоть дробовиком Мэнтона.

Рядом с ним плелся более молодой и худой мужчина, сапоги которого явно не подходили для того, чтобы бегать в них по колючей пшеничной стерне.

– Мы тоже так считаем, сэр, – сказал он.

Старший из них остановился так неожиданно, что гость едва не перелетел через него.

– Вы считаете? – переспросил он. – Почему меня это не успокаивает, Стрикер?

Стрикеру ужасно хотелось утереть пот со лба. Даже на осеннем холоде его охватил жар, и чувствовал он себя ужасно.

– Мы искали его почти две недели, сэр, – сказал он. – Никто не мог выжить в таком море. Никто!

– А что же фляга, которая должна была быть у него с собой?

– Она была у него, – заверил своего собеседника Стрикер. – Он нашел ее у меня среди вещей и забрал. Она тоже пропала.

Старший мужчина отвернулся, словно в его власти было прекратить эту сцену.

– Тогда она либо на дне канала, либо у Фергусона, – заявил он.

– А Фергусон на дне канала. – Стрикер не мог больше ничего сделать, чтобы не суетиться. – Поверьте мне, сэр. Если бы Фергусон смог доказать, что эта вещь была у меня, меня бы повесили. Так что у меня не меньше, чем у вас, причин быть уверенным в его смерти.

Его спутник повернулся к нему.

– Нет, Стрикер, – проговорил он чрезмерно спокойным тоном, чтобы Стрикер успокоился. – Нет. Благоденствие этой империи не может зависеть от твоей совести. Если Фергусону удастся вставить палку в колеса этого плана, то мы потеряем все. И что тогда с нами будет? Думаешь, здесь не может случиться Французская революция? Думаешь? Стоит только оставить у власти этого принца-дурака еще на год, и ты увидишь.

Несколько долгих мгновений старший из мужчин молчал, а складка между его седеющих бровей становилась все глубже. Стрикер тоже затих. Он знал, что может произойти, если кто-то вызовет неудовольствие этих людей. Однажды он встречал убийцу, которого они нанимали. И ему не хотелось увидеть его снова.

– Но подумайте еще вот о чем, сэр, – наконец вымолвил он. – Если даже Фергусон выжил, мы его уже дискредитировали, так что никто ему не поверит.

Его собеседник рассеянно кивнул.

– Как заживает твоя рука? – спросил он.

– Отлично, сэр. Почти вернулась в норму. – Можно подумать, он скажет этому старому мерзавцу, если это не так. Черт бы побрал Фергусона с его быстрой реакцией! Подлец едва не разнес ему локоть.

– Вот и отлично! Возвращайся назад, чтобы убедиться, что ни Фергусон, ни эта фляга нам никогда больше не помешают. Возьми любую помощь, которая тебе может понадобиться. Я сам решу, когда тебе прекратить поиски.

Кивнув заряжающему, который следовал на расстоянии добрых двадцати шагов за ними, старший мужчина взял у того два патрона для дробовика, засунул их в барабан и захлопнул его. Стрикер уже хотел было отойти назад, но его спутник неожиданно направил ружье прямо ему в грудь. Стрикеру инстинктивно захотелось съежиться и упасть. Но, зная, чем это может кончиться, он замер.

Полыхнул огонь, мужчина отвел дуло налево всего на несколько дюймов и выстрелил дважды, сбивая на лету перепелку. Стрикер почти не слышал звука выстрелов. Он был оглушен, а его мочевой пузырь был готов взорваться. Не помогал успокоиться и многозначительный взгляд, который его спутник устремил на него.

– Только убедись в том, что ты взял всю помощь, какая может понадобиться, – сказал старший. – Думаю, мне стоит связаться с мадам Феррар. Она может быть более… убедительной, если понадобится.

Она может быть даже смертельной. Стрикеру отчаянно хотелось сказать «нет». Сообщить старику, что он больше не в игре. Что он больше не может сотрудничать с людьми, которые нанимают монстров вроде этой мадам Феррар. Вместо этого, не дожидаясь, пока его спутник перезарядит дробовик, Стрикер поклонился ему в знак повиновения и пошел прочь.

Йен чувствовал себя полным глупцом. Он хотел показать себя понимающим и чутким человеком, спеша убраться из сарая Сары Кларк, прежде чем кто-либо найдет его там и обвинит ее в укрывательстве дезертира. Он решил, что сможет дойти по берегу хотя бы до соседней фермы.

Ему не удалось пройти и сотни футов. Он снова сел и, прислонившись спиной к холодной и влажной стене конюшни, стал высасывать из скорлупы яйцо, которое держал в одной руке; в другой он сжимал старую косу, которую прихватил с собой на случай, если придется обороняться.

Как же унизительно для шотландца, пережившего десять лет на полуострове, оказаться во власти лихорадки! И все же он сидит здесь, сил у него не больше, чем у младенца, а его мысли бесцельно роятся в голове. Йен был более холодным и мокрым, чем камни у него за спиной, а в груди он испытывал неприятное давление. Даже чертову косу ему было тяжело поднимать!

Вдруг дверь конюшни без предупреждения распахнулась, и раннее солнце осветило все вокруг.

Йен заморгал.

– Черт! – выругался он, испытывая отвращение к себе. Сколько же времени прошло?

Он знал, что ему надо подняться на ноги и приготовиться к бою. Но Йен мог только сидеть на месте и, щурясь, смотреть на свет. В одной руке он держал яичную скорлупу, а косу из другой выронил на грязный пол. Сначала он услышал шаги – быстрое четкое стаккато. От двери отодвинулась тень. Он закрыл глаза, прежде чем лицо приблизилось к нему.

Йен ждал радостного крика – его же нашли. Этот крик должен был выражать осуждение, узнавание, смерть – да ему, собственно, было все равно, что именно. Вместо этого чья-то влажная морда ткнулась в его шею. Глаза Йена открылись, и он почувствовал, что его осторожно обнюхивает животное размером почти с устрашающего Уиллоби. Черное, почти как смоль, оно с особой осторожностью нюхало его лицо, глядя на него чистыми черными глазами.

– Кажется, я обращаюсь к милой Марианне? – моргая, проговорил Йен.

Его голос оказался одновременно скрипучим и тоненьким, что снова раздражающе подействовало на него.

– Точнее, к Элинор, – раздался от двери голос Сары Кларк. – Она слишком практична, чтобы быть Марианной. Когда Уиллоби в последний раз вернулся к ней от одной из своих пассий, она пнула его в морду.

Решительно настроившись не показывать облегчения, вызванного знакомым голосом, Йен бросил косу, чтобы почесать свинье за ушком.

– Какая смелая дама, – проговорил он.

В награду ему раздалось хрюканье, а затем она ткнулась пятачком в его плечо. Настала очередь Йена заворчать, потому что от этого толчка острая боль пронзила его бок.

– Что вы здесь делаете? – спросила Сара Кларк, по-прежнему стоя у двери. – Я искала вас ночью.

Йен осторожно пожал плечами:

– Одно из моих достоинств – умение казаться невидимым.

– Конечно. – Ее голос был сух, как пыль.

Йен совершил ошибку, подняв глаза, чтобы посмотреть, как Сара идет к нему. Утренний свет внезапно осветил ее тело. Ее волосы, прежде показавшиеся ему мышино-серыми, теперь золотым нимбом сияли вокруг нежного лица, а движения были полны грации. Она не была красавицей. Ее внешность можно было бы назвать скромной. И все же она сразила его наповал – как удар грома.

Ее лицо, такое непримечательное, внезапно оказалось мягким и женственным, рот был безупречной формы, и его хотелось целовать. У нее был закругленный подбородок с легким намеком на ямочку. Ее груди, которые Йен и не заметил прежде, скрытые под практичным коричневым платьем, теперь неумолимо привлекали его внимание. Эти груди хотелось гладить и беречь, они должны поддерживать мужчину, когда мир становится слишком тяжел для него.

Когда она подошла ближе к Йену, он увидел, что в одной руке она держит ведро, а другая ее рука, которую она подняла, чтобы поправить волосы, дрожит. Значит, холодный голос – всего лишь притворство?

Приглядевшись, Йен увидел, что у внешних уголков ее глаз расцвели едва приметные морщинки, а весьма пухлые розовые губы так сильно сжались, что стали почти плоскими. Она была огорчена.

Ему захотелось заключить ее в объятия. Сделать так, чтобы напряжение, сковывавшее ее плечи, исчезло, а на лице появилась улыбка. Ему хотелось погладить щеку Сары, распустить туго затянутые в узел волосы и заверить ее, что все будет хорошо.

Неожиданно желание накрыло его, как половодье накрывает реку, его холодное тело запылало, как будто он лежал под жарким испанским солнцем… Должно быть, это лихорадка, с отчаянием подумал Йен. Ничем другим объяснить такую реакцию нельзя. Ему нравятся женщины. Их у шотландца было достаточно, и о некоторых он сожалел. Но он еще не встречал такой, при виде которой почувствовал бы себя сраженным наповал, как мальчик – при виде своей первой молочницы.

Сара приближалась к нему, на ее лице застыло настороженное выражение. Сердце Йена забилось быстрее, его пальцы заныли от желания шевельнуться. Йен сжал руки в кулаки, а свинья, услышав голос хозяйки, развернулась и захрюкала.

– Ты в самом деле вернулась? – услышал Йен свой робкий, как мычание теленка, голос.

Сара хмуро посмотрела на него.

– Я подумала, что не могу выгнать вас из сарая, не накормив.

– Я высоко ценю это, – сказал он.

Остановившись перед ним, Сара поставила ведро на землю.

– Это ни к чему, – сказала она таким тоном, будто каждый день находила в своей конюшне раненых солдат. – Вы – всего лишь очередная рутина.

Йен попытался улыбнуться:

– А тебе станет хоть немного легче, если я скажу, что я – очень благодарная рутина? Ты ведь могла запросто натравить на меня ополченцев.

Покраснев, Сара опустила голову.

– Я сожалею о том, что говорила прошлым вечером, – промолвила она. – Мне вовсе не хотелось, чтобы вы уходили, находясь в столь тяжелом состоянии.

– Да будет тебе, детка. Ты – добрая подруга моих сестер, о большем я и мечтать не мог.

Сара держалась напряженно, словно не знала, что сказать в ответ. Молчание затянулось, его нарушали лишь шорохи да нетерпеливые звуки, издаваемые обитателями разных стойл.

– Трегаллан, – промолвил Йен, искоса взглянув на Сару.

Она застыла.

– Прошу прощения? – перепросила Сара.

Йен постарался как можно приветливее улыбнуться ей.

– Я все утро пытался вспомнить тебя, – промолвил он. – Фиона часто писала мне – ну, знаешь, о школе, о ее друзьях. Лиззи Риптон, Пиппа Найт и Сара. Сара Трегаллан. Именно поэтому я не смог сразу вспомнить тебя. Я помню, что Фиона писала, что ее подруга Сара Трегаллан заключила брак. По контракту. Звучит так, будто ты заболела малярией, нет?

«Бедная Сара! – написала Фиона своему брату. – Это пример того, как к нам будут относиться, если мир узнает, что у нас тоже нет отца. Если бы не Лиззи, Пиппи и я, у нее совсем не было бы друзей, а это совсем неправильно…»

Именно так, думал Йен, увидев напряжение в ее мягких ореховых глазах. Ему и Фионе повезло. Они в конце концов нашли отца, и тот оказался виконтом. Он вел себя как негодяй, но с происхождением не подвел. Виконт, который передал им свое имя. Определенно Саре Трегаллан так не повезло.

– Так речь шла именно об этом браке? – спросил он. – О пропавшем Босуэлле?

– Да, – кивнула Сара. – О нем.

– И что? Брак оказался удачным? – продолжал Йен расспросы, зная, что не имеет на это права.

Сара закинула назад голову, и солнце тут же проникло в ее взъерошенные волосы.

– Ну… да. У меня есть дом, работа и животные, которых я люблю, – ответила она.

– Вроде Элинор?

Сара резко кивнула.

– Каждый день она гуляет вместе со мной, – сказала она, погладив свинью. – Ей нравится проверять, все ли ведут себя хорошо. Сейчас я пойду с тобой, – добавила Сара, похлопывая свинью по спине. – Твои детки хотят есть.

Элинор послушно повернулась и трусцой выбежала из конюшни. Йену ужасно захотелось, чтобы ее хозяйка прикоснулась и к нему.

Если бы она похлопала по спине и его, это совсем не было бы лишним. Его тело ожидало этого прикосновения, по спине вверх-вниз забегали мурашки.

Его внимание вернулось в одно мгновение, когда Сара присела рядом на корточки и высвободила из пальцев Йена скорлупу выпитого им яйца.

– Да, – сказала она, разглядывая ее. – Я подумала, что вы можете быть где-то рядом, когда вышла из курятника с корзиной, которая стала явно легче, чем была.

– Приношу мои извинения, мэм, – вымолвил Йен, наклоняя голову набок. – Ваши курочки были очень милы.

Сара покачала головой.

– Ну да, – сказала она. – Они настолько глупы, что не в состоянии отказать привлекательному мужчине. Все дело в ваших волосах, которые напоминают им петушиный гребень.

– Подходящее сравнение, – признался Йен. – Я и сам чувствую себя немного петушиным гребнем.

– Так и должно быть. И все-таки, сэр, что заставило вас уйти из моего садового сарая в конюшню?

– Разумеется, компания! Мерин, осел и две козы, если я не ошибаюсь…

– Неужели они настолько испугали вас, что вам понадобилась защита? – Сара потянулась к косе.

– Не трогайте! – крикнул он, обхватывая рукой косовище.

Сара отдернула руку.

Йен уныло улыбнулся.

– Это, конечно, немного, – проговорил он. – Но коса дает мне иллюзию того, что при необходимости я смогу вырваться из кольца противника.

Заодно коса помогала Йену держать руку на безопасном расстоянии от волос Сары. Он просто изнывал от желания запустить в них пальцы. Его грязные, липкие от пота пальцы, прикосновений которых – в этом Йен был уверен – Сара не оценит.

И тут, не спросив разрешения, она потянулась к нему и положила руку сбоку от его лица.

– Как я и предполагала, – пробормотала она. – Вы горячий, как печка. И по-прежнему мокрый. Ну что же мне с вами делать?

– Ты должна вытолкать меня из дому, чтобы я шел своей дорогой, – сказал Йен, голос которого звучал унизительно неуверенно. – А потом, когда мои преследователи вернутся, что неизбежно, ты сможешь с чистой совестью показать пустые постройки…

– Не говорите ерунды, – оборвала его Сара, не двинувшись с места. – Я просто принципиально не хочу допускать, чтобы кузен Мартин хоть одной ногой ступал за мой порог.

– Но ты не стала спорить с тем, что мне надо уходить отсюда.

Сара уже поднималась, но его слова остановили ее.

– Нет, полковник, – сказала она, наклоняясь к нему. – Не стала.

Она снова присела рядом с ним на корточки, ее юбка опустилась в грязь, а залитые солнцем волосы, разметавшись, упали назад. У нее ореховые глаза, подумал Йен. Простые глаза, простые брови. И все же они очаровывают его. В ее глазах не должно быть ничего особенного. В ее маленьких, умелых руках. И все же Йен, не удержавшись, потянулся к одной ее руке.

Ощущение связи между ними пришло мгновенно. Что-то в Саре – что-то глубокое, яркое, сильное – обдало его жаром. Нечто в слегка грубоватой текстуре ее кожи потрясло его до глубины души. Йен был готов поклясться, что между ними змейкой пробежало влечение – как огонь бежит по верхушкам деревьев.

Выражение ее лица ни на йоту не изменилось. Сара была так спокойна, что Йен усомнился в том, что она дышит. Несмотря на это, Фегюсон был уверен, что она испытывает те же чувства, что и он.

Сара первой отодвинулась от его руки. Поднявшись на ноги, она взяла свое ведро и зашагала к деннику, в котором стоял старый гнедой конь, который устало зашевелился при ее приближении.

– Да, Харви, – заговорила Сара, погладив его по носу, – твоя еда пришла. Но сначала я должна позаботиться об этом глупом человеке.

– Я тебя слышу, – напомнил Йен.

– Знаю. – Поставив на пол ведро, она наклонилась и скрылась из виду. – Я не думаю, что вам снова вздумается побродить, но если это случится, вам лучше держаться подальше от Харви. Он кусается.

– Знаю, – печально проговорил Йен, вытягивая руку, чтобы продемонстрировать испорченный сюртук. – Он уже попытался мной позавтракать.